О чем сказка сказывает. Опыт аналитической интерпретации.

  Идея найти параллели сюжета сказки «Пойди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что» в конкретной жизненной истории возникла во время очередной психологической сессии. Клиент, мужчина за 40, дважды женатый, неудовлетворенный и прошлыми и нынешними семейными связями стал активным пользователем сайта знакомств. Для чего? – он не верил в возможность лучших отношений. На мои наводящие вопросы о цели поиска мужчина неохотно признался, в глубине души все-таки надеется на встречу с кем-то, похожей на Прекрасную Даму. Когда в очередной раз мы обсуждали ставшее привычным для него разочарование от знакомства с новоявленной избранницей, я предложила ему метафору: «Ваши искания похожи на то, что как будто Вы ищите, сами не зная что». Эта фраза вызвала у клиента, человека практичного и рационально мыслящего, сильный эмоциональный отклик, данная идея совпала с его внутренними процессами.

   «Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что» - русская народная сказка в обработке А.Н. Афанасьева. В обиходе известно несколько альтернативных вариантов (я нашла пять, но возможно их больше). Главный герой  в различных версиях носит имена: стрелец Федот, стрелец Андрей, стрелок (без имени), отставной солдат Тарабанов, купеческий сын Бездольный. Испытания, которые преодолевает герой, в видоизмененных прочтениях не всегда совпадают. Однако во всех сказочных вариантах наблюдается общая фабула: герой – изначально простой «служивый» человек нечаянно берет замуж красавицу-жену, из-за этого впоследствии подвергается гонениям со стороны верховного правителя, во время прохождения испытаний наживает себе и врагов, ревнующих к его успеху, и добрых помощников. И во всех без исключения сказочных сюжетах в финальном испытании герой отправляется в полную неизвестность в поисках абсолютной неопределенности.

   Я выбрала для работы сюжет, краткое содержание которого такое. «В некотором царстве-государстве жил-был царь, холост-не женат». У царя на службе числился стрелок Андрей, в его задачи входила каждодневная добыча лесной дичи для царской кухни. Случилось, что Андрею совершенно не повезло на охоте. На обратном пути он ранил в крыло птицу-горлицу. Горлица человеческим голосом попросила стрелка не губить ее, а принести в дом. В доме она обернулась прекрасной Марьей-царевной (в некоторых версиях – душой-девицей) и стала Андрею женой. Молодые начали жить обычным порядком. Желая поправить материальное положение мужа, Марья-царевна выткала чудесный ковер, «какого в целом свете не видывали». Ковер за хорошие деньги купили заморские купцы, за еще большие перепродали царскому советнику, а уж у советника ковер выкупил сам царь. После этого приобретения царский советник, а затем и царь захотели воочию познакомиться с прекрасной ткачихой (в большинстве сказаний Марью-царевну именуют «стрельчиха»). Ну, и «защемила царя сердечная зазноба. Задумал думу нехорошую - отбить жену от живого мужа». Царь поручает своему советнику придумать для стрелка невыполнимые поручения, чтобы «извести» его со свету. Советник, измышляя загадки Андрею, пользуется услугами «кабацкой теребени в рваном кафтанишке» (в некоторых сказочных вариантах это баба-яга). Царь, следуя полученным указаниям, посылает Андрея-стрелка сначала «на тот свет узнать, как поживает покойный царь-батюшка»; затем «за тридевять земель, в тридесятое царство добыть кота Баюна»; и после всего отправиться туда, не знаю куда, чтобы принеси то, не знаю что. Андрей успешно справляется со всеми поручениями, руководствуясь четкими наставлениями, которые дает ему мудрая Марья-царевна, также заручаясь поддержкой ее родственников и покровителей. Во время странствия стрелок встречается с персонажами, наделенными волшебной силой или волшебными предметами. Искомый некто из неизведанной области имеет имя сват Наум (в иных версиях Шмат-Разум), обладающий феноменальной способностью исполнять любые желания. Он добровольно соглашается служить Андрею и обучает его на обратном пути домой, как хитростью приобрести некоторые «диковины», жизненно необходимые (как оказалось) в предстоящих событиях. Стрелок в сотрудничестве с небывало могущим сватом Наумом становится практически неуязвим для внешних враждебных воздействий. В финале сказки Андрей-стрелок встречается со своей верной женой Марьей-царевной, вынужденной в его отсутствие летать бесприютной горлицей, строит собственный дворец, сражается с коварным царем, побеждает его и по просьбе народа вместе с нареченной женой начинает править царством до старости.  

    Сказки по замечанию Дикманна Ханса могут иметь разные интерпретации. В свете юнгианского прочтения данную можно рассматривать как историю женской индивидуации, где изначально раненая, но, тем не менее, сильная и активная анима встречается с неразвитым, зависимым и пассивным анимусом, который со временем становится полноправным царем, и совершается подлинная свадьба – алхимический брак равностатусных: не только женщина – царевна, но и мужчина - царь.  А можно, например, сосредоточить взгляд на взаимодействии внутри самой архитипической пары на разных стадиях алхимического брака. Однако вышеупомянутый клиент был мужчина, и мы попробовали взглянуть на мужской путь индивидуации: достижение целостного состояния через поиск Самости, через встречу и удержание своей анимы. В любом случае у исследователей сохраняется возможность почувствовать силу архетипического мира.

