Индивидуация путем уроборической интеграции архетипа Великой Матери, часть I

 «Там нет никакой интриги в действии, там нет никакой динамики действия. Вполне вероятно, что в «Ёжике в тумане» произошёл счастливый случай совпадения всех элементов».

— «Мир анимации или анимация мира»,

автор Ирина Марголина,

студия Ф.А.Ф.,

2002 год.

Легендарный отечественный мультипликационный фильм, вышедший в 1975 году, а точнее, его образная глубина, вызвала множество бурных эмоциональных реакций зрителей. Несомненно, картина уникальна тем, что, как и любой творческий продукт, она дает огромное количество идей для интерпретации и широкого полета фантазии.

В 1976 году мультфильм получил первые призы на Всесоюзном фестивале мультипликационных фильмов во Фрунзе и на Фестивале фильмов для детей и юношества в Тегеране. А уже в 2003 году «Ёжик в тумане» был признан лучшим мультфильмом всех времен по результатам опроса 140 кинокритиков и мультипликаторов разных стран.

Во Всемирной паутине можно найти множество вариантов интерпретации этой сказки, исходя из различных подходов – трансактный анализ, классический психоанализ, экзистенцианализм и т.д. Юнгианский анализ не стал исключением, существует множество вариантов интерпретаций мультфильма, но, как это ни странно, даже исходя из позиции одного направления, версии значительно отличаются друг от друга.

Существование такого количества версий анализа сумеречного путешествия Ежика объясняется невероятной «мистикой» происходящего. Отсутствие динамики, яркости красок, диалогов героев, свойственных детским мультфильмам и счастливого разрешения всех трудностей, настолько привычных для нас, делает «Ёжика в тумане» особо шикарным творческим произведением. На самом деле, в нем есть все – и динамика, и краски, и диалоги, и даже «хэппи-энд», но они настолько своеобразно представлены, что их очень трудно разглядеть, если не вглядываться.

Именно потому, что реальный смысл «Ёжика в тумане» столько времени не дает покоя культурологам, социологам, психологам и т.д., а также потому, что он является моим любимым мультфильмом с самого детства, я решил попробовать разобрать его символизм и смысл в данной работе.

С первым кадром и титрами, перед нами предстает образ темного дома с печной трубой на крыше, а прямо за ней - звездное небо.

Забегая далеко вперед, я хочу отметить, что завершается мультфильм сценой, где Ёжик и Медвежонок сидят на бревнышке перед домом последнего. Исходя из этого, можно предположить, что Дом, предстающий перед нами в начале – принадлежит Ёжику. Т.е. мы видим начало пути, своеобразный «старт» Ёжика. Согласно Э. Нойманну, дом – «то, что защищает и блокирует (Здесь ворота и дверь – входы в матку материнского сосуда)» [цит. по Нойманн Э., 2012, стр. 55]. Возьму на себя смелость предположить, что отсутствие двери в показанном домике Ёжика означает неспособность вернуться «в утробу Матери», как в безопасное и охраняемое место рефлексии, т.е. неспособность соприкоснуться и гармонично интегрировать в себя элементарный тип Великой Матери.

Рискуя отклониться от интерпретации деталей в юнгианском подходе, я не могу ничего не сказать относительно черного цвета дома Ежика. Г. Кларк говорит о том, что «…черный — это отрицание и граница, за которой прекращается «цветовая» жизнь» [цит. по Драгунский В.В., 1999, стр. 93]. Интересно, что весь фильм снят в серых полутонах, за исключением определенных моментов и персонажей. По всей видимости, состояние Ежика, а, если быть более точным, его дезинтеграция с элементарным типом Великой Матери не дает жизни Ежика «заиграть яркими цветами», что является причиной его повышенной тревожности.

Ежик отправляется к Медвежонку с наступлением сумерек. По мнению А. Демкина сумерки - «лучшее время для начала путешествия в Нижний мир» (Демкин А., 2011). Также, сумерки являются пороговым, переходным символом. В Северной Европе мифы о сумерках богов — германский Готтердаммерунг и скандинавский Рагнарек — символизируют грустное угасание солнечного тепла и света в мощном образе конца света и прелюдию к новому циклу бытия (Энциклопедия символики и геральдики, раздел – Сумерки, 2013).

