Главный секрет Карла Роджерса, или волшебная Амальгама.

1. Конгруэнтность, безусловное позитивное принятие, эмпатия описывают и структурируют нечто целое, живое и по сути являются способом познания своего Я в отношениях с другим. Вероятно, сейчас мы подошли к наиболее важному аспекту человекоцентрированного подхода. На мой взгляд, если задаться целью выразить подход Карла Роджерса даже не в одном предложении и даже не в одном слове, а в одной букве, то этой буквой будет буква Я! Ряд учёных так и называют концепцию Роджерса - «Теория Я». А вот что пишет об этом сам Роджерс: «...клиенты, когда им давали возможность выражать свои проблемы и отношения собственными словами, без руководства и интерпретации, обычно высказывали их с позиций “Я”... Стало быть, что “Я” - важный элемент переживаний клиента и что в некотором предельном смысле его целью является стать “самим собой”» [1]. Из работ Роджерса явно следует, что не меньшее значение в межличностном пространстве, нежели Я клиента, имеет Я психотерапевта. Можно сказать, что целью консультанта также является стать самим собой в отношениях. Собственно, понятие конгруэнтности это и означает. Первоначальная важность, которую Роджерс придавал эмпатии и принятию (центрации на клиенте), причём подчёркивал целостный, единый характер этих двух процессов, сменилась главной ролью конгруэнтности в межличностном взаимодействии: «Подлинность, или конгруэнтность является самым важным из трёх условий» [2].

        Остановимся на том, в чём именно заключается качество амальгамы трёх условий, и как они связаны между собой? Наиболее очевидна связь эмпатии и принятия. Она имеет интересный двусторонний характер, который заключается в том, что без принятия не может состояться эмпатии, но и без эмпатии говорить о принятии можно лишь условно. Консультант начинает встречу, имея общую предположительную принимающую установку, что клиент  справится сам, что у него достаточно для этого внутренних ресурсов. Такая установка, в частности, позволяет ему воспринимать мир клиента не как некий объект, нуждающийся в манипуляциях и в том, чтобы кто-либо взял на себя ответственность за его жизнь. Установка принятия способствует тому, что консультант погружается в мир клиента и начинается совместное осторожное движение, путешествие по этому миру. Это восприятие клиента не снаружи, а изнутри, из его внутренней позиции, как бы из центра его внутреннего мира. Таким образом, в здании живого общения фундаментом является принятие, на котором прочно надстраивается эмпатическое понимание: «Глубокая эмпатия невозможна, если нет безусловного позитивного отношения» [2]. Вместе с тем, полнокровное принятие возникает лишь после некоторого совместного эмпатического исследования: «Принятие не стоит многого до тех пор, пока в него не входит понимание» [3]. Действительно, когда я глубоко понимаю другого, мне могут открыться вещи, которых я боюсь, не принимаю в себе самом, и, естественно, я не смогу принять эти стороны другого и, соответственно, не создам условий для их развития. Поэтому качество принятия, транслируемое нами, напрямую связано с силой и независимостью нашего Я, со степенью его осознанности, с глубиной самопринятия, с чёткостью и проработанностью личностных границ, с коммуникативными умениями, которые позволяют экологично обозначать эти границы и т.д. Именно самопринятие является ключевым аспектом, предопределяющим нашу способность создать помогающие отношения с другим человеком. «Никто и никогда, даже при самом удачном стечении обстоятельств, не сможет принять другого, если сначала у него не произошло принятия самого себя» [4]. Это очень значимый факт, который подтверждает мой взгляд на три условия как целостность Я. В существе своём три условия являются одним. Это одно условие можно сформулировать максимально кратко как Я-средоточие. В самом общем смысле я понимаю этот термин следующим образом. Если консультант доверяет своему Я, воспринимает его не как объект, а растворён в нём и живёт им здесь-и-сейчас и в этой максимальной идентификации со своими чувствами (но без потери возможности осознания) временно погружается в общее коммуникативное пространство, возникшее между ним и клиентом, тогда возникают целебные отношения. Это есть искусство быть самим собой.

