Мифодрама «Заключение договора» из цикла по «Фаусту»

Мифодрама «Заключение договора»

из цикла по «Фаусту»

Мифодрама – это психодрама, основанная на мифах. Как психотерапевтическое действие мифодрама опирается на: текст первоисточника; интерпретацию ведущего,  проявляющуюся в выборе материала для драматической постановки и в организации самой постановки; актуальную динамику психотерапевтической группы;  личный вклад каждого участника.

Мифодрама «Заключение договора» открывает мифодраматический цикл по «Фаусту». Мифологической основой цикла является средневековая легенда о докторе богословия, заключившим договор с дьяволом. Литературным источником, которым я пользовался, стала трагедия И.В.Гете. Пилотная постановка этого цикла была осуществлена в марте – апреле 2009 года, основная  психотерапевтическая группа работала с сентября 2009 по январь 2010 года.

Мифодрама "Заключение договора" состоит из трех частей:

1. Пролог на небе;
2. Сомнения и отчаяние Фауста;
3. Появление Мефистофеля, заключение договора.

 1. «Пролог на небе»

Краткое содержание «Пролога» таково:

Архангелы прославляют творение Господа. Появляется Мефистофель, демонстративно противопоставляет себя Архангелам, разглагольствует о скотстве человека. Господь приводит Фауста в пример благочестия, Мефистофель берется его соблазнить. Господь дает ему на это полномочия.

 Поскольку, «Пролог на небе» – это сцена, задающая контекст как трагедии Гете, так и мифодраматическому циклу, остановлюсь немного подробнее на взаимодействии трех основных персонажей - Господа, Мефистофеля и Фауста. Чтобы избежать путаницы, здесь нужно понять что, несмотря на то, что в тексте используются христианские именования действующих сил (Господь, Архангелы, Мефистофель), а композиция заимствована из ветхозаветной книги Иова, текст Гете не является христианским. И Господь, и Мефистофель, в том виде, в каком они представлены в трагедии, представляют собой исключительно гетевское изобретение, плод его почти шестидесятилетней работы, и как таковые, отражают мировоззрение Гете, эволюционировавшее в течение этих лет. 

Я, в свою очередь, не  являюсь сторонником «просвещенного язычества» Гете, и следую мифодраматической традиции, в соответствии с которой понимаю Господа и Мефистофеля как комплекс психодраматических ролей.

Господь – это Творец, источник спонтанности Фауста. Лично Он появляется только в «Прологе на небе», но Его присутствие обнаруживается в ключевых сценах, например, как Голос свыше, объявляющий о спасении Гретхен или как Ангелы, отбирающие у чертей «бессмертную сущность Фауста».

Мефистофель предстает как трикстер во всем многообразии его ролей. Мефистофель, безусловно, изобретателен, он во многом помогает Фаусту, но в целом его действия деструктивны, поскольку Мефистофель - дух отрицания, разрушения.

Фауст, в отличие от Мефистофеля, способен к творчеству, он деятелен. При всех испытаниях сохраняет эту способность, а через нее – связь с Творцом.  В принципе, вся история Фауста - это история его пути к Богу. Три основные темы трагедии – любовь, познание и деятельность – это направления, по которым Фауст устремляется к Богу. Религиозные взгляды Фауста не ясны из текста трагедии. Судя по тому, что, являясь доктором богословия, Фауст ни разу не обращается к Господу с молитвой, можно предположить что, признавая существование Творца, он не рассматривает Его как действующую силу. При этом он получает постоянную поддержку от Господа, особенно в то время, когда приходит в отчаянье (звон пасхальных колоколов, когда он собирается выпить яд; хоровод духов, помогающий Фаусту пережить смерть Гретхен и пр).

Вернемся к первой сцене. Сначала мы в ролях полностью зачитываем текст, благо он не велик по объему. Господь, Мефистофель и Архангелы выбираются социометрически,  В тех драмах, которые я проводил, эта сцена получалась весьма динамичной, так что она вполне может служить разогревом ко всей последующей мифодраме.

