Страница 32 - Разум природы и разум человека - А.М. Хазен - Философия как наука

            Дарвинизм словами самого Дарвина есть утверждение: “…я смо­т­рю на все существа не как на результат отдельных актов творения, а как на непосредственных потомков немногочисленных существ, живших задолго до отложения первых пластов кембрийской системы…” (опять курсив мой).

            В пределах аксиоматики, выраженной этой цитатой, Дарвин прав и прошедшие более чем полтора столетия только немного уточняют его. Но над дар­ви­низ­мом давлеет парадокс – Дарвин и дарвинизм исключают ак­ты творения как основу возникновения жизни, но “акты творения” со­дер­­жат­ся в нём как аксиоматическая предпосылка (не имеющая того смы­с­ла, который вкладывают обычно в это словосочетание креациони­с­ты).  Могу объяснить хорошо, но не всё – это смысл работ Дарвина.

Такой смысл и такая методология лежат в основе всех класси­чес­ких научных результатов. Если эти результаты действительно научные, то будущее не опровергает их, а только устанавливает ограничения об­ла­с­ти их применимости и строит новые модели, составляющими которых яв­ля­ются старые результаты.

            В своих предыдущих работах [2] – [11] и в этой книге я ут­верж­­даю, что уст­ранил парадоксальную ключевую причину споров вок­руг дар­­винизма – принцип максимума производства энтропии и участие ин­ду­цированных переходов в возникновении мутаций (глава IV, параг­раф 6 в этой книге) указывает ка­ким образом, в частности для жизни и разу­ма, возникает прин­ци­пиаль­но новое, кото­рое явно или неяв­но требовало для объяснения “актов творе­ния”. 

            Отсутствие у Дарвина и его по­сле­дователей принципа максимума производства энтропии (максимума способности превращений) и роли ин­ду­цированных переходов для возникновения мутаций при объяснени­ях ими возник­но­вения и эволюции жизни и разума, есть причина про­ти­во­речи­вости эволюционной теории Дар­вина. С учётом принципа макси­му­ма производства энтропии и индуцированных переходов проти­во­речия дарвинизма только подтверждают дарвиновский подход к эво­лю­ции жизни и разума. Дарвинизм есть модель, которой уже больше по­лутора веков. Её пересмотр неизбежен, но это её не порочит как модель.

            В силу рассказанного в предыдущих главах, эволюционный пере­ход по сту­пеням иерархии синтеза энтропии-информации, который про­ис­хо­дит с по­мо­щью принципа максимума производства энтропии, обя­за­тель­но связан с возникновением объектов с новыми свойствами – пара­док­саль­ным обра­зом непрерывная эволюция возможна только c учас­ти­­ем скач­кооб­разных переходов по ступеням иерархии. Скачки наб­лю­дае­мых признаков в жи­вой природе, эволюционно необъяснимые при эмпи­ри­­чес­ком подходе, есть воплощение реально возможной на уровне РНК и ДНК непре­рыв­ной эволюции жизни.

            Часто говорят, что дарвиновский отбор есть просто – выживание выживающих. Это действительно так. Но такое выражение есть оценка по­ложительных качеств дарвиновской теории, а не упрёк в тавтологии в её адрес, как нередко трактуют. Цепочка:  Случайности – Условия – Запоминание, то есть синтез информации, есть описание возникнове­ния и эволюции всех форм жизни. В этой цепочке выживание выжи­ва­ю­­щих есть конкретное выражение её составляю­щей – запоминания.

Выживание выживающих в природе, однако, имеет две принци­пи­аль­но отличные реализации.

Для первой из них определяющий есть принцип максимума произ­водства энтропии в виде критерия запоминания рис. 1.4. При воз­ник­­но­ве­нии на его основе новых таксономических единиц от надцарств до ти­пов, классов, отрядов, се­мейств важно само выживание вы­жива­ю­щих – запоминания нового путём экспонен­циального размноже­ния. Лю­бые (сов­­­местимые с выживанием) издержки неоптимальности ме­та­бо­лиз­­ма и взаимодейст­вий с окружением в этом случае значения не име­ют.