   Итак, едва погружаясь в сказку, мы знакомимся с основными персонажами, между которыми завязываются напряженные отношения: царь-государь, стрелок-Андрей и Марья-царевна. Царь – холост-не женат, стрелок женится неожиданно, но брак с красавицей приносит ему не только радость, но и массу трудных испытаний. Согласно исследованиям Марии-Луизы фон Франц, представитель высшей государственной власти «символизирует доминирующее коллективное сознание». В нашем случае царь, не имеющий поддержки в виде жены-анимы, скорее всего «является воплощением одряхлевшей и полностью истощившейся системы коллективного сознания». Отсюда страстное желание царя  всякими правдами-неправдами соединиться с мощным творческим и животворящим началом (Марьей-царевной) для «омоложения» коллективного эго-комплекса.

   Главный герой – стрелок Андрей. Снова соглашаясь с фон Франц, отмечаем, что наш сказочный персонаж «совершенно непсихологичен». Кто такой стрелок или стрелец? Это охотник или воин, вооруженный луком и стрелами, умеющий точно попадать в цель, то есть привыкший незамысловатым образом решать простые земные задачи. Занятие стрелка – ходить в лес и добывать дичь. Лес – распространенный символ бессознательного, как и живущая в нем «дичь», поэтому Андрею далеко до мудрости, пока - это образ инфантильного, инстинктивного, слабо мыслящего эго. Стрелец живет в бессознательном состоянии до тех пор, пока не встречает горлицу. Встреча произошла ровно тогда, когда удачливый охотник потерпел основательное фиаско в своих привычных действиях. Именно во время, когда прежние алгоритмы дают сбой, человек встречается с ситуацией, кардинально меняющей его жизнь. Горлица – дикая голубка, во все исторические периоды наделяемая символическим смыслом. Как всякая птица – она символ души, посредник, осуществляющий связь между небом и землей, божий посланник. Голубей посвящали как верховному Богу в древнем Израиле, так и у многих народов – Небесным Царицам и Великим Матерям. В древней Греции голуби – символы Афродиты (римской Венеры). В поговорку вошли также верность голубиных пар, и их любвеобилие. Воркование голубей почти повсеместно связывается с эротическими ласками.

   Меткий стрелок, видя горлицу, целится убить её и промахивается. Горлица только ранена. Некоторые этнографы упоминают, что раненые животные отражают состояние души, в которой сила инстинктов значительно уменьшилась. Логический парадокс: подбив птицу и нанеся ей травму, Андрей тем самым ослабил силу животных инстинктов своей анимы. Вроде бы очевидная ошибка стрелка на самом деле отражает правильное поведение героя. Раненая горлица говорит «странные» речи:
- Не губи меня, Андрей-стрелок, не руби моей головы, возьми меня живую, принеси домой, посади на окошко. Да смотри, как найдет на меня дремота - в ту пору бей меня правой рукой наотмашь: добудешь себе великое счастье.

  Дом – это, как правило, хорошо освоенное внутреннее пространство, психическое в том числе, возможно, это область сознательных представлений и действий. Окно – видимая граница между внешним и внутренним. Внесение в дом раненой птицы, говорящей человеческим голосом можно сравнить с возвращением во внутренний мир человека его анимы, его души, спроецированной доселе на внешние объекты. Если же наступает «дремота» - состояние полусонного, сумеречного сознания, присоединенная проекция снова может оказаться вовне. Чтобы этого не случилось, требуется контролировать ситуацию: в нужный момент приложить определенные усилия воли,  «бить правой рукой наотмашь». «Правая рука обычно соответствует активному началу, будущему, обретению знаний и опыта, благотворным изменениям, служит символом духовного влияния и просвещения. Наделяясь преимущественно положительным значением, правая рука соотносится с правильным образом действий» (Энциклопедия символики и геральдики). Так совершается трансформация, необходимая для «добывания счастья» - дикая горлица превращается в прекрасную Марью-царевну (заметим, она уже наделена царским достоинством), символ «возвращенной» души героя. Мужская анима, ранее пребывающая в бессознательном, находит воплощение в человеческом образе.

  Далее мы видим быстрое заключение брака между эго (герой) и анимой. Символически брачное соединение является предварительным и непременным условием дальнейшего движения. Соединиться с одушевленной анимой не сложно, а вот развивать возникшие «брачные» отношения – большой труд для инфантильного эго, потому что развитие означает готовность к изменению. Именно с этого момента, и вплоть до кульминации сказки жена стрельца будет не просто влиять, но и определять его судьбу. Это говорит о том, что у истоков поиска подлинного «Я» всегда стоит анима, играющая огромную роль в творческой жизни мужчины.  По ходу сюжета станет ясно, что анима – это еще и посредник между человеческим эго и Самостью.

  Итак, анима начинает творчески действовать. Пока Андрей спит Марья-царевна ткет узорчатый ковер невиданной красоты, «на нем все царство расписано, с городами и деревнями, с лесами и нивами, и птицы в небе, и звери на горах, и рыбы в морях; кругом луна и солнце ходят». Это фактически прообраз  будущего царства, которое стрелку предстоит добыть. С этого момента привычная Андрею служба, т.е. принятие обычных эго-решений и подчинение обычным правилам, закончилась.

