Д. Хиллман. Психология монотеистическая и политеистическая

В своей поздней работе «Эон» Юнг, углубленно изучавший символику христианства, пишет: «Стадия анима/анимус соотносится с политеизмом, самость же — с монотеизмом». Хотя он питает глубокое уважение к «божествам, аниме и анимусу» и воспринимает самость как некую соединительную связь, Юнг все же полагает, что как комплекс анима/анимус представляет собой предварительную стадию самости, так и политеизм — предварительную стадию монотеизма. Помимо того он также утверждает, что самость является «тем архетипом, который наиболее важно понять современному человеку».

Предпочтение, оказываемое им самости и монотеизму, бьет по самой сути психологии, которая подчеркивает «множественность» архетипов. (Архетипическая психология начинается с юнговского понятия о комплексах, архетипическая сердцевина которых служит основой всей психической жизни.) Главенство самости означает, что понимание комплексов на ранее сформулированном уровне в качестве политеистического пантеона, наиболее ярко представленного в психологии греческой античности и возрождения, менее значимо для современного человека, чем самость монотеизма. Если бы дело на этом заканчивалось, архетипическая психология представляла бы собой всего лишь фантазию анимы или философию анимуса. В этом случае исследование сознания с использованием образов богов — Эроса и Психеи, Сатурна, Аполлона, Диониса — всего лишь предваряла бы нечто более значимое: самость. Тогда архетипу самости принадлежала бы решающая роль; его феноменологию следовало бы изучать в кватерности, конъюнкции, в мандалах, синхронизме и unus mundus. Вопрос выбора между политеизмом и монотеизмом представляет собой важнейший идейный конфликт в современной юнгианской психологии. Под влиянием какой фантазии формируется наш взгляд на созидание души и процесс индивидуации — фантазии о множественном или одном, едином?

Сама постановка вопроса уже показывает, в какой степени мы склоняемся в пользу единого. Представляется, что единство, интеграция и индивидуация имеют преимуще ство перед множественностью и многообразием. Представляется, что самость является шагом вперед по сравнению с комплексом анима/анимус, а монотеизм предпочтительней («выше») политеизма.

Отложив на время психологическую составляющую проблемы, примем допущение, что в истории религий или в этнологии народов монотеизм представляет собой более высокую ступень по сравнению с политеизмом. ЭТОМУ предмету посвящена монография Радина. Он пишет: «...согласно мнению большинства современных этнологов и непредубежденных ученых, следует отказаться от мысли, что монотеизм можно рассматривать как составную часть общего интеллектуального и этического прогресса...». Он настойчиво и убедительно возражает против эволюционного взгляда, согласно которому монотеизм вырастает из политеизма и представляет собой более позднюю и высокую ступень развития политеизма или анимизма.

Радин полагает, что монотеизм не является результатом развития, а определяется темпераментом. Повсеместно некоторые люди по своему темпераменту склонны к монотеизму, их психология монотеистична. «По моему мнению, все монотеисты вышли из среды чрезвычайно религиозных людей»7. «Как известно, число таких людей невелико...» «Я утверждаю, что такие люди всегда склонны рассматривать мир как единое целое...». Это теологи-мыслители, составляющие в любой культуре узкую элиту, обладающие сходным темпераментом; их влияние на собратьев по культуре устойчиво и эффективно.

Непреодолимую стойкость монотеистической религии можно психологически объяснить с помощью теории самости Юнга. Здесь мы можем прийти к искушающему заключению, что монотеизм столь силен, ибо является теологическим эквивалентом более завершенного, интегрированного и мощного (нуминозного) психического состояния. Но против этого возникают следующие возражения. Во-первых, Радин говорит, что монотеизм «очевидно не означает триумфальную победу объединительного принципа над принципом разрушающим»9. Я полагаю, это означает, что религиозный и социальный порядок и беспорядок, единство и разобщенность нельзя соотносить с монотеизмом и политеизмом. Во-вторых, чтобы обосновать силу религиозного монотеизма, базируясь на аналогии с более законченным состоянием самости, требуется получить ответ на никем не решенный вопрос о превосходстве монотеизма над политеизмом. Стойкость не обязательно свидетельствует о превосходстве монотеизма или о его победе. Как отмечает Грей, одновременно могут существовать два различных отношения к Богу; поклонение единому Богу — Яхве наблюдалось среди евреев (даже в период Исхода) наряду с поклонением и другим богам.

Несмотря на наличие исторических данных, некоторые ученые и богословы бездоказательно утверждают, что монотеизм представляет собой вершину развития религиозной мысли, а «в эволюции религии, по-видимому, наблюдается определенная тенденция в сторону интеграции нашей умственной и эмоциональной жизни...»11. Возможно, Юнг не нашел подтверждения в фактах, относящихся к истории религии, но он нашел поддержку в психологической позиции историков религии, присудивших первенство монотеизму во имя интеграции.

