Транзактный анализ после Э.Берна

Среди тысячи наших привычных поступ­ков
мы не найдем ни одного, который мы
совершали бы непосредственно ради себя.
М. Монтень

Транзактный анализ (ТА) может быть благодатной почвой для проводимого нами сравнительного изучения как минимум по трем причинам: он в отличие от многих других психотера­певтических моделей более полно представлен в имеющихся на данный момент переводах на русский язык; он достаточно легко был ассимилирован отечественной психотерапевтической практикой; он представляет собой весьма интенсивно развива­ющееся за рубежом направление в психотерапии и консульти­ровании; наконец, вопрос о его принадлежности к определенной психотерапевтической школе до сих пор остается дискуссион­ным, так как его относят и к психоаналитическому направле­нию, и к гуманистическому, и к когнитивному.

Очевидны «психоаналитические корни» транзактного ана­лиза. Не секрет, что его создатель Э. Берн после многолетних безуспешных попыток стать членом Американского психоана­литического общества предложил собственную теорию как ва­риант именно психоаналитического мышления о скрытых при­чинах и мотивации повторяющихся бессознательных паттернов поведения, которые он назвал «психологическими играми». Так же в его известной модели Эго-состояний («Родитель», «Взрос­лый», «Ребенок») при очень поверхностном взгляде можно уви­деть аналогию с фрейдовской структурной моделью (Суперэго, Эго, Ид). (Заметим, что другой, не менее распространенной ошибкой, интерпретации модели Берна является частичное отождествление трех компонентов психического — воли, мыш­ления и эмоций — с тремя Эго-состояниями.) Однако именно дальнейшее развитие транзактного анализа в работах С. Вульямса (Woollams, 1973), К. Штайнера (Steiner, 1974), Д. Шифф и др. (Schiff et al., 1975) показало, что психоаналитическая основа берновской теории достаточно серьезна, жизнеспособна и мо­жет быть углублена его последователями.

В современном транзактном анализе психоаналитический ракурс достаточно ярко представлен в теории жизненного сценария личности и во всем связанным с этой теорией кли­ническим, психотерапевтическим и психологическим опыте (точнее, его интерпретации). Берн определял жизненный сце­нарий как «план жизни, созданный в детстве, подкрепленный родителями, проверенный и одобренный последующими жизненными событиями и достигающий своей кульминации в си­туации альтернативного выбора» (цит. по: Woollams, 1973, р. 114). Это неосознаваемый план, который, с точки зрения со­временных транзактных аналитиков, формируется аналогич­но компьютерному программированию, начиная с опыта, пе­реживаемого плодом в период еще пренатального развития.

Действие этой «программы» может длиться неограниченно долго: вплоть до того момента, когда мы уже перестаем чувство­вать себя во власти авторитетных фигур, обладавших ранее для нас силой (возможно, воображаемой нами). Эти фигуры явля­лись для нас источниками трех видов наиболее сильного, болез­ненного и архетипического опыта: опыта унижения, аннигиля­ции и поглощения.

С этой точки зрения современного транзактного анализа развитие жизненного сценария представляет собой иерархию, где психологические игры Берна являются только и уже за­вершением процесса создания сценария, как бы вершиной айс­берга, основание которого уходит в историю раззития ребен­ка, в историю его жизненного опыта (рис. 13). Вспомним, что игры были наиболее заметной в поведении и доступной для внимательного наблюдателя реальностью, которая и была за­фиксирована в берновской теории. Мы не склонны умалять значение его наблюдения и считаем, что понятие психологи­ческой игры хотя и близко, но не тождественно открытому Фрейдом феномену бессознательного повторения (repetition), а описанный им в удивительно ясной и доступной форме ме­ханизм игры позволяет даже малообразованному человеку понять, что такое бессознательная мотивация его собственного поведения, хотя последнее понятие было введено в психоло­гию и психоанализ столетие назад.

Существенно, что основание пирамиды, представленной на рис. 13 — «история поглаживаний», — является достаточно разносторонне разработанной и, безусловно, психоаналити­ческой по природе идеей, базирующейся на следующих поло­жениях:

• о существовании разных видов поглаживаний (в том чис­ле и отрицательных);
• о негативной роли депривации поглаживаний в развитии человека;
• о социально формируемом в детстве «фильтре поглаживаний», т. е. неосознаваемых посланиях ребенку со сто­роны родителей, содержащих предостережения относи­тельно различных поглаживаний;
• о важности формирования четырех следующих умений в обращении с поглаживаниями: умения получать, уме­ния просить, умения давать поглаживания и умения от­казывать в них.

