Я – человек. Эссе о людях, жизни и психологии

Наблюдение что все люди разные, давно стало своеобразным клише. Выражая идею уникальности каждого человека, оно одновременно подразумевает сложность познания конкретного индивида. Понять, что происходит с тем или иным человеком, в чем причины его поведения и как устроен его внутренний мир, оказывается нелегкой задачей. Стоит ли считать бурные реакции подростка попыткой выразить свою неповторимую индивидуальность доступным для него способом? Или будет ли разумным списать проблемное поведение на дурной характер, личные особенности или психические расстройства? Существуют ли объяснения, позволяющие не просто «повесить ярлык» на человека, но дающие возможность понять, что им движет, чего он ищет и добивается, упорствуя в своих порывах?

Удивительно: несмотря на небывалое развитие науки и техники, затронувшие все области жизни современного человека, сфера внутреннего и психического для большинства из нас по-прежнему исполнена тайны. Сориентироваться в огромных потоках информации оказывается нелегкой задачей, и чаще всего мы «проскакиваем» человеческий уровень мировосприятия, оказываясь то в микромирах биохимии и биоинженерии, то в царстве клинических диагнозов, пополняющегося объемными списками расстройств и диагностических категорий. Современный человек, тратящий все больше сил в попытках угнаться за современным ритмом жизни, часто не задумывается о тех принципах и побуждающих силах, которые управляют его жизнью и жизнью других людей.

Впрочем, было бы большой ошибкой, отрицать наличие интереса к психической жизни человека. В последние годы психология расцвела бурным цветом, заполняя пространства образования, литературы и бизнеса. Ни одно крупное предприятие или образовательное учреждение не обходиться теперь без штатного психолога.

Человек, профессионально далекий от психологии, обращается к сфере внутреннего мира, как правило, в двух случаях. Первый из них – это чисто прагматический: освоить некоторую технологию, чтобы лучше делать определенное дело: управлять людьми или самим собой, создавать более эффективную рекламу и более востребованные товары. Тут ярким примером является применение психологии в маркетинге: от расположения товаров, их внешнего вида и активности рекламной кампании, часто зависит больше, чем от их качества и объективной необходимости. Второй случай связан с наличием личной проблемы, попытка решить которую, уводит человека с сферы духовного, медицинского или психологического.

«Почему так происходит и что мне делать?» - эти вопросы, периодически возникающие у любого человеческого существа, становятся краеугольным камнем во времена великих потрясений. Не в тех ситуациях, когда есть еще надежда справиться с проблемой привычными надежными способами, с детства освоенными в собственной семье или приобретенными от знакомых и коллег. Пока способы известные и неоднократно испытанными на практике не исчерпали себя, пока не угасла надежда на спасение привычного и должного известным и проверенным, человек хватается за имеющиеся у него возможности. Он действует, требует, манипулирует, стремится и старается, заставляя себя и других возвращать мир на круги своя, к тому течению которое кажется правильным, очевидным и законным. Иногда таких стратегий оказывается достаточно, чтобы отсрочить катастрофу. В других случаях, события разворачиваются неумолимо, беспощадно опровергая логику нормального и привычного. Тот момент, когда имеющиеся знания разумного человека, те знания, которые есть у всех, оказываются неадекватными, оказывается точкой начала, когда можно спросить: а откуда я вообще знаю то, что я знаю. Привычные ответы типа «это все знают», «наука доказала», «родители говорят», «в книгах написано», скрывают факт, что все «очевидные истины» на самом деле, не являются само собой разумеющимися, а были предложены кем-то извне. И в этот момент, встает вопрос, а что из этого, видел лично я, что из этого работает именно в моей жизни, в моем опыте.