На мой взгляд, терапевт не может быть эмпатичным и вместе с тем неконгруэнтным. Это есть псевдоэмпатия! А вот может ли он быть конгруэнтным и неэмпатичным? Я думаю, да! По всей видимости, индивид, общаясь с другим, в зависимости от совокупности многих факторов, в частности, от уровня собственной личностной зрелости, состояния и степени актуализации своих потребностей и т.д. может в большей степени направлять внимание на себя или на другого. В первом случае мы имеем дело с т.н. интраконгруэнтностью, а во втором – с интерконгруэнтностью. Интерконгруэнтность – это и есть эмпатия. Так, Роджерс пишет: «Если наблюдать за членом группы, ведущим себя естественно и открыто, можно заметить, что иногда он выражает чувства, установки и мысли, непосредственно способствующие развитию другого участника. А иногда с той же искренностью он выражает переживания и проблемы, вполне, очевидно, связанные с раскрытием себя для дальнейшего роста» [5].

 Получается интересный характер взаимосвязи этих явлений. Конгруэнтность без эмпатии – да! Эмпатия без конгруэнтности – нет! Такая зависимость говорит, во-первых, о фундаментальной роли конгруэнтности, во-вторых, об амальгаме рассматриваемых феноменов, в-третьих, об их иерархической соотнесённости. Получается, что эмпатию можно выделить как один из видов конгруэнтности, способов выражения Я.  Как видим, в основе лежат отношения консультанта с самим собой. Отношения с клиентом являются в этом смысле производными. Получается вот что: моя главная задача как психотерапевта – быть как можно ближе к своему настоящему Я. Но кроме этого, необходимо соприкоснуться своим настоящим Я с Я своего клиента. Дать чётко и недвусмысленно понять ему, в чём это настоящее Я состоит. И одним из таких эффективных способов, мостиков от одной индивидуальности к другой является эмпатия. Важно подчеркнуть, что это не единственный мостик, а один из многих. Индивидуальность Карла Роджерса наилучшим образом раскрывалась через эмпатическое понимание. Индивидуальность других консультантов может выражаться иначе. «Именно поэтому, - констатирует Роджерс, - разные терапевты совершенно по-разному добиваются хороших результатов. Для одного наиболее эффективным оказывается жёсткий, требовательный, не допускающий возражений, оправданий и увиливаний стиль взаимодействия с клиентом, поскольку именно так этот человек наилучшим образом проявляет себя. Для другого терапевта подходит более мягкий и тёплый подход, поскольку именно таким человеком этот терапевт и является»[7]. Мне кажется, игнорирование «специалистами» первостепенной важности конгруэнтности привело к неправильному повсеместному пониманию человекоцентрированного подхода, а именно к приданию наибольшей значимости эмпатии и искусственному её вычленению. Роджерс реагировал на это крайне болезненно, говоря об обучении эмпатическому слушанию: «Нельзя так учить подлинной сензитивной эмпатии, со всей её интенсивностью и личной включённостью... Меня даже коробит от выражения “отражение чувства”. Оно не имеет ничего общего с тем, что я пытаюсь делать, когда работаю с клиентом»[7]. Я думаю, что непонимание целостности трёх условий, их иерархической соотнесённости, в которой ядром является конгруэнтность, эмпатия – один из её видов, а принятие - своего рода контекст, в котором разворачиваются эти процессы, приводит к названной Роджерсом проблеме. Искусственно вычлененная эмпатия, которой пытаются обучать, оторванная от породивших её процессов, становится не аутентичным переживанием своего Я в отношениях с другим, а бездушной техникой, разрушающей животворную ткань межличностного пространства.

Конгруэнтность, будучи ядром функциональной коммуникации, может трансформироваться в глубокое эмпатическое взаимодействие, квинтэссенция которого заключается в сложном процессе переживания чувств другого человека в самом себе. Подтверждение этой основной идеи представленной статьи мы находим у К. Роджерса: «Концепции подлинности и точного эмпатического понимания тесно связаны друг с другом. Терапевт пытается погрузиться в мир чувств своего клиента, чтобы прочувствовать этот мир в себе. Его понимание исходит из его собственного внутреннего переживания чувств клиента и собственных внутренних процессов осознания» [2].

Тем не менее, конгруэнтность может и не трансформироваться в эмпатию. Она вполне самодостаточна и оказывает исцеляющее воздействие. Роджерс признавал: «Именно естественность терапевта во взаимоотношении с клиентом является самым важным элементом терапии… Быть может, всё остальное не имеет значения» [6]. Поведение Роджерса на психотерапевтической группе часто вовсе не походило на «роджерианское». Он обращается к одному из участников: «Что ты всё болтаешь? И вот по пять раз одно и то же... Ну выскажи, что хотел, и помолчи». К другому участнику: «Сегодня утром проснулся и подумал: не хочу тебя видеть!»[5]. Роджерс признавал, что такое спонтанное поведение приносит пользу, помогая развитию группы в целом и конкретного участника.

