Одиночество как оно есть

«Одиночество как оно есть».

Цель и задачи архетипического исследования, которые я определил для себя в данной Главе под №4 это возможность постижения феномена одиночества в динамическом потоке осознания его процессов — где я здесь, как оно во мне и как я с ним.

ОДИНОЧЕСТВО, в понимании г-на Головина С., это один из психогенных факторов, влияющих на эмоциональное состояние человека, находящегося в измененных (непривычных) условиях изоляции от других людей.

«При попадании людей в условия одиночества, обусловленного экспериментальной, географической, социальной (психологической, прим. авт) или тюремной изоляцией, все непосредственные, «живые» связи с другими людьми прерываются, и это вызывает появление острых реакций эмоциональных. (...) В меру продолжительности пребывания в условиях одиночества актуализуется потребность в общении. В ответ на невозможность ее удовлетворения люди персонифицируют предметы, животных (от пауков до лошадей), создают воображаемых партнеров (иногда — в форме ярких эйдетических образов, спроецированных во сне), разговаривают с ними вслух. Эти экстериоризационные реакции оцениваются как защитные (компенсаторные) и рассматриваются в границах психологической нормы. На этапе неустойчивой психической деятельности (см. психология экстремальная), при наблюдении за испытуемым в экспериментах с помощью специальной аппаратуры или за заключенными через «глазки», у ряда людей появляются необычные состояния психические, проявляемые в тягостных переживаниях телесной обнаженности или «открытости мыслей». Также появляются доминирующие идеи и отмечаются случаи, когда испытуемые путают сновидения с реальностью (реализованные сновидения)» (1).

То есть по сути в состоянии одиночества с реальностью мы начинаем общаться на языке образов, а иногда и символов (символично — значит условно, посредством чего-либо). А это и есть почва для мифотворчества — интерпретация действительности через создание мифа(2).

Во Фрагменте Третьем «Архетипического исследования феномена одиночества» я уже касался темы универсальности семантики мифологических образов, как явления коллективного бессознательного (4). Мой собственный опыт проживания одиночества, а так же наблюдение за архетипическими путешествиями во время проведения сессий Магического Театра (7) и консультативных приёмов других людей - подтверждают выводы наших предшественников — образы выражаемых впечатлений по своим переживаниям состояния одиночества схожи принципиально, ибо являются «совокупностью общечеловеческого опыта на «резонансной частоте»» (7). Более того они по природе своих проявлений инстинктивны (6). Это даёт реальную возможности для адаптивного взаимодействия с деструктивными проявлениями одиночества в случаях, которые г-н Головин С. относил к запредельным, находящимся за границами психологической нормы (1). Воссоединение с архетипом приводит к целостности. «Воссоединяясь с архетипом, человек активизирует свои же (ну, а на самом деле, общечеловеческие) ресурсные качества.» (7)

Более того, довольно высокая продуктивность и эффективность данного способа восстановления естественной целостности психо-физического статуса человека, привело к возникновению нового направления психотерапии — архетипотерапии (8). «Проживая в потоке силы сущность того или иного архетипа, человек принимает соответствующее состояние, необходимое ему для решения вопроса, проблемы, задачи. Он впитывает в себя соответствующие вибрации и образы, те грани мира и жизни, которых ему не хватало для полноценности, целостности.» (8).  

Однако, следует отличать архетип от «архетипического образа», являющегося формой представления архетипа в сознании. Непредставимые сами по себе, архетипы свидетельствуют о себе посредством архетипических образов (мотивов или идей). Это коллективные универсальные паттерны (модели, схемы), являющиеся основным содержанием религий, мифологий, легенд и сказок. У отдельного человека архетипы появляются в сновидениях, видениях, грезах (5).

Напомню, что мифы — это универсальный язык (см. Главу Третью «Архетипического исследования феномена одиночества»), который связывает нас с пространствами «совокупности смыслов, переживаний и ощущений, намоленных и намысленных миллионами людей вокруг осей — архетипов коллективного сознательного и бессознательного.» (7).

«Мифы обеспечивают место для всего того, что неправильно, но при этом необходимо. Мифы (реально. прим. авт.) управляют нашей жизнью» (2). По выражению Алексея Фёдоровича Лосева, миф — это необходимейшая и трансцендентально-необходимая категория мысли и жизни; и в нём нет ничего случайного, ненужного, произвольного, выдуманного или фантастического. Это — подлинная и максимально конкретная реальность (9). С точки зрения мифологического сознания существующая проблема одиночества да и все иные трудности нашего бытия приводят к возможности осознанного воссоединения отдельной души и личности с цельностью Универсума. В этом, на мой взгляд, заключается основной смысл эволюции сознания (4).

Помимо своей драматичности, мифы динамично и эффективно выводят личность из зацикленности на самой себе (выделено мной), из проблем, порождаемых изоляцией. Для того чтобы понять неразбериху в конкретном жизненном случае, следует поискать мифический паттерн с его архетипическими фигурами, и их поведение даст верное указание на то, что произошло в нашем поведении (5).

На настоящий момент в достаточной полноте известна механика процесса психологического взаимодействия на архетипическом уровне. В неоплатонической мысли, отмечает Хиллман, события распознаются (признаются) по тому, чем они по своей сути являются, и, таким образом, через это признание «возвращаются обратно», направляясь к своей подлинной первопричине в сонме божественных идей. Эти божественные идеи становятся у Вико Фантастическими Универсалиями или поэтическими фигурами (персонажами), а у Юнга — архетипами (14).

Однако только в конце 20 века для разрешения насущных психологических проблем мифологическое наследие и его возможности начали применять на практике. Группа учёных из Санкт Петербурга (Россия) создали соответствующую методологию и назвали его Магическим Театром (11). 

За двадцать лет практической деятельности Магического Театра стало очевидным, что эволюция сознания означает одушевление мира и сознательное соединение с Мировой Душой, в течении которого происходит Её исцеление, так как «даже при частичном соединении с Мировой Душой тело реагирует проявлением деформаций», и что «именно на этом пути собственное эго перестаёт быть «центром» мироздания, хотя и остаётся как одна из фигур жизни. На этом пути и сам ты и всё, что тебя окружает и тебе встречается, становится живым, оживает, живёт» (8). Именно на этом пути происходит подлинное познание себя и мира.

Но, к сожалению, Магический Театр не может быть панацеей от одиночества и других человеческих недугов, так как «нужна мягкая душа, чтобы туда попасть... готовая душа» (10). Поэтому предлагаю исходить из конкретных ситуаций, без введения неких особенных условий для их разрешения, а какие-либо достижения современной науки будем  иметь в виду и рассматривать оные как варианты существующих возможностей.

Конечно и я переживал одиночество. Причём в явленном его многообразии — от кратковременных приступов отождествления с идеей «брошенности и предательства» до катастрофического ужаса перед «тотальной разделённостью с миром». Фактом является то, что я пишу данную статью и до сих пор жив. Значит мне как минимум удалось преодолеть крайние формы развития этого феномена — самоубийство и депрессивную деструкцию личности, приводящие к аномии, социопатии, а так же декомпенсированным формам маргинальности.

Почему я устоял? Почему другие знакомые мне люди «не захлебнулись в волнах безбрежного океана пустоты, покинутости, чувства ненужности и обид»?