Затем мы ставим две психодраматические скульптуры, организованные вокруг Господа и Мефистофеля. Это нужно затем, чтобы обозначить две силы, противоборство которых отражается в метаниях Фауста. По моим впечатлениям, мифодрама пилотного цикла обнаружила явную поляризацию по критерию «общность» - «индивидуалистичность». В «пространстве Господа»  есть чувство локтя, здесь есть общность, но в такой скульптуре трудно находиться долго.  Мифодраматический Господь сам был весьма неустойчив. В «пространстве Мефистофеля» не было никакого взаимодействия между участниками, была подчеркнута автономность, разделенность.

Заключение пари между Господом и Мефистофелем мы проводим в форме динамической социометрии – участники слушают доводы противостоящих сил (исполнители ролей находятся на некотором расстоянии друг от друга), и перемещаются в пространстве в зависимости от силы аргументации. Симпатии большинства группы пилотного цикла оказались на стороне Мефистофеля. Господь был уверен, что Мефистофелю Фауста не соблазнить.

 2. Сомнения и отчаяние Фауста

Содержание этой группы сцен:

2.1. Фауст  один в комнате. Он преуспел в земных науках (перечисляются: богословие, философия, юриспруденция, медицина), но не нашел в них ключей к «тайнам бытия». Он обратился к магии, чтобы вызвать духа, который открыл бы ему «вселенной внутреннюю связь». Он хочет убежать из «сырых склепов» и вызывает земного духа.

2.2. Фауст испуган видом духа. Поиздевавшись над Фаустом, дух объясняет, что 

«Я – океан, // И Зыбь развитья, //И ткацкий стан //С волшебной нитью //Где, времени кинув сквозную канву,//Живую одежду я тку божеству», -

и что он, дух, не является прообразом Фауста: «О, нет, с тобою схож// Лишь дух, который сам ты познаешь,// не я». Фауст приходит в отчаянье от своего ничтожества.

2.3. Появляется Вагнер – бакалавр, ученик Фауста, говорит о пользе и приятности книжного учения, понимания прогресса науки. Фауст высказывает свое кредо: «Пергаменты не утоляют жажды.// Ключ к мудрости не на страницах книг.// Кто к тайнам жизни рвется мыслью каждой,// В своей душе находит их родник».

2.4. Фауст, ощущающий свою никчемность и бессилие, тянется к склянке с ядом. Пасхальный Благовест останавливает его.

 Сквозная тема этих сцен – раздвоенность Фауста. Здесь присутствуют две роли, которые я обозначил как «Фауст-ученый» и «Фауст-оккультист». Фауст ищет знания, он хочет «понять все сущее в основе», то есть понять Промысел Божий относительно мира, а в пределе – сравняться с Ним в мудрости. Фауст-ученый настаивает на интеллектуальном пути развития, убеждает опираться на разум и побуждает  Фауста продолжить ученые штудии. Фауст-оккультист предлагает опору на помощь сверхъестественных  существ, которыми Фауст надеется управлять.

Внешним отражением конфликта между этими ролями является последовательное появление земного духа и Вагнера. Вызвав земной дух с помощью магии, Фауст убеждается в своей неспособности управлять даже этим низшим из духов.  Кроме того, дух объявляет Фаусту, что они по природе своей различны настолько, что он в принципе не может помочь Фаусту в Богопознании. Разочарование Фауста альтернативным способом познания, ученостью, достигает завершения с появлением его ученика, Вагнера, в котором Фауст видит  «скучного, несносного, ограниченного школяра».

В мифодраме мы выбираем актеров как на «внутренние» (Фауст-мистик,  Фауст-ученый), так и на «внешние» (земной дух, Вагнер) роли. Протагонист (Фауст) последовательно их играет. Их взаимодействие на психодраматической сцене закономерно заканчивается отчаянием Фауста. В звоне пасхального Благовеста проявляется Благодать Божья. Фаустом Благовест не воспринимается как Благодать, но мысли о самоубийстве  его оставляют.  