        Индивидуальность психотерапевта, как выясняется, имеет решающее значение. Приведём несколько примеров работы конкретного клиент-центрированного консультанта, которые прекрасно иллюстрируют приведённое выше утверждение Роджерса: «…Его (консультанта) понимание исходит из его собственного внутреннего переживания чувств клиента и собственных внутренних процессов осознания».

№ 1.

К.: Ей хочется быть несчастной, мне хочется быть счастливой. У нас очень разные позиции. И с одной стороны, я чувствую, что я её предаю, предаю всю семью, которая не хотела быть счастливой, а с другой, понимаю, что если я этого не сделаю, это будет полный конец. И вот то, что мне приходится делать новые вещи для моей семьи, с одной стороны, меня это радует, а с другой − огорчает, потому что, действительно, я чувствую, что люди, которые оказались не готовы к такому поведению, которые не смогли его реализовать, не могут разделить мою радость. Поэтому я большее значение придаю отношениям с парнем, так как с ним я чувствую, что он может разделить мою радость. Он может разделить моё счастье оттого, что я добиваюсь того, что мне важно.

П.: Такой образ… Ты сейчас рассказывала, у меня картинка возникла.

К.: Я хорошо воспринимаю картинки.

П.: Картинка одинокого такого путника, который идёт по неизвестной дороге, по которой ещё не ступала нога человека. И ты, будучи одиноким путником, на неизвестной дороге встретила другого путника, который как бы помогает тебе разделить эту тропу одиночества.

К.: Да…

№ 2.

К.: Я просто подумала, что я главной целью терапии, наверное, ставила признание реальной меня. Признание того, что я сильнее, чем обо мне думали, что общение с какими-то людьми станет более формальным, что я могу принять людей, которые поступают не так, как я хотела. Наверное, немножко странно идти, когда уже знаешь, чего хочешь добиться. Но просто, если я это буду делать одна, мне будет намного сложнее и тяжелее. Поэтому я ищу для себя пространство, которое позволит мне развернуться и добиться того, что мне надо.

П.:У меня появилась картинка: как будто бы человек пришёл в музей. Но он не хочет ходить в одиночестве по музею. Он хочет ходить с экскурсоводом, чтобы экскурсовод ему как-то помогал знакомиться вот с этими картинами. Чтобы человек не смотрел на картину и видел там свой какой-то опыт, проецируя его. А чтобы экскурсовод помог этому человеку… увидеть картину реальную, увидеть там какие-то мотивы автора этой картины (К.: Да), смысл, который в этой картине заложен, то есть вот что-то такое, да (К.: Да), ты имеешь в виду?

К.: Меня огорчает, когда я понимаю, что общение вызвано тем, чтобы удовлетворить какие-то потребности. Мне, например, может просто понравиться ходить с экскурсоводом, потому что вдвоём интереснее.

П.: Ты бы хотела такого бескорыстного общения.

№ 3.

К: Просто, чтобы двигаться дальше, я ещё не чувствую, у меня нет чётко определённой цели. У меня какое-то смутное предчувствие, куда надо идти. Но я ещё не сформировалась до конца, чтобы понять, что для меня по-настоящему важно, что для меня моё дело. Поэтому я пыталась найти что-то главное, что я хотела бы делать, и поняла, что я не могу это найти, потому что очень много возможностей, и нужно учиться принимать их все или, по крайней мере, рассматривать несколько, а не одну только. Поэтому я чувствую, что я много времени потратила именно на то, чтобы найти что-то главное, не понимая, что это уже устарело.

П.: То есть чувство такого… такой… ты хочешь, может быть, ну опять образ такой можно привести: как будто бы ты стоишь в поле, и тебе хочется увидеть какой-то указатель, куда тебе двигаться. А пока ты стоишь в поле, и не понятно, в какую сторону идти. Вроде, все стороны привлекательны, в каждой стороне есть что-то интересное, но…

К.: (улыбаясь) Да, сложно сделать выбор. Просто раньше этим указателем были какие-то общественные нормы: нужно учиться, нужно работать, какие-то собственные желания, что я хочу больше этого, чем другого. А сейчас происходит какое-то обнуление счётчика. В любом случае, наверное, если машина стоит с нулевым счётчиком, единственный способ набрать его − это двигаться вперёд, попробовать сделать то, чего ещё не было.

