Один день из жизни женщины

М-м-м… (вслух). Господи, как же все надоело! (про себя, мирозданию). Да заткнешься ты когда-нибудь, тварь такая?! (про себя, будильнику).

Надо встать. Нет, серьезно, Ань. Никаких «еще минуточку». Опять проспите все на свете, причем все. А виновата будешь ты.

Ненавижу смотреть в зеркало по утрам. Но выхода нет: если не смотреть, днем и вечером не будет лучше. И когда это вокруг глаз успело образоваться столько морщинок? Это ж не «гусиные лапки», это лапищи… динозавра!

Видимо, тот же самый зверь ночью потоптался у меня и по спине. Ну почему я чувствую себя такой разбитой? Это же утро, я должна быть отдохнувшей и свежей, я должна порхать и предвкушать предстоящий день!

Сколько лет прошло с тех пор, когда я в последний раз предвкушала новый день? Десять? Нет, больше… Тьфу, опять шампунь кончается.

Теперь я предвкушаю только ночь, потому что ночью все спят, и до меня никто не доколупывается, и я тоже сплю. Но до ночи еще далеко. Та-ак… Какая скотина увела фен из ванной?

А, это не скотина, это Игорь. Балбес. Сушил же вчера пятно на джинсах. Неужели трудно положить вещь на место?

Так. Волосы чистые. Макияж на месте. Ну вот, в зеркале уже не так страшно. И то ладно. Будем считать, никто не знает, что там, под краской, – это.

Игорь, вставай. Игорь! У тебя первым уроком контрольная, ты не забыл? По алгебре, по алгебре. Дуй на кухню, вари кофе, на меня тоже. Марш! Нет, зубы потом почистишь!

Ма-ша. Маша, просыпайся. Пора, детка. Иди умойся, почисти зубки, пока ванная свободна. И садись повторять природоведение, ты обещала руку поднять.

Черт, чем бы вас всех накормить?

Вань, ну, а ты чего валяешься? Маленький, что ли? Да отпусти ты меня, буду я с тобой миловаться, я вон и накрасилась уже… Ну, ладно, через десять минут позову.

Почему опять яйца и сосиски? А потому, дорогие мои, что вы кашу не едите, а стоять с утра у плиты – время у меня не резиновое, мне еще вас всех по назначению отправлять, а потом на работу.

Маша, тарелки в посудомойку сегодня собираешь ты. Ничего не «маленькая».

Вань, что значит – уже побежал? А детей в школу кто повезет? Таксист?! Это зачем им таксист, когда у них родной отец есть?

Черт же меня дернул, нашла, от кого нарожать.

Маш, ну что ты за недотепа? У тебя свитер фиолетовый, а колготки красные. Живо переодевайся!

Игорь, меньше четверки получишь – домой можешь не приходить. Уговор помнишь? Вот и помни.

Господи, где в этом аду моя сумка? Хотя откуда тебе знать…

Ни фига себе какое пальтишко! Я думала, в таких польтах только на «инифинити» разъезжают, а тут – на тебе! В нашем сто седьмом маршруте. Господи, ну вот что она в жизни сделала такого, чего не сделала я, и почему у нее теперь такое пальто, и сапожки, и маникюр без сучка и задоринки… Маникюр! А-а-а…

Ольга с ужасом взирала на свой позавчерашний лак. Забыла. Вчера же, и правда, смотрели кино всей семьей допоздна, и она клевала носом, а сразу после титров легла спать, потому что смертельно устала и вообще, имеет человек право хоть раз в жизни лечь, не дожидаясь, пока уснут все остальные?

Ну, и вот. А перчатки из сумки выложила – тепло. Даже спрятать руки некуда!

Вообще-то они жили хорошо, удобно, от дома до работы можно было добраться без пересадок.