Так и Ёжик, по сути своей, постоянно находясь в переходном состоянии, переступает порог, и бредет навстречу своему угасанию, чтобы затем «возродиться преображенным».

«По вечерам Ёжик ходил к Медвежонку считать звёзды».

Что интересно, автор не говорит, что они «любили» или «им нравилось», а они просто «считали звезды», будто это само собой разумеющееся. Создается впечатление, что это попытка структурировать собственную жизнь. Можно предположить, что это одновременно и заполнение экзистенциальной пустоты по В. Франклу и проявление «повторяющихся и устойчивых поведенческих или мыслительных актов, которые люди вынуждены производить, чтобы предотвратить или снизить тревогу». Конечно, предполагать у Ёжика наличие обсессивно-компульсивного расстройства было бы слишком смелым, однако, основываясь на типологии Н. Догерти и Ж. Вест, можно точно сказать, что у Ёжика преобладает механизм инкапсуляции (Nancy J. Dougherty, Jacqueline J. West, 2007).

«Человек с избегающим паттерном спровоцирован безграничностью архетипического пространства вечности. В зависимости от ресурсов ума и воображения человек видит ландшафт холодной пустоты и гулкого эха» [цит. по Nancy J. Dougherty, Jacqueline J. West, 2007].

 Это определение, как никакое другое, идеально подходит для всего, что происходит с главным героем. Несмотря на наполненность сознательного и бессознательного пространства архетипическими образами (деревья, животные, изменение ландшафта местности), Ежик путешествует по холодной и пустой местности.

 Интересно, что автор указывает нам на то, что звезды, которые считал Ежик, находятся слева от печной трубы. Урсула аве Лаллемант при анализе рисуночной методики «Звезды и волны» говорит о том, что содержательный акцент на левой стороне рисунка означает проекцию внутренних переживаний рисующего (Аве-Лаллемант У., 2002).

Г.Ф. Музыченко, интерпретируя пространственно-семантические признаки методики «Рисунок несуществующего животного», приводит данные Дж. Бука, К. Тейлора, Е. С. Романовой и др., согласно которым, положение рисунка в левом верхнем углу листа свидетельствует о склонности к регрессивному поведению, желанию углубиться в прошлое или фантазии. По результатам исследований самой Г.Ф. Музыченко: «Этот признак…положительно связан с мужской нервной анорексией (регрессивный уход в болезнь как самонаказание…)» [цит. по Музыченко Г.Ф., 2013, с. 197].

Узелок с малиновым вареньем в лапках, который Ёжик берет в дорогу, видимо является олицетворением его человеческих привязанностей, которые он теряет в ходе трансформации (инициации), что, собственно, мы и увидим дальше. Помимо этого, узелок/сума/котомка – обязательный атрибут паломника/путника (Гермес, Одиссей, Приап, Эол).

Малина, варенье из которой несет Ёжик, в переводе с лат. (Rubus Idaeus) означает «красная ягода горы Иды». «На этой горе, находящейся в Кандии (Греция), в густых зарослях колючей малины, через которую трудно про браться со стороны, произошло, по преданию, присуждение Парисом яблока, то есть символа совершенства, Афродите, которая в этом укромном уголке вместе с Афиной и Герой стояла обнаженной перед Парисом, чтобы он мог решить, кто из них прекраснее [цит. по Похлебкин В.В., 2001, с. 252]. Также, согласно А.Н. Куну - на горе Ида боги наблюдали за ходом Троянской войны (Кун А.Н., 2007). По всей видимости содержание узелка, которое Ёжик несет Медвежонку, связано с символикой горы или холма, что я рассмотрю несколько позднее.

А тем временем Ёжик продолжает свое путешествие на фоне неба, с висящими на нем 4-мя звездами. На данный момент я считаю необходимым рассмотреть символику числа «4» отдельно от символики звезд. Картина 4-х звездного неба не меняется и сопровождает Ежика вплоть до его попадания в Туман. Т.о., даже при отдельном рассмотрении и в отрыве от легенд и баек, дошедших до нас из прошлого о том, что это «души умерших людей, наблюдающих за нами с неба», не остается сомнений, что число «4» в данном контексте символизируют Самость как архетип, функцией которого является «забота об индивиде и сохранение его живым» (Стайн М., Юнговская карта души, 2010). 