Здесь и далее чудесная работа Марьи-царевны будет всегда совершаться по ночам. По всей видимости, наиболее действенный труд психики происходит, когда эго спит и не мешает бессознательному хитроумно «ткать ковер» жизни. Символическое действие ткачества подробно проанализировала М.-Л. фон Франц в «Толковании волшебных сказок». Ковер – это и символ матери-земли, и образ внутренней жизни в целом. В нашей сказке анима в образе Марьи-царевны «связывается» с «материнской землей».

  Творческий принцип, возбужденный действиями анимы, не может не войти в конфликт с доминирующими установками коллективного сознания, которые стали импотентны и бездеятельны. Старый царь стремится «извести» молодое и энергичное начало, в образе стрелка, и желает сам обладать Марьей-царевной.  Это страсть вынуждает царя следовать рекомендациям «кабацкой теребени» - жуликоватого существа не ясного пола, сомнительной репутации, при этом точно знающего, что представляет собой Андрей, а что - его жена: «сам-то он прост, да жена у него больно хитра». Заметим, что теребень замечательно осведомлен(а) о жизни в потусторонних, не здешних мирах, поэтому предложенные им загадки весьма трудно разгадать. Можно предположить, что на сцене появляется трикстер, совершающий свои парадоксальные проделки: он помогает царскому советнику, и он же втягивает в затруднения стрельца. Хотя, возможно, кабацкая теребень - это теневое, вытесненное из коллективного сознания психическое содержание. Рассуждая о тени в волшебных сказках, фон Франц считает, что тень может проявить себя в коллективном аспекте. В любом случае доминирующая коллективная установка готова сотрудничать с репрессированной частью ради удовлетворения сохранения своего положения.

   Первое предложение, идущее от трикстера – сходить на тот свет, узнать, как поживает покойный царь-батюшка. Т.е. в прямом смысле отправиться в царство мертвых. Чтобы попасть «туда», «в нижний мир», герою нужно (на время) умереть. В психологическом смысле – это похоже на состояние депрессии: угнетающее, темное, страшное. Стрельцу есть от чего «голову повесить». Однако Марья-царевна спокойна и не видит больших сложностей в выполнении данного задания. Она дает мужу мешок сухарей и золотое колечко, указывающее дорогу. Колечко доводит Андрея до темного дремучего (однокоренное со словом «дремота») леса и глубокого оврага - аналогии прозрачны для интерпретации. Кольцо – это и символ брака, и знак единения с судьбой, а также распространенный символ Самости. Активно действующая анима, способная поддержать мужское эго на пути индивидуации, дает ему необходимую «пищу» и направление к  высшему смыслу. Стрелок, навестив «покойничка» (умершего царя), успешно возвращается назад. Пунктирно можно предположить, что в состоянии депрессии человек должен встретиться с «неживыми» - устаревшими, отжившими - установками, полученными в наследство от предков, и пересмотреть их, отказавшись от однозначно губительных. По сути, терапевтическое действие депрессии – осуществление «закона зерна»: «Истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода (Ев. от Иоанна 12,23-25). Страстная Марина Цветаева когда-то поэтически отозвалась: «Солдаты! До неба – один шаг! Законом зерна – в землю!». По мере возрастания интенсивности психодинамических процессов, нашедших свое отражение в развитии сказочного сюжета, можно наглядно увидеть осевую вертикаль «небо-земля-под землею», вдоль которой странствует душа.

  Следующее испытание для героя, которое через царского советника и царя реализует трикстер, поход за тридевять земель, в тридесятое царство за котом Баюном. Психологическое действие данного отрывка насыщено деталями и чрезвычайно важно, поэтому лучше интерпретировать его по частям.

  Андрей, получая такое задание, кручинится пуще прежнего: «ниже плеч голову повесил». Жена спокойна и в этот раз. Однако данная задача значительно труднее первой. Поэтому, когда муж уснул, Марья-царевна сама «пошла на кузницу и велела кузнецам сковать три колпака железных, железные клещи и три прута: один железный, другой медный, третий оловянный. Утром рано Марья-царевна разбудила Андрея:
- Вот тебе три колпака да клещи и три прута, ступай за тридевять земель, в тридесятое царство. Трех верст не дойдешь, станет одолевать тебя сильный сон - кот Баюн на тебя дремоту напустит. Ты не спи, руку за руку закидывай, ногу за ногу волочи, а где и катком катись. А если уснешь, кот Баюн убьет тебя». Выполнив всё, как велела жена, стрелок «кое-как выдержал дремоту (т.е. преодолел бессознательное сопротивление – С.С.) и очутился у высокого столба».

  Славяне считали цифры три и девять священными, обозначающими полноту и завершенность. Трижды девять царств на белом свете есть, а тридесятого нет. Оно возможно только за пределами земли, т.е. в ином нематериальном пространстве – психическом. Усиление числа три ( трижды три), несущего присутствие нуминозности, наводит на мысль о вертикальном движении. Если в предыдущем опыте герой спускался «вниз», сейчас ему придется подняться «вверх». «Погружение в глубины всегда предшествует подъему» (К.Юнг). Высокий столб, на котором сидит кот Баюн – образ вертикального стержня, оси гармонии, аxis mundi, связывающего небо и землю, символ процесса центрирования в индивидуальной психике.