Моё детское восприятие позволило мне первые опыты столкновения с одиночеством  превратить в прививки от естественной зависимости к родителям. Хотя обиды на «неполучение желанного внимания с их стороны» носили не только конструктивный характер. Ответные реакции привели как к вынужденному поиску опоры на самого себя, так и к мести по отношению к матери и отцу в виде плача, истерик и мелкого шантажа. Однако главным итогом происшедшего я полагаю начало создания мифологической картины мира, в которой определился мой язык общения с действительностью.

Для меня ярким откликом аналогичных переживаний стали открытия Джеймса Бьюдженталя: «Меня никогда не учили прислушиваться к своему внутреннему чувству (курсив мой). Наоборот, меня учили слушаться внешнего — родителей, учителей, вожаков бойскаутов, профессоров, начальников, правительство, психологов, науку — из этих источников я брал инструкции, как мне прожить мою жизнь. Те требования, которые шли изнутри, я рано научился рассматривать как подозрительные, эгоистичные и безответственные, как сексуальные (ужасная возможность) или как неуважительные по отношению к матери (если не хуже). Внутренние побуждения — и с этим, кажется, согласны все авторитеты — являются случайными, ненадежными, подлежащими немедленному строгому контролю (курсив мой). Вначале этот контроль должны осуществлять взрослые, но если бы я был правильным человеком (вот оно, опять), со временем я смог бы сам выполнять функции надзирателя, как будто родитель, учитель или полицейский находятся прямо здесь (как оно и есть), в моей голове.

Так что теперь, когда я стал пытаться прислушиваться к себе, так много станций подают сигналы одновременно, что трудно различить среди них свой собственный голос. Я бы даже не знал, что у меня есть этот голос, если бы тысячи часов, которые я потратил на выслушивание своих пациентов, не продемонстрировали мне наглядно, что он существует в каждом из нас, и наша задача вернуть себе это врожденное право внутреннего голоса, которое было частично или полностью подавлено. Так я пришел к убеждению, что даже у меня есть это внутреннее чувство, руководящее мной внутреннее знание.» (12).

Своё внутреннее чувство — это фундамент для создания опоры на самого себя, приводящее к зрелости и подлинной самодостаточности. И если развитие в среде, где родители и моё окружение не создают соответствующей атмосферы воспитания самодостаточности, то я получаю матрицу дискретного восприятия (см. Фрагмент №1). А это неизбежно порождает неадекватность в общении с миром со всеми вытекающими последствиями. Я не слышу голоса своего внутреннего чувства, голоса своей души, я проникаюсь общением с самим собой и миром на тарабарщине вавилонского многоязычия и тем самым обрекаю себя идти по пути страдания.

«Вы меня не понимаете!!!» «Никто меня не понимает!!!» - это ли не самые яркие теневые «инсайты» детства и юности? И моего в том числе.

В детстве я читал много, иногда по 2-3 книги одновременно. Основным моим мотивом выбора литературы была увлечённость темой преодоления трудностей. Художественная литература постепенно начала замещаться научно-познавательной, а детские игры всё больше начинали носить исследовательский характер. Однако ни широкий кругозор, ни активный образ жизни в направлении её познавания с пути страдания меня не выводили. Я по-прежнему воспринимал мир посредством «правильностей» своего эгоцентризма.

Вам наверняка случалось попадать в ситуации, когда ваш партнёр или оппонент излагал своё вИдение на какую-либо происшедшую ситуацию и вы с удивлением замечали как перевирается действительный ход вещей (иногда это было откровенной подменой фактов, но иногда невольным заблуждением). Вы замечали как мозаику происшедшего ваш собеседник складывает весьма произвольно (либо в контексте желаемого, либо по неполноте информированности), однако почти всегда с точки зрения «истины в последней инстанции». Но ваши попытки критического исправления представленной картины в лучшем случае завершались сакраментальным: «Сам дурак!» или разрывом взаимоотношений.

Если я развиваюсь с алгоритмом восприятия эгоцентрика (см. Фрагмент №1), то какие-либо корректировки моей картины мира всегда болезненны, а порой недопустимы даже «в мелочах».

Подростком я оказался в замешательстве: «Как же тогда жить, если всё так не надёжно?! Если в отношениях дружбы или совместных делах нет возможности полагаться на предсказуемость исполнения договорённостей, которые трактуются по итогам дел с фантастической небрежностью, а иногда и в прямо противоположном смысле их изначальной сути?!» Любовь становилась заложницей не весть откуда возникающих причуд, совместные дела разрушались оправдываемой безответственностью, а понимание с завидной постоянностью подменялось объяснениями, которые ещё больше запутывали в иллюзиях смыслов и очередных идеях «достижения светлого будущего».

Однажды поиски ответов на терзавшие меня вопросы привели к запретным в советские времена книгам, из которых я узнал, что на самом деле все люди живут, но пребывают при этом во сне, что основные беды людей заключаются именно в этой притыке (13). И это стало для меня ключевым открытием.

Уже в детстве и юности у меня возникали смутные догадки по поводу «сна наяву». Не случайно сказка про спящую царевну, которую разбудил поцелуй принца, последствием коего стало не только пробуждение царевны, но и всего её царства. Что за сила стоит за такой способностью (15)?

Позже меня начал занимать ещё один интересный вопрос: «Почему я не отнёсся к информации о «сне наяву» не как к очередному объяснению или идее, коих было вполне достаточно, чтобы убаюкать моё внимание своей исчерпанностью и дать возможность «жить как все»? И какое же «размягчение души» (10) произошло, что я наконец-то не проскользнул мимо подлинного значения открытия?» Тем более, что жизнь молодого человека богата событиями, происшествиями, топит внимание в нескончаемой карусели желаний и в волнах гормональных бурь. Ведь одно дело получить информацию по своему запросу, совсем другое начать её воплощать в жизнь, качественно изменяя своё бытие. Тот же Джеймс Бьюдженталь был психотерапевтом и подобными вопросами занимался как специалист, а своё основное открытие совершил после 60 лет: «Зрелое отношение к жизни начало постепенно вырисовываться передо мной, пока я слушал, как люди рассказывают мне о своей жизни, в течение последних тридцати лет. Я совершил одно из самых удивительных открытий: насколько всем нам трудно взглянуть на свою жизнь честно и не предвзято. Почти каждый человек, консультировавшийся со мной, должен был сделать это, потому что он не удовлетворен тем, как складывалась его жизнь; каждый пробовал разные способы, чтобы изменить свою жизнь, но эти усилия не принесли удовлетворения. Можно было бы ожидать поэтому, что каждый из них провел уже много времени, вновь и вновь размышляя о том, как складывается его жизнь и что он может сделать, чтобы она шла в соответствии с его желаниями. Вовсе нет. Ни один из тех людей, что приходили ко мне, не знал по-настоящему, как пересмотреть основы своей жизни, хотя эти люди, разумеется, предпринимали попытки пересмотра своей работы или каких-то других внешних областей своей жизни, если в них что-то шло не так, как они хотели. Наоборот, все эти люди стандартно, как и я сам, привыкли не доверять своему внутреннему переживанию, избегать и обесценивать его.» 

