Условия человеческого существования

В экзистенциальной терапии мы говорим с человеком о его отношениях с разными (крайними, предельными) условиями существования. Мы говорим о том, как трудности человека связаны с реальностями жизни, той реальности, которую мы не можем изменить. Это касается тех условий, которые для всех людей одинаковы. Конечно, для каждого они проявляются своим особым уникальным образом, но обсуждение этих данностей является очень важной опорной точкой терапевтического процесса.

Первое – это вопрос конечности бытия. Но, мы говорим не о смерти, а о том, какой мы видим свою жизнь в перспективе конечности этой жизни. Насколько в нас живет тревога в связи с тем, что я не знаю, что будет с моей жизнью через какое-то время. Мы все знаем, что когда-то умрем, и нам неприятно об этом думать, и обычно мы думаем об этом на дистанции, абстрактно, философски, не конкретно. И если не слишком часто об этом вспоминать, то вполне спокойно можно жить. Но если этот вопрос как-то обострить, он становится тревожным вопросом.

В древних текстах Цонкапы[1] есть кусочек, который называется «Помятование о смерти». Там описывается практика смерти. Однажды я попробовал ее на себе, и она вызвала много сильной тревоги. Суть заключается в том, что вместо того, чтобы думать, что я когда-нибудь умру, сконцентрироваться на мысли, что я сегодня умру. И если поймать этот момент, что я умру сегодня, то это становится очень сильным переживанием. Время сжимается, становится концентрированным, и на какое-то мгновение многое видится по-другому. Это то, что переживают люди, которые узнают о каком-то страшном диагнозе. И в терапии также важно оживить этот вопрос: в какой временной перспективе человек живет и как это связано с тем, как он живет. И иногда эта перспектива или отсутствие этой перспективы образует определенный образ жизни.

Следующее важное универсальное условие человеческого существования – это отношение со своей историей. У всех нас есть история. Хайдеггер называл этот вопрос «заброшенностью в мир». Мы заброшены в этот мир, мы появились не по своей воле, мы не выбирали, но мы появились при определенных обстоятельствах, у определенных родителей, в определенном месте, в определенном времени. Ну да, это очевидности, но иногда в терапии это звучит очень остро, когда наши клиенты пытаются решать неразрешимые вопросы: как изменить маму, например, или как изменить папу, как быть с этим детством, проклятым и несчастным. И все время, возвращаясь туда, человек тайно верит, что там что-то можно сделать, что-то изменить. И вы сами вероятно знаете, как много некоторые люди тратят времени на то, чтобы изменить своих родителей. Иногда даже представляют, что они стали другими. Вспоминается Марк Твен, который писал: когда мне было 16 лет, мои родители были самыми ужасными существами, самыми невыносимыми, но когда мне было уже 23 года, я удивился, как уже достаточно взрослые люди могут поумнеть. Ну да, это возможно, когда с другой перспективы мы можем увидеть что-то по-другому, сами будучи уже немного другими, но это не об их изменении.

Так вот этот вопрос отношения со своей историей является действительно очень важным и значимым вопросом. И если через эту призму мы пытаемся взглянуть на трудности клиента, то мы можем увидеть, что он застрял в своих тайных чаяниях что-то изменить там в прошлом, вместо того, чтобы заняться своим настоящим, и что-то делать для своей жизни сейчас.

Следующая данность: наше сознание воплощено в теле. Мы живем и как тела. Тело – наш замечательный домик для нашей души, для нашего духа. Если не считать телесной терапии, то остальные направления не обращают внимания на этот домик, на тело, на телесность. А по сути дела, это важная данность. У многих людей ужасные отношения с телом, претензии к нему и обвинения. Современная мода на диеты и определённое питание – это попытка что-то сделать со своим телом. И в терапии важно человека видеть не только как душевное существо и духовное, но важно видеть его целостно. Не только что это тело говорит, но и сколько приятного или неприятного это тело приносит. И это не должно оставаться за скобками.

Далее – отношения. Это та неизбежность, которая нас преследует до самой смерти. Даже если мы говорим, что мы одиноки, мы одиноки условно. Потому что даже когда мы чувствуем себя одинокими, внутри нас много разных других, с которыми мы постоянно спорим, беседуем, которых мы вспоминаем, ненавидим, любим, о которых мы тоскуем… Это присутствие других в нашей жизни в том или другом виде есть всегда. И то, как я принимаю этих других, зависит как я чувствую себя в этой жизни. И не только конкретно каких-то отношений с кем-то, но в целом. Поэтому мы говорим об исключительной значимости отношений не только в терапии, но и в жизни. В зависимости от качества отношений мы можем чувствовать себя уверенно, можем позволить себе радоваться этой жизни.