Катастрофическое проявляет себя в различных формах для разных людей. Большую роль здесь играют особенности мироощущения, специфика восприятия жизни конкретного индивида. Если для одних людей катастрофы связаны с болью потерь и утрат, соизмеримых с экзистенциальным, бытийным – в случаях потери жизни, здоровья, любви, то для других, речь идет о катастрофах социальных – когда теряется социальный статус, положение, обеспечивавшее уважение и престиж. Нельзя не сказать здесь о катастрофах символических, когда рушатся привычные представления и ориентиры, ценности и мировоззрение. Женщина, с классическим воспитанием, полностью посвятившая себя семье и мужу, переживает уход супруга как катастрофу, разрушившую всю ее жизнь. Для родителей, приложивших все усилия для того, чтобы дать ребенку лучшее образование, сын-подросток, обвиняющий их во всех смертных грехах и угрожающий покончить с собой, может ощущаться как катастрофа. Потеря работы, финансовые потери, несданный экзамен – каждое из этих событий может восприниматься как катастрофа тем или иным индивидом.

Справляться с катастрофой можно по-разному. Кто-то просто может упорно делать вид, что ничего не произошло, отрицая и вытесняя болезненный факт. «Все разводятся, просто забудь об этом и двигайся дальше. Найдешь нового.» - этот совет, произносимый снова и снова в различных семьях, конечно не решит имеющейся проблемы. Из психологии хорошо известно, что разводы по своей травматичности и разрушительности для психического здоровья человека стоят на втором месте после смерти близкого человека. Психике человека требуется по меньшей мере год, чтобы примириться с потерей, проходя через несколько стадий процесса горевания, от шока, отрицания и острого горя на пути к принятию и светлой грусти. Случаи расстройств и «застреваний» на различных стадиях горевания, описанные психиатрами фактически описывают механизмы работы психического аппарата, подчиняющиеся законам живого, логике природы, а не морали или требованиям, навязанным извне.

Вытеснение болезненных событий, то есть сценарий «забудь об этом и просто живи дальше» является одной из наиболее распространенных человеческих стратегий. Можно с уверенностью сказать, что это один из тех «привычных» способов, который направлен на сохранение привычного «правильного» положения вещей. Казалось бы, что может быть проще и лучше: забыть неприятное событие, не говорить о нем, жить так, как раньше. Так делают многие жертвы изнасилований, супруги, обнаружившие измену в своем браке или потерявшие ребенка. Катастрофа, приближаемая этой стратегией связана не только с огромным расходом энергетического потенциала, необходимого, чтобы не допустить проникновение болезненного материала в сознание. Ее причины вызваны необходимостью «работы над ошибками», осмысления и понимания произошедшего. Психика человека снова и снова стремится переработать травматичный опыт, запечатленный в подсознании, в телесных реакциях, непонятно откуда взявшихся фобиях и соматических расстройствах. Вытесненный опыт проявляется в усилении тревоги, чувстве вины и собственной никчемности, депрессии и попытках наказать себя, саботируя свой успех или парадоксальным образом попадая в ситуации, аналогичные травмирующим.

         Если «вытеснение» является одним из автоматических способов поведения, «встроенных» в психику каждого человека, то многие способы поведения оказываются приобретенными в результате социального научения. Они могут быть унаследованы из семьи. Например, женщина, твердо усвоившая от матери то, что женская роль состоит в том, чтобы обслуживать свою семью, готовя, стирая, гладя и убираясь, она может с удивлением обнаружить свой брак разрушающимся, вопреки ее остервенелым попыткам делать все большую работу по дому. Не имея понятия о том, что она сделала не так, почему история любви, обязанная стать браком на всю жизнь, вдруг превратилась в муку, она может искать ответы в дефектах своего супруга, не оценившего ее идеальность и не обеспечившего ей счастье. Она может даже вытеснить этот неприятный опыт супружества и попытаться найти себе нового мужа, готовя для него еще с большим упорством. Если за это время она не приобретет еще какие-нибудь навыки построения отношений и не разберется сама в себе, она снова и снова может пытаться использовать «заботу» как способ построения семьи, удивляясь, что не может достичь при этом счастья. Ведь для нее скрытыми останутся ее собственные мотивы, например, почему она выбирает нелюбимого человека, избегает искренности в отношениях или с недоверием относиться к проявлениям сексуальности.

         Известная поговорка «умный учится на чужих ошибках, а глупый на своих» не сообщает о неповторимости каждого человека и уникальности его опыта. Ошибочно предполагая сходство мировосприятий людей, мы рискуем принять за очевидное и само собой разумеющееся вообще для всех людей, что очевидно нам или той социальной группе, которой мы принадлежим.

