Лекция № 2. - Труды -И. П. Ярославцева - Философы и их философия

            Древнейшая дохристианская культура Руси – в мировом контексте и в ее значении для современности. Представление о славянской и древнерусской мифологии. Народная обрядовая поэзия – происхождение и основные виды: сезонная поэзия – зимние святки, масленица, встреча весны, великопостные обряды, Вербное Воскресение, Пасха, первая пахота и весенний сев, зеленые святки (Троица), праздники летнего солнцеворота, конец лета; семейные обряды – свадьба, приговоры, причитания.

            Русские народные сказки – отражение в них национальных характерных архетипов. Языческие корни в современной русской культуре.

            Ныне данной проблематикой занимаются представители различных отраслей гуманитарного знания: историки, языковеды, археологи, этнолингвисты, этнографы, искусствоведы и др. И это закономерно. «Славянское язычество существенно и интересно для науки не только само по себе как форма и система культурных ценностей древних славян (праславян), – писал Н.И.Толстой в связи с рассмотрением вопроса о роли язычества в славянской культурной традиции, – но и как важный компонент культуры последующих эпох, как генетическая основа славянской народной культуры и фольклора». Токарев пишет: «Но дело, видимо, просто в недостаточной изученности религии древних славян и в скудости источников. Знай мы о ней столь же, сколько о религии, например, древних римлян, славянская религия едва ли показалась бы нам более убогой и жалкой, чем римская». В настоящее время растет интерес к изучению восточнославянского и древнерусского язычества, совершенствуются методы его исследования. Комплексно используются современная методика и данные таких наук, как история, философия, этнография, лингвистика, археология и др. Много ценного привнесли в исследование язычества работы В.Я.Проппа, В.Н.Топорова и В.В.Иванова, .Б.А.Успенского, С.А.Токарева, Б.А.Рыбакова. Их труды показывают богатство, разнообразие и своеобразие языческих представлений как целостной, развивающейся во времени религиозной и мировоззренческой системы наших далеких предков.

            У восточных славян отголосками фетишизма и анимизма, преломленных тысячелетиями, было поклонение, например, камням, деревьям, рощам. Культ каменных фетишей – очень древний. Вполне возможно, что у древних славян он возник из почитания каменных орудий, необходимых в охоте и хозяйстве. Во всяком случае, у древних римлян существовал культ первобытного кремневого орудия – «ударника» (отсюда и бог Юпитер носил еще имя Феретрий – ударник). Культ камней оказался у славян весьма живучим. «Слово. Иоанна Златоуста» (по русскому списку XIV в., но написанное гораздо раньше) при перечислении мест, куда русские «приходаше молятсь» и «жертву, приносящу», называет «камення». Среди белорусов до недавнего времени существовало поверье, что в седую старину камни говорили, чувствовали, росли и размножались, как люди.

            Отрыв духа-»двойника» от объекта, которому он присущ, наряду с тотемизмом порождает веру в души мертвых, а также культ предков. Вероятно, одной из форм этого культа было почитание Рода и рожаниц, возникшего в связи с разрастанием и усилением родов и укреплением родовой организации, как полагает известный историк В.В.Мавродин. В последнее время была высказана точка зрения, что Род был верховным божеством славян до Перуна. Однако вряд ли в условиях политической и экономической разобщенности древних славян, замкнутости родов у славян мог существовать верховный бог, подчиняющий себе всех остальных.

            Другим социальным фактором возникновения культа предков послужило выделение в роде возрастной группы старейших. Их почитаемость в земной жизни сказывалась на отношении к ним родичей после смерти. След этой формы культа сохранился в известном образе Чура, или Щура. По мнению видного этнографа С.А.Токарева, это был почитаемый предок-родоначальник. Сохранившиеся сейчас в детских играх восклицания: «Чур меня!», «Чур, это мое!» – означали в древности заклинания, призывания Чура па помощь. Что Чур-Щур был именно предок, видно из слова «пращур», прапредок. На культ предков указывает и сохранившийся обычай поминания умерших родителей в определенные дни года. Археологи фиксируют проявления культа предков в курганных и простых захоронениях. Невидимые духи – души предков и родичей, двойники фетишизируемых предметов и явлений, объекты тотемистического культа постепенно «населяют» окружающий древнего славянина мир. Уже не сам предмет является объектом почитания. Поклонение относится к живущему в нем духу, демону. Не сам предмет, а именно они оказывают положительное или отрицательное влияние на ход событий в мире и на судьбы людей.