И дальше: «Что же требуется от человека, который хочет быть хозяином своей жизни? Главное — как можно более полно предоставить и открыть свое сознание заботе о своей жизни, самому факту того, что ты живешь здесь, в определенном месте, в определенное время. Большинство из нас, кажется, бездумно полагают, что у нас действительно существует такое осознание, и мы только иногда позволяем ему быть заслоненным различными вмешательствами — социальным давлением, попытками усилить наши образы, чувством вины и т.п. На самом деле такое открытое и свободное осознание чрезвычайно редко, и только люди, искусные в медитации и некоторых других искусствах созерцания, могут развить его до значительного уровня.

В конце концов, если бы я собирался починить двигатель моей машины, первое, что я захотел бы сделать, — это посмотреть, в каком состоянии находится двигатель сейчас. Только объективная и полная оценка существующей ситуации и разумное понимание того, что необходимо сделать и с чем я должен работать, чтобы сделать это, позволяет мне надеяться, что мои усилия приведут к благоприятным изменениям в двигателе. Кажется, что с моей жизнью все должно быть точно так же.

Но, конечно, все не так. Я и есть тот самый процесс, который хочу понять. То, что я хочу исследовать, включает сам процесс исследования. Двигатель не меняется, когда я осматриваю его. Но когда я пытаюсь рассмотреть свою жизнь, я также пытаюсь рассмотреть и свое рассмотрение (выделено мной), а это совершенно другое мероприятие.

Существует решающее и очень важное отличие между изучением двигателя и более полным осознанием своего бытия. После того, как я закончил осмотр двигателя, настоящая работа только начинается. С другой стороны, когда я полностью осознаю свое бытие — включая свои чувства относительно своего способа существования и того, как я действительно хочу жить, — настоящая работа заканчивается!» (12).

Слова г-на Бьюдженталя весомы. Они проверены практическим опытом его жизни, то есть он воплотил ценную информацию в бытие (12 - см. комментарии). Но мне было даже не тридцать лет, когда я осознал эту необходимость. Неужели я особенный и мой опыт не подходит для других «обычных» людей, ибо его будет невозможно повторить?

О, нет! Первые реальные шаги по воплощению полученной мной информации по запросу — Как прекратить страдания?! Как перестать быть одиноким?! Как стать адекватным миру?! Как обрести творческую полезность для этого мира!? - я начал реализовывать в последствии, когда уже будучи врачом лицом к лицу встретился с выбором: Помогать больным или лечить болезни.

«Лечить болезни» - это означало для меня стабильную жизнь под надёжной крышей общественных установок, цеховой поруки и сна тотального неведения. Но этот путь лишал меня смыслообразующего начала жизни, он вёл лишь к медленной, но верной смерти Моего и всего того, ради чего стоило на мой взгляд жить. Конечно, переход к осмысленной жизни был не одномоментным, но я могу отметить, что после Выбора каждый шаг по ней определялся осознаваемой ценой страданий. «Да, я могу покривить душой и профилонить очередной труд быть самим собой в текучке повседневности, но платить по счетам всё равно придётся мне и только мне!!!»

Полагаю, что размыкание круга одиночества, отгороженности от подлинности бытия начинается именно с этого момента, когда появляется явственное сознавание, что всё начинается с себя самого. Это рождает двустороннее общение с миром. Это рождает отправной пункт подлинного бытия, когда я превращаюсь в органичную, самоосознающую часть мира, я становлюсь естественным процессом жизни.

Я обнаружил, что разрозненная или перепутанная мозаика моей жизни начала выстраиваться по каким-то порой удивительным закономерностям, а это привело к необходимости изучать эти закономерности, а так же изучать само мироустройство и моего места в нём. Причём я так же обнаружил что избавился от подспудного страха перед неизвестностью, который приводил мои прежние исследования к академическому фанатизму и знаниям ради знаний. Теперь всё становилось на свои места: знания превращались в инструмент познания, чувства и ощущения в необходимые атрибуты непосредственного контакта, а сам поиск смысла жизни перестал быть нездоровой доминантой моего восприятия.

Одиночество? Нет, оно, конечно, не исчезло. Но стало чем-то вроде индикатора состояния моего бытия. Если я обнаруживаю состояние отделённости, брошенности, усталости от собственной глупости и глупости людей, и при этом в сознании возникают мутные мысли о бессмысленности сущего, я отдаю отчёт, что начинаю помрачаться «сном наяву».

Для явления архетипических фигур нижнего мира весьма характерны брутальные вибрации конечности, исчерпанности и мыслей: «А не послать бы всё к чёрту!», «Что воля, что неволя, какая разница...» (без знака вопроса, от авт.), «Нет в жизни ни счастья, ни любви,  один бесконечный холод вечности!» и т.п. Но и эти фигуры не несут в себе однозначности.

Вот выдержки из беседы (№11) с архетипом Смерти (7):

«Вопрос к Смерти: - Чем ты отличаешься от Жизни?

Смерть: — Практически ничем не отличаюсь. (…) И я, и Жизнь — мы создаём баланс. Жизнь — в одну сторону, а я — в другую. (…) Я прихожу туда, где есть потребность во мне.

Вопрос: - Выходит, что, рождаясь, человек обосабливается от общего поля и получает в индивидуальное пользование некий ограниченный заряд энергии. Так?

Смерть: — Человек сам себя обосабливает. Даже рождаясь, он может сохранять контакт с общим полем и взаимодействовать с ним...».

Теперь предлагаю перейти к описаниям пребывания в состоянии одиночества других людей. Во Фрагменте 3 я привёл описание случая «разрешившегося» одиночества, когда Светлана К-Р. описывает эволюцию своего состояния взаимоотношений с одиночеством от его возникновения до его полной трансформации. Вот другой случай, я бы сказал не типичный. Мало кому из вас придёт в голову культивировать одиночество. Сразу оговорюсь, что речь не идёт о патологическом варианте психотического отклонения, нет, Роман С. вполне здоровый человек, к тому же психолог.

Роман С., 21 год, студент психологического факультета:

Доктор — Скажи пожалуйста, доводилось ли тебе проживать чувство одиночества?

Роман — О-о, регулярно! Этим чувством я регулярно пользуюсь.

Д. - Ты пользуешься или оно тобой?

Р. - Интересно поставлен вопрос!.. Не так давно я открыл в себе путь жертвы и что я сам удовлетворяюсь посредством этого чувства, то есть я переживаю вот это состояние жертвы, и, пребывая в этом состоянии, в этой боли. Я понял, что для меня это является инициацией какого-то личностного роста. В этом чувстве я пребывал очень долго и большинство мотивов в моей жизни подчинены этому основному мотиву — переживание себя как жертвы.

Д. - Как для тебя выглядит чувство одиночества?

Р. - Я покинут! Меня бросили! Меня использовали! Меня предали!

Д. - А если всё же для твоего переживания одиночества найти образ?

Р. - Как правило я это чувство культивирую в себе в контексте определённых отношений и в основном это в контексте взаимоотношений с противоположным полом.

Д. - Но ты можешь описать своё одиночество образно?

Р. - В голове вертится только одно — это образ девушки, которая поворачивается... Этот образ постоянно в процессе поворачивания ко мне спиной.

Д. - Почему ты полагаешь, что это девушка?

Р. - Потому что это чувство одиночества. То, что я называю одиночеством, усиленно культивируется мной усилием воли в контексте отношений с противоположным полом.

Д. - Можешь ли ты сказать, когда впервые довелось пережить одиночество?

Р. - М-м-м... Я могу сказать, но мне нужно время.