Включая сюда сами звезды с их символическим значением «проводников и покровителей индивидуации», можно заключить, что цель путешествия Ежика – инициация путем интеграции содержания архетипов, за счет чего достигается индивидуация, что я постараюсь показать дальше. И термин «инициация» подходит ко всему, что происходит и будет происходить с героем.

Ежик, будучи погруженным в свои размышления, взбирается на холм, где через него пролетает стая мотыльков/ночных бабочек. Рассматривая холм в символическом смысле, я считаю допустимым поставить знак равенства между ним и символикой горы, обязуясь не смешивать эти понятия содержательно.

Согласно Левкиевской - гора (а также холм, курган и т. п.) — вертикаль, связывающая космический верх и низ, что определяет двойственность представлений о горе, с одной стороны, как о чистом, с другой — как о демоническом месте (Левкиевская Е.Е., 1995). М. Луркер отмечает, что «Появление первохолма из первоводы означает возникновение мира. Бог-творец поселяется на первохолме, а в "Текстах Пирамид" (например, изречение 1587) сам Атум рассматривается как "холм". Город Мемфис создал в образе деятельного начала - что звучит как "возвышенная страна" - собственное олицетворение первохолма. В Гелиополе с первохолмом отождествлялся камень бенбен. Позднее утвердились Фивы, чтобы обладать "прекрасным холмом первоначала" и тем самым считаться старше любого другого города. В символике Озириса первохолм объявляется могилой бога. Расположенные в различных городах могилы Озириса находятся обычно на острове; подъем и спад воды символизировали смерть и воскрешение [цит. по Луркер М., 1998, стр. 59-60].

Т.о. холм, на который взбирается Ежик, является местом амбивалентности, жизни и смерти, соприкосновения неба и земли и, некой границей между этим миром и потусторонним, сознанием и бессознательным. И это снова говорит нам о «пороговости», т.е. Ежик находится в своеобразной точке бифуркации. Перефразируя определение из теории самоорганизации, можно сказать, что это критическое состояние личности, при котором личность становится неустойчивой относительно бессознательных импульсов и возникает неопределенность: станет ли состояние личности хаотическим (используя юнгианскую терминологию – «вернется ли в состояние уробороса») или она перейдет на новый, более дифференцированный и высокий уровень организации. Хотя, всем нам известна мифологическая птица Феникс, каждый раз возрождающаяся из собственного пепла. Возможно, Ежика ожидает точно такое же возрождение через уроборическое угасание.

Возвращаясь к символизму, Э. Нойманн связывает гору, как насыпь или курган с функцией защиты и охранения элементарного типа архетипа Великой Матери. «Грузность и тучность заставляют Великую Мать принять сидячую позу, в которой она, подобно холму или горе, принадлежит земле, частью которой является и воплощает. … Сидящая Великая Мать в оригинальной форме «возведенной на престол Богини» является также и самим престолом»…«Быть взятым в ее ладонь, как и быть принятым к груди, символически выражает усыновление Женским как ребенка, так и мужчины» [цит. по Нойманн Э., 2012, стр. 109] .

«Первоначальный трон был горой, соединяющей символы земли, пещеры, кучи и высоты; гора была неподвижным, сидячим символом, зримо царящим над землей. Сначала это была Гора-Мать, нуминозное божество;…» [цит. по Нойманн Э., 2012, стр. 109].

«В терминах психологической энергии элементарный тип Женского и его символизм выражают изначальное положение психики, которое мы потому обозначаем матриархальным. В нем бессознательное в целом доминирует над всякими индивидуальными содержаниями и склонностями. На этой фазе единство бессознательного определяет все психические процессы в большей степени, чем эго, которое как отдельный комплекс психики еще не может получить никакой  независимости; снова и снова отдаваясь психической гравитации оно тонет в бессознательном или кружится, как спутник, вокруг Архетипического Женского» [цит. по Нойманн Э., 2012, стр. 35].