Два примера могут продемонстрировать этот уклон в сторону эволюционного монотеизма. В своем исследовании упадка греческой религии Нильсон12 обнаруживает в ней переход от отдельных, четко очерченных богов к множеству различных сил и даймонов, иначе говоря, к вырождению. Господство магии, суеверия и оккультизма, наблюдавшееся в более поздние периоды, представляло собой, согласно Нильсону (родом из протестантской Швеции), распад и разложение. Веком ранее Шеллинг описал воображаемый «изначальный или первичный монотеизм», который в дальнейшем трансформировался в четко сформулированный монотеизм Ветхого Завета в качестве высшего продукта религиозного сознания. Между первым примитивным монотеизмом и его позднейшей, высокоразвитой стадией произошло вавилонское столпотворение, которое, по Шеллингу, представляло собой вторжение политеизма.

Среди историков религии гипотеза о превосходстве самости и монотеизма над комплексом анима/анимус и политеизмом также находит своих сторонников. Следовательно, гипотеза Юнга является, возможно, еще одним выражением теологического темперамента. В более узком смысле такой темперамент описывается как инверсия, ибо Юнг пишет: «Монистическая тенденция наблюдается у интравертов, плюралистическая — у экстравертов». Как и в других областях человеческой деятельности, Юнг видит присутствие обеих тенденций в теологии, где они выражаются в виде монотеизма и политеизма и находятся «в состоянии постоянного противоборства». Ни одна из указанных тенденций не превосходит другую, ни одна из них не переходит в другую. Они представляют собой равноправные данности.

Мы также должны четко дифференцировать идеи индивидуального и культурного развития, отличать стадию самости индивида и монотеистическую стадию религии. Никем не установлено (несмотря на утверждение Э. Ноймана), что стадии религиозной мысли (если таковые существуют, а Радин в этом сомневается) параллельны стадиям индивидуального сознания (если таковые существуют). Более того, согласно Радину, мы вовсе не должны подходить к религии с точки зрения ее развития. Культура и религия не совершают движение вверх от множества к единому, от беспорядка к порядку, от Вавилона к Яхве: монотеизм не означает превосходства, мнения о его превосходстве придерживаются только сторонники данного мировоззрения.

Идея о превосходстве монотеизма и его поэтапном прогрессе была полезна для понятия о превосходстве самости, путь к которой пролегал через поэтапное поступательное движение индивидуации. Теперь, поскольку ставится под сомнение вопрос о превосходстве монотеизма, следует также усомниться в превосходстве монотеистической модели для самости.

Возможно, линейное мышление, разделенное на этапы, является дополнительным показателем монотеистического темперамента, иудео-христианские фантазии которого благоприятствуют историческому развитию и иерархическому совершенствованию, тогда как совокупность анима/ анимус и соответствующая ей модель политеизма тяготеет к множественному полю циркуляции. Быть может, следовало бы проявлять меньшую уверенность в отношении стадий развития религии и отдельного человека и задавать больше вопросов в отношении такого вида сознания, которое воспринимает мир по этапам его развития.

Наша дискуссия перешла в область психологии. Мы более не рассматриваем представленные Радиным данные по религиям, а используем предложенную им психологическую теорию, согласно которой монотеизм обуславливается «интеллектуально-религиозным выражением темперамента и эмоций весьма специфического типа». В прошлогоднем сборнике нами уже было высказано предположение о том, какой именно архетипическим! паттерн стремится проявить себя через описание самости. Самость персонифицируется в лице старца-мудреца; часто говорят, что его образы упорядочивают, например, геометрические фигуры, кристаллы и камни, а также невообразимые абстракции; поведение, ассоциирующееся с самостью и с процессами, ведущими к ней, описывается обычно языком интроверсий, свойственным детям Сатурна. С точки зрения архетипической психологии, «характерным типом темперамента и эмоций», продуцирующим монотеизм, ставящим самость выше совокупности анима/ анимус и рассматривающим их соотношение, являлся бы сенекс. Такой архетип способствовал бы также пониманию упрямой настойчивости, религиозной нетерпимости и убежденности в своей правоте, свойственным теологическому монотеизму. Он мог бы также объяснить особенности концепции самости, которая действует символически с целью объединения религии и психологии в неразделимое целое. Это ведет не только к теологической путанице с психологизацией Бога (а такая проблема постоянно тревожила Юнга). Это приводит также к психологической путанице с теологизацией психического, что обуславливает возникновение догм, искупительных ритуалов, касты жрецов и к преклонению перед авторитетами. Аналогично, внимание психологического монотеизма к самости может способствовать объяснению теологических интересов современных юнгианцев (как и интереса к юнгианству современных священников), а также своеобразное смешение аналитической психологии с христианством, что будет рассматриваться далее как «направление протестантизма».