Далее – свобода и ответственность. С одной стороны это философский вопрос, а с другой, очень конкретный вопрос. Все мы рождаемся свободными существами. Но все ли мы чувствуем себя свободными существами? По сути дела, свобода – это пространство, в котором мы делаем выборы, или не делаем выборы. То есть, это пространство, в котором мы творим свою жизнь. Помните, Сартр говорил, что человек – это его выборы. Человек свою жизнь строит посредством выборов. А выборы происходят в пространстве свободы или несвободы. И в терапии это ключевой вопрос в целом, даже если клиент его не приносит. Это вопрос того пространства, в котором человек выбирает или не может выбрать.

Об искажениях понимании свободы: человек часто понимает свободу как возможность делать все, что ему хочется, не обращая внимания на то, что любая свобода всегда чем-то ограничена. И причем, есть разные ограничения, и некоторые из них абсолютные. И если уж так говорить, то часто нашу свободу ограничивает способность платить за эту свободу, оплачивать счета свободы. И если мы свободны, но не оплачиваем счета, то получится так же как и с кредитом: взяли кредит, не оплачиваем, и в результате мы мучаемся, и наша жизнь движется к пропасти. Так вот вопрос ответственности – это вопрос платы.

Неопределённость. Спинелли очень хорошо говорит: поскольку в нашей жизни присутствуют другие, это делает нас не единственными хозяевами нашей жизни. С одной стороны, мы хозяева нашей жизни, но другие, постоянно  вмешиваясь, что-то меняют в нашей жизни, меняют курс. То есть, наличие других в нашей жизни создает в нашей жизни неопределенность. И это неопределённость присутствует в нашей жизни всегда. И это один из самых сложных вопросов, поскольку людям не нравятся неопределённости. Потому мы все пытаемся неопределенности сделать определённостью, бесструктурное сделать структурным, чтобы можно было на что-то опереться. Нам трудно быть в сложности, мы пытаемся упростить всякое сложное. И ситуация терапии – сплошная неопределённость. В этом смысле и клиенты приходят с большой неопределённостью, в большом напряжении от того что в их жизни хаос, беспорядок и иногда полная неопределенность. В терапии мы тоже в полной неопределённости. Клиенты думают, что в терапии они найдут определенность, что есть компетентный человек, который им скажет, что-то подскажет, и как-то ему станет легче, но не тут-то было… Вот попал человек к экзистенциальному терапевту, а он не знает что клиенту делать, и даже нагло признается в этом: «мы можем попробовать об этом что-то узнать вместе». И неопределённость не только не исчезает, но и становится еще больше и то, что должно как-то упроститься, как-то не упрощается. И это тоже сложность терапии – отказ терапевта брать на себя ответственность за чужую жизнь.  И понятно, что неопределённость всегда проявляется в виде тревоги.

Тревога является данностью, неизбежностью, которая всегда является частью нашей жизни. Хайдеггер называл тревогу данностью человеческого существования, а не состоянием, от которого мы могли бы избавиться. То есть, тревога есть всегда и везде. С точки зрения экзистенциальной терапии мы задаемся скорее вопросом не что делать с этой тревогой, а как понять, что она для нас значит, о чем она говорит, какие сигналы она нам посылает и какую роль она играет в нашей жизни.

Еще одна данность, в которой мы говорим в экзистенциальной терапии – это смысл. И даже не смысл как таковой, а наша постоянная потребность в осмыслении чего-то, что мы делаем. Мы нуждаемся в уверенности, что то, что с нами происходит, имеет какое-то основание, имеет какой-то вес. Мы и от других людей требуем, чтобы они нам подтвердили эту нашу уверенность. Этот поиск осмысленности, осмысление происходящего является очень важной человеческой потребностью. И в терапии человек часто ожидает, чтобы терапевт подтвердил, что человек ведет осмысленную жизнь. Люди часто обесценивают свою жизнь, свои результаты. И мы склонны иногда не столько обесценивать, сколько недооценивать результаты клиента. И это тоже о нашем отношении со смыслом. Терапевт, наприрмер, может «бегать» за каким-то явным, видимым результатом, а если его не видно, то считать, что его вообще нет. Но тогда мы осложняем сам процесс терапии и жизнь клиента, потому что ярких доказательств не так много в нашей жизни. А в каждой встрече в терапии что-то происходит – что-то очень маленькое, что-то очень мелкое. И способность терапевта увидеть в этом смысл, увидеть в этом маленький шажок, и помочь клиенту оценить это маленькое – замечательный результат. Если нам удается при каждой встрече с клиентом показать, что наша встреча не была пустой, то из этого создается видение нашей работы как имеющей смысл, как ценной. Мы знаем, что чудеса, яркие результаты бывают, конечно, но редко.  Все строится постепенно, понемногу. И часто клиенты не видят этого процесса. Им кажется, что мы встречаемся, говорим, говорим, и ничего не происходит. Так вот, нам важно позаботится, чтобы мы видели эти маленькие продвижения, чтобы они придали смысл нашей совместной работе и придали смысл усилиям клиента.