Объект, возникший на основе принципа максимума производства энт­ропии, имеет комплекс своих свойств. Ими задан новый уровень иерар­­хии роста энтропии-информации, новые ус­ло­­вия взаимодействия объектов этого уровня между собой. В их пределах опять проис­хо­дят слу­­­чайные изменения. Но ситуация принципиально отлична от преды­ду­щей – теперь за­по­минанием управляют критерии рис. 1.2, в част­но­сти, в простейшей форме принцип И. При­гожина минимума производст­ва энтропии, а в полной строгой форме критерии устойчивости 5 рис. 1.2. Это есть воз­никно­ве­ние но­вых объектов (динамически равновесных). Оно происходит в процессе стрем­ления к равновесию. По определению это есть изменения, оптимизиру­ю­щие взаи­мо­действия с окру­жением. Выживание выживающих, без которого не мо­жет быть за­по­минания (то есть синтеза информации), в этом случае использует даже ма­лые преи­му­щест­ва во взаимодействиях с окружением.

Эта вторая реализация выживания выживающих есть дарвиновс­кий отбор в его классической форме оптимизации – приспособле­ния к ок­ру­жающей среде. В его основе стремление таксономической гра­­дации к рав­­­но­­весию с окружающей средой и соседними вида­ми жиз­ни.

Чем ближе к равновесию приближаются но­вые виды путём эволю­ционной оптимизации, тем меньше вероятность того, что случайности смогут усовершенствовать оптимизацию – вечное равновесие невозмож­но. Критерии самоорганизации рис. 1.2 этим свои возможности исчер­пывают. Начинается образование новой ступени иерархии энт­ропии-информации. Опять решающим становится принцип максимума про­­из­водства энтропии и синтез информации на основе выживания вы­жи­­ваю­щих, не зависящего от оптимальности (см. главу I и рис. 1.4).

Сосуществование этих двух прин­ципиально отличных реализа­ций дарвиновского ес­тес­твенного от­бора трактуют как его ошибоч­ность – дар­ви­низму навязывают спо­собность однородно описать два прин­­­ци­пи­аль­но раз­ных класса про­цессов и удивляются, почему природа не хо­чет руководствоваться ошибками человека в её описании.

Для того, чтобы было понятно насколько фундаментальные и за­ста­релые парадоксы и противоречия в задаче о возникновении и эволю­ции жизни разрешены в работах [2] – [11] и в этой книге, надо об­ра­тить­ся к работам по эволюционной теории и её истории, например фун­да­мен­тальные обзоры [74] – [79]. Ис­ход­ный для этой работы итог истории вопросов – эволюция, скач­ки, наслед­ст­вен­ность – в самом сжатом виде на основе [80] сфор­мулирован ниже.

К первым эволюционистам относят француза Бенуа де Малье. Он считал, что природа порождает самые разные формы жизни, но каждая из них проходит отбор на жизнеспособность, результат которого вы­ра­жается её размножением. Эта точка зрения присутст­во­ва­ла и в антич­ной науке. Она близка к предложениям этой книги, но, естественно, не со­дер­жит подробностей. Работа Малье была опуб­ли­кована в 1748 году.

Попытки конкретизации такого подхода к эволюционизму берут начало от ра­боты 1749 г. Жоржа Луи Леклерка графа де Бюффона (сде­лан­ной все­го 250 лет на­зад, то есть тогда, когда возникли реальные ис­то­ки многих других областей современной на­уки). Он вводит интуи­тив­ное пред­поло­жение о необходимости общего предка для всех форм жизни.

Продолжение идей Малье и Бюффона  это и есть то, что создал Дар­­вин. Среди своих предшественников он упоминает Ламарка, но под­роб­­нее о нём в конце этой главы.