 3. Появление Мефистофеля, заключение договора

 3.1. Фауст прогуливает с Вагнером в поле и беседует о путях развития науки. Мефистофель в образе собаки бегает вокруг, сужая круги.

3.2. Фауст в своей комнате переводит Евангелие от Иоанна. Варианты перевода слова «Logos»: «Слово», «Мысль»,  «Сила», «Дело». Мефистофель все это слушает в облике собаки.

3.3. Представление Мефистофеля в одежде странствующего студента: «Ты кто?» -  «Часть силы той, что без числа//творит добро, всему желая зала»// «Нельзя ли это проще передать?»// «Я дух, всегда привыкший отрицать.// И с основаньем: ничего не надо.// Нет в мире вещи, стоящей пощады// Творенье не годится никуда.// Итак, я то, что ваша мысль связала//С понятьем разрушения, зла, вреда.//Вот прирожденное мое начало// Моя среда».

3.4. Заключение договора. «Тебе со мною будет здесь удобно,// Я буду исполнять любую блажь.// За это в жизни тамошней, загробной// Ты тем же при свиданьи мне воздашь». - «По рукам!// Едва я миг отдельный возвеличу,//Вскричав, «Мгновение, повремени!»// - Все кончено, и я твоя добыча//И мне спасенья нет из западни».

В пилотной мифодраме отчаяние Фауста энергетически значительно превосходило спасительную силу Благовеста. Ради психологической безопасности протагонистки понадобилось поставить сцену прогулки Фауста и Вагнера, которая следует за сценой Благовеста и которую я изначально не включил в цикл. В гетевском тексте она содержательно не сильно отличается от сцены их разговора в комнате Фауста. Но обнаружились два момента, которые требуют ее введения в мифодраму: «психологическая разгрузка» Фауста после минувшей ночи, и первое появление Мефистофеля - в образе собаки. Протагонистка очень спонтанно и верно отразила заинтересованность Фауста псом (переход от скуки к интересу). Вот ее впечатления от этой сцены:  «Что касается "Энергетически отчаяние Фауста в мифодраме значительно превосходило спасительную силу Благовеста" - так это началось еще на скульптуре "пространство Господа" и, мне кажется, связано именно с нашим восприятием, с нашей постсоветской исторической реальностью. Творческий ход про сцену с пуделем - здорово и живо!».

А вот впечатления участницы, игравшей роль Вагнера в мифодраме  основного цикла:

 «Когда читала Гете, Вагнер представлялся «фанатом» науки, «книжным мальчиком», каким-то неживым (неинтересным) персонажем на фоне других. И это – вдруг все мне. Сцена началась. Куда делся «книжный мальчик»? Я – Вагнер – искренне переживаю за Учителя, вижу (чувствую) его маету и сомнение. Мне страшно за него. Я хочу, чтобы он вернулся – к жизни, науке, делу. Но мне не хватает слов. Я говорю то, что могло бы оживить меня, но мои слова (доводы, аргументы) неинтересны Фаусту. Помню, что когда исчерпываются слова, тянусь к Учителю, прикасаюсь к рукам, плечам – так пытаюсь удержать. Холод в ответ».

 Отчаяние Фауста преодолено, но вызвавшая его проблема не решена.

Сцена с переводом Евангелия оказалась одной из самых энергичных в мифодраме. Суть сцены в том, что греческое слово «Logos», стоящее во фразе, открывающей Евангелие от Иоанна («вначале было Слово»), имеет много значений. Фауст, в новой ученой попытке осмыслить творение и Творца, перебирает эти значения (Слово, Мысль, Сила, Дело) и останавливается на значении «Дело». Мефистофель в обличье пуделя мешает ему в его занятиях. (Любительскую съемку этого эпизода см. http://www.psyoffice.ru/media/3864/)

Драматически мы ставили эту сцену в форме структурированного упражнения. Протагонист выбрал актеров на роли значений и менялся с ними ролями. В роли значений он объяснял Фаусту, почему именно это слово наиболее адекватно описывает «все сущее в основе».