            Язычество восходит на новую ступень. Это – стадия полидемонизма. Демоны – ранее двойники реальных вещей и явлений объективного мира, а также людей, но покинувшие своих реальных носителей и ставшие самостоятельными существами. Они приобретают антропоморфный образ. Теперь и лес, и вода-матушка, я даже жилище – земное и неземное, где находятся души мертвых, становятся обитаемыми, в них поселяются демоны. Именно демонов, населяющих то или иное природное пространство, имеют в виду средневековые авторы, когда пишут, что славяне поклоняются водным и лесным стихиям. Таким образом, с течением времени духи, первоначально представлявшие однородную массу, начинают различаться. Прежде всего – по месту обитания, становясь «хозяином места». Современные исследователи разделяют демонических персонажей сферы «вне дома» (лес, поле, болото и т. п.), сферы «дом», сферы «ниже земли» и «выше земли», а также персонажи, связанные с определенным периодом времени (полудница, полуночь и др.). Отличаются они и отношением к человеку, разделяясь на злых и добрых. В водной стихии, считали древние славяне, жили берегини и водяные. Берегини, а позднее вилы и русалки – это женские духи рек, озер, прудов, колодцев и т.д. По народным поверьям, весной русалки выходят на берег, качаются на ветвях, расчесывают свои длинные зеленые волосы, поют песни, заманивают прохожих и стараются защекотать их до смерти. С русалками связаны также представления о погибших в воде женщинах, девушках, о некрещеных умерших детях. Видимо, здесь на образ русалок наслоились отголоски культа мертвых. Но русалки – и духи растительности: деревьев, трав, цветов, хлебов, – ведь они дают растениям жизненную влагу, посылают благодатный дождь на поле. Водяной – косматый, с бородой по колено, злой, проказливый и мстительный старик, живет на дне рек озер, в омутах. Лес – это царство лешего, или лесовика.

            На полях в высокой траве или в высоких колосьях живут полевики – козлообразные существа. Возникновение их образа говорит нам о развитии земледелия. Полевики могли быть мужского и женского пола. В жилище «хозяин» домовой – маленький горбатенький старичок. Он – покровитель дома, домашнего хозяйства. В зависимости от конкретного «местопребывания» его называли дворовым, овинником, гуменником, банником. Если о нем заботиться, то он помогает в хозяйстве. Если же его не кормить, то он душит кур, беспокоит своей возней ночью. Тогда он превращается в проклятого «беса хоромо-жителя». Таковы лишь некоторые представители сонма демонов славян-язычников, Их ощущения этого «демонического» мира, их взаимоотношения с ним образно передал Сергей Городецкий:

                        Предки меня не чураются,

                        В космах зеленых снуют.

                        В жизнь озираются,

                        В нежить зовут.

            Таким образом, у восточных славян на протяжении многих веков складывался своеобразный пантеон демонов, или низших божеств. Демонические верования приближали восточных славян к следующему этапу развития языческой религии – политеизму, т.е. вере в богов. «Повесть временных лет» сообщает, что при заключении договоров Руси с Византией – важных событиях в истории восточных славян в Х в. – русские «кляшася оружьем своим и Перуном богом своим и Волосом, скотьим богом». Так мы впервые встречаемся с восточнославянскими богами. Образы Перуна и Волоса восходят к праславянским мифологическим представлениям. Они связаны между собой как персонажи «грозового мифа». Согласно этому мифу, реконструированному В.В.Ивановым и В.Н.Топоровым, обитающий на небе или на вершине горы бог грозы Перун преследует за похищение скота или людей своего змеевидного врага, живущего на земле, – Волоса. Преследуемый громовержец Волос (Велес) прячется последовательно под деревом, камнем, обращается в человека, коня, корову. В свою очередь, Перун во время поединка расщепляет дерево, раскалывает камень, мечет стрелы. Свою победу Перун символизирует дождем, приносящим плодородие. Как видим, в древнем мифе отразились различные стадии религиозных представлений, а также взаимосвязь высших божеств с объектами различных форм верований, предшествовавших политеизму. Перун здесь выступает как бог грозы, молнии и грома. Вместе с тем в процессе развития общественных отношений Перуну-громовержцу становятся присущими и военные функции.