Как я пояснил выше, Дарвину была понятна неизбежная парадок­саль­ность рабочей гипо­тезы об “ак­тах творения”, то есть о том, что пока необъяснимо и поэтому ос­тав­лено до луч­ших времён. Но даже его пре­дан­ные при­вер­жен­­цы в этом его не поняли. Например, Томас Гексли (современник и друг Дар­вина) формули­ру­ет эту же гипотезу уже в виде аб­со­лютной альтер­на­ти­вы – “Пророк Мои­сей или Дарвин, третьего не да­но”. В его время такую альтернативу ещё можно было бы понять, но в той или иной мере имен­но такое “из­вра­­ще­ние чужих мыслей” про­дол­жает и сегодня дав­леть над всем, что связано с возникновением и эволю­ци­ей жизни. Удиви­тель­но, но нахо­дят­ся про­фессора-биологи (не имею­щие религиозного воспи­та­ния и тра­ди­­ций, которыми психологически это можно было бы оправ­дать), ко­то­рые не стесняются тво­ре­­ние в религи­оз­ном смыс­ле возвращать в на­уч­ную биологию. Об академиках не биоло­гах даже не говорю, тем более, что писал в [81].

Крупнейший в истории науки механик Пьер-Луи Мо­пертюи (1698  1759 г.г.), автор одного из первых вариационных принципов в механи­ке, пы­тался сформулировать эволюционизм жизни на основе скачко­об­раз­ных изменений, естественного отбора и последующей изоляции. Но вза­им­ное непонимание биологов и математиков-механиков не есть ха­рак­­тер­­­ное только для сегодняшней науки. В частности, Дарвин не знал о Мопер­тюи и его работах про эволюцию жизни.

Психологически Мо­пер­­тюи был, несмотря на “вольтеровский” про­­­­с­вещённый век, в котором он жил, гораздо ближе к концеп­ции тво­­ре­ния, чем современные академики и профессоры. Не сле­дует забы­вать о названиях глав его классической математической работы [82], в которой он вводит свой вариацион­­ный принцип механики. Они типа  “Нужно ис­кать дока­за­­тель­ство существо­ва­ния Бога в общих законах природы”. Вольтер в связи с этим едко над ним из­девался.

Однако именно Мопертюи выдвинул в механике на первое место пе­ремен­ную  действие  и вариационный принцип наименьшего дейст­вия. Как показано в исходной составляющей этой работы [11], дейст­вие есть мера информации в механике. Траектории процессов, удовлет­во­ря­ю­­­щие прин­ципу наименьшего действия, есть тавтологич­но траектории, со­­ответствую­щие максимуму действия-энтропии-информации (при ис­поль­зовании правила знаков Больцмана). С этим связаны крите­рии само­ор­­га­ни­зации 1 – 5 рис. 1.2. Принцип максимума про­из­вод­ства энтропии как основа образования старших таксономи­чес­ких гра­да­ций при эволю­ции жизни есть вариационный прин­цип, сформу­лиро­ван­ный по отноше­нию к действию-энтропии-ин­фор­­мации.

Биология относилась к сфере профессиональных интересов Мо­пер­­­­тюи, но со своим вариационным принципом он её не связывал.

Жорж Кювье был одним из родоначальников палеонтологии и мор­фоло­гии. Он автор предложения о типе в систематике. И его не миновала аль­тернатива “творение – эволюция”.  Однако он не смог при­ми­риться с тем, что четыре типа животных – позвоночные, членис­то­но­гие, мяг­ко­телые и лу­­чи­стые – невозможно описать как происшедшие друг от дру­га или от об­­щего предка. Это сделало его для потомков классическим анти­эво­лю­ци­онистом. В 1830 году он по­бедил в дискуссии по это­му вопросу с эво­люционистом Этьеном Жоффруа Сент-Илером. Крайность! Но её объек­тивная основа та же, что в предпосылке Дарвина.

Это всё после работ [2] – [11] и этой книги есть только ис­то­­рия. Прин­цип мак­симума способности превращений и индуцированные пе­ре­ходы при мутациях объясняет то, что требовало “актов тво­­ре­ния”. Ис­чер­пывающий ответ дан и на вечный вопрос всех эволюционистов – что направляет эволюцию жиз­ни, куда и как? Но это надо прочесть и понят. Поэтому будем двигаться дальше, не забывая, что не надо “искажать чужие мысли”.