Сцена представления Мефистофеля в мифодрамах не занимает такого важного места, как в трагедии, на обеих постановках она прошла как бы «вскользь». Это объясняется, видимо, тем, что участники уже успевают составить себе образ Мефистофеля.

Заключение договора – результирующая метания Фауста сцена. Умный Мефистофель предлагает ему третий, не книжный и не оккультный путь познания, и это путь выбранного Фаустом активного действия. Протагонистка пилотного проекта в роли Мефистофеля в общих чертах соответствовала Мефистофелю в «Народной книге» и предлагала любовь красавиц, деньги, здоровье и власть. Результатом долгого обмена ролями стало решение обмануть Мефистофеля – испробовать все предлагаемое для того, чтобы найти путь к Богу.

Нужно сказать несколько слов о жизни Фауста в целом, поскольку только в контексте завершенного пути имеет смысл заключение договора, и только в контексте полного мифодраматического цикла имеет смысл мифодрама «Заключение договора». Духовная жизнь Фауста – это череда попыток понять и подчинить себе творение, оставляя за скобками Творца. Две такие попытки, использующие как средство познания осмысление суммы человеческого знания и обращение к более осведомленному существу, проваливаются на наших глазах. Третья попытка предполагает непосредственное переживание состояний, представляющих ценность для большинства людей – сопричастность («погребок Ауэрбаха»), любовь (Маргарита), власть («при дворе Императора»),  эротическая эстетика и радости семейной жизни (Елена), самореализация в преобразовании природы. Критерием успешного завершения эксперимента Фауст выставляет Мефистофелю субъективное ощущение полноты бытия, которое хотелось бы длить вечно. Такое ощущение, видимо, засвидетельствовало бы Фаусту, что «все сущее в основе» наконец познано. По мысли Фауста, Мефистофель должен обеспечить ему условия для проведения эксперимента, а ценой, которую он готов заплатить за эти услуги, является отказ от вечного пребывания в той самой полноте бытия, к которой он стремится.  Сделка, в общем-то, не выгодная – все плоды трудов принадлежат спонсору.

Пережив ряд сильных потрясений, Фауст остается верен своему кредо:

Стой на своих ногах, будь даровит,

Брось вечность утверждать за облаками!

Нам здешний мир так много говорит!

Что надо знать, то можно взять руками, -

и находит смысл в создании рукотворного рая на отвоеванной у моря территории:

Внутри по-райски заживется.

Пусть точит вал морской прилив,

Народ, умеющий бороться,

Всегда заделает прорыв.

Увидеть недолговечность созданного им рая Фаусту мешает слепота. Воодушевленный результатами эксперимента, он выполняет свои обязательства по сделке, признает за данным моментом полноту бытия:

И это торжество предвосхищая,

Я высший миг сейчас переживаю, - 

 и падает замертво.

Мефистофель не разделяет восторженности Фауста:

Последний миг, пустейшее мгновенье

Хотел он удержать, пленившись им, -

но полон  энтузиазма в отношении его посмертной судьбы:

 Зачем же созидать? Один ответ;

Чтоб созданное все сводить, на нет.

"Все кончено". А было ли начало?

Могло ли быть? Лишь видимость мелькала,

Зато в понятье вечной пустоты

Двусмысленности нет и темноты.

Решение Господа озвучено спасшими душу Фауста Ангелами:

Спасен высокий дух от зла

Произволеньем божьим:

Чья жизнь в стремлениях прошла,

Того спасти мы можем.

Оставим на совести Гете приписанные им Господу основания для спасения Фауста: как я уже говорил, текст Гете не является христианским (с этой точки зрения «Народная книга» описывает более вероятный исход). С мифодраматической точки зрения важно, что метания Фауста оказываются созвучными нашему времени с его расцветом как науки, так и оккультизма, и находят живой отклик у участников групп.