            Волос, или Велес, – бог скота, торговли и богатства, так как скот в древности зачастую служил меновой денежной единицей и являлся богатством. Из этого иногда выводится, что Велес был божеством господствующей торговой верхушки Руси (В.О.Ключевский, Е.В.Аничков, Н.В.Румянцев). Новейшие же исследования свидетельствуют о том, что культ Велеса – очень древний. Архаический миф мы уже приводили выше. Согласно исследованиям Б.А.Рыбакова, культ Велеса возник в эпоху охотничьего хозяйства и долгое время был связан с культом медведя. С переходом к скотоводству этот бог становится покровителем домашнего скота («скотий бог»), по-прежнему сохраняя свои древние функции. Культ Велеса опирался на развитое скотоводство, которое по своему значению в Древней Руси не уступало земледелию. Как свидетельствуют данные, полученные в разных областях гуманитарных наук, культ Велеса преобладал на северных н восточных территориях Древней Руси. В Киев же Волос, возможно, попадает из Новгорода в результате похода 882 г. князя Олега, объединившего племенные союзы словен и полян. В Киеве наряду с идолом Перуна был установлен идол Велеса. Русские дружинники и киевское «людье» стали теперь давать клятву и второму верховному богу. Летописи умалчивают о киевском Велесе даже при перечислении богов Владимирова пантеона. Но другие источники, рассказывая о низвержении языческих кумиров, называют в их числе и Волоса. «Волоса идола, его же именоваху скотья бога, повеле Владимир в Почайну (приток Днепра) въврещи», – сообщается в «Житии князя Владимира». Естественно, что как бог присоединенного племени Велес был установлен в Киеве «ниже» Перуна: идол Перуна на холме – «Горе», идол Велеса внизу – на киевском Подоле. Поэтому с этой пространственной иерархией вряд ли можно связывать их противопоставление по вышеуказанным социальным признакам. «Переселением» Велеса в Киев было положено начало собиранию разноплеменных божеств под эгидой Перуна.

            С вокняжением в Киеве Владимира, при котором в 988 г. будет крещена Русь, образуется настоящий древнерусский Олимп – пантеон языческих богов. «И нача княжити Володимер в Киеве един, – сообщает летопись под 980 г., – и постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребряну, а ус злат, и Хърса, Дажбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь». Ученые с большей или меньшей вероятностью выяснили их возможное происхождение. Дажбог в летописи отождествляется с солнцем. Он есть сын Сварога. Идея происхождения людей от солнца встречается уже в «Слове о полку Игореве»: русские называются внуками Дажбога. По некоторым данным можно предположить, что Дажбог – верховный бог племенного союза северян. Хорес появляется в пантеоне под воздействием племен так называемой салтово-маяцкой культуры, локализуемой археологами в Предкавказье и на Дону. Хорес тоже бог солнца. Поэтому некоторые исследователи считали, что Хорес и Дажбог – две ипостаси одного и того же солнечного божества, подобно тому как в Древней Греции существовали Феб – Аполлон, Вакх – Дионис.

            Стрибог – бог ветра, бури, вихря, вьюги. Возможно, он был олицетворением враждебных сил, злым существом на древнерусском Олимпе. Раньше считали, что Мокошь – женское божество пантеона – была заимствована у финно-угорских племен. Но анализ топонимических материалов показал, что она является праславянским божеством. По реконструированным мифам она – земная супруга громовержца-Перуна. Мокошь ведет свое начало от вил-русалок и «матери сырой земли». В древнерусское время она – богиня плодородия, воды, впоследствии покровительница женских работ и девичьей судьбы. Наконец, Симаргл – единственное зооморфное существо пантеона. Это священный крылатый пес, возможно, иранского происхождения. Симаргл является божеством низшего порядка, которое охраняет семена и посевы. Обращает на себя внимание и тот факт, что в летописях и поучениях против язычества он ставится рядом с Мокошью – «матерью урожая». Возможно, что он не был самостоятельным богом, а являлся спутником Мокоши, подобно тому как древнегреческую Афину «сопровождала» сова, а Артемиду – лань.