Прежде чем пояснить свою мысль относительно понимания символизма горы Э. Нойманном, я хотел бы перейти к символизму тех существ, которые встретились Ежику на холме.

Мотыльки или ночные бабочки, пролетающие сквозь Ежика, также имеют неоднозначную символику. Во-первых, согласно народным приметам и поверьям бабочка – это метафора души (греч. ψυχή — «душа», «бабочка») и обязательный атрибут Психеи (как олицетворение души и дыхания). Во-вторых, бабочки – это гусеницы, претерпевшие метаморфозу (по некоторым данным, взятую за основу древними египтянами, как модель мумифицирования) и находящиеся на самой высокой ступени трансформации. В-третьих, бабочка (или мотылек) была одним из насекомых, представлявших Великую Богиню (Голан А., 1993).

Исходя из этого, логично предположить, что на холме Ежик впервые открыто столкнулся с амбивалентностью своей психики. Находясь под властью элементарного типа Великой Матери, что привело к дезинтеграции сознания и «затопленности» Эго, он стремится к трансформации, к «перерождению и новому рождению через угасание в смерти» (Нойманн Э., 2012). Вероятно, холм в этом эпизоде является первым этапом, «подготовкой» к спуску в мир бессознательного. Опять же, первохолм, по своей сути, уроборичен, т.к. из него затем появляются все остальные боги. И если рассматривать Ежика непосредственно на вершине первохолма, то можно предположить, что дальнейшее движение к трансформирующему типу Великой Матери и, по всей видимости, влекущее за собой начало и завершение индивидуации, как инициацию, возможно лишь через возвращение в уроборическое состояние психики, о чем я уже говорил выше.

При прохождении через небольшую темную посадку, или, как бы это громко не звучало, чащу, Ежик поверхностно соприкасается со сферой бессознательного. И при втором таком соприкосновении он «вытягивает» оттуда Филина. Ежик не замечает Филина, хоть он и идет за ним по пятам и ухает в полный голос.

Мне представляется довольно интересным тот факт, что некоторые исследователи полагают, что происхождение слова «филин» (как и «ночное привидение») берет свое начало от еврейского «lilith», являющегося измененной формой «lyl» - «ночь», от которого берет свое начало имя первой, согласно ранним апокрифам христианства, не вошедших в библейский канон, жены Адама – Лилит (http://www.gothic.com.ua/blackkobzar/rus/Litera/Lilith.htm, (с) Антон Шеховцев, 1999). В книге "Таинство воссоединения", Юнг пишет, что первое алхимическое воссоединение происходит между старым Адамом (низшей личностью) и темной Евой (Суламифью) (Юнг К.Г., 2003). Словно речь идет об изменении отношения к теневой Аниме, принятии Лилит. Но, безусловно, еще слишком рано говорить о Филине всего лишь как об Аниме Ежика, тем более что они оба мужского пола.

В Древней Греции Филин (Сова) являлся символом мудрости и обязательным атрибутом и символом Афины. Афина – богиня мудрости, ремесел и стратегии, казалось бы, никоим образом не укладывается в личность Ежика, ибо он не руководствуется велениями головы в своих приключениях и не сохраняет, как мы увидим это дальше, ясность мысли в эмоционально накаленной ситуации. Напротив, Ежик, скорее всего, находится под властью архетипа Персефоны (а точнее Коры), поскольку демонстрирует в своем поведении невероятную восприимчивость и некоторую игривость. Он не обладает способностью сосредотачиваться. «Пока в психике женщины присутствует девушка Персефона, она способна играть и наслаждаться “собиранием цветов на лугу”. У нее есть свои любимые занятия – просто пребывание. … Персефона рассеяно бродит по этим ландшафтам, беззаботно выбирая то, что ей нравится, полностью погруженная в такое времяпрепровождение,…» [цит. по Болен Дж. Ш., 2008, стр. 218 и 220].