Рис. 13. Иерархия развития жизненного сценария (De Loach, 1990)

В этом вопросе, а также в вытекающей из этого теории ста­дий развития сценария (равно, как и в стратегии психотера­певтической работы, поскольку представленная пирамида, нанаш взгляд, является и поэтапной схемой процесса возмож­ного изменения сценария) транзактный анализ предстает как психоаналитическая психотерапия (но, разумеется, не психо­анализ), имеющая дело с самыми архаическими бессознатель­ными образованиями в человеке, включая телесные паттерны.

Об этом же говорит акцент в работе многих транзактных ана­литиков на симбиотических отношениях клиента; на характер­ном для него замещающем поведении (собственно, рэкетные чувства и являются одним из примеров фрейдовского замеще­ния); на ранних решениях о себе и о мире; на значимых другихи их роли в жизни клиента; на усилении слабого или освобож­дении ригидного Эго; на старых паттернах поведения; на кон­фронтации с ранящим, деспотичным внутренним отношением клиента к себе.

Так, в качестве иллюстрации последнего направления пси­хотерапевтической работы транзактного аналитика можно вспомнить работу приверженцев радикальной психиатричес­кой школы ТА с внутренней pig («свиньей») у клиента. Этот прием по сути является примером процесса осознавания кли­ентом интернализированных им в свое Супер-эго родительс­ких посланий, а также осознавания его собственной ложной интерпретации некоторых посланий и принятых на этой ос­нове ранних решений.

Другая школа в ТА — Гурон Валлей Институт (Huron Valley Institute), использующая эклектический транзактный анализ, основывает свою методологию на переработанной фрейдовс­кой теории психосексуального развития. Так, она рассматри­вает ранние решения, принятые на каждой стадии психосек­суального развития ребенка, как следствия того, что какие-то витальные базовые потребности ребенка не принимались в рас­чет его родителями и ребенок был специфическим образом уязвим на каждой стадии. На сценарные решения представи­тели этой школы смотрят как на продолжающийся компромисс (во фрейдовском смысле) между потребностями Свободного и Адаптированного Ребенка.

Школа социальных транзакций (Social Transaction School) также развивает и использует психоаналитическую идею о ро­ли опыта переживания психологической травмы в раннем дет­стве в деформации и извращении психических структур взрос­лого человека. Именно поэтому представители этой школы обращают пристальное внимание на психотерапевтическую работу с неструктурированным (lax) или, наоборот, ригидным (rigid) Эго; на установление личностных границ (boundaries) Эго; на разрешение внутреннего конфликта между личност­ными структурами или Эго-состояниями Ребенка и Взрослого или Ребенка и Родителя.

Во многих школах используются такие психоаналитические техники, как анализ раннего детского воспоминания, различ­ные проективные техники для осознавания бессознательного материала (проекций, интроекций, вытесненных воспоминаний и т. п.), анализ переноса, работа с сопротивлением, с катексированной энергией (Schiff et al., 1975). Именно в рамках ТА был предложен, например, уникальный в своем роде метод замеще­ния родителей психотерапевтами (reparenting), который, хотя и основывается на уже известных из психоанализа механизмах трансферных отношений между клиентом и психотерапевтом, принципиально отличается тем, что контрперенос использует­ся в максимально активной, но ограниченной профессиональными этическими рамками форме (Goulding, Goulding, 1976).

С не меньшим успехом мы можем найти элементы поведен­ческого, социального научения, а поэтому подчас и классические бихевиоральные методы, в работе ряда психотерапевти­ческих школ транзактного анализа. Глядя на такие феномены, как контаминация (contamination) Эго-состояний, исключение (exclusion) какого-либо Эго-состояния, поведенческие и игро­вые паттерны, «банальные» жизненные сценарии и т. п., как на результат выученного ранее поведения, ряд транзактных психотерапевтов с успехом применяют методы переучивания для изменения этих паттернов. Это тем более понятно, учиты­вая то, что перечисленные феномены, если на них посмотреть как на выученное поведение, в процессе научения этому пове­дению подкреплялись специфическим для конкретного клиен­та набором поглаживаний, принятых в его семье и в его лич­ной истории взаимоотношений с людьми. Ярким примером бихевиорального подхода внутри транзактного анализа явля­ется теория мини-сценария как подкрепленного и выученного ранее поведения, целью которого было избегание замещения (а именно рэкетных чувств). На жизненные позиции личности: «Я — о'кей, ТЫ — не о'кей» и т. п. (Берн, 1992) также смотрят как на результат научения в детском возрасте, тогда драйверное поведение выступает как самоподкрепляющее поведение.