            О количестве восточнославянских богов мы можем судить лишь предположительно. Возможно, что не все боги были представлены в киевском пантеоне. Но то, что все они являлись племенными богами восточных славян или богами других этносов, у большинства исследователей не вызывает сомнений.

            IX-Х вв. были во многих отношениях переломными в судьбах восточного славянства. В это время восточное славянство распадалось на союзы племен, известных нам по летописным данным как «поляне», «древляне», «полочане», «северяне», «ильменские словене» и др. Военные столкновения являлись характернейшими чертами той эпохи. В результате столкновений устанавливалась власть одних племенных объединений над другими. Ряд экономических и политических факторов привел к тому, что в Приднепровье возвысился племенной союз полян. Полянам, которые первоначально были «обидимы древлями и инеми околними», удалось не только освободиться от подчинения, но и взять верх над соседями. Киевские князья (начиная, как мы видели, с Олега) предпринимают ряд военных походов, вследствие которых оказываются «примученными» другие племена «словенеска языка». Наряду с подчинением родственных племен в сферу влияния Киева попадают племена тюркского, финно-угорского, балтского происхождения и даже такие раннегосударственные образования, как Хазарский каганат и Волжская Булгария. Во второй половине Х в. складывался огромный разноэтничный суперсоюз, возглавляемый киевскими князьями.

            Согласно И.Я.Фроянову этот союз ускорил разложение родоплеменных отношений, подорвав тем самым основу своего существования. Но он был выгоден киевской знати, поскольку покоренные племена служили источником дани, рабов, военных отрядов, необходимых для завоевательных походов, организуемых в Киеве. Отсюда вытекала прямая заинтересованность киевских правителей и в целом киевской общины в сохранении своего господства над восточнославянскими и другими племенами. Однако разложение родоплеменных связей объективно влекло за собой распад союза, посредством которого осуществлялось это господство. Признаки распада обозначились уже к середине Х в. Естественно, что в Киеве всячески пытались остановить этот процесс. Для этого среди прочего были использованы языческие новшества. Археологические изыскания в Киеве свидетельствуют о том, что языческое капище с идолом Перуна, первоначально располагавшееся в пределах городских укреплений, переносится на место, доступное всем прибывающим в землю полян.

            Таким образом, Киев, будучи политической столицей, превращается и в религиозный центр. На роль главного божества всего восточнославянского мира выдвигается Перун. Свидетельство тому не только археологические данные, но и знаменитые договоры Руси с Византией Х в. Если в договоре 907 г. киевский князь Олег и «мужи» его при клятве упоминают Перуна и Волоса, то в договоре 945 г. назван лишь Перун. Представляется, что это не случайно. Перед нами – явное стремление киевской общины утвердить приоритет Перуна над остальными богами. Но реализовать подобные стремления было не просто. «Примученные» племена оказывали ожесточенное сопротивление Киеву, в том числе и в области религиозной. Вот почему политика Киева по замирению подвластных ему племенных объединений после гибели Игоря в древлянских лесах становится более гибкой.

            Во-первых, само языческое мировоззрение, как уже указывалось, находилось к моменту принятия христианства на высоком уровне. Сила традиции почитания даже общеплеменных богов была весьма велика. Во-вторых, и это главное, общество XI-XII вв. не стало классовым. Христианская мифология и культ совершенно не подходили к условиям жизни Приднепровья, ибо, как отмечал еще в 1930-х гг. замечательный исследователь русской церковной истории Н.М.Никольский, «Приднепровье жило совсем в других хозяйственных и социальных условиях, чем Византия». Новейшие исследования доказывают, что прежде чем стать могущественным государством, Русь должна была пройти стадию автаркичных общественных союзов, принявших форму городов-государств. Эти новые социальные организмы, знаменуя собой новый, прогрессивный шаг в историческом развитии Древней Руси, формировались в условиях отсутствия разделения общества на эксплуататоров и эксплуатируемых. Поэтому общество по-прежнему удовлетворяли понятные и близкие языческие боги, языческие верования и обряды, а христианские догматы не достигали цели.