Д. - А попробуй спонтанно: в три года, в пять лет...

Р. - Своё чувство одиночества я переживал ещё до возникновения взаимоотношений с противоположным полом.

Д. - Когда это было?

Р. - Вспоминается самое сильное переживание... в возрасте уже в школе, как какое-то наказание что ли... Я находился вне школы. Лето. Класс 6 тире 8... А-а, теперь я вспомнил почему именно этот эпизод — я начал тогда усиленно культивировать своё одиночество (курсив мой) усилием воли. Я сидел и нагнетал его и вызвал своего рода катарсис. Провоцировал.

Д. - А зачем?

Р. - Уже сейчас, анализируя это, я начал осознавать, что есть некая вторичная выгода от переживания этой боли или выгода в самой боли. То есть сама боль доставляет удовольствие.

Д. - А как ты переживаешь чувство одиночества в чувственном отношении?

Р. -  Я только сейчас понимаю, что я тогда культивировал...

Д. - А что же тебя подвигало к этому культивированию? Был какой-то мотив?

Р. - Попробую просто описать... М-м, лето, деревня, далеко, я один, я нахожусь на крыше дома, никого в этом доме нет. Я начинаю извлекать из себя воспоминания своих переживаний в школе, событий, которые там происходили, и из них я извлекал нотку одиночества, собирал их в один такой комок. И через эмоции я раздувал этот комок и погружался в него, уходил вглубь, плакал... Помню соматическую реакцию на это, когда меня напополам складывало. Мне было невероятно больно, но я не останавливался.

Д. - А что за боль? В каком месте? Обозначь.

Р. - Да, могу, это здесь в солнечном сплетении преимущественно, потом в голове, животе.

Д. - А что тебя складывало в этой боли?

Р. - О-о, точно, не сама боль! Была такая мысль — проносилась — что, если я этот минимум боли переживу, отстрадаюсь, то мне потом станет легче жить, судьба ослабит хватку.

Д. - А раньше с одиночеством разве не встречался? Ведь большинству оно знакомо с момента, когда мама, к примеру, оставляет надолго...

Р. - О, вспомнил! Это возраст от 4-х до 6-ти лет, старая однокомнатная квартира, я остался дома один, в 5-6 часов вечера было уже довольно темно и я не знаю почему, что за установка была такая, но мне почему-то нельзя было включать свет, постепенно в квартире темнело и я помню, как темнота из углов постепенно заполняет пространство комнаты, и чем сильней она становится, тем больше меня охватывает страх. Я влезаю на диван и вжимаюсь в него. Затаив дыхание, я слушал каждый звук, каждый шорох. Невероятно боялся! А-а-а, во сколько-то по телевизору показывали диснеевские мультики, а мне было разрешено включить телевизор только в это время — никак не раньше, никак не позже. И как только часы показали это время, я сразу включил телевизор и не столько из-за мультиков, а из-за источника света. Наступило облегчение.

Д. - А как это связано с одиночеством?

Р. - Я бы не сказал, что в тот момент я переживал одиночество, я переживал страх!

Д. - А почему ты этот случай не мог вспомнить, когда я спросил про одиночество?

Р. - Когда я рефлексирую по поводу своего одиночества, то я почему-то вспоминаю этот случай.

Д. - А почему он всплывает? Или - как он всплывает?

Р. - Ну, вот есть установка, что нужно отстрадать какой-то минимум, чтобы жить спокойно и сейчас у меня такое чувство, что в том эпизоде эта установка сквозит. То есть страх — это страдание, но на страдание мне было отведено конкретное время, то есть, как только время прошло — я встал включил ТВ и наступило облегчение. Возможно я по жизни задаю себе установку, но не понятно откуда я задаю её, каким временем ограничить страдание: год, месяц, неделю... Сейчас мне это интересно. Тогда мне эта установка пришла от родителей, то откуда она берётся сейчас?

Д. - У меня складывается впечатление, что в той ситуации, в которую ты попадаешь, присутствует стремление к созданию управляемости ею. Так или иначе ты стремишься к тому, чтобы самостоятельно определять рамки её длительности. 

Р. - Почему я скрываю тот факт, что ситуация управляемая?

Д. - Вот это и интересно! Я задавал тебе вопрос: почему ты не мог вспомнить о переживаниях одиночества? Почему нечто в тебе пытается обезопасить от повторного переживания одиночества?

Р. - Не понял...

Д. - Хорошо. Представь себе, что мы с тобой моделируем сейчас, что будет неизвестно сколько ты будешь страдать от одиночества. Тогда ты пойдёшь на культивирование одиночества?

Р. - Хм... Я несколько раз ловил себя на следующей мысли, на сопутствующем переживании. Допустим, я переживаю страдание в отношениях, я думаю: А что, если это будет длиться вечность? Что я и умру таким?! И в моей жизни уже ничего не изменится? И сначала возникает очень глубокий страх, который я чувствую соматически (показывает на солнечное сплетение)... Чего-то я начинаю тупить и путаться...

Д. - Похоже по твоим поступкам ты делаешь что-то вроде самовакцинации. То есть, чтобы не заболеть серьёзным заболеванием, ты прививаешь себе малую дозу этого заболевания и, когда приходит это серьёзное заболевание, твой иммунитет уже подготовлен, чтобы сопротивляться ему.

Р. - Тут происходит какая-то нехорошая ситуация — подготавливать-то я себя подготавливаю...

Д. - Но зачем ты культивируешь? Ты ставишь себе регулярные прививки...

Р. - Причём лошадиными дозами...

Д. - Ну это тебе кажется, что лошадиными. Ведь, когда на кону стоит бесконечность...

Р. - Да-да-да!!! Я убеждаю себя, что на самом деле бесконечно не будет!

Д. - Грубо говоря, ты меняешь установку на другую установку. Получается, что ты ускользаешь от этого давления?

Р. - Да. (оживляется) Однако у меня несколько раз был такой опыт... Интересно, у меня пошли уже защиты?

Д. - Ну, а от чего ты защищаешься? Чего ты пытаешься избежать?

Р. - Не могу понять.

Д. - Что ты сейчас чувствуешь?

Р. - Это как налима пытаться поймать. Скользкий зараза! Постоянно его хвост у меня сквозь пальцы проходит... А-а, дак вот, когда я несколько раз пытался развить в себе чувство одиночества в бесконечности, вот этого страха, боли, происходила очень интересная ситуация... К нам Кенга (психолог, прим. авт) приезжал и рассказывал про точку бифуркации, когда человек находится на вершине каких-то эмоций, переживаний, он знает, что находится на вершине и постоянно маневрирует, чтобы не свалиться ни в ту, ни в другую сторону... Я себя ловил на переживании этого состояния, потому что, во-первых, я отмечал у себя этот страх, который рассыпался вот в этой зоне (показывает на солнечное сплетение) и уходил в другие части тела. Всё тело становилось страхом, но мне при этом было довольно комфортно. Это чувство культивирования бесконечности уже переходит на другие зоны тела, но я уже не могу сказать, что боюсь, оно уже другое.

Д. - А какое?

Р. - (смеётся) Бесконечное. И это трудно описать. Возникает какое-то чувство покоя, но покоя такого, будто держишь стакан на кончике пальца. И вот равновесие поймал — стакан-то вроде в покое — но ты знаешь, что малейшее движение пальца, он падает и всё проливается. То есть покой-то он покой, но вот-вот и он рухнет. Я нахожусь в таком вот равновесии, стараюсь удержаться-удержаться, а потом чувствую, что какой-то стереотип мышления меня скатывает в какую-то из крайностей и я снова начинаю что-то культивировать.