  Кот Баюн — огромный кот-людоед, обладающий волшебным голосом. Он заговаривает, убаюкивает, усыпляет своими сказками подошедших путников. Тех, у кого недостаточно сил противостоять его волшебству и кто не подготовился к бою с ним, кот-колдун безжалостно убивает, и тогда встреча с этим сказочным чудовищем грозит неминуемой смертью. Но тот, кто сможет добыть кота, найдёт спасение от всех болезней и недугов — ибо сказки Баюна целебны. Подобный образ смертельного обольстителя чрезвычайно часто встречается в сказках и мифах, древних и современных, народных и авторских (сладкозвучные сирены в «Одиссеи» Гомера; Зеленая Дама, способная превращаться в змею, у К.С. Льиюса в «Серебряном кресле»; наконец, библейский змей-искуситель, обвивший священное  райское Дерево). Уместно предположить архетипическое происхождение данного образа. При каких обстоятельствах человек может заслушаться сказок до потери сознания? - Когда бессознательное архетипическое содержание захватывает сознание и парализует его способность к ясному критическому мышлению. К.Юнг предупреждает: «Символический процесс является переживанием образа и через образы…Главная опасность заключается в искушении поддаться чарующему влиянию архетипов… Архетипические фигуры, в силу своей природной нуминозности обладают автономностью, вообще освобождаются от контроля сознания» Таким образом развиваются одержимость, мании, сумасшествие. Резонный вопрос  – назвать фигуру обольстителя, того, кто может свести человека с ума? Судя по той хитроумной игре, которую ведет кот Баюн, по его умению убеждать в невероятном, быть губителем или целителем в зависимости от условий – видно проявление амбивалентной женственной природы, а именно - проявления Анимы, природного архетипа души, ее теневой, оборотной стороны. Да-да, это тоже душа! К. Юнг пишет: «Душа приводит к жизни пассивное и совсем к ней не стремящееся вещество. Чтобы возникшая жизнь не исчезла, душа ставит западни и капканы», иначе «человек пришел бы к мертвому покою». Иметь душу, значит подвергаться риску. «Небеса и ад — вот судьба души». «Все относящееся к Аниме нуминозно, т.е. безусловно значимо, опасно, табуированно, магично».

  Мудрая Марья-царевна, зная с кем, придется встретиться стрелку, обращается за помощью к кузнецам. Ветхий завет указывает, первым кузнецом был Тувалкаин, т. е. наследник Каина; слово «каин» на арабском и сирийском языках означает – «кузнец». В мифах древних цивилизаций Кузнец (наиболее известные - Гефест у греков, Вулкан у римлян, Энки у шумер, Вишвакарман у индусов и мн.др.) – это бог-профессионал, бог-мастер, бог-труженик, бог-демиург, наделенный сверхъестественной созидательной силой, инициатор возникновения ремесел. Его работа с огнем напоминает алхимическое деяние, молот и наковальня - взаимные противоположности, активное и пассивное. В коллективном бессознательном русского народа явление архетипа Кузнеца отражено в мифе о таинственном острове Буяне с загадочным бел-горюч камнем Алатырь, на котором стояла золотая кузня Кузьмы-Демьяна. Кузнечный молот, один из главных атрибутов героя-кузнеца - мифологический образ орудия преобразования мира. Архетип глубокой древности и поныне живет в стихах и песнях. Вспомнить хотя бы: «Мы - кузнецы, и дух наш молод, куем мы счастья ключи. Вздымайся выше, наш тяжкий молот. В стальную грудь сильней стучи». Архетип Кузнеца в психической структуре человека  - «признак раннего этапа дифференциации сознания. Кузнец, сотворяя мир, и находясь на одном уровне с богами, символизирует незамутненность психики вытеснениями (Тенью)». «Именно от интенсивности огня зависят во многом изделия Кузнеца» (Саги Шнайдман). С точки зрения Юнга, огонь представляет собой энергию, свет осознания, эмоцию и чувственное напряжение, накал либидо. Творческая работа анимы, усиленная накалом либидо, запускает алхимические процессы по дифференциации эго.

   Итак, если кто и может создать «волшебные» предметы (колпаки, клещи и прутья), так это кузнецы. Обычный мужской головной убор  - шапка, важнейшая часть одежды. Обнажение головы для мужчин имеет сакральный смысл: при исполнении обрядов и ритуальных действий (в церкви, перед иконой), перед человеком более высокого социального положения, в помещении. В сказках и поверьях шапка представляет средоточие магической силы. Колпак – это тоже головной убор мужчины, но специфической конусообразной, остроконечной формы. Как правило, колпаки носили шуты-скоморохи, иногда святые блаженные или юродивые, безумием мнимым безумие мира обличающие. В южно-славянском фольклоре нередко отмечается, что остроконечная шапка — атрибут дьявола и мира мертвых. Надев колпак, стрелок (как бы) демонстрирует свою принадлежность загробному миру. Победить змея может только подлинный змееборец – герой, реально сочетающий в себе черты змея. Чтобы сразиться с нездешним котом Баюном, Андрей надевает «потусторонний» колпак. Колпак имеет функцию защиты не физической, но «психологической» головы, места, в котором обитает ясный логический ум. В контексте анализа сказки в утроенной защите в «неземном», духовном пространстве, нуждается новое формирующееся сознание. Оно должно остаться неповрежденным после схватки с котом Баюном. Железо – грубый металл, ассоциированный с энергией Марса, вполне может символизировать мужскую твердость, суровую несгибаемость, готовность воспринимать разрушительные действия. Клещи, также выкованные из железа – инструмент, осуществляющий безопасный захват или зажим чего-то, сопряженного с риском. Это предмет, позволяющий субъекту вступить в опосредованный контакт с необходимым, но опасным объектом. Железные клещи, выкованные при пособничестве мудрой жены, помогают стрелку осуществить захват волшебного кота и удерживать Баюна от намерения взять верх над его разумом.

Архетипическая динамика разворачивается при прочтении сказки. «Кот Баюн увидел Андрея, заворчал, зауркал да со столба прыг ему на голову - один колпак разбил и другой разбил, взялся было за третий. Тут Андрей-стрелок ухватил кота клещами, сволок наземь и давай оглаживать прутьями. Наперво сек железным прутом, изломал железный, принялся угощать медным - и этот изломал и принялся бить оловянным. Оловянный прут гнется, не ломится, вокруг хребта обвивается. Андрей бьет, а кот Баюн начал сказки рассказывать: про попов, про дьяков, про поповых дочерей. Андрей его не слушает, знай, охаживает прутом.
Невмоготу стало коту, видит, что заговорить нельзя, он и взмолился:
- Покинь меня, добрый человек! Что надо, все тебе сделаю».

  Какую роль сыграли здесь прутья из разных металлов? Пруты, кнуты – узнаваемые фаллические атрибуты. Они же – средство и символ власти и управления. Бичевание было популярным в средневековье средством изгнания дьявола из ведьм и умерщвления плоти кающихся грешников. Т.е. в пространстве психики в процессе индивидуации мужское эго должно суметь одержать духовное превосходство над действиями своей бессознательной анимы, обольщающей, заговаривающей и убаюкивающей сознание, готовой поглотить его в пучину одержимости, безумия. Причем, победа эго возможна, когда власть логоса - гибкая, способная «вокруг хребта обвиваться». По возвращении домой, после того, как прирученный и усмиренный кот Баюн по приказу Андрея показал царю страшную «страсть», стрелок посадил животное в клетку, т.е. жестко ограничил в произвольных действиях.

  Кульминационный накал сказки – в финальном, многоуровневом отрывке. Не смирившийся царь, по наущении неунывающей кабацкой теребени, посылает стрелка туда - не знаю куда, за тем - не знаю чем. Наступило время главного испытания. Сама формула задания свидетельствует о фатальной необходимости отказаться от любой формы сознания: не знаю куда, не знаю что. Ключевое слово «не знаю». Услышав новое повеление, Андрей «сел на лавку и заплакал». «Закручинилась» и Марья-царевна: не помогла ей волшебная книга, «читала, читала, бросила и за голову схватилась». Ничего важного не смогли сообщить ей ни «звери лесные, птицы поднебесные», ни «гады и рыбы морские», ни два помощника-великана (как правило, невероятно сильные, но, наивные, интеллектуально неразвитые существа – возможно, инстинкты), которые «подхватили Марью-царевну, отнесли на Океан-море и стали на середине, на самой пучине (т.е. в символическом центре коллективного бессознательного), - сами стоят, как столбы, а ее на руках держат». Марья-царевна, будучи женой «простого» стрельца, на самом деле была действительно владычицей над всем земным - животным миром. Но подвластный ей, невероятно разнообразный природный мир «никогда не слыхивал» про запредельную загадку о непознанном. Анима, выступая в роли посредника и проводника к трансцендентной Самости, ощущает свои ограничения. Теперь главный герой должен пройти весь путь самостоятельно. Помощь жены на это раз заключается не в выдачи четкой инструкции по выполнению поручения, а просто в терпеливом ожидании мужа из странствия.

Собирая стрелка Андрея в дорогу, Марья-царевна дает ему клубок ниток («куда он покатится, туда и ты иди») и вышитую ширинку («куда бы ни пришел, будешь умываться, чужой ширинкой не утирайся, а утирайся моей»). Мы помним, что траектория пути – это направление движения мужского эго к центру целостного «Я». Вышитая ширинка указывает нам на непрекращающуюся связь с анимой, она же станет визитной карточкой-пропуском героя в пра-материнский мир. Клубок-путеводитель (самостный образ, напоминание о цели путешествия) докатился вновь до темного леса, до избушки на курьих ножках, в которой сидит седая старуха, прядущая кудель. Баба-яга, по аналогии с древнегреческими мойрами, прядет нить судьбы. Марья-царевна – более искусная в мастерстве: она умеет ткать и вышивать, но баба-яга прядет саму основу грядущего. Баба-яга по заветной ширинке узнает вышивку родной дочери, и ее отношение к стрелку кардинально меняется: от враждебного к предельно близкому, он становится «зятюшка возлюбленный».