Особый интерес представляет, согласно греческой мифологии, факт превращения Деметрой Аскалафа, сына речного бога Ахеронта и садовника Аида, в филина, за то, что он уличил Персефону в принятии «пищи мертвых» - зерна граната (Аполлодор, II, 5, 12. 1972). Таким образом, превращение (или метаморфоза/трансформация) в Филина обозначает соответствие внешнего образа внутреннему. Аскалаф видел то, что не видел никто другой, так и филин - видит в ночи, вокруг себя то, что скрыто от глаз других живых существ и бесшумно созидает.

На мой, строго субъективный, взгляд, все характеристики, приводимые Дж. Ш. Болен довольно гармонично укладываются в личность Ежика. Хочу заметить, что «захваченность архетипом Персефоны» и «неспособность соприкоснуться и гармонично интегрировать в себя элементарный тип Великой Матери», о которой я упоминал выше, не взаимоисключают друг друга. Можно сказать, что власть (доминирование/захваченность) одного их архетипов над Эго является одним из проявлений неспособности интегрировать в себя все содержание того или иного архетипа.

В таком случае, что же означает «преследование» Филином Ежика? Преследование ли это или сопровождение и охранение?

Я бы сказал, что Филин, словно тень, преследует сопровождая. Его задача не напугать или причинить вред Ежику, а наоборот, следовать за ним, ожидая момента, когда Ежик будет готов его увидеть и узнать. Если Эго Ежика «затоплено» архетипом Персефоны, то Тень, подавляемая и вытесняемая бесконечной инфантильностью, будет искать абсолютно любые возможности заявить о себе, для того, чтобы быть принятой и осознанной. Антиподом Персефоны выступает Афина, не мечтательная, а прагматичная, не восприимчивая, а воплощающая. И этот архетип скрыт в Тени, которая сама глубоко сокрыта в глубинах бессознательно. Настолько глубоко, что только при вторичном соприкосновении с бессознательным и лишь в определенном «сумрачном» состоянии Ежик способен «выцепить» ее образ и вытянуть его наружу, но при этом, не будучи готовым к интеграции содержания в индивидуальный опыт. И Тень принимает образ Филина, атрибута Афины, бесшумного стража ночи, мудрого, обладающего не только своими знаниями, но и знаниями предков.

Совместный взгляд на сумеречное звездное небо, которое является «визуализацией своеобразной природы бессознательного» (Юнг К. Г., 1996) и вместе с этим символом психической трансформации, на мой взгляд, подтверждают готовность Ежика принять свою Тень «an sich» и готовность Тени быть интегрированной.

Сразу после этого Ежик спускается к луже, смотрится в нее (отражения мы не видим) и проходит дальше. Филин видит свое отражение в луже, полощет в ней лапкой и пытается рассмотреть себя в водной ряби, но видит лишь темный силуэт.

Спуск, в данном контексте, означает первый серьезный шаг к бессознательному, однако отсутствие отражения в луже снова говорит о том, что Ежику еще только предстоит измениться для соприкосновения с Великой Матерью. Что интересно, лужа по своей форме напоминает бабочку – в символическом смысле это выглядит как стабильность и защита, завернутая в образность живой трансформации.

Тень, в отличие от Эго, воспринимает свое «отражение» в динамическом, готовом к изменению, элементарном аспекте Великой Матери. Полоскание лапкой означает стремление Тени взаимодействовать с Великой Матерью и поскорее «перевести» ее в трансформирующий тип, дабы не быть больше утопленной в слоях захлестнувшего Эго элементарного типа. О начале трансформации, которой еще только предстоит совершиться, можно судить по размытому отражению Филина в луже.

Тем временем, число звезд в луже увеличилось до 5. Число четыре — первое составное число, и потому воспринимается недостаточно самостоятельным, постоянно смещая фокус внимания к одному из четырёх своих углов. Простое число «пять» добавляет материальной полноте и открытости четверки этот фокус, как её кресту четырёх сторон — центр. В этом смысле пять ассоциируется с человеком, помещённым в центр мира (Семира и Веташ В., 1997, 2005).

Важно заметить, что на этом моменте прекращает звучать музыка. Теперь вокруг лишь тишина. На мой взгляд, это означает, что первый шаг непосредственно в глубину бессознательно сделан. Все «живое» остается позади и перед Ёжиком понемногу начинают проявляться странные и запутанные образы.

Продолжение следует...