Д. - А ты помнишь что происходило с тобой, когда на семинаре Магического Театра ты встречался с архетипом, проявленным по своему Запросу?

Р. - А-а, как об стенку горох! У меня было такое чувство, что с этими фигурами я в контакт не вступил, что между нами была какая-то стена недопонимания... Дверь не была открытой.

Д. - А кто дверь не открывал?

Р. - Несколько лет на факультете (психологии) дали о себе знать — локус контроля я себе возвращаю. Я понимаю что нужно что-то сделать, но как это сделать — я этого не понимаю. А ведущий постоянно твердил под конец действа: «Сдайся!»

Д. - Сдачу чему или кому?

Р. - Бытию. Времени. Богу.

Д. - Ну и что? Ты как воспринимаешь сдачу, как некое плохое действие?

Р. - Я не мог!

Д. - Как это?

Р. - Ну, хорошо, такой пример: когда я культивирую в себе страх, он служит мне неким ориентиром, я относительно мобилен, я могу им управлять, перемещать...

Д. - О, мы опять возвращаемся к стремлению управлять ситуацией!

Р. - Да, а в ситуации общения с архетипической фигурой не было ничего на что я мог бы повлиять, не чувствовалось никакой точки, на которую я мог бы надавить.

Д. - Получается, что в ситуациях, в которых ты не можешь управлять, ты начинаешь ускользать от контакта? Ты не идёшь туда, где непредсказуемость? Ты не в самом процессе?

Р. - И я себя не вижу...

Д. - Да ведь вопрос не в том, что ты этого не видишь, а в том, почему ты этого избегаешь, вот этой непредсказуемости. Ты экспериментируешь где угодно, но только не в этой области. Хорошо, продолжим в следующий раз.          

В истории Романа прослеживается один удивительный момент — большинство из нас пытаются от одиночества избавиться «всеми правдами и не правдами», а он его культивирует. На мой взгляд это замечательная иллюстрация многообразия вариантов проживания феномена одиночества. Во время интервью Роман так же признался, что ещё с подросткового возраста превратил себя в ходячую лабораторию психологических исследований и что выбор профессии был этим предопределён.

Примечательно и другое — во время погружения Романа на уровень его взаимодействия с архетипами по Запросу: «Хочу узнать в какую игру (по жизни) я играю» - проявились фигуры функций: Функция Ума, Функция Интуиции, Функция Чувствования и Функция Ощущения. Доминирующей и всё перекрывающей функцией в мистерии Магического Театра стала Функция Ума. В течении более двух часов Роман свою способность действовать постоянно (и упорно) подменял бесплодными рассуждениями, рефлексией, ожиданием, что «всё само как-то должно сложиться и наступит катарсис», а сопутствующие архетипы были представителями нижнего мира: Аид, две ипостаси Великой Чёрной Матери, Смерть.

Хотя при всём этом Роман демонстрировал полную готовность решить свою проблему. Лишь при взаимодействии с архетипом Смерти ему удалось приостановить внутренний торг с миром и сбалансировать Функции восприятия друг с другом. Однако, если судить по последующему интервью, он так и не понял в какую игру (по жизни) играет.

Я не сторонник ставить диагнозы, но всё же могу отметить, что без реальной смены алгоритма восприятия (см. Главу Первую, стр 6), какие бы понятийные кубики его обладатель не менял местами, он так и будет бегать вокруг колышка дискретной интерпретации картины мира, как и Роману с его колышком программы жертвы ещё предстоит вступить в подлинный контакт с его одиночеством.

Но очевидное для меня — не есть очевидность для Романа С. Если я допускаю аналогию данной ситуации, я могу извлечь полезный урок: мне самому необходимо учитывать факт, когда и для меня не будет очевидности динамичного многообразия происходящего и мне необходимо быть готовым получать послания мира о моей неадекватности ему.

Во время многочасового действа Магического Театра по запросу Романа С. я наблюдал  такой процесс — Фигуры, характерность и сама картина происходившего активно сигнализировали ему, с готовностью откликались на его вопросы и затруднения, но Роман С. был глух и слеп.

Его попытка исследовать свою проблему напоминает мне одно из отражений мифа о Сизифе — тяжкий труд завершается одним и тем же: всякий раз ноша, доставленная почти к самой вершине желанного, низвергается назад — в долину скорби, и необходимо начинать сначала через прожитый пот, кровь и убийственные сомнения. Реализация на данном поле действия невозможна, разрешение страданий и обретение божественных качеств гармонии с миром станет вероятной только через сознательную трансформацию того, что имеешь сейчас: разъединённость и помрачённость обусловленностью личности.

Спустя некоторое время я предложил Роману С. продолжить исследование феномена одиночества — отследить возможные результаты после двух сессий Магического Театра, в которых он участвовал с Запросом, связанным с одиночеством, и продолжить углублённое исследование переживания одиночества.

Необходимо отметить, что каких-либо существенных изменений в желанном для Романа диапазоне не произошло, но за истекшие месяцы он практически не возвращался к своим экспериментам «по культивированию одиночества» и не отслеживал своих переживаний вследствие «загруженностью текучкой повседневности».

2 встреча. 1 ноября 2010 г. Роман С., 21 год, студент психологического факультета (сокращённый вариант):

Доктор - Я предлагаю тебе вспомнить с чем у тебя обычно ассоциируется одиночество? И какой образ одиночества рисуется у тебя сейчас?

Роман - ...Образ человека, который... Даже не человека... А вот есть поток и частицы. Поток — это как символ жизни и в нём есть одна частица, которая изолирована от других, но при этом она может видеть и созерцать, что делают другие. Она может видеть, что происходит вокруг, но по каким-то причинам не может стать (органичной) частью этого потока. Она находится в нём, но не участвует в его движении.

Д. - Как ты представляешь, что частичка видит то, что называется жизнью? Если она видит, то разве она может быть отдельной?

Р. - Она видит не жизнь. Она видит деятельность других частиц.

Д. - То есть она чем-то отгорожена? Этот процесс не её «праздник жизни»?

Р. - Нет! Именно! Это не её, но... этот праздник мог бы стать её, однако по каким-то причинам она переживает невозможность стать частью этого праздника.

Д. - Давай конкретизируем один из элементов твоего образа. Вот эту частицу. Как она выглядит? Опиши её.

Р. - Какой-то шарик. Излучает сияние. Но это какой-то свет. В сравнении с другими частицами — (этот свет) не живой, серого цвета, как бы застывший... То есть свет струится от неё и он замер наподобие иголок.

Д. - Какова фактура, материя этой частицы?

Р. - … Не знаю. Сейчас она состоит из того же вещества, что и другие, но у неё оно хоть и упругое, но жёсткое. Такое… фригидное (по свойствам). Это всё снаружи, а внутри есть чувства, переживания, всё кипит и бурлит. Но так как форма жёсткая — переживания остаются внутри. Есть движение, но оно (только) внутри.

Д. - А какой запах?

Р. - ...Не ощущаю.

Д. - Какой вкус этой частички, если лизнуть?