Можно, вернувшись к исходной берновской схеме Эго-со­стояний, посмотреть на нее и как на ролевую модель личнос­ти, по крайней мере это было бы ближе к природе понятия Эго-состояний, чем видение в ней фрейдовской топографичес­кой модели. Действительно, описание различных Эго-состоя­ний, проживаемых одним и тем же человеком, например дан­ное М. Джеймс и Д. Джонгуард (James, Jongeward, 1975), приводит нас к мысли, что одним из конкретных воплощений Эго-состояний может быть социальная роль человека. Очевид­но, что число социальных ролей, присущих одному человеку, практически неограниченно; с другой стороны, определенная роль может быть очень характерной и даже "симптоматичной" для данного человека и настолько проработанной, что может являться фактически тем, что Ассаджиоли назвал «сублично­стью». В этом свете становится понятным, почему ряд транз­актных психоаналитиков используют модели социального на­учения и социального контроля в своей практической работе, применяя такие методы, как заключение контракта о социаль­ном контроле (social control contract), метод «терапии реаль­ностью» с его акцентом на поиске имеющихся возможностей и вариантов (options) и последующем выборе; методы домаш­него задания и практикования нового способа поведения.

Когнитивные компоненты также достаточно очевидно при­сутствуют в ТА в виде анализа, например Эгограмм, рациональ­ного подхода в анализе родительских посланий, что позволя­ет, видимо, некоторым теоретикам и практикам относить ТА к когнитивным методам психотерапии. Действительно, на сце­нарные решения можно посмотреть как на принявшие форму иррациональных убеждений старые послания, с которыми вполне допустимы когнитивные методы работы: переформу­лирование, оспаривание, самонаблюдение и др.

И безусловно наиболее сильным в современном ТА явля­ется влияние гуманистического подхода к психологии лично­сти и психотерапии. Особенно ярко и полно это представлено в работах Р. и М. Гулдингов (Goulding, Goulding, 1972 и др.), где была предложена идея изменения психотерапевтического окружения для пересмотра прежних решений и принятия но­вых, в том числе и сценарных, решений о себе и о своем виде­нии мира. Этот метод получил название «терапия принятия нового решения» (re-decision therapy) и, хотя и предполагает, что вообще характерно для гуманистического подхода, исполь­зование широкого спектра методов, включая, например, глу­бокую психоаналитическую процедуру по проживанию зано­во раннего детского опыта, был очень хорошо воспринят и активно используется в различных школах ТА.

Наиболее глубоко этот подход разработан американским Западным институтом групповой и семейной терапии (Western Institute for Group and Family Therapy), где впервые стало широ­ко использоваться комбинирование теории ТА и терапии принятия нового решения с гештальттерапевтическими мето­дами, а также с методами психодрамы, групповой психотера­пии, c имажинитивными техниками (imagotherapy) наряду с бихевиоральными методами. К заслугам этой, безусловно, гуманистически ориентированной школы относится новый вклад в теорию сценария в виде разработки идеи существова­ния 12 основных родительских «предписаний» или приказов (injunctions) (см., напр.: Woollams, Brown, Huige, 1976), а так­же пристальное внимание к работе с молодыми пациентами в свете проблемы принятия новых решений (по отношению к детским решениям) в подростковом возрасте. Гуманистическая ориентация отчетливо прослеживается в основных целях терапии принятия нового решения.

1. Замещение «старых записей» в Родителе (Replace).
2. Обучение новым способам мышления и поведения (Educate).
3. Прояснение и отделение различных Эго-состояний (Deconfuse) друг от друга.
4. Осознавание (awarE).
5. Творчество (Creative).
6. Интуиция (Intuitive).
7. Спонтанность (Spontaneous).
8. Интимность (Intimate).
9. Автономность (autOnomous).
10. «Здесь и теперь» (Now).

При чтении правой колонки соответствующих английских терминов в выделенных прописных буквах легко читается тер­мин «REDECISION» (Woollams, Brown, 1978, p. 249).

Кроме названных целей следует упомянуть и ряд методов терапии ТА, вытекающих из ценностей гуманистической пси­хологии, а именно: создание заботливой обстановки [nurturing enviroment] конфронтация с неконгруэнтностью [confrontation of incongruities], акцент на личной ответственности [emphasis on personal responsibility] методы «позволения» [permission classes] и методы развития автономности; под последней пони­мается: сотрудничество, отсутствие дефицита поглаживаний, отсутствие силовых игр, равные права, соблюдение правила «Никто никого не спасает» (Woollams, Brown, 1978).

Наиболее общей, разделяемой практически всеми транзактными аналитиками, целью психотерапевтического изменения является сформулированная еще Берном цель развития авто­номности личности. Он писал, что автономность характери­зуется высвобождением или восстановлением трех человечес­ких качеств: осознавания, спонтанности, интимности.