Есть то, что для нас привычно и нормально. Мы говорим и думаем про такие положения что-то типа «Каждый нормальный человек должен…» или «все знают, что», даже не задумываясь, что под «все» и «каждый нормальный» мы имеем в виду «я», «мои знакомые», «у меня в семье». Это положение иллюстрируют различные реакции отца и матери на яркий цвет помады их дочери. Если мать, воспитанная в консервативной семье, ярко красные губы считает вульгарным и недопустимым, то реакция отца, семейные традиции которого включали в себя семейные выходы в вечерних нарядах, зависит от времени суток. Он просит стереть красную помаду как несоответствующую, если на часах меньше 15-00 и считает ее вполне интересной, если время ближе к вечеру. Эти реакции различны у отца и матери, но удивительно стереотипны в том, что как бы сравнивают наличную ситуацию ярко красной помады на губах дочери с имеющимися у них правилами, крепко усвоенными из их родительских семей. Если она соответствует правилу, то реакция оказывается положительной, в противном случае, выдвигаются требования и критика. При этом, за кадром остается и происхождение этого правила, и то, что культурные и социальные нормы изменились за десятилетия, прошедшие со времен его возникновения и то, что взрослая дочь, которой давно уже перевалило за 30 лет, вполне может самостоятельно выбрать цвет своей помады, не советуясь с родителями в этом вопросе.

Вообще говоря, переосмысление правил и способов становится возможным именно в ситуациях трагедий, когда происходит невозможное, рушатся границы нормальности, а поведение «правильное», «адекватное», «разумное» не только не помогает, но кажется, лишь ухудшает положение, приводя к еще большей катастрофе. Именно тогда человек может становиться способен к акту вопрошания, не настаивая более на имеющихся у него правилах и способов, которые доказали свою несостоятельность, а открываясь новому, задавая вопрос, готовый услышать не тот ответ, который он хочет, а тот, который вселенная будет готова ему предложить. Поиск истины является началом нового пути, выводящего из тупиков лабиринта, возведенного из норм, правил и способов. Этот путь всегда начинается с акта смирения, остановки собственной активности, давно уже ставшей ядовитой, патологической, как для собственной жизни и развития, так и для окружения. В ситуации отчаяния человек признает, свою неспособность, заблуждения, ошибки, наконец принимая ответственность за свои действия. Еще не вполне понимая, что именно он сделал не так, но уже осознавая, что ничего из привычного не работает, все разваливается, идет не так как надо, как задумывалось и замышлялось, он просит помощи уже не у людей, а у высших сил – вселенной, Бога. Если подобное состояние можно было бы выразить словами, то это могло бы звучать как отчаянный вопль или мольба «Господи, спаси меня, помилуй меня, научи как жить». Это состояние еще недоступно тому, кто просит чего-то конкретного: «Господи, сделай так, чтобы у меня была эта работа, любовь этого человека» или «пусть у моих детей будет то или другое». Эти конкретные просьбы все еще отражают уверенность, что нужно двигаться именно в этом направлении, человек упирается и хватается за тот путь, который, как ему кажется является единственным подходящим для него.

В поисках ответов человек обращается к религии, духовным учениям и психологии. Возросший спрос на духовное и психологическое превратил эти сферы в развитую индустрию, причудливо смешав в единое целое научные и мистические практики. Все больше людей стремятся найти себе духовных учителей, в идеале, конечно в Индии, в Тибете или Китае, отправляясь в паломничества в эти страны или, на худой конец, посещая семинары иностранных гостей, достигших просветления. Стоимость этих мероприятий не уступает расценкам на услуги психотерапевтов, всех мастей и направлений, штампуемых в избытке современными Вузами. Выбор здесь на любой, даже самый изысканный вкус. Строгие академических программы выпускают психологов, чтущих советскую теорию деятельности и верящих, что методы поведенческой терапии позволят исправить любые проявления от депрессии и аутизма до панических атак, а неудачи объясняющие скрытыми эндогенными расстройствами, требующими уже серьезной психиатрической помощи. Коммерческие вузы предлагают обучение практическим психологическим технологиям, вмещая себя все от арт-терапии и телесно-ориентированной терапии до НЛП, гипноза и шаманизма. Множество сертификационных программ и тренингов открывают свои двери всем желающим и платежеспособным, обещая не только сертификаты и помощь в решении личных проблем (их «проработку»), но и успех, деньги и власть.

