Случай психотерапии годовалого ребенка.

«Пищеварительная трубка» или языковое существо? Вклад Франсуазы Дольто.

Сама идея анализа столь маленьких детей вызывает весьма скептическое отношение среди психологов и психоаналитиков. И, не смотря на то, что Франсуаза Дольто посвятила такой работе большую часть жизни и что во Франции по сей день психоанализ применяется для младенцев-сирот в сиротских учреждениях, за пределами этой страны такой подход не получил широкого распространения. Объяснить это можно тем, что психоанализ и аналитическая терапия – это вербальные методы, это работа посредством слов. И мы до сих пор придерживаемся точки зрения, согласно которой ребенок до 2-3лет не способен к полноценной вербальной коммуникации. Следовательно, наш метод ему не подходит.

Дольто наблюдала совсем другое и конфронтировала с общераспространённым в середине 20-ого века взглядом на младенца как на «пищеварительную трубку». Её богатый опыт работы в качестве педиатра, а затем детского психоаналитика, подтвердил её гипотезу, согