Психоанализ кино. "Эдвард руки-ножницы". Травма, остановка индивидуации и прерывание терапии.

  В 1990 году режиссёр Тим Бёртон снял фильм «Эдвард Руки-ножницы». На мой взгляд, фильм является хорошей метафорой терапии ранней травмы и попытки интегрировать изгнанный из сознания травматический опыт, попытки, которая, увы, обернулась неудачей.

Одинокий Эдвард живёт в замке на горе. Он полностью отрезан от мира.  Его создатель скоропостижно умер, не успев его закончить. Вместо рук у него - ножницы. Можно сказать, что травма покидания  преждевременна для Эдварда , он еще слишком мал - "недоделан", -  чтобы справиться с ней и адаптироваться. Она вызывает аффект такой силы, который в отсутвие контейнера становится опасным для психики, грозя ей разрушением. (Руки-ножницы - образ такого разрушительного афекта). Поэтому ранняя травма инкапсулируется, отщепляется, чтобы обезопасить неокрепшее эго от фрагментации. Она становится изолированным афективным опытом, не доступным сознанию. Вместе с травматическим аффектом там оказываются все чувства, эмоциоальность вообще. Это раненный ребёнок, носитель творчества и спонтанности. Спонтанность и творчество невозможны вне контакта с эмоциональной жизнью.

Итак, индивид остаётся лишённым всего этого...

Ножницы вместо рук - это нечто нечеловеческое. "Дикий" и не "окультуренный" драйв. Без материнского утешения он остаётся таковым: арахаичным, разрушительным, пугающим. И потому подлежащим инкапсуляции.

Эдвард отделён от мира людей, живущих в городе. Мы видим душу в заточении. Между тем, сознательная жизнь в отсутствие детской, эмоциональной части скучна и бедна: нашему взору предстаёт пресная провинциальная община, интересы и занятия которой весьма поверхностны. В ней нет глубины, нет жизни. Индивидуация остановилась, контакт с глубииным утрачен, человек "не воплощен", как пишет Шварц-Салант*.

Пэг - одна из горожанок - продает косметику. В один из неудачных дней, когда дела её идут из рук вон плохо, от скуки и отчаяния она решается пойти в замок на горе. В замок, который все горожане тщательно обходили стороной. Она решается на приключение: интуитивно она ищет Эдварда, живую, но потерянную часть души. Обнаружив его в замке, Пэг проникается глубоким состраданием к одинокому и израненному собственными "руками" юноше, который больше напоминает маленького ребёнка. Эдвард напуган появлением незнакомки, но сочувствие и внимание Пэг немного успокаивают его, и он подпускает её к себе. Когда такая встреча происходит во внутреннем простарнстве души, она вызывает амбивалентные чувства. К ней долго готовятся, создавая благоприятную почву. Мы должны проникнуться верой в то, что обитатели темного замка не представляют для нас опасности, но, напротив, способны обогатить. (Пэг сперва рассчитывает продать там свою косметику).  И мы должны быть очень убедительными в своих намерениях, чтобы  раненый ребёнок внутри нас соглсился стать обнаруженным. В анализе это означает непрерывное сострадательное наблюдение. Мы обращаемся внутренним взором к нашему бессознательному, глядим в него, сосредотачиваем на нём свое внимание. Тогда постепенно оно проявляется, становится доступным взору. Интерес, надежда, сострадание к себе и тревога - те чувства, которые сопровождают этот процесс.

Одной моей пациентке в процессе анализа приснился сон, в котором она находит младенца, грязного, неухоженного и посиневшего от крика. Не взирая на неудовольствие своих спутников, которые указывают ей на неприглядный вид ребёнка, она берёт его к себе с намерением заботиться о нём. Сны о найденных детях, часто грязных и оборванных, типичны для этого периода анализа.

Пэг тоже осмеливается привести Эдварда в город и в свой дом: этот шаг символизирует возвращение души, начало интеграции и воссоединения с внутренним ребёнком. В городе наступает оживление. Скука и рутина сменяются творческой активностью: оказывается, руки у Эдварда "золотые", и сам он натура весьма креативная. Он создаёт  причудливые фигуры из кустов, стрижёт людей и собак, и его причёски - настоящие шедевры.

Так часто происходит на начальном этапе анализа, когда мы приобретаем первый опыт контакта с собой: мы чувствуем прилив сил, желание творить, менять жизнь.