Задумываясь о том, каким технологиям обучают на этих курсах, невольно становится страшно от мысли, что они могут попасть не в те руки. Наверно слишком резко было бы сравнить эту ситуацию с ситуацией гранаты в руках обезьяны, ни имеющей ни идеи о последствиях ее применения, ни умеющей ее правильно применять. Тем не менее, наблюдая упорство некоторых товарищей, применяющих техники НЛП с верой, что они позволят добиться чего желаемого в любых случаях, образ обезьяны невольно всплывает сам собой. Этот возникает и при наблюдении коллег-психотерапевтов, пытающихся объяснить неудачу в построении отношений наличием переноса или скрытой психопатологии.

Вообще говоря, вопреки распространенным мифам про действенность того или иного метода психотерапии, для того, чтобы ответить на вопрос, чего стоит ожидать конкретному клиенту, важно ответить на множество вопросов, как правило скрытых за наукообразными терминами диагностических и нозологических категорий, россыпями сертификатов и престижностью клинического центра или имени специалиста. Значение играет не только образование специалиста и ее известность, но и личность человека и отношения, возникающие в процессе психотерапии. И в этих двух последних элементах оказывается скрыто самое главное.

Разобраться в особенностях личности и особенностях отношений далеко не просто человеку, далекому от психологии. Да и про психотерапевтов иногда говорят, что их возможности ограничены из личностным развитием: терапевт не может показать клиенту дорогу туда, где он сам не был и о существовании чего не подозревает.

Вошедшие в моду понятия личностного развития и духовного роста давно украсили собой и множество названий тренингов и книжек из серии помоги себе сам. И все же, человек, ищущий помощи и ответов, находиться в трудном положении, рискуя не только не получить необходимой информации или терапевтического воздействия, но и угодить в секту, сомнительного духовного учения, психотерапевтической школы или влияния самоположенного гуру-эксперта. Дело в том, что положение границы, разделяющей развитие и духовность от порока и деградации сильно зависит от авторской точки зрения. Провести черту между личными особенностями человека и манифестацией психопатологии тоже можно далеко не всегда. Имеющий здесь место произвол определений и интерпретаций происходит как из личных предпочтений и мировоззрений создателей психотерапевтических и духовных учений, так и из коммерческих интересов. Интересно отметить, что несмотря на то, что теории и методы предлагаются и даже навязываются клиенту извне, ответственность за их принятие и последствия оказываются все равно на последнем. Резюме здесь будет примерно следующее: «ну ты же взрослый человек, у тебя голова на плечах есть, ты сам решил развестись/изменить жене/уйти с работы» и так далее.

Понять лучше существующую схему может следующий пример, в котором, человек, неспособный построить стабильные счастливые семейные отношения становится психотерапевтом-экспертом в области взаимоотношений. Если это неудовлетворенный мужчина, который не смог достичь гармоничных отношений с супругой и предпочитает иметь многочисленные романы на стороне, он может объявить такое положение нормой. Иначе говоря, он интерпретирует свое поведение ни как обман жены и неспособность к доверительным отношениям, а как настоящее мужское поведение самца, который просто обязан иметь много женщин. Найдя способ такого самоутверждения, он не только чувствует себя лучше, но и учит подобному других закомлексованных молодых людей, представая перед ними в роли этакого гуру Дон Жуана. Он вполне может занять определенное социальное положение в обществе, защитив ученую степень, написав несколько книжек и организовав профессиональное сообщество. Но если ранее он нес ответственность за последствия своего поведения сам, например, страдая от непонятной тревоги, чувства вины или зависимостей, то теперь, на правах эксперта в отношениях, он навязывает такой стиль поведения людям, оказавшимся в его поле влияния. Там где развернулась зона его господства, понятие верности, моногамии оказываются неуместны, даже в некотором смысле патологичны. Все как бы перевернулось с ног на голову: даже определение брака включает в себя уже не моногамию, а преимущественную моногамию. Разврат здесь становится настолько нормален, что даже дети оказываются под его ударом.

         Силу воздействия передает рассказ школьного психолога, по иронии судьбы считающейся звездой местного масштаба и ведущей весьма тренинги, весьма популярные среди неуверенных в себе женщин. Она поведала, как старшеклассник, пришедший к ней на прием спросил «Марья Ивановна, а Вы пользуетесь резинками?» «Конечно пользуюсь, а если с мужем, то нет,» - поделилась со школьниками и с участницами тренинга Марья Ивановна. Сколько информации транслируют психологи, какой посыл, какой напор! Проблема только в том, что трансляция эта происходит с позиции эксперта, практически доктора – психотерапевта, направлена на самые незащищенные группы населения - не обязательно детей, но людей, в кризисных состояниях, а ответственность за и последствия окажутся на последних, даже если эта информация обошлась им в крупную сумму денег.

         Вообще говоря, искушение поставить мир с ног на голову с помощью своей теории или освоенной психотехники в мире психологов встречается повсеместно. Всякие там этические кодексы о которых столько написано и за нарушение которых в Америке и Европе исключают из всех профессиональных сообществ, нашему брату и не снились. Какая там конфиденциальность, двойные отношения или добровольность в исследованиях? Если Вами заинтересуется какой-нибудь психолог, он вполне может организовать и травлю и сбор информации и исследование Вашей жизни, не сколько не смущаясь о том, что доставляет Вам неудобства, дискомфорт или страдания. Распространить слухи – нет проблем. Социальные сети и средства связи к Вашим услугам. Устроить провокацию – почему бы и нет, как ярко показал Стэнфордский эксперимент, люди, готовые самоутверждаться за чужой счет, унижая других и доставляя им неприятности никогда не переведутся. Схема здесь проста: ответственность за собственные действия переносится на кого-то извне, давая иллюзию собственной невинности, защищенности и оправданности в своих действиях. К сожалению, это всего лишь иллюзия, так как в конечном итоге, каждый оказывается ответственен за совершенные поступки, будь то вредные советы, данные незрелому индивиду, или следование чужим советам в попытках переложить ответственность и риски своей жизни на кого-нибудь другого.

         Что касается духовного – это вообще отдельный разговор. В современном обществе, часто можно услышать как человек стремится развить свою духовность с помощью экзотических сексуальных практик, применения наркотических веществ или трансоподобных состояний. Но при более тщательном анализе, оказывается, что понятие «духовного» начинает использоваться как синоним «нового», «необычного» или «экстремального». С одной стороны, тяга к новым ощущением может быть понятна. Можно понять и попытки найти ответы в чем-то необычном, непривычном. С другой стороны, совершенно непонятно, какое отношение к духовности имеют, скажем наркотические галлюцинации, или пассивный гомосексуальный опыт, практикуемый некоторыми гетеросексуальными мужчинами в попытках достичь просветления. Почему из всех возможных действий, выбор так часто падает именно на секс и наркотики? Связано ли это с яркостью получаемых впечатлений, доступностью этих средств или отсутствии других идей и способов, ведущих к росту и развитию. Складывается устойчивое впечатление, что при имеющейся потребности сделать что-то со своей жизнью, полностью отсутствуют какие-либо ориентиры, направляющие людей в какое-либо разумное русло.

         Но если поиски наставника в психологическом или духовном сопряжены с таким риском, что же делать нам, тем простым смертным, чьи несовершенства и проблемы, препятствуют счастью и благополучию? К сожалению, универсальному искусству жить не учат в школе, равно как и в других академических институтах. Стоит ли смириться с текущим положением вещей или все-таки есть шанс искать свой путь? Хотя многие люди выберут первое, мы, в нашей книге, придерживаемся второй точки зрения.