            В своих последних работах Б.А.Рыбаков пришел к выводу о «прочности языческих представлений» в эпоху средневековья, другие исследователи сделали заключение о «факте полной сохранности язычества в домонгольский период». Об этом свидетельствуют письменные, этнографические, фольклорные и археологические материалы. Обличительные памятники русского средневековья пестрят именами «верховных» языческих богов, которым поклонялись и простой народ, и люди знатного происхождения.

            Под своим именем жила в народе еще в нашем столетии Мокошь. В одной из церковных книг XVI в. говорится, что у исповедующейся в церкви спрашивали: «Не ходила ли еси к Мокоше?». При стрижке овец в ножницы вкладывался клок шерсти – жертва Мокоше как божеству, «ответственному» за женские работы, в частности прядение. Конечно, упоминание языческих богов в XIX или в XX вв. не означало почитания и поклонения им в это время, но оно безусловно является свидетельством широкого и достаточно глубокого проникновения языческих верований в народные массы. Приверженцами древних языческих традиций изобразил представителей княжеского дома автор «Слова о полку Игореве». Как отмечают исследователи, бессмертная поэма от начала и до конца пронизана языческим мироощущением, наполнена языческими божествами. В трагической ситуации Ярославна – жена главного героя поэмы князя Игоря – обращает свои мольбы не к христианским заступникам: богоматери, Христу и др. О помощи, о спасении своего «лады» – Игоря, попавшего в плен к половцам, она взывает к языческим «существам»: к ветрам – Стрибожьим внукам, к водам Днепра-Словутича, к «светлому и тресветлому солнцу». Как мы знаем, и ветер, и вода, и солнце являлись объектами древнейшего поклонения восточных славян. Самих русских автор называет Дажбожьими внуками, т.е. считает, таким образом, что они произошли от одного из главных языческих богов. Мотивы культа предков звучат на протяжении XII-XIII вв. в летописных записях. Последние фиксируют бытование в княжеской среде культа княжеских родоначальников. В критических ситуациях князьям чудесно помогают по язычески вызываемые ими предки – отец, дед или прадед. почитание предков прослеживается и в обычаях давать новорожденным княжичам два имени: «княжне» – языческие и крестильные – христианские, а также в обрядах постригов малолетних княжеских отроков (эти «первые волосы» предназначались Роду и рожаницам).

            «Русалии» – один из архаических языческих праздников, связанных с основными производственными моментами земледельческого года восточных славян. Аграрные празднования сопровождались обрядами и игрищами, имевшими, как полагалось, магическую силу. Основной целью этих магических действий было обеспечение благополучия рода, племени, общины, а также в конечном итоге облегчение повседневной жизни человека.