Осознавание — это способность видеть, слышать, чувство­вать, ощущать вещи как чисто чувственные впечатления, так, как это делает только что родившийся ребенок. Человек осознаю­щий не интерпретирует и не отфильтровывает свои ощущения мира с тем, чтобы они подходили под определения Родителя. При этом он находится в тесном контакте с ощущениями своего тела, равно как и с внешними стимулами. В процессе воспита­ния большинство людей обучаются тому, как заглушать и по­давлять подобное осознавание. Окружающие учат их тому, как тратить свою энергию на словесное определение различных ве­щей, а также на критику собственного или чьего-либо поведе­ния.

Спонтанность — это в ТА способность выбирать из возмож­ного многообразия чувств, мыслей и поведения какой-либо конкретный способ. Очевидно, что это определение отличает­ся от распространенного определения спонтанности как не­посредственного поведения, свойственного детям либо идуще­го из Эго-состояния Ребенка. Спонтанность включает в себя то, что человек может свободно реагировать из любого Эго-состояния. При этом он может думать, чувствовать и вести себя как взрослый человек, используя Эго-состояние Взрослого.

При желании он может перейти в Эго-состояние Ребенка и вновь восстановить в себе те творческие способности, ту ин­туицию и интенсивность чувств, которыми он обладал в детс­ком возрасте. Он может также прореагировать из Эго-состо­яния Родителя, тем самым демонстрируя такие мысли, чувства и поведение, которым он научился у своих родителей или «ро­дительских» фигур (т. е. тех людей, чье влияние на ребенка было соизмеримо по силе с родительским). Независимо от ис­пользуемого им Эго-состояния спонтанный человек будет свободен в своем выборе, в том, как реагировать на данную ситу­ацию, и не будет следовать устаревшим для него лично правилам.

Интимность — это открытое выражение своих чувств и же­ланий между людьми, при этом выражаемые чувства являют­ся аутентичными, или подлинными; таким образом, интимность исключает возможность психологического рэкета (т. е. бессо­знательного замещения запрещаемых чувств позволяемыми чувствами) и психологических игр. Находясь в состоянии ин­тимности, человек, скорее всего, реализует Эго-состояние Сво­бодного Ребенка, предварительно убедившись в безопасности своих действий благодаря заключению контракта со Взрослым и осуществлению Родителем необходимой защиты.

Хотя Берн не писал об этом прямо, под автономностью он понимал то же самое, что и свобода от сценария; большинство теоретиков ТА разделяют эту точку зрения. Так было предложено следующее определение: автономность — это поведение, мысли и чувства, которые являются реакцией на реальность «здесь и теперь», а не сценарными убеждениями. При этом не следует полагать, что это определение тождественно описа­нию Эго-состояния Взрослого. Спонтанный человек может иногда при реагировании на «здесь и теперь» быть в Эго-состоянии Ребенка или Родителя. Автономное поведение пред­полагает свободный выбор реагирующего Эго-состояния; ког­да же человек действует под влиянием сценарного решения, он, наоборот, будет невольно переходить из одного Эго-со­стояния в другое в соответствии со своими ограниченными детскими решениями и сценарными убеждениями.

При этом нельзя игнорировать тот факт, что неавтоном­ные формы поведения в каком-то смысле более безопасны, чем автономное поведение. Однако со временем, если человек бу­дет достаточно долго практиковаться в состояниях интимно­сти, осознавания (вспомним, что еще Фромм писал о пользе развития у себя этого навыка) и спонтанности, может случить­ся так, что Эго-состояние Взрослого будет включать в себя позитивные элементы Ребенка и Родителя. Для обозначения этой дальней стратегической цели изменения личности в транзактном анализе Э. Берн предложил использовать термин «ин­тегрированный Взрослый» (Berne, 1969).

Таким образом, разночтения по поводу «классификацион­ной» принадлежности транзактного анализа имеют действи­тельные основания, поэтому одни авторы относят его к психо­аналитической психотерапии и аналитическому подходу, другие — к когнитивному (O'Farrell, 1995), третьи — к гуманис­тическому. Сами транзактные аналитики идентифицируют себя с гуманистическим направлением по принципиальным позици­ям (ценностный уровень), но не отрицают аналитические корни этой теории (концептуальный уровень), а на процессуальном уровне абсолютно «методотерпимы», поэтому можно найти примеры использования практически любых методов в рамках теории ТА. Наиболее известна комбинация теории ТА с гештальттерапией, но имеют место и примеры использования ап­парата ТА при эриксонианском гипнозе, поведенческих тренин­гах и др. (Ford, 1989).

Источник:

Гулина М. А. Терапевтическая и консультативная психология. СПб.: Издательство «Речь», 2001.