Очередь за смертью. Чего ищут ипохондрики?

Многие люди, столкнувшиеся с диагнозом «рак», автоматически становятся «канцерофобами». Но, страх рецидива при онкологии может проявляется и, как фобия, и, как ипохондрия. Многие пациенты, прошедшие лечение от рака, из страха «возвращения» болезни (рецидива), не верят в эффективность проведённого лечения, подозревают у себя скрытый «злокачественный» процесс и начинают искать этому доказательства.

Почему, кто-то «верит» и после лечения возвращается к нормальной жизни, и живёт так, словно, рака не было? А, кто-то и «хочет верить», что болезнь побеждена, но сомнения, тревоги завладевают сознанием человека, заставляют его бесконечно обследоваться, обвинять врачей в невнимании и подозревать их в некомпетентности? Такие пациенты, вроде бы, «ищут здоровья», но, по сути, они «ищут в себе рак», потому что никакие «хорошие анализы», «благоприятные прогнозы», обнадёживающие заключения специалистов о состоянии их здоровья не приносят долгожданного успокоения. Веры нет никому! Складывается парадоксальная ситуация: получается, что они успокоятся только тогда, когда рак будет найден? Нет! Они «ищут» и не рак, и не здоровье, они ищут КОГО-ТО, кому они будут нужны на самом деле, в ком они почувствуют искреннюю любовь и заботу, нужность и значимость. Тогда этому «врачу – родителю» они смогут, наконец-то довериться, понять, что ради них он будет сверх бдительным, он будет бороться за их жизнь «вместо них», он будет «держать руку на пульсе», будет контролировать всё происходящее в теле: вовремя проводить диагностику, направлять на анализы, консультации….

«Он не «проглядит» и вовремя справится с грозящей мне опасностью» - фантазировала моя пациентка – «потому что это будет самый лучший и надёжный врач. Я пойму это, почувствую, я доверюсь ему, потому что и я сама, и моя жизнь будут ему нужны.

Прошло два года после операции по поводу рака молочной железы, двух химий, лучевой терапии, а ощущение того, что болезнь побеждена или отступила так и не появилось. Казалось, что рак просто «притих» на какое-то время, стал невидимым, но продолжал хозяйничать в теле, угрожая вернуться и нанести новый удар. Ей было страшно, на самом деле страшно. Оля (46 лет) жила с мамой и девятилетней дочерью. Семь лет назад умер Олин папа, через год от неё ушёл муж, сказав об их двухлетней дочери: «Вырастим». На этом его отцовство закончилось. Боль, обида, растерянность… «Я зажалась в себе» - вспоминает Оля – «После ухода мужа я стала недомогать, «чахнуть». Ходила, обследовалась. А через три года обнаружили рак груди. Не нужна никому. Даже матери. Когда я возвращаюсь с работы – она уходит в свою комнату. Моим здоровьем не интересуется. Мне страшно. Я боюсь смерти, болезни. Боюсь, что тело начнёт «отказывать» по частям, что умру от лечения. Страх за ребёнка.»

До меня Оля сменила несколько психотерапевтов, которые (с её слов) ей не помогли справиться с её страхами и состояниями. Кроме психотерапевтов, Оля непрерывно переобследовалась в разных «внушающих доверие» диагностических центрах и у врачей с надёжной профессиональной репутацией.

Выглядела Оля измученной, напуганной, беспомощной и потерянной. Её запрос звучал, так: «Хочу получить просто помощь, какую-то поддержку. Мне уже жить не хочется. Я, словно, стою в очереди за смертью и наблюдаю, как приближается моя очередь. Это ужасно!».  

Так чего же ищут ипохондрики?

Может быть, они ищут любви, той любви, которую так и не получили в детстве от своих родителей, но потребность в которой осталась неудовлетворённой и не перестала «требовать» своего – безусловности и принятия. Они ищут любви и не находят её, потому что они не могут её «опознать», почувствовать, побыть в ней… Они не знают, как это, когда любят именно их? Потому что те, кто должен был любить их уже только за то, что «они есть», любили их по-другому – УСЛОВНО. Они любили не их, а «кого-то», с кем их всё время сравнивали и, в сравнении с кем, эти дети всегда «проигрывали». Этих - «других» было слишком много и не было никакого шанса воплотить в себе все их достоинства и совершенства.

Эти дети часто очень стараются угодить своим родителям, но… Им приходится всё время «догонять» тех, «хороших», которые «нравились» их родителям больше, чем они. Так формировалось бессознательное ощущение себя «хуже других». Обречённость «остаться плохой навсегда» переживалась психикой ребёнка, как страх быть брошенной, покинутой своими родителями и… умереть… Нет, не так: умирать, умирать и умирать каждый миг, каждый день, всю жизнь без маминой любви…

«Мама меня никогда не любила» - вспоминала Оля. «Нет, конечно, она меня любила… По-своему…» - грустно добавила она. «Помню, она меня всё время сравнивала и критиковала, говорила:

надо было раньше думать;

вечно у тебя не как у людей;

у тебя всегда так;

я тебя предупреждала…».