И еще одна данность, с которой имеет дело экзистенциальная терапия, это отношение со временем как таковым. Не с конечностью нашего времени жизни, а со временем вообще. Мы говорим, что экзистенциальная терапия направлена на настоящее. По сути дела, все экзистенциальные терапевты говорят, что они занимаются настоящим. И иногда экзистенциальных терапевтов упрекают, что они игнорируют прошлое. Психоаналитики, например, очень уважают прошлое, а экзистенциалисты не уважают… но это не так. Дело в том, что время в экзистенциальной терапии понимается по-другому.

Экзистенциальная терапия опирается на феноменологическое понимание времени Эдмундом Гуссерлем, основоположником феноменологии. Он говорил, что человеческое время не является прямой, на которой мы можем отложить прошлое, и дальше видеть движение в настоящее, в здесь и сейчас, а потом двигаться в будущее. Гуссерль говорит, что время – не прямая, а сеть. И это значит, что для нас доступно феноменологически только настоящее время. Мы не можем иметь непосредственного контакта ни с каким другим временем кроме настоящего. Но, конечно, мы вспоминаем что-то из прошлого, и даже некоторые события нас продолжают волновать. А в чем тут дело? Дело в том, что прошлое нам недоступно в том виде, в каком оно было тогда. Прошлое в истинном смысле нам недоступно. Мы не можем туда вернуться, мы не можем там ничего сделать. Прошлое нам всегда доступно только через призму настоящего. Тогда получается, что «прошлое» всегда в настоящем, мы из настоящего видим это прошлое. И почему может что-то меняться в нашем видении прошлого? Нам действительно иногда удается что-то менять в видении прошлого – травм старых, например, или трудных событий. Но это мы не в прошлом что-то сделали, мы не изменили прошлого. Мы изменили сейчас наше отношение к нему. Именно в этом смысле Гуссерль говорит, что прошлое является частью настоящего, аспектом настоящего.

Можно много говорить о прошлом, и клиенты любят говорить о прошлом, но важно задать вопрос: «вот когда вы говорите об этом событии в прошлом, что это значит для вас сейчас? Какие чувства у вас сейчас это вызывает? Вы плачете сейчас, вспоминая детство… так о чем эти слезы? Вы скажете о том, что там было… а о чем они сейчас? Что они сейчас значат? Это же не слезы того пятилетнего ребенка, вспоминая которого вы плачете? Это же слезы взрослой женщины или взрослого мужчины, которому не пять лет, а пятьдесят пять. Это же все в настоящем происходит…» Так вот экзистенциальная терапия фокусируется на том, что происходит в настоящем, настоящим того, что есть в прошлом.

Тоже самое будущее. Мы не можем туда перенестись и серьезно говорить, что там может быть, у нас всегда есть какое-то представление о будущем, и опять же представление, исходящее из настоящего. Когда мы в хорошем настроении, то и будущее у нас выглядит весьма светлым, и много возможностей мы можем там видеть. Но когда у человека депрессия, то будущее для него перестает существовать, там бездна раскрывается. И все это не потому, что будущего нет, а потому что у него такое настоящее. Настоящее такое, которое открывает либо широкое окно в будущее, либо там нет никакого окна, а только стена.

В этом смысле мы видим, что все есть в настоящем и экзистенциальная терапия фокусирована на настоящем. И первый вопрос в экзистенциальной терапии не «как ты живешь вообще», а «как ты живешь сейчас». Как ты чувствуешь себя сейчас, в каком состоянии находишься сейчас. То есть, путешествие начинается сейчас.

Это все и есть самые важные основные опорные точки экзистенциальной терапии.

__________

[1] Цзонкхапа Лобзан Драгпа (1357-1419 гг.), или Дже Ринпоче («Досточтимый и Драгоценный») Цонкапа.

Тибетский религиозный деятель, буддийский философ. Он вошёл в историю как основатель одной из четырех главных традиций тибетского буддизма – Гелуг. Гелуг впоследствии стала в Тибете наиболее многочисленной, и с XVII века стала играть важнейшую роль в политике Тибета и России. Именно традиция Гелуг является традиционной для российской буддистов на территориях Бурятии, Тувы и Калмыкии.

^{Римантас Кочюнас
доктор психологии, президент Восточно-Еввропейской Ассоциации экзистенциальной терапии (ВЕАЭТ), директор HEPI (Институт гуманистической и экзистенциальной психологии, Литва), профессор Вильнюсского университета.
Автор книг: «Основы психологического консультирования», «Психотерапевтические группы: теория и практика».}