  Баба-яга - таинственное женское существо, непонятным для разума образом сочетающее в себе добро и зло. Она живет на границе миров: жизни и смерти, ведомого и неведомого, явного и скрытого, сознательного и бессознательного. Вновь перед нами женский архетипический образ, очень близкий к архетипу Великой Матери. Встреча с Великой Матерью «во внутреннем мире сравнима с готовностью отрешиться и погибнуть в наличном статусе бытийности, ради возрождения в искомом, слушая непредсказуемый и неконтролируемый «шёпот» интуиции» (М.-Л. фон Франц). В сказке видно, что исконная сила матери значительно превосходит возможности ее дочери. Мать обладает более древним знанием и управляет не только природными, но и мистическими энергиями. Баба-яга, провожая Андрея в путь, дает ему горшок с парным молоком, в молоке - лягушка, и своего коня. Функция коня – довезти героя до огненной реки, далее проводником будет лягушка. Баба-яга выступает наставницей и  дарительницей для главного героя, он получает благословение Великой Матери. Возможно, потому, что еще до встречи с этой архаичной материнской хтонической силой эго мужчины сумело интегрировать важные проявления бессознательной женской природы.

  Огненная река, молоко, горшок, трехсотлетняя лягушка из болота, именуемая «бабушка-лягущка», умеющая раздуваться до размеров «выше темного леса». В русских (и не только) народных сказаниях рай отделен огненной рекой, и грешник не может ее перейти. Огонь имеет божественную природу, он – эманация внутреннего света, сила и жар, он - атрибут либидо (согласно Юнгу). Огненная река – граница сакрального пространства. Герой – на пороге сверхъестественной трансформации, качественно иного уровня бытия, инициации. Заметим, что эго мужчины пользуется символическими «женскими» производными. Молоко – материнское питание, горшок – аналог материнской утробы. В мифологических представлениях образ лягушки связан с особенностями ее образа жизни, зависимыми от водной среды. Примитивное сознание видит лягушку, рожденной из увлажненной земли и связанной с подземными водами, с дождевой магией. Она - покровительница чадородия, охранительница дома и хозяйства. Лягушку почитали как символ плодородия и сакральных знаний,  мудрости и всеведения. Широко известная Царевна-лягушка восходит к архетипу тотемной супруги, на которой первобытный охотник должен был «жениться», для того чтобы охота удалась. Появление женского образа «бабушки-лягушки», раздувшейся выше леса (выше наших представлений о коллективном бессознательном), возможно, говорит об окончании психологического бесплодия мужчины.

  Перепрыгнув через огненную реку, перенеся на спине «крепко держащегося» Андрея на тот берег, лягушка сделалась опять маленькой. Далее герою следует действовать одному на свой страх и риск, и никто не может предсказать, чем завершится странствие. Андрей (которого сказитель устами всеведущей бабушки-лягушки первый раз называет «добрый молодец»), следует по тропинке и видит: стоит «терем - не терем, изба - не изба, сарай - не сарай, тыном обнесена, без окон, без крыльца». Войдя в избу, стрелок прячется за печью и наблюдает оттуда, как «застучало, загремело по лесу, и входит в избу мужичок с ноготок, борода с локоток», призывающий свата Наума: «Есть хочу!». Это невеликий мужичок с помощью точеного ножа до последней косточки обгладывает целого печеного быка, выпивает целый бочонок вина и уходит, приказывая напоследок: «Эй, сват Наум, убери объедки!».

   Имеет смысл разобраться, куда пришел стрелок, и кто такой мужичок с ноготок. Описание «здания» уверяет нас в том, что стрелок действительно попал в то, самое место, которому нет определения, а именно «не знаю, куда». Понятно одно - область непознанного ограничена условными «стенами» и условным  «забором».  Это и есть смысловой центр духовного сакрального пространства, где происходит чудо трансформации. Герой находится на пике перелома судьбы, в шаге от коренной психологической метаморфозы. Он наблюдает за происходящим. И здесь появляется мужичок с ноготок, борода с локоток.  Мы видим абсолютное логическое несоответствие между ростом человека (невысоким, как у ребенка) и видимой зрелостью (издревле, на Руси особенно, борода считалась признаком старости и мудрости), а также производимыми действиями (в одиночку употребляет огромное количество пищи и пития, орудуя «точеным» ножом - символом активного прагматизма и агрессии). Образ мужичка с ноготок напоминает лешего, гнома, карлика, тролля (и т.д.). Все эти персонажи, согласно народным представлениям, могут кардинально меняться в своих размерах (заметим, этим же умением обладает и древняя бабушка-лягушка). К. Г. Юнг считает, что наши рациональные представления о времени, пространстве, размерах в бессознательном теряют свою значимость: «Атман «меньше малого и больше большого», он ростом «с пальчик», но «покрывает мир на высоте двух ладоней». Обычно такие сказочные существа, маленькие ростом, обладают колоссальными возможностями. Б.А. Успенский в работе «Филологические разыскания в области славянских древностей» подробно исследует, как данный персонаж в фольклорном предании причислен к разряду духов, встреча с которыми обычным людям грозит неминуемой гибелью. Кроме того атрибуты «мужичка с ноготок» приписываются Змею, а также ассоциируются с Волосом/Велесом. Характерные внешние признаки  Волоса – ногти и волосы – имеют ничтожно малые размеры, но обладают огромной волшебной силой. Интересно такое наблюдение Успенского: «Этимологическая соотнесенность имени Волоса с властью находит соответствие в выражении прижать к ногтю, «завладеть». В этой связи рязанск. велес (валец) - «повелитель, указчик», волос - «власть», волосить – «властвовать, управлять».