Р. - …Как, если песок есть — кашку-малашку из детства... Или никакого вкуса. То есть либо такой вкус, либо вкус фактуры вещества. Странно.

Д. - Размер какой?

Р. - Такой же как у всех остальных.

Д. - Если без масштаба — взять эту частицу между пальцами, то что можешь ощутить?

Р. - О, верещит! Катаю между пальцами — начинает верещать. Частица живая. Похожа на шарик из пейнтбола. Внутри как желатин, если надавлю — он вылезет.

Д. - Стань этой частицей. Что она говорит?

Р. - Я — частичка... Поток классный! Он офигенный!

Д. - Скажи Роману - почему ты не в этом потоке?

Р. - Меня нечто сдерживает изнутри. Этот поток меня с радостью примет. Причина во мне.

Д. - Стань Романом. У тебя есть вопросы к частичке?

Р. - ...Что за причина?.. Меня начинает подташнивать от самого слова «причина». Постоянно копаюсь в причинах, а толку никакого.

Д. - Как себя чувствуешь?

Р. - …Я хочу, частичка, чтобы ты стала частью этого потока, начала в нём двигаться. Позволь потоку захватить тебя и начать жить в нём. (говорит невнятно и не уверенно)

Д. - Повтори эти слова ясно, чётко, декларативно, обращаясь персонально к частичке.

Р. - Стань частью движения! Стань частью потока! Начни жить! Начни действовать! … Мне не нравится то, что я говорю.

Д. - Скажи так, чтобы тебе понравилось.

Р. - ...Я не знаю.

Д. - Стань частицей. Перемещайся.

Р. - Я — частица.

Д. - У тебя есть что ответить Роману?

Р. - ...

Д. - Что с тобой (частица) происходит в процессе общения с Романом?

Р. - Эта жидкость внутри начала ощущаться как рвотная масса, которую хочется исторгнуть.

Д. - А что мешает? Исторгни из себя эту инородность.

Р. - Теперь я знаю, что сказать Роману.

Д. - Тебя стошнило?

Р. - Вот, из меня исторгаются рвотные массы, но тут же у меня возникает чувство вины, что эта рвота будет летать вокруг.

Д. - Стань этой рвотой.

Р. - Я — блювотина!

Д. - У тебя есть послание для Романа?

Р. (смеётся) — Ой, как вы меня все задолбали!!! (изображает процесс исторжения рвотных масс).

Д. - Возвращайся в частицу.

Р. - Я — частица...

Д. - Как себя чувствуешь?

Р. - Пусто. Изменения... Была блекло-сияющей, стала превращаться в резинообразную. Потом стала как пейнтбольный шарик (серый), а сейчас внутри пустота. Сияния уже нет — это какое-то другое качество... Получается — она просто оболочка!

Д. - Частица, у тебя есть послание для Романа?

Р. - Нет. После того, как меня стошнило и рвота с оболочкой соединились — меня не стало.

Д. - Теперь ты Роман. Как себя чувствуешь?

Р. - Я — Роман. Индифферентно. Было и было.

Д. - Вернись вновь к образу одиночества. Он изменился?

Р. - Нет. Образ тот же, что и до начала трансформации.

Д. - А частичка как следует проблювалась?

Р. - Но ничего не изменилось!

Д. - Изменилось ли твоё отношение к одиночеству?

Р. - Да. Одиночество начал ощущать затылком. Появилась проекция на теле в виде тяжести... В плечах и спине.

Д. - Что за тяжесть?

Р. - Словно чего-то не хватает. Одновременно тепло и холод. (начинает интенсивно зевать). Тяжесть в шее и плечах.

Д. - Какой у неё цвет?

Р. - Серый.

Д. - Вещество?

Р. - Вакуум.

Д. - Запах, вкус?

Р. - Нет. Не могу сказать...

Д. - Хорошо. Предлагаю продолжить в следующий раз.

Я отметил весьма характерную особенность у Романа и во время действа МТ и в общении с ним — всякий раз, когда жизнь его ставила перед необходимостью проживания  возникшей проблемы, он начинал умствовать, пространно анализировать и в этом процессе настолько запутывал себя, что быстро истощался и был вынужден прерывать свои попытки работать по Запросу.

Свою задачу я увидел в том, чтобы помочь Роману от привычной склонности утопать в описании происходящего к его непосредственному проживанию и помочь ему начать осознавать процесс как таковой - через «как». Однако Роман с завидным упорством остаётся в замкнутом круге маяты и страданий.

«Зачем ты держишься за своё одиночество, человек!?» Но от этих «зачем» и «почему» Романа уже «тошнит».

Очевидно, что логика привычного удерживает нас в рамках освоенного и защитные механизмы психики изо всех сил стараются удержать баланс существующего в некоем  «устойчивом неравновесии» (16) в происходящем взаимодействии с миром.  Вопрос только в том, позволим ли мы пойти навстречу неизвестности. Во всяком случае Роман свои самостоятельные исследования проводит только, когда «зуб заболит», а на профилактику «кариеса» у него не было сил и, соответственно, желания.

В своей работе «Дары депрессии» Том Мур приводит примечательную сцену из пьесы Сэмюэля Беккета «Последняя запись Крапа»: «Используя магнитофон, Крап прослушивает записи, сделанные им на протяжении жизни, и вслушивается с горечью в свои фразы из прошлого. После одной из записей он присаживается и говорит: «Просто слушая эту глупую сволочь, которой я был 30 лет назад, трудно поверить, что я был настолько плох. Спасибо Богу, что все это прошло.»».

Общение с Романом во мне родило интересную сентенцию: «Переживанием одиночества я оплачиваю свою отгороженность от многообразия мира. Отгороженность эта суть моего активного неведения по стремлению утвердиться в этом мире, вместо сотрудничества с ним». И довольно часто я вспоминаю свои горькие сетования на несправедливости бытия как явления рассерженного человечка, переполненного инфантильными обидами и их поспешными выводами, почти всегда окрашенными в цвета «праведного негодования» и парасуицидальных мыслей.

Напомню так же, что следует отличать стремление к уединённости и одиночество. Ибо уединённость это вполне естественная реакция для ассимиляции некоего опыта или текущих впечатлений. При уединении нас влечёт тишина внутреннего и внешнего мира, она нас не пугает. Тогда как во время одиночества мы стараемся контузить себя шумом внутренней болтовни и внешним экстремизмом событий (уйти в работу с головой, бурные тусовки, погружение в «излишества»), звуков (включенный телевизор, который никто не смотрит, постоянно базлающее радио, музыка с нокаутирующей ритмикой и т.п.).

Можно предположить, что в состояние одиночества мы попадаем вследствие чрезмерно сильного нарушения границ или объёмов неосвоенных нами сфер мира, на адекватное усвоение которых нам ещё не хватает ни психических, ни физических сил. Что-то вроде реакции ребёнка, который без спроса попадает на вечеринку взрослых. Впечатления от воспринятого могут вызывать у этого опрометчивого путешественника из «садов эдема» в плотности Земного мира: жар, спутанность сознания и продолжительную болезнь организма. Я бы назвал подобные переживания потерей контакта с душой, определяющей такт общения с миром «материального».