            Языческое понимание земли у восточных славян нашло отражение в культе «матери сырой земли», а также в календарных обрядах. Так, типичным увеселением святок – праздника, начинавшего русский земледельческий год, – было ряжение. И неспроста рядились именно в маски козы, лошади, быка: этим животным приписывалась особая плодовитость. А цель «маскирования» и связанных с ним игр заключалась в том, чтобы вызвать плодородие и плодовитость. Запреты на обряды встречаются еще в XI в.: в проповедях митрополита Луки Жидяты содержатся выпады против «москолудства», т. е. переряживания. Зачастую святочные игры приобретали свадебный характер (еще летописцы связывали «игрища» – и не только на святки – с «умыканием девиц» и другими свадебными ритуалами). По этому поводу известный советский фольклорист и этнограф В.И.Чичеров писал: «Повсеместное распространение свадебных игр в русском новогоднем обряде свидетельствует об исконности темы брака на святочном игрище и может быть понято как позднее видоизменение обычных в период зимнего солнцеворота эротических игр и половых общений». Обрядовый эротизм был свойствен не только святочным играм. При исполнении ритуала встречи весны женщины ложились на поле и делали вид, что рожают – чтобы так же родила и мать-земля. В семик, начинавший русальную неделю, девушки плели венок из веток березы, который содержит и задерживает в себе растительную силу земли. Целуясь между собой сквозь живые ветки (обряд кумления), они приобщаются к растительной силе земли, которая должна передаться женщинам. После кумления, к которому допускались только женщины, устраивался пир, на который приглашались парни. Начинался обрядовый разгул. Им сопровождались и проводы русалок, и. летний «Иван Купала». В купальскую ночь, жаловался псковским властям игумен псковского Елезарова монастыря старец Памфил, «мало не весь град взметется и возбесится, стучат бубны и гласы сопелий и гудут струны, женам же и девам плескание и плясание, и главам их покивание, устам их неприязнен клич и вопль, всескверные песни и бесовская угодия свершахуся, и хребтом их вихляния, и ногам их скакание и топтание; туже есть мужем же и отрокам великое прельщение и падение: но яко на женское и девическое шатание блудное им возърение, такоже и женам мужатым беззаконное осквернение и девам растление». В XVI в. (к которому относится это описание), по мнению В.Я.Проппа, обряды соблюдались еще полностью, а согласно Н.М.Никольскому старые культы не только сохранились, но даже распространились еще более широко. Однако разгульные праздники заканчивались теперь очистительными обрядами: купанием в воде, как мы видели в «русалиях», или взаимным прощением. Здесь следует видеть, конечно, постепенное – и не без воздействия христианской морали – угасание языческих обрядов. В XIX в., по словам В.Я.Проппа, «такой разгул противоречил морали общества, которое перестало веровать в магию». В своем практическом воплощении аграрно-языческое средневековое мировоззрение проявлялось не только в дни праздников. Не менее ощутимо оно было и в «лихую годину». В неурожайную голодную пору языческая обрядность должна была способствовать преодолению «напасти», благополучию всей общины, для чего необходимо было ритуальное избавление коллектива от индивидуумов, приносящих, по архаическим представлениям, беды и неустройства. Летописи рисуют нам картины народных волнений, возникавших – особенно в северных регионах Древней Руси – на такого рода почве в XI-XIII вв. В них, безусловно, присутствует социальная окраска – борьба различных по имущественному и общественному положению групп населения (однако эта борьба не носила классового характера, ибо в обществе того времени еще только шел процесс классообразования), но не менее ярко видны в них и языческие магические мотивы.

            Об одном из них рассказывается в летописи под 1024 г. «В се же лето въсташа волъсви в Суждали, избиваху старую чадь по дьяволю наущению и бесованью, глаголюще, яко си держать гобино. Бе мятежь велик и голод по всей той стране...». Сразу же необходимо отметить, что «мятеж» происходит внутри единой классово не расчлененной общины: кроме волхвов, старой чади, летопись в числе активно действующих лиц упоминает и «всих людьев». Все они входят в свободную общину.

            Таким образом, осмысливание вышеизложенных данных приводит нас к выводу, что Древняя Русь и после принятия христианства являла собой и в мировоззренческом отношении, и в практических действиях общество, основанное на «двоеверии», с формальным существованием в нем элементов христианской веры и культа. Большинство языческих верований и обычаев продолжали соблюдаться без или с малым привнесением в них христианских норм и в XI, и в XII, и в XIII вв., а иногда и в более позднее время. Синкретическое смешение языческой и христианской религий происходит уже в Московской Руси. Именно источники послемонгольского периода говорят нам о «двоеверноживущих». Определенную роль в повороте к христианству сыграло монголо-татарское нашествие и установление ига над русскими землями. Отвлеченный, а потому и чуждый ранее догмат искупления за грехи в условиях ужасных последствий завоевания хищных степняков становится реальностью.

Литература:

Толстой Н.И. Роль язычества в славянской культурной традиции. // Славянские культуры и мировой культурный процесс: Материалы международной научной конференции ЮНЕСКО. Минск, 1985.

Толстой Н.И. Проблемы реконструкции древнеславянской духовной культуры // Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.

Седов В.В. Славяне в древности. М., 1994.

Седов В.В. Славяне в раннем средневековье. М., 1995.

Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. Л., 1963.

Токарев С.А. Религия в истории народов мира. М., 1986.

Федотов Г.П. Стихи духовные. Русская народная вера по духовным стихам. М., Прогресс-Гнозис, 1991.