Полемические мысли о любви и зависимости.

Любовь и зависимость не отличаются вообще.

Любовь, привязанность и зависимость это одно и тоже.

Мифическая "зависимость" - выдумка нашего времени. Так проще описывать тягу к другому в наш век постнарциссизма.
Так проще говорить о том, что я «могу быть самодостаточным», а если что: «это зависимость» и «слабость».

Вместо наслаждения – страдания, которые становятся наслаждением, потому что «жизнь такова», или потому что у меня была такая мама (папа, бабушка, брат).

А вообще, согласно Боулби и иже с ним (а на самом деле, начиная с Фрейда, а если вдуматься, с различных религиозных текстов), создание «однозначностей»: «зависимость и все тут» нормальный процесс нормальной логики против эмоциональной амбивалентности. Как только выясняется, что к значимым близким мы испытываем целую гамму чувств, сразу же речь идет о чем-то определенном: это – «плохо», это – «хорошо». И за риторикой, когда формально все согласны, что амбивалентность и разнообразное отношение действительно имеет место быть со всем и всюду, вдруг просматривается фигура Однозначного и Очень Патриархального Отца…

Да, была. Точно была, помню, у самого была мама, я могу много о ней рассказать, на терапию с ней, в смысле, о ней, то есть вместе с ней… вообще, на решения вопросов, связанных с отношением к матери, потратил несчетное количество часов терапии. И сам долго вслушивался и вглядывался в свои такие зависимые и инфантильные черты

И страдание и ощущение что-я-не-могу-без-другого, если ты не Будда, - часть жизни и любви как части жизни.
Конструкты типа треугольника Карпмана нужны, чтобы объяснять теории, а факты уже подкручиваются под модель.
А по сути есть чувства и возможности людей выдерживать эти чувства.

Любовь сжигает, потому что она сильна, она нуждается, с другой стороны, в поддержке, работе над отношениями. Она «рабыня и царица, она работница и дочь, душа обязана трудится и день и ночь». Так писал Вадим Шефнер.
Нам всем, не побоюсь этого слова, нужен Другой рядом. Это абсолютно хорошая история. Она о том, что объект в нас самих организует и наше личное психическое пространство.
Без Другого плохо. Это тоже нормально и хорошо.

А теперь шаг назад.
Существует все, о чем говорят психологи, потому что, когда клиент приходит к психологу, хочешь-не хочешь, он вступает в мир конструктов и моделей психолога. И каждый раз говоря слово (любое, в том числе и «зависимость»), психолог конструирует реальность клиента. Впрочем и клиент тоже это делает.
И когда они оба оперируют каким-либо термином, моделью и конструктом, это надо обосновать.
Путь наименьшего сопротивления - уже готовые модели.
Но ведь их надо сделать жизненными, напитать фактами, тогда всё будет ясно и станет легче, понятнее, тревога у обоих участников процесса уменьшается.
Таким образом и подтверждаются из сеанса в сеанс, передаются от учителя к ученику концепции.

У Даниила Андреева в «Розе Мира» написано про любимые игрушки, которые существуют живыми в одном из миров потому, что их очень любили их владельцы-дети. Прямо концепция Винникотта про переходный объект в мифологизированном виде. Такие же «игрушки» - все эти концепции и модели наших школ психотерапии существуют в каком-нибудь специальном месте, наверное, как уже предметы того мира. Ведь миллионы людей вложили в них частички самих себя.

Треугольник Карпмана, например, в виде гибкого, синего Треугольника, набрасывающегося на проходящих и не выпускающего из себя.
Зависимость в виде мягкого с виду и грозного внутри одеяния…
Но лучше остановить свои фантазии, тем более оставляя простор для фантазии вашей.

Впрочем. Любовь не та дама, которую надо защищать или превозносить (хотя и это тоже не помешает), а я не трубадур и менестрель.

Любовь настолько многолика, что очень часто какое-нибудь из ее лиц можно и не узнать. А иногда даже можно испугаться и убежать, потому что разве может быть столько гнева в любви?
Столько агрессии? Столько злости? Обиды? Разочарования?

Хочется отмыть любовь, выпарить, алхимически очистить и поставить на пьедестал.
И мне тоже этого хочется!

А потом питаться только дистилированной любовью. Но смогу ли я это назвать жизнью?