Если исследовать одиночество как таковое, то текстовые выражения его описания в разных интерпретациях и разных системах понятийных координат дают либо очередную систематизацию (см. выше), либо констатацию разнообразия фактов самого феномена. «Но где же выход? Исцеляющий или спасающий!!?» - спрашивает меня очередная жертва человеческая бытия. «Вы оставьте себе, товарищи учёные, свои эти игры в умных и продвинутых дядек! А мне будет достаточно хоть какой-то помощи, чтобы выбраться из этой боли и отчаяния!..»

Конечно, методами дискурсивного мышления «эффективной помощи не оказать» да и не понять (до непосредственной прожитости) не только феномена одиночества, но так же какую-либо иную категорию жизни. Как выразился один из героев книги Влада Лебедько «Медитации на Джокере» об умении быть: «...Зов к экзистенции. К бытию. К этой оставленности в представленности самому себе... Ты когда задумывался над этим? Впрочем, слово «задумываться» здесь не подходит... Скорее так: тебя никогда не пронимала до мозга костей, до самых печёнок, вот эта леденящая бездна бытия? Бытия только наедине только с собой и ни с кем более!!! Не тогда, когда нисходит благодать, и ты ощущаешь себя у Господа «за пазухой», а тогда, когда ты именно оставлен и предоставлен самому себе. Что ты, и кто ты есть в такие моменты?». (17)

И Хайдеггер из своего опыта жизни вторит Бьютженталю: «Человек есть в той мере человек, в какой он экзистирует... Экзистировать — значит принадлежать своему существу, слышать зов бытия... Человек как живое существо просто вброшен в этот мир...» (18).

Принципиально иной подход рассмотрения любой категории бытия (включая, кстати, и Истину) предлагают деконструктивисты. Жак Деррида предлагает «Бросить вызов абсолютности разума», а ключ к этому - «протестовать против него (абсолютности разума) можно лишь в нём самом, он оставляет нам на своём собственном поле лишь возможность прибегнуть к стратегии деконструкции (19)... Будучи способной действовать лишь внутри разума, революция против разума, как только изрекает себя, сразу же приобретает ограниченную протяжённость того, что на языке МВД называют волнениями... Стратегия деконструкции предполагает «молчаливый» умысел «говорящего субъекта», задумавшего заговор против Логоса (…) дискутировать с Разумом на его языке можно, лишь притворяясь, что ты притворяешься; целью выступает убийство тиранического разума. Если заговорщик притворится, что он притворяется, - замысел удастся» (20).

Мой практический опыт взаимодействия с людьми, страдающими от одиночества, подсказывает, что, если хочешь с ним «разобраться» - не беги от него, пребывай в нём. И я не исключение. Мой коллега С.С. Алексеев в своей работе «Гештальт одиночества» предлагает рассматривать патологичность одиночества, только как следствие невроза. «При неврозе (...) прямой контакт в принципе невозможен, он всегда происходит опосредовано, через слой фантазий невротика. Невротик всегда контактирует с образом действительности, который искажён его фантазиями настолько, что его поведение, его реакции производят впечатление неадекватных, а точнее не эффективных с точки зрения оптимальности достижения тех целей, которые он перед собой ставит.

Разумеется, для самого невротика его действия вполне адекватны, они адекватны воспринимаемому, а вернее, по большей части, создаваемому им миру. В этом кроется ещё одна причина не эффективности его поведения. Действие не приводит к заранее намеченным и поставленным целям, хотя в фантазиях всё выглядит гладко. Не достижение поставленной цели вследствие недоучёта каких-то действующих факторов, оценка и анализ результата, коррекция поведения и новая попытка – это нормально и входит в схему работы т. н. акцептора действия. Здесь важно то, что невротик будет анализировать искажённые собственными фантазиями данные и корректировать своё поведение именно на этой основе, следовательно, можно прийти к выводу о том, что добиваться результатов он будет гораздо реже, чем не невротик. А учитывая то, что осознаваемая невротиком цель, и реальная, не осознаваемая цель, это две, совершенно разные цели и поведение, которое должно привести к каждой из этих целей, это совершенно разное поведение, то можно заключить, что невротик не будет добиваться своих осознаваемых целей не только редко, но и почти никогда.

Тупик будет проявлять себя различными способами, но в каждом случае будет основываться на фантастическом извращении объективной реальности. Невротик не способен видеть очевидное. Он утратил чувства. Здоровый человек доверяет своим чувствам больше, чем своим предрассудкам» (21).

Для здорового человека уединённость, изолированность и иные проявления феномена одиночества носит скорей конструктивный характер на пути индивидуации и со своими переживаниями этот здоровый человек способен справится сам ибо это во благо. Возможность разрешать трудности этих переживаний на архетипическом уровне лишь говорит о глубине причинности, вызвавшей одиночество, и скорей является одним из способов обретения самого себя.

Некоторые выводы по Главам - 1,2,3 и 4:

Человечеству достаточно хорошо известен феномен одиночества и его особенности эволюционировать соответственно эволюционированию самого человечества. Несмотря на все наши знания «одиночество по-прежнему не редкость, и это не какой-то необычный случай, напротив, оно всегда было и остаётся главным и неизбежным испытанием в жизни человека». (Т. Вульф). Следовательно, одиночество было и есть феноменом индивидуальным и глубоко личностным, причины которого находятся в особенностях человеческого восприятия. Нам фактически известны способы разрешения трудностей, связанных с одиночеством, однако ведущей проблемой этого феномена является тотальная невротизация современного общества, которая сопровождается нарастающим инфантилизмом людей и их утратой непосредственного контакта с миром, его основами бытия.

Позитивным моментом усложнения форм и многообразия особенностей проявления феномена одиночества стала необходимость обращения к некогда утраченным способам взаимодействия с миром — архетипическим сферам бессознательного, восстановлению контакта с нерациональными формами Бытия, возрождение подлинной религиозности и мистицизма, а кризис вульгарного материализма, с его линейной, дискретной интерпретацией мира привёл человечество к появлению ризомального мышления и крушению догматичного разума в определении действительности.

Необходимо различать проживаемое одиночество как процесс деструктиный, доводящий человека до аномии и патологических форм маргинальности и одиночество, как проявление эволютивных форм индивидуации, проживание которых является необходимым процессом трансмутации личности.

Для избавления от деструктивных проявлений одиночества есть ряд необходимых условий: прекращение насильственных попыток избавления от его проживания с позволением себе вступать во взаимодействие со всеми процессами, происходящими здесь и сейчас, включая рефлективные.

Ну и, конечно, необходимо помнить, что во всяком сложном процессе, связанным с психофизическим благополучием необходим соответствующий специалист. Ибо любые формы самолечения для здоровья опасны.

Список использованной литературы и ссылки к Главе Четвёртой:

 (1) Головин С. Словарь практического психолога.

 (2) Дж. Хиллман «Самоубийство и Душа». «Мифы обеспечивают место для всего того, что неправильно, но при этом необходимо. Мифы управляют нашей жизнью. Они руководят историей болезни исподволь, через историю души. Иррациональность, абсурдность и ужас экспериментов природы, среди которых мы пытаемся жить, поглощаются образами и мотивами мифа и каким-то образом становятся объяснимыми. Некоторые люди должны прожить всю жизнь неправильно и затем неправильно покинуть ее. Как еще иначе мы можем объяснить преступление, извращение или зло? Завораживающая напряженность такой жизни и смерти обнаруживает работу неких сил, находящихся за пределами человеческого. Миф, обеспечивающий полноправное присутствие любого вида злодейства, предлагает более объективный подход к исследованию такой жизни и смерти, чем любое изучение личностной мотивации.»