   Итак, образ «мужичка с ноготок, борода с локоток» объединяет образы бородатого старика и ребенка, это появление образа духа. В нашей сказке мы видим появление не просто второстепенного персонажа, а образ духовного архетипа, Самости. Он «всегда появляется в тот момент, когда герой находится в отчаянном положении, из которого его спасти может только глубокое размышление или удачная мысль - другими словами, духовная функция или определенного рода внутрипсихический автоматизм» (К.Юнг).

   Все архетипы, по мысли К.Юнга, имеют как благоприятную, светлую сторону, так и негативную, неблагоприятную. В этом отношении архетип духа не исключение. Я обращаю внимание на интересную психологическую инверсию образа «мужичка…». Теневая, эстетически не симпатичная, устрашающая сторона Самости представлена в явном виде «мужичка…», а мудрая, проницательная, расположенная к герою часть, «сват-Наум», – бесплотный невидимка, скрытый от всякого визуального контакта. Вероятно, отношения эго с этим аспектом Самости могут поддерживаться только на основе взаимного доверия и особого чувствования друг друга. Собственно, обоюдное согласие к сотрудничеству возникают сразу в тот момент, когда Андрей проявляет человеческое - гуманное, братское отношение к «обслуживающей функции»:

«Андрей сел за стол и говорит:
- Сват Наум, садись, брат, со мной, станем есть-пить вместе.
          Отвечает ему невидимый голос:
- Спасибо тебе, добрый человек! Столько лет я здесь служу, горелой корки не видывал, а ты меня за стол посадил».

  Волшебный слуга, который до этого лишь удовлетворял потребности духа в насыщении пищей, становится братом «доброму человеку», идущему по пути инициации и дает согласие служить стрельцу дальше. Трансформационный союз состоялся. «Так человек делает шаг навстречу Богу, а Бог входит в человеческую жизнь. Так происходит соединение хозяина и слуги, Духа и плоти, Божественного и человеческого» (В. Мершавка). Роль «мужичка с ноготок» в этой истории не менее важна – ведь это он научил Андрея-стрелка призывать свата-Наума, звать его по имени. Поскольку в многовековой человеческой культуре имени придавалось особое, сакральное значение, обращение к кому-то по имени свидетельствовало о доступе к священной сути обращаемого. Именно «неприятный» мужичок с ноготок показал возможность управления неожиданным и невероятным «средством» для достижения успеха, одного из ряда особенностей целостной личности.

  Интересно рассмотреть значение двусоставного имени сват-Наум. Явное созвучие «на-ум» вызывает ассоциацию «прибавление ума», «наставление на ум», т.е. осознание. Русские поговорки это точно подтверждают: «наш Наум себе на уме», «пророк Наум поставит на ум!». В народном обиходе обучение грамоте крестьянских детей начиналось в свободное от полевых работ зимнее время, после 14 декабря – дня церковного поминовения святого пророка Наума. Пророк Наум – от др.евр. «утешитель», жил за 700 лет до Рождества Христова, предсказал разрушение Вавилона и пророчествовал о распространении веры Христовой апостолами. В астрологической интерпретации день 14 декабря соотносится со знаком зодиака - Стрелец, планетой – Юпитером, символом верховной власти, цветом - багровым, покровителем имени - улиткой, камнем-талисманом — карбункулом, заветным деревом – инжиром. Вспоминая работу К.Юнга «AION», всё выше перечисленное соответствуют символическому изображению Самости. А инжир, или смоква, излюбленное библейское дерево – основной образ для иносказаний и сокровенных аллегорий. По мнению некоторых авторитетных ученых (разных научных направлений), священное Дерево райского сада, аxis mundi - не яблоня, но смоква.  Занятно, что название земной персоны стрелка в системе небесных координат совпало с астрономическим местом обитания Самости; и показавший свою успешность юпитерианский принцип власти снова тождественен еще одному имени Самости.

  Сват – это отец одного из супругов по отношению к родителям другого супруга или же человек, сватающий жениха невесте или невесту жениху. Роль свата - осуществлять миссию посредника, вести переговоры, соединять два различных некровных семейства узами нового родства.

 Итак, сват-Наум, «утешитель души» (узнаваемая аналогия со св.Духом), дух, принцип, противоположный материи, нематериальная субстанция, «форма существования, которая на высшем и наиболее универсальном уровне называется Богом» (К.Юнг), соединяющий прежде незнакомые друг другу структурные ипостаси психического: эго и Самость. Сват-Наум и стрелец-Андрей взаимно необходимы друг другу. Стрелец без Наума – зависимый от воли вышестоящих, недалекий (во всех смыслах) человек. Сват-Наум без Андрея – безынициативный, безмолвный слуга «темного» духа, лишенный свободы передвижения и творческой активности. Эго нуждается в Самости, чтобы иметь возможность видеть и осмысливать жизненные процессы трансцендентно. Самость же, со всеми ее удивительными способностями к чудотворению, не может осуществить их, без доступа к проявленной осознанности, к видимому, телесному миру. Юнг утверждал следующее: «Самость – это соотнесенность… Самость существует постольку, поскольку Вы себя проявляете. Не то, что Вы есть, а то, что Вы делаете, определяет самость. Самость проявляется в Ваших деяниях, а деяния всегда означают отношения». 