Оле хотелось быть и любимой, и чувствовать себя нужной. Но её детская психика «загружалась» родительскими посылами о её несовершенстве, никчёмности, чувствами стыда себя и непоправимой вины – «я уже плохая». Защититься от этих невыносимых чувств ребёнку очень сложно, особенно когда этих чувств с ним никто не разделяет: «Сама виновата, так тебе и надо!» У ребёнка, лишённого поддержки и брошенного родителями в этом состоянии, возникает бессознательная установка: «Я - плохой! Я не достоин внимания! Я «вовремя не знал», как нужно правильно думать, говорить, поступать. За это я наказан нелюбовью. Разве могут они, не любящие меня, хотеть моего выздоровления, чтобы я вылечился и остался живым…?»

И, если, «поиск любви» неуспешен и появляется чувство, что любовь уже не найти, то человек удовлетворяет эту потребность «суррогатами любви», среди которых может появиться бессознательная идея: «Я не нужна родителям. Может быть, меня «полюбят врачи» и спасут меня от смерти?»

Вчера Оля прилетела из Германии. Ничего нового не сказали хвалёные немецкие онкологи – метастазов опять не нашли, жалобы на тянущие послеоперационные боли в области груди назвали нормальными, как, впрочем, и то, что правая рука поднимается с трудом, ноет в области крестца, немеет шея, мучают головные боли, сна вообще нет…. Говорят: «Ремиссия. Живите и радуйтесь.  Они просто не хотят, почему-то, отнестись ко мне внимательно, вникнуть, а не смотреть в очередной раз, вскользь и мимоходом на результаты предыдущих обследований, сравнить мрт, стёкла, узи, маммографии, колоноскопии, фибро-гастро-бронхоскопии, кровь…»

- Почему они не хотят отнестись к вам внимательно? – спросила я  

- Наверное, я какая-то «не такая»? – медленно проговорила Оля, глядя куда-то «в себя».

- Какая, не такая? К другим – внимательны, а к вам - нет?

- Наверное, я такой человек…?

- Есть ощущение того, что вы «хуже других», словно, вы какая-то «плохая»?

- Да…, какая-то плохая…

«В очередной раз» Оля надеялась, что теперь уже я сделаю «что-то», от чего ей станет легче. Помогу я ей или нет, она не знала. Оля ходила от специалиста к специалисту в поисках спасения: слабая, опустошённая, одновременно с надеждой и недоверием во взгляде.

Я прочитала этот взгляд: мне предстояло помочь ей справиться с канцерофобией, страхом рецидива и предотвратить возможность озвученных суицидальных намерений. Запрос был переформулирован, в нём были выделены «пункты» в зависимости от степени их «мучительности» и невыносимости для Оли.

СТРАХ СМЕРТИ

«Справиться» со страхом смерти, если и можно, то, по моему убеждению, только на уровне метафизическом, через формирование «мировоззрения» о бессмертии души, но не тела. Тело – временно и смертно, телу угрожают болезни и несчастные случаи. И это – реальность. А в страхе смерти заложен «земной» смысл – спасти человека от физической смерти. Потому, в мои задачи входило помочь Оле стать не «сильнее смерти», а «сильнее болезни», угрожающей её жизни, помочь ей сформировать внутренние установки:

• что болезнь и смерть – не одно и то же;
• что разрушительные чувства, мысли, установки могут негативно влиять на состояние физического тела;
• что положительные эмоции, позитивные мысли положительно влияют на здоровье;
• что мысли и чувства могут влиять на эффективность лечения;
• что на состояние своего физического тела можно научиться «влиять» через медитации.

СТРАХ РЕЦИДИВА

Оля говорила о том, что она чувствовала себя более спокойно, когда ей делали химию и лучевую терапии. И, не важно, что после «лучевой» в лёгких образовались фиброзные тяжи, что «вздохнуть тяжело», что появилась одышка. Все эти негативные изменения виделись Оле не как последствия проведённого лечения, а, как «продолжение болезни». Неприятные симптомы не проходили и с каждым днём всё больше превращались в «ещё не обнаруженный рецидив». Анализы – «были ПОКА нормальными», но врачи СКРЫВАЛИ от неё «самое страшное». На вопрос «зачем», Оля отвечала: «Потому что они не знают, что со мной делать?»

Я сделала уточнение: «Может быть, вас не покидает ощущение, что вы

                              И ИМ НЕ НУЖНЫ?»

Оля заплакала.