Ольга преподавала английский в средней школе уже пятнадцать лет. То есть, конечно, она два раза уходила в декрет, поэтому не пятнадцать, а меньше, но именно столько лет прошло с тех пор, когда она пришла сюда устраиваться на работу (мамина знакомая в отделе образования подсказала место) – и устроилась.

С тех пор многое изменилось. Например, их завкафедрой, вредная мадам почтенного возраста, из завкафедрой сделалась директором школы, и это – казалось бы, куда уж хуже! – сделало ее еще вреднее. Говорят, нет предела совершенству – так может, язвительность и упрямство – это личное совершенство Зои Павловны?

Дети, опять-таки, стали другие. Каждый второй обвешан техникой, на которую Ольге пришлось бы потратить две зарплаты. Но управляться умеют с ней абсолютно все. Раньше на переменах дежурному учителю нужно было следить, чтоб не бегали слишком сильно по коридору, теперь – чтоб не собирались по углам порнушку смотреть с планшетов, у которых доступ в Интернет нелимитированный.

Опять-таки, изменилась она сама. Учась в университете (конечно, на одни «пятерки»), она готовилась к тому, что придет в школу, будет любить детей, а дети будут любить ее, и она станет рассказывать им о своей любимой Англии, устраивать тематические чаепития, а к девятому классу каждый ее ученик сможет свободно читать на английском – на досуге, да. Ну, пусть бы и фантастику, но на английском.

Как вы понимаете, реальность оказалась совсем другой. Бумажная волокита и все прочее изнаночное учительской жизни высасывало из нее жизненные соки. Дети кались ей равнодушными. Когда она вышла из первого декрета, стало только хуже (она, конечно, никому не говорила, но чувствовала себя так, будто за почти два года сидения дома у нее усохли мозги, а связь с реальностью порвалась, как ниточка). После второго… после второго она уже почти не расстроилась – знала, чего ожидать.

Опять же, лицо. И еще гардероб. Ну-у, гардероб, скажете вы. Его-то легче всего подогнать под современный идеал. А вот и нет. Не на учительскую зарплату – уж точно. К тому же Ольге катастрофически не нравилось то, что выставляли в витрины в доступных ей магазинах. Маме она как-то призналась, что, наверное, отстала от моды у себя в душе.

И завидовала тем, кто не отстал – не имел такой необходимости, скажем так – и мог одеться в то, что хочется.

Но свои сорок минут в день за просмотром модных каталогов она проводила неукоснительно. («Есть у меня право в этом доме хоть что-то сделать для себя, а не потому, что я всем что-то должна?!»)

Маша, что делаешь? Русский? А ты поела? Хорошо. А посуду помыла? Помой. Почему Игорь трубку не берет? Балбес. А он ел? Иди спроси. Отец не звонил? А, поздно будет? Ну, ладно. Нет, не куплю, блины каждый день – вредно. Давай, делай уроки. Пока.

Домой часа через два, не раньше. Пока эти черти еще класс вымоют… Да на дорогу час с лишним, по пробкам-то. Устала. Мне бы с Машкой сходить куда-нибудь, да не могу. А мы ведь когда-то шили вместе, и лепили, так здорово было. А Игорь – тот и сам никуда бы не пошел, у него уже свои дела, свои планы, мама – не подходи! А Ванька… Где он и почему будет поздно? И почему мне это почти совсем неважно? Наверное, нет сил ничего менять. Просто нет сил.

А куда они уходят, силы? Почему здоровая женщина в расцвете лет (нужно было бы сказать «сил», но пока не представляется возможным) чувствует себя выжатой мочалкой в любое время дня и ночи?

И куда девается женская красота после 25?

Если выстраиваете батарею аргументов против этого вопроса-тезиса, то пройдитесь как-нибудь по городу теплым летним вечерком, желательно даже в праздник, и посмотрите на многообразные воплощения «среднестатистической женщины» – массовость среза дает очень показательный результат.

