Булгаковские Воланд и Иешуа – трактовка образов с точки зрения аналитического психолога.

   Разговаривали мы как-то с мужем о личности Михаила Булгакова, о его очень сложном, «темном» характере и непростой судьбе, писательской и человеческой. Неудивительно что, роман «Мастер и Маргарита», сатирический, философский и эпический, после прочтения оставляет ощущение мрачной загадки, «иной» потусторонней тайны и множество вопросов, в решении которых и профессиональные критики, и любители до сих пор яростно ломают копья. Например, кто такие Воланд и Иешуа?

   Почему-то (?) принято  видеть в них  соответствие с сатаной и Христом или со  злом и добром. Хотя есть мнения, что Булгаков не верил в силу добра, или что в его романе добро и зло равноправны. В любом случае отношения между Воландом и Иешуа – довольно странные и отличаются от канонических. Чем объясняется подобная связь? Они – противники, соперники, соратники? Или расщепленные на противоположности части единого целого, типа Инь и Ян?
  У филолога и писательницы Марии Елифёровой я нашла взвешенные и весьма неожиданные для тех, кто привык оперировать штампами, размышления. «Если приглядеться к отношениям Воланда и Иешуа, никакого антагонизма между ними не наблюдается. Иешуа странен по сравнению с каноническим Христом, слов нет, а Воланд разве не странен?»

  Типичный дьявол обязан совращать праведные души и веселиться, видя их гибель. Но Воланд, «дух зла», не выражает должного радостного ликования от того, что обзавелся новыми душами своих падших подданных, причем не рядовых, а талантливых - Мастера и Маргариты. «А что, если Воланд вовсе не дух зла?» - спрашивает Мария Елифёрова. Заметим, вопрос ставится самым определенным образом: Воланд не какой-нибудь там апокрифический дух зла, а принципиально – не дух зла.

  Что мы видим в действиях Воланда? Он наблюдает, испытывает, отвращается и наказывает тех, кто нарушает его запреты, причем наказывает жестко и немилосердно – практически как ветхозаветный Яхвэ.  Воланд действительно принадлежит к «другому ведомству», необъяснимому привычными доказательствами, будь ты хоть трижды «человеком начитанным», умеющим умело указывать на древних историков и философов (как М. Берлиоз). Если посмотреть в целом, Воланд не конфронтирует со своим оппонентом Иешуа по принципиальным вопросам. Взгляды у них разные, но не антагонистические. Например, Иешуа считает всех людей добрыми, «злых людей нет на свете». Воланд отзывается: «Люди – как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было... Ну, легкомысленны... ну, что ж... и милосердие иногда стучится в их сердца... обыкновенные люди... в общем, напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их...». То есть, по мнению Воланда, обыкновенные люди не злы, но в отличие от Иешуа, он не готов авансом раздавать им эпитеты «добрых».
   «Но если злых людей нет, то нет и зла как субстанции. Значит, Воланд олицетворяет не зло?», - это Мария Елифёрова. Итак, в мире Булгакова Воланд и Иешуа не антагонисты – «просто их полномочия разграничены. Воланд настойчиво подчеркивает, что милосердие не по его «ведомству». Что же в таком случае является ведомством Воланда? Ответ достаточно очевиден: справедливость».

  Справедливость предполагает оценку человека по поступкам и воздаяние по заслугам. Для этого требуются правила для оценивания поступков и выделенная персона, умеющая грамотно взвешивать, оценивать и измерять эти самые поступки. Поэтому справедливость естественным образом отождествляется с законностью и с судом.

  «Не делайте неправды на суде… по правде суди ближнего твоего» (Лев., 19:15); «не извращай закона» (Втор., 16:19). Итак, основная добродетель ветхозаветного Бога, о которой он сообщил Моисею, своему пророку и законодателю, — это справедливость. Если же здесь и есть место милосердию, то только внутри справедливости, как разновидность, особый случай последней.

  Что нам сообщают христианские мыслители, утверждающие постулат благодатного и милосердного Бога? Фома Аквинский, например, в своих философско-правовых суждениях хотел свести христианские идеи в единое непротиворечивое целое, и полагал, что милосердие лишь высший уровень справедливости. Иларион, первый киевский митрополит, поставленный из русских с в 1051 г. противопоставил «закон» и «благодать». В «Слове о законе и благодати» он писал: «Ведь закон предтечей был и служителем благодати и истины…Прежде закон, затем же — благодать, прежде — тень, затем же — истина».

  За 900 лет до Булгакова было сказано, что закон не истина, а лишь тень, хотя и подготавливает к принятию истины. «Прежде - тень, затем – истина».

  Милосердие не отменяет справедливость, но не ограничивается ею. В милосердии любовь к человеку обнаруживаются независимо от его поступков и заслуг. И еще - милосердие не имеет меры, безмерность есть мера милосердия. В милосердии нет и не может быть никаких условий, ограничений, поэтому у Иешуа все, без исключения, люди – добрые.

  А Воланд, соблюдающий справедливость, - это повелитель теней! Он не зло. Он — Закон, который ставит на место самозванцев, вообразивших, будто закон устанавливают они. И таким образом, он — «предтеча и служитель благодати», тень истины, которую воплощает собой Иешуа. Булгаков пишет историю не о Зле и Добре, а о Законе и Благодати. Выворачивая наизнанку христианский канон, он парадоксальным образом возвращается к его истокам.

  Сколько людей одержимы идей (а может быть и демоном) справедливости, стремятся к ней, идут на подвиги и жертвы во имя ее, изнемогают в борьбе. ( Я уверена, что коллеги-психологи сейчас утвердительно закачали головами). Это так понятно: справедливость – одно из центральных и древних умонастроений в общественной жизни. Так вот, все, ратующие за справедливость – в свите Воланда, до тех пор, пока не превозмогут своих желаний расправиться над мелким злом с помощью крупного. Идейным борцам за справедливость все-таки важно определить, где же конкретно они находятся: «в нехорошей квартире», или промышляют с разными поручениями в столице, или же мчатся после грозы в своих подлинных обличиях в мир Воланда, где вновь пересекаются с Пилатом и Иешуа, уходящими по лунной дорожке.

  Юнгианскому аналитику Мюррею Стайну принадлежит мысль: «Психологическая проблема состоит в том, что только часть нашего Эго может идентифицироваться с Христом, а другая – теневая люциферская сторона – остается исключенной и не подлежащей искуплению». В таком случае милосердие, сострадание, любовь к побежденным – это и есть принятие ограничений «другого ведомства», это движение, направленное к искуплению или оправданию, т.е. соединению с правдой, греховной/теневой стороны. Устремление к обретению целостности, цельности – отсутствию внутренних противоречий.