(3) Лабиринты одиночества: Сб. статей. Пер. с англ. Сост., общ. ред. и предисл. Н. Е. Покровского. М. Пpoгpecc, 1989.

(4) Юнг К.Г. Собрание сочинений, 1991, с. 98. «Термин «архетип» встречается у древнеримских философов и богословов: Дионисия Ареопагита, Филона Иудея, Иринея и Августина. «Архетип» — это пояснительное описание платоновского «эйдоса», «идеи». Это наименование является верным и полезным для наших целей, поскольку оно означает, что, говоря о содержаниях коллективного бессознательного, мы имеем дело с «древнейшими, лучше сказать, изначальными типами, то есть испокон веку наличными всеобщими образами.»

 (5) Из комментариев В. Зеленского к работе Дж. Хиллмана «Самоубийство и Душа». 

 (6) Jung, С. W., vol. 8, par. 397. «Энергия архетипа инстинктивна, поскольку архетип по своей сути есть инстинкт; архетип есть «поведенческий паттерн» инстинкта, его значение или, как выразился Юнг, его «психический эквивалент».

 (7) Лебедько В. и соавторы «Боги и эпохи. Беседы с богами по взрослому.», Изд. Весь 2007 г. СП., стр. 8,9.: «Идея использовать опыт общения с архетипами, структурами коллективного бессознательного, опыт вхождения в потоки сил для целенаправленного контакта с архетипами богов появилась благодаря Магическому Театру, который был открыт в 1992 году. Уже несколько лет подобные явления происходят в Магическом Театре регулярно. Только контакты с архетипами и богами используются там, большей частью в целительских целях.»

 (8) Лебедько В, Найдёнов Е. «Магический Театр. Методология становления души.». Изд. Бахра-М 2008, стр.98, 99, 105.

 (9) А.Ф. Лосев «Диалектика мифа»: «Миф — не идеальное понятие, и так же не идея и не понятие. Это есть сама жизнь. Для мифического субъекта это есть подлинная жизнь, со всеми её надеждами и страхами, ожиданиями и отчаянием, со всей её реальной повседневностью и чисто личной заинтересованностью. Миф не есть бытие идеальное, но — жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная. До животности телесная действительность.»

 (10) Гермес Трисмегист. «Беседа первая», стр 17, Лебедько В. и соавторы «Боги и эпохи. Беседы с богами по взрослому». Изд. Весь 2007. Спб.

  (11) Магический Театр — подробности на сайте: http://sannyasa.narod.ru

 (12) Бьюдженталь Д. «Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической те­рапии», пер. с англ. А. Фенько. М.: Независимая фирма “Класс”, 1998: « (...) подводя итог тому, что я считаю самым важным из всего, о чем пытался рассказать, я хочу подчеркнуть значение нашего утраченного чувства, внутреннего осознания, которое позволяет каждому из нас жить более полно и с истинным пониманием своей уникальной природы. Я хочу поговорить о том, как важно это осознание для более подлинной жизни, и еще я хочу поговорить о своем убеждении, что это утраченное чувство есть прямой путь к наиболее глубокому постижению смысла бытия и Вселенной. Разумеется, все это высокие слова, но я верю в них буквально. Попытка быть самим собой оказывается почти такой же трудной, как попытка быть тем, чем я должен быть. (...) все терпеливо учили меня. Я вновь и вновь видел, как жизнь человека переворачивается, когда он начинает открывать для себя свое внутреннее осознание, начинает обращать внимание на свои собственные желания, страхи, надежды, намерения, фантазии. Так много людей делают то же самое, что делал я, — пытаются диктовать то, что должно происходить, вместо того, чтобы открывать подлинный поток своих переживаний. Диктовать таким образом — это путь к смерти, который убивает спонтанность нашего существования. Только внутреннее осознание делает возможным истинное бытие, и только оно является единственным руководителем на моем пути к подлинной жизни.»

 (13) П.Д. Успенский. «Четвёртый Путь»: Запись бесед, основанных на учении Г.И. Гурджиева., стр 24: «... в том состоянии сознания, в котором мы находимся, со всеми этим отождествлением, учитыванием, отрицательными эмоциями и отсутствием самовоспоминания, мы действительно спим. Мы только воображаем, что бодрствуем. Поэтому, когда мы пытаемся вспомнить себя, это означает только одно — мы пытаемся пробудиться. И мы пробуждаемся на секунду, но потом снова засыпаем. Это наше состояние бытия, поэтому фактически мы являемся спящими. Мы можем пробудиться только в том случае, если исправим многие вещи в машине и если очень упорно и в течение длительного времени будем работать над идеей пробуждения».

    (14) Дж. Хиллман «Исцеляющий вымысел».

  (15) Дж. Хиллман. «Миф анализа»: «Пробуждение спящей души любовью — мотив, постоянно повторяющийся в мифах, народных сказках и произведениях искусства, равно как и в субъективных переживаниях, поэтому мы с полным правом можем обозначить его как архетипический.»

  (16) В. Лебедько. «Типология Магического Театра по многофакторности выбираемых технологий, стилей и т.п.»: «Условие жизни и развития любой сложной системы – неустойчивое равновесие или устойчивое неравновесие. Человека, общество и другие сложные системы можно условно метафорически представить как весы с громадным количеством коромысел, каждое из которых отвечает за те или иные процессы в различных областях сложной системы. Живым, способным к развитию, будем считать «коромысло», которое находится в состоянии неустойчивого баланса и не фиксировано жестко ни в центре, ни в крайних положениях. Оно свободно перемещается от одного края к другому и нигде не застревает надолго, адекватно реагируя на изменяющиеся факторы среды. Почти в любой системе, кроме идеальной, можно обнаружить большое или малое (чаще большое) количество «коромысел», которые жестко фиксированы и не могут адекватно реагировать на постоянно изменяющуюся среду. Жесткая фиксация того или иного «коромысла» происходит в результате многочисленных факторов, создающих жесткие доминанты в системе. Существование жестких доминант накладывает существенные ограничения на жизнеспособность, развитие и творческий потенциал системы».

 (17) В. Лебедько «Медитации на Jokere» изд. Весь 2004 г.

 (18) Хайдеггер М. «Бытие и время».

 (19) Деконструктивизм — направление в современной архитектуре, основанное на применении в строительной практике идей французского философа Жака Деррида. Другим источником вдохновения деконструктивистов является советский конструктивизм 1920-х гг. Для деконструктивистских проектов характерны визуальная усложнённость, неожиданные изломанные формы, подчёркнуто агрессивное вторжение в городскую среду.        В качестве самостоятельного течения деконструктивизм сформировался в конце 1980-х гг. (работы Питера Айзенмана и Даниеля Либескинда). Теоретической подоплёкой движения стали рассуждения Деррида о возможности архитектуры, которая вступает в конфликт, «развенчивает» и упраздняет саму себя. Дальнейшее развитие они получили в периодических изданиях Рема Колхаса. Манифестами деконструктивизма считаются пожарная часть «Витра» Захи Хадид (1993) и музей Гуггенхейма в Бильбао Френка Гери (1997). Википедия.

(20)     Жак Деррида. «Письмо и различие».

(21)     С.С. Алексеев. «Гештальт одиночества».