И не нужно говорить про биологию и всякие тяготы женской жизни, особенно про те, которые якобы связаны с материнством. Есть множество женщин, которые, родив и выкормив троих-четверых детей, выглядят лучше тех, у кого их нет вообще или один от силы.

У такой глобальной нехватки сил, которая может длиться годами, формула очень проста: она наступает, когда в жизни есть лишнее, но нет необходимого.

Что мы могли наблюдать у героини нашего этюда, Ольги?

Во-первых, зацикленность на негативных эмоциях. Злость и жалость к себе – как обычно, в топе.

Это легко объяснить: эмоции – это такое «топливо», пища для нашей психики. Испытывая эмоции, мы вырабатываем (сами для себя) энергию. Причем – и в негативных, и в позитивных переживаниях. Между ними, правда, есть большая разница: позитивные эмоции – это как вклад в банк, ты его делаешь, а потом пожинаешь плоды – проценты. Позитивно окрашенные воспоминания могут давать нам силу очень и очень долго. А энергия от негативных эмоций быстро расходуется. И требуется новая подпитка. Угадайте, за какими эмоциями «пойдет» человек, который чувствует себя обесточенным в такой ситуации? Да, конечно. Скорее всего – он отправится за новой дозой негатива.

И то, в каких чувствах мы черпаем энергию чаще – это вопрос… привычки. Да, просто привычки. Поэтому обычная отсылка к тяжелому с психологической точки зрения детству здесь не прокатит. Привычка формируется за 21 день. Поэтому даже если вы до этого 25 лет ворчали и ругались, за 3 недели вы вполне можете «переучиться» и в дальнейшем получать энергию от удовольствий. Мы не говорим, что это будет легко, но это – действительно возможно.

(Важное замечание: мы также не утверждаем, что жизнь должна быть строго шоколадно-ванильной, и в ней нет места раздражению, печали или гневу. Есть. Но только в тех контекстах, где они уместны, естественны и… быстро проходят. Как вы понимаете, их намного меньше, чем других, предназначенных для радости).

Во-вторых, в жизни нашей героини слишком много суеты.

Не узнаете ли в ее образе эту черту как свою?

И скажите, суетится ли когда-нибудь волк, тигр или даже белка? А ваша домашняя любимица-кошка? Нет. Они могут действовать очень быстро – но это всегда в балансе расслабления и собранности. Суетиться можно только по пустому поводу и только впустую. То есть если что-то вызывает у вас это поведение/чувство, то скорее всего, это для вас незначимо.

И – это очень важно – суета часто сопровождает нас, когда мы перехватываем чью-то чужую ответственность.

Будет ли ребенок делать уроки – это, простите, его ответственность. Хоть в первом, хоть в десятом классе. Будет ли ужинать ваш супруг – тоже. Вспомните, что вы чувствуете, когда кто-то пытается контролировать вас на вашей территории. Вряд ли это любовь и благодарность… Понятно, что мы формировались таким образом, что за оценки детей переживаем, как за свои, потому что для нас это оценка нашей компетентности как родителей. Но почему эти наши проблемы должны сказываться на наших детях?

В-третьих и в-самых-главных (каламбур), – бывает так, что у человека в жизни нет главного. Нет цели. А мечта отложена на полку – ну, или в долгий ящик с надписью «когда-нибудь потом» (запомните, это тот самый момент, который никогда не наступает). Можно иметь и семью, и работу – и чувствовать, что жизнь твоя осмысленна и наполнена, подчинена чему-то важному. Посвящена, если хотите. А можно иметь и то, и другое – и чувствовать, как годы утекают сквозь пальцы, и все впустую, впустую…

Должны предупредить: иногда в этом, втором, случае люди чувствуют, что им нужно от всего избавиться, что их держит, и тогда они воспарят, полетят…

Это иллюзия. Если вас что-то держит – то в первую очередь изнутри. Можно переметнуться в другое окружение – и там увязнуть еще глубже. И скорее всего, чтобы произошли качественные изменения, нужно изменить систему изнутри. Изнутри… себя.