Но постепенно контакт с собой углубляется и травмированный пациент с тревогой обнаруживает, что вместе с позитивными переменами в его жизнь ворвались ужасные, мучительные аффекты, с которыми он когда-то не справился и которые вернулись сейчас в "полный рост". Это бывает самым тяжёлым и решающим для терапии этапом. Пациента могут переполнять ярость, страх и боль такой силы, что единственно верным решением может казаться прекращение анализа. Большинство случаев прерывания терапии приходятся именно на этот момент. Возвращение в сознание отщепленной, травмированной детской части, наводит хаос и ужас. Всплывают очень ранние, а потому мощные аффекты. Такая находка воспринимается как катастрофа (Калшед**). Пациенту может казаться, что он больше не управляет своей жизнью. Переживание потери конроля становится мучительным и пугающим.

Той же моей пациентке несколько месяцев спустя приснилось, что она едет в грузовике, который несётся с сумасшедшей скоростью, шатаясь из стороны в сторону, и вот-вот куда-то врежется. Она обнаруживает, что им никто не управляет. Тогда она садится за руль и пытается вести его сама. Эта пациентка очень боялсь сойти с ума, и её страх был обоснованным в тот период раннего детства, когда психику ребёнка затоплял несоразмерный возможностям эго аффект. Тогда отщепление переживания было единственной возможностью избежать сумасшествия, психической смерти. Во взрослой же жизни эта защита обходится дорого, она лишает жизнь вкуса, цвета и смысла. Поэтому тому, кто хочет быть по-настоящему живым, приходится пройти всё заново, но теперь с поддержкой терапевта и с опорой на уже взрослое Я.

Эта девушка справилась со стихией аффекта, "удержала" его, и её терапия была успешной. Но в фильме события развиваются иным образом.

Мы видим, что Эдвардом овладевают боль и ярость от предательства, с которым он встречается. Некоторые люди,  которым он доверял и которые казались ему друзьями, используют его. Он вновь чувствует себя покинутым. И тогда он начинает крушить всё вокруг, приводя свою семью и горожан в ужас. Эдвард не может справляться со своими чувствами зрелым способом, он делает это как полуторогодовалый ребёнок, бьющий и ломающий в приступе гнева всё, что попало под руку. 

К сожалению, жители города и члены семьи Эдварда поддаются панике и действуют, подобно беспомощной матери, которая пугается эмоционального выплеска своего ребёнка и не в состоянии его успокоить, контейнировать. Она может только наложить запрет на аффект, и тогда ребённок должен отщепить его. То же самое делает, будучи взрослым, сам пациент: придя в ужас от наплыва чувств, он пытается прибегнуть к привычной и работающей защите - расщеплению. Та часть, которая испытывает "плохие" и пугающие чувства не признаётся как своя и отбрасывается (а затем проецируется на других). Терапия, которая есть пространство для встречи с собой, становится опасным мероприятием, терапевт - зловещей и садистичной фигурой. И пациент прерывает терапию, как будто бы спасая себя. На самом деле, он покидает себя.

Подобно напуганному эго пациента, город прогоняет Эдварда. Наиболее воинственные его представители желают его убить, но полицейский проявляет к нему сочувствие и позволяет просто уйти.

Терапия потерпела неудачу. В этой статье я воздержусь от рассуждений о том, какова ответственность пациента и терапевта в этом процессе, скажу только, что бывает очень по-разному: терапевт не готов контейнировать "столько" и пациент оказывается затопленным, а потому вынужденным бежать; терапевт контейнирует, но пациент делает выбор не иметь с этим дела и вернуться к прежним защитам; происходит нечто между ними, в общем поле, что провоциерует такую реакцию.

Я постаралась проиллюстрировать драму, часто разыгрывающую в терапии при столкновении с травматическим опытом, с помощью киносюжета об Эдварде. Финал этой истории печален, но, возможно, всё могло бы быть по-другому, если бы ее герои были подготовлены и осведомлены о том, с какими сложностями им придётся столкнуться и что сложности эти преодолимы. Если пациент и терапевт знают, что происходит и что это - естественный этап, за которым следует исцеление, то шансы пройти через этот этап у них повышаются.

Я желаю терпения и успеха тем, кто встаёт на путь исцеления и тем, кто сопровождает их в этом пути!

P.S. Материал пациентки в статье приводится с её согласия.

______________________________________________________________________

 * Натан Шварц-Салант, "Пограничная личность: видение и исцеление"

** Дональд Калшед, "Внутренний мир травмы: архетипические защиты личностного духа"