  Основная задача героя – вернуться домой преображенным победителем, с добытыми дарами и богатствами. Движение сказки уже направляет наше внимание к исходной позиции, к точке старта. На обратном пути Андрея-стрельца дожидается лягушка, которая, раздувшись, снова переносит его через огненную реку. И начинается долгая дорога домой, в свое царство. Стрелок, не привыкший еще к использованию неограниченных возможностей свата-Наума, по привычке  опирается на обычные ресурсы и со временем сильно устает. «А сват Наум ему:
 Что же ты мне давно не сказал? Я бы тебя живо на место доставил». Такую деликатность божественной функции можно объяснить приоритетом эго-сознания в психике человека и отсутствием психологической инфляции эго (когда сознание «гордо» затмевается мыслью о собственном избранничестве и всемогуществе). При помощи свата-Наума трудный путь домой превращается в захватывающее путешествие, в котором достаточно сюжетов для более пристального анализа. Я хочу остановиться на одном. В нем рассказывается, как сват-Наум, после головокружительного полета со стрелком-Андреем над глубоким морем, мгновенно выстраивает  посреди океана островок с дворцом с золотой крышей, с прекрасным садом, поющими птицами, чудными зверями.
Развитое сознание способно оторваться от земного притяжения (например, полет ума или фантазии) и на уровне идеи создать идеальное пространство, структурно упорядочивающее «волны бессознательного». Однако Андрей понимает, что этот райский островок только передышка в пути, он не обольщается красивой идеей, «буйный вихрь» Самости не поглотил эго. Далее сват-Наум научает Андрея ни много-ни мало, как обмануть проплывающих мимо купцов и выманить у них три диковинки. По ходу развития сказки становится понятно, что данный обман – стратегически верный ход целеустремленной Самости. Сват-Наум из привычно послушного слуги превратился в инициативного хитроумного помощника. Налицо - динамика Самости: это не застывшая «святая» догма, а  подвижный, творчески изменяющийся образ.

  В этом небольшом эпизоде опять же много интересных частностей, отражающих символический смысл: это и повторяющееся число «три», и западная сторона (откуда приплывают купцы «заморские»), и, собственно, сами диковины – топор, дубина и дудка. Однако рассмотрение смысла их появления значительно увеличит и так уже объемный текст интерпретации.  Отметим важное: вереница символических образов – это грани силы, в деле способствующей освобождению героя.

   Финал странствия близок. Вернувшись на родину, Андрей находит только обгоревшие остатки своего «домишки». Бывшие сознательные установки в процессе трансформации  «сгорели». «Повесил он голову ниже плеч и пошел из города на синее море, на пустое место. Сел и сидит». Переживание потери былого естественно для эго-структуры. Андрей – обыкновенный человек, не смотря на развитие трансцендентной функции сознания, человеческие чувства и эмоции остались присущими ему: он радуется, плачет, горюет. Важно, что теперь сильное, упругое эго способно обнаружить «пустое», незанятое место на границе культуры и природной стихии – духовное состояние спокойствия, «ничто» -  и осмыслить происходящее. Марья-царевна в этот раз сама нашла мужа – «прилетела сизая горлица, ударилась об землю и оборотилась его молодой женой». Никаких дополнительных усилий со стороны стрелка для обращения дикой птицы в женщину не понадобилось. Связь эго героя с душой крепка, его анима – верна и надежна (осознана).
    Возвратившийся стрелок – это герой, прошедший через трансформационную инициацию и владеющий разнообразными навыками и умениями. Сват-Наум на пустом месте у синего моря дворец поставил «такой славный, лучше царского, кругом - зеленый сад, на деревьях птицы поют, по дорожкам чудные звери скачут». Внутренний мир героя стал значительно объемнее, богаче и содержательнее. Андрей с помощью приобретенных «заморских диковин» легко одолел в сражении разгневанного царя и все его войско.  Прежняя власть погибает, устаревшая доминанта коллективного сознания не выдерживает напора молодой творческой силы. «Тут повалил из города народ и стал просить Андрея-стрелка, чтобы взял он в свои руки все государство. Андрей спорить не стал. Устроил пир на весь мир, и вместе с Марьей-царевной правил он этим царством до глубокой старости». Бывший стрелок становится подлинным царем под стать своей жене-царевне.
    Вот один из возможных результатов мужского индивидуационного пути. Изначально неравноправные и противоположные феномены женской мудрости и мужской «простоты» (или глупости) оказываются психологически очень близкими. Более того, женская мудрость смогла проявить себя практически только во взаимоотношении с мужчиной. Похоже, что в культурной традиции женская мудрость открывается через мужское восприятие.

   Развитие сказочного сюжета моделирует путь мужской индивидуации. Анимусное эго через присоединение своей анимальной проекции возбуждает глубинный процесс, собирающий целостный образ «Я» – через творческие действия, через депрессивное погружение в бессознательное, через знакомство и усмирение коварной теневой части анимы, через взаимодействие с разнообразными гранями материнского архетипа, и, наконец, во встрече и интеграции  полярных сторона Самости.