И тогда, когда вы – изнутри себя – привнесете вовне какое-то новое состояние, вот тогда-то и начнутся чудеса. Внешнее может исчезнуть и смениться новым, а может измениться до неузнаваемости. В любом случае, когда вы четко осознаете, что именно хотите сотворить в той или иной значимой для вас сфере жизни, вы уже не сможете и не будете жить по-прежнему. А разве не этого вы хотите?..

***

– Ваня, я хочу свою школу.

– А?

– Я хочу свою школу английского.

– Чего?!

Анна хотела предостеречь мужа, чтобы кашей не подавился, но одернула сама себя: не время и не место для колких слов.

– Я хочу открыть свою, частную, школу английского языка, – медленно и обстоятельно проговорила Анна.

– Репетиторства, что ли, набрать?

– Нет. Именно школу.

– Ты рехнулась? Тебе в государственной нагрузки мало?

– Нет, мне там нагрузки много, и она мне вообще не нужна.

– …?

– Да, Вань. Я хочу уйти с работы и открыть свой бизнес.

Анна пообещала себе, что не будет раздражаться сегодня, ни за что на свете. В конце концов, от этого разговора зависит будущее.

– А у тебя что, на это деньги есть? – ехидно поинтересовался Иван.

– Нету, конечно. Но мы могли бы взять кредит.

– То есть это я мог бы взять кредит, да?

– Да.

– Ну, и зачем мне такое счастье? Только-только ипотеку выплатили, дай хоть  год продохнуть спокойно!

– Вань, пойми, для меня год – это много. Не могу я. Мне через год будет еще на год больше. Еще больше проблем со здоровьем. Вань, мне кажется, я сдохну, если у меня ее не будет.

Муж с сомнением хмыкнул:

– Помнится, ты то же самое говорила про какие-то там туфли…

– Бальдинини. Не важно. Вань, для меня это правда так важно, как ничто в жизни! – Она подняла на него умоляющие глаза.

– Но почему?

– Вань, ты помнишь, как мы с тобой познакомились? То время? У меня вся комната была завешана плакатами с английскими пейзажами. Я пила чай каждый день в пять часов вечера, как молилась, и слушала на старом приемнике БиБиСи… Я в то время даже думала на английском. Куда все ушло?

– Куда-куда… Работа у тебя тяжелая, дети, опять же, свои, – беззлобно отозвался Иван и глотнул компота.

– Я туда больше не хочу ходить. Не хочу просыпаться с тошнотой из-за надвигающегося дня. Хочу сделать что-то свое, что будет силы не только отнимать, но и давать. Понимаешь?

– Понимаю. А помнишь, что ты мне сказала, когда я заикнулся о совеем бизнесе?

Анна густо покраснела до корней волос:

– Прости меня. Дура была.

– Да знаю… Сколько это будет стоить, как думаешь?

Анна, уронив что-то со стола и не глядя, что именно, бросилась мужу на шею.

Когда Игорь привел от бабушки сестренку, родители уже успели привести себя в порядок и прибрать на кухне.

Никто не знал, что лежало между вчерашним Анниным днем и сегодняшним утром. Что за тучи сгущались до самой темноты над ее душой, что вместила в себя душная, хоть и холодная, беспокойная ночь, половину которой она грызла подушку, то заливаясь беззвучными рыданиями, то чуть ли не смеясь от счастья. Как она встала в половину седьмого, хоть и было воскресенье, и пошла на кухню… рисовать в блокноте. И как тряслись у нее руки перед разговором с мужем.

Благодарные, отзывчивые жены, щедрые душой, поддерживающие мужья, –

Слава вам.

© Алексей и Мария Афанасьевы. 

Данный текст является частью коммерческого издания и охраняется законом об авторском праве. Любое использование статьи или ее фрагмента возможно только с письменного разрешения правообладателя с обязательным указанием первоисточника и Ф.И.О. авторов