№ 4.

К.: Наверное, я сейчас поняла: получается, что, отгораживаясь от мира, я выбирала что-то одно. И сейчас сожалею о тех возможностях, которые я потеряла. Но если я открываюсь, я могу выбрать несколько и меньше сожалеть (пауза 40 сек.) Я просто думала… читала книжку: там был образ, который мне сейчас поможет. Магия хаоса, которая использует окружающие возможности, становится частью действительности, а не объектом или субъектом. Сложно описать. Люди, которые могут играть, контролировать этот хаос, допуская то, что желательно, контролировать то, что нежелательно, упорядочивать это. Я боюсь, что недостаточно хорошо справляюсь с упорядочиванием.

П.: Ко мне пришёл образ: как будто бы ты решила поплыть по реке на лодке, а река очень бурная, и лодка может перевернуться, и ты этого боишься. Но ты хочешь научиться управлять этой лодкой и плыть туда, куда тебе нужно, и не позволить этой бурной реке перевернуть твою лодку.

К.: Да, да. Тогда, наверное, следует задуматься, что мешает управлять, а что помогает (пауза 35 сек.). Мне просто сейчас грустно. Потому что я понимаю, что для того, чтобы научиться управлять лодкой, своей жизнью, мне, наверное, придётся отказаться от того, какой я была раньше. Отказаться от какой-то… от возможности что-то не замечать.

        Консультант в представленных четырёх примерах реализует амальгаму конгруэнтности, эмпатии и принятия. Искренне и со всем вниманием вслушиваясь в глубину выражаемого клиентом, он обнаруживает в себе зрительные образы, содержащие главный эмоционально-когнитивный смысл того, о чём говорит клиент(«Терапевт пытается погрузиться в мир чувств своего клиента, чтобы прочувствовать этот мир в себе…»). В этом проявляется индивидуальность психотерапевта. Именно тогда, когда эмпатия вырастает из конгруэнтности, она приобретает черты индивидуальности консультанта. В данном случае этими чертами оказались визуальные образы, другой человек, возможно, иначе бы выразил своё эмпатическое понимание. Получается, что сам организм (один из теоретических конструктов Роджерса) консультанта руководит им в общении с клиентом. Ведь по признанию самого консультанта, он не стремился к выражению своего понимания через образы, это происходило спонтанно. Можно даже предположить, что организмическая мудрость консультанта выбрала общение с помощью образов именно с этим клиентом. Возможно, с другим клиентом консультант общался бы несколько иначе.

          Таким образом, когда конгруэнтность является фундаментом взаимодействия, она превращается в подлинное эмпатическое общение, существо которого состоит в аутентичном процессе переживания чувств другого человека в самом себе и раскрытии своего Я в отношениях с другим.

Литература:

1. Холл К., Линдсей Г. Теории личности. Пер. с англ. И.Б. Гриншпун.  М.: ЭКСМО-Пресс, 1999. 592 с.

2. Мидор Б., Роджерс К. Личностно-центрированная терапия // Журнал практической психологии и психоанализа. 2002. № 4. (5)

3. Роджерс К. Взгляд на психотерапию. Становлеие человека /Общ. ред. и предисл. Е.И. М.:«Прогресс», «Универс», 1994. 480 с.

4. Роджерс К. Клиент-центрированная психотерапия / Пер. с англ. Т. Рожковой, Ю. Овчинниковой, Г. Пимочкиной. М.: Апрель Пресс, ЭКСМО-Пресс, 2002. 512 с.

5. Роджерс К. О групповой психотерапии М.: Гиль-Эстель, 1993. 224 с.

6. Роджерс К. Клиент-центрированная психотерапия / Пер. с англ. Т. Рожковой, Ю. Овчинниковой, Г. Пимочкиной. М.: Апрель Пресс, ЭКСМО-Пресс, 2002. 512 с.

7. Прохазка Дж., Норкросс Дж. Системы психотерапии: Для консультантов, психотерапевтов и психологов. СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2007. 383 с.