         Мы считаем, что существуют определенные принципы, позволяющие сориентироваться в многообразии духовных и психологических теорий, сориентироваться в пестром поле духовного и психологического, постепенно отыскивая свой собственный путь. Многие из этих принципов вполне известны, проявляя себя вновь и вновь в пересечении положений психологических и естественно-научных теориях, религиозных и духовных учениях, в индивидуальном жизненном опыте. Они оказываются как бы растворенными в имеющемся своде знаний, который не выпячивает себя явно, а требует для своего понимания определенных интеллектуальных усилий.

         В отличие от логики человека, придумавшего психологическую теорию или духовное учение, здесь речь идет о логике живого. Именно живое на протяжении веков снова и снова оказывается под наблюдением со стороны естествоиспытателей, учителей, врачей и жрецов. Создатели теорий и учений осмысляют и формулируют замеченные ими закономерности с помощью доступных им понятий и средств, имеющихся в их время. Каждый их них наблюдает реальность под своим углом, замечая то, что привлекает именно их внимание. Ситуацию можно сравнить с известной притчей про слепых людей, пытающихся на ощупь понять, что из себя представляет слон. Они описывают свои впечатления от прикосновений к слону друг другу и начинают спор, поскольку каждый описывает слона по-разному, при этом на самом деле ни одно из описаний не является верным или полным. Более того, выбор частей слона, оказавшихся в центре внимания слепцов зависит не только от воли случая, но и от индивидуальных предпочтений исследователей – кто-то выберет то, что пониже, кто-то, то что помягче, а кто-то то, что больше всего напоминает на ощупь что-нибудь знакомое или желанное. На самом деле, иногда области исследования перекрываются и несколько слепцов рассказывают про одну и ту же часть тела, но своими словами, да и впечатления их зависят от способностей и способов тактильного познания.

         Наша задача оказывается даже сложнее: слон может расти, двигаться и вообще жить своей слоновьей жизнью вместе со всем стадом слонов, к которому он принадлежит. Было бы более уместно, сравнить ситуацию в которой мы оказались с попыткой установить правила игры шахматной партии, наблюдая за ее ходом. Нобелевский лауреат Ричард Фейнман выразил это так: «Один из способов понять некоторую идею, — что мы и делаем, пытаясь постичь природу, — это представить себе, что боги играют с вами в грандиозную игру, скажем, в шахматы, и вы не знаете правил игры. Но вам разрешается смотреть на доску, по крайней мере время от времени, может быть, в ее маленький уголок, и, исходя из этих наблюдений, вы пытаетесь вывести, каковы правила игры, по каким законам двигаются фигуры. Через некоторое время вы могли бы подметить, что, например, только один слон на доске движется по клеткам одного цвета. Немного погодя вы могли бы открыть закон, согласно которому слон передвигается по диагонали, и тем самым объяснить ранее открытый вами закон, что слон движется по клеткам того же цвета. Это аналогично открытию некоторого закона и последующего более глубокого его осмысления. Затем могут происходить разные события, все складывается благоприятно, вы нашли все законы, и общая картина выглядит весьма неплохо, и вдруг где-то в уголке происходит одно необычное явление, например рокировка, — словом, что-то, чего вы не ожидали. Между прочим, в фундаментальной физике мы пытаемся исследовать такие вещи, относительно которых не можем сделать заключений. Потом мы многократно проверяем их и говорим: все в порядке! Именно то, что не вписывается в теорию, представляет наибольший интерес, то, что не согласуется с тем, чего вы ожидали. Кроме того, вы могли бы совершить революцию в физике: после того как вы открыли, что слоны поддерживают свой цвет и ходят по диагонали, — и так происходит достаточно долго, и всем известно, что это правда, — в один прекрасный день вы замечаете в одной шахматной игре, что слон не поддерживает свой цвет, он его меняет. Только позднее вы открываете новую возможность — слон захвачен, и пешка прошла через всю доску и стала новым слоном — такое может случиться, но вы об этом не знали. Это очень похоже на тот причудливый путь, с помощью которого открывают законы природы: иногда они выглядят точными, они продолжают работать, но вдруг какая-то хитроумная диковинка указывает, что они не верны; и тогда вам приходится исследовать условия, при которых слон поменял цвет и тому подобное, и наконец вы вывели новое правило, которое глубже объясняет закон.»