Кризис как новогодняя традиция(версия статьи для журнала ПОнедельник)

Период новогодних праздников традиционно является временем стресса. Символическое значение этого периода маскируется радостным возбуждением праздника. Но сами праздники, как известно, уходят корнями в глубокую древность. В те самые времена, когда человечество смогло отражать циклическую суть природных процессов, когда "пышное природы увяданье" сменяется "морозом и солнцем чудесного дня». Осознание конечности бытия привело людей к ритуализации поведения: окончание тяжелого времени трудовых и боевых подвигов сменяли мистерии, во время которых проходили символические ритуалы "смерти-возрождения». Символически человек уходил от старого и отжившего, и проходя через опьяняющий ритуал праздника рождался к новой жизни. Его прежнее "социальное Я" уходило, и человек мог начать жизнь с "чистого листа». Мы можем наблюдать элементы ритуала "смерти-возрождения" в дошедшем до нас празднике Масленицы, с проводами зимнего времени и сжиганием чучела на костре. 
В западноевропейской традиции таким период является предрождественский период, сочельник, в постсоветской России таким периодом стало предновогоднее время. Для нас стало привычным наблюдать, как с полубезумным видом буквально носятся по гипермаркетам покупатели "затовариваясь" продуктами и подарками, как ускоряется и без того плотный поток автомобилей на городских магистралях, спешащие водители теряют остатки осторожности, рискуя попасть в аварийные ситуации, с каким настойчивым упорством люди пытаются завершить проекты именно в конце года любой ценой, не считаясь с потерями и ценой вопроса.

В этот период критичность мышления снижается, начинают преобладать элементы мышления архаического, волшебного, уходящего корнями в примитивную магию подобия. Ведь мистерия защищает от накопившегося за предыдущие месяцы чувства вины, за все что было не выполнено и отложено за этот период. Символическое стремление отыграться и очистить суровую и всевидящую совесть от вины самообмана в течение года толкает к плохо обдуманным и иррациональным поступкам. В основе такого поведения лежит попытка взять под контроль не только собственное поведение (которое как раз могло отличаться непоследовательностью, плохим планированием, недооценкой риска и противоречивостью стратегии), но и плохо контролируемые факторы (удача, макроэкономические и социальные процессы). Ведь возможность индивидуального контроля человека над чем-либо крайне мала, и ее иллюзия поддерживается воспитанием и научением. Если мы лишимся этой иллюзии, то легко впадем в беспомощный ужасно поиск удовольствия и любопытство побуждают нас действовать и планировать свою жизнь, ставя все новые амбициозные цели и забывая о других, более ранних.

В результате ужас перед загадкой бытия замещается у нас планами, стратегиями, а также рутиной повторяющихся действий и социальных ритуалов, делающих мир иллюзорно безопасным и предсказуемым, а существование в мегаполисах суетливым и тревожным (если Вы попали на вершину социальной пирамиды и можете устанавливать правила игры сами) или скучным и раздражающим (если Вы вынуждены играть по правилам других). Поэтому приближение праздника манит перспективой одномоментной разрядки напряжения, однозначного и мистического преображения, когда "...все проблемы остаются в прошлом году...". В это период даются обещания, проверяются на прочность нарождающиеся любовные союзы, подводятся промежуточные итоги бизнес-стратегий. И конечно, расцветают пышным безумством мистерии корпоративен, бессмысленные и беспощадные праздники безудержного веселья, позволяющие растворить и проиграть накопившуюся за месяцы совместного труда ненависть конфликтов и мелких интриг, чтобы вновь почувствовать себя частью чего-то большего, чем индивидуальная конкурентная стратегия.

 И прочувствовать, в союзе с немалыми дозами этанола, сопричастность к великой миссии корпорации и свой скромный вклад в великое будущее "всего прогрессивного человечества". 
Но этот год особенный: к традиционному предновогоднему маниакальному психозу, добавился апокалиптический привкус экономического, в частности валютного кризиса. Пошатнувшееся доверие к национальной валюте подхлестнуло невиданный ранее потребительский спрос в области продаж автомобилей, бытовой электроники, и в целом импортных товаров. Возникшие на рынки дефициты, также отразили ритуально-магический характер выросшего спроса. В частности, традиционный индикатор психизма населения: дефицит гречки. Апокалиптические фантазии о приближающемся голоде имеют два источника: один вполне рациональный, связанный с осознанием хрупкости логистических цепочек виртуальной и глобальной экономики, включающий элементы роботизированного порядка и хаоса, и меж поколенный страх социальных экспериментов советской и постсоветской эпохи (продразверстка, раскулачивание, девальвация, деноминация, рэкет, рейдерство).

В российском обществе крайне популярны архаичные мифы, основанные не на устойчивом развитии, а на сверхмобилизации. Былинный образ Ильи Муромца побуждает наших соотечественников искать "волшебные решения" в стиле товарища Шарикова, призывающего в критической ситуации "взять все и поделить". Прозорливые инвесторы с радостью наблюдают, как иррациональное поведение сограждан открывают новые возможности для развития, а люди, не дружившие со стратегическим мышлением и ранее становятся еще менее рациональными в своих поступках. Но апокалиптические фантазии имеют и другой иррациональный источник: силы нашего желания. В этот момент просыпается в народе "масленичное сознание", страстно желающее перемен, иррациональным образом видящее в кризисной ситуации магический источник решения всех проблем, когда мощная волна кризиса сметет набившую оскомину рутину, необходимость социального принуждения и карьерно-конкурентной гонки, столь привычной в современном мегаполисе, но совершенно утративший свой эволюционный смысл.

Наша цивилизация сделала упор не на развитие человека в целом, а на развитие технологий, и стремится подчинить человека технологиям. Протест нашего «глубинного Я» против технологизации и ритуализации жизни и проявляется в катастрофических опасениях по поводу кризиса. Они отражают наше желание вернуться от рутинного и привычного к удивительному и новому. Ведь именно желание нового и отказ от рутинного породило современные технологии. Так что встречаясь с многочисленными фантазиями и пророчествами относительно кризиса, пользуйтесь старым фрейдистским методом обращения с фантазиями: ищите в себе ту часть нашей глубинной сущности, которая страстно желает пугающих наше "рутинное Я" критических перемен.
Ведь любая социальная гарантия является не более чем иллюзией и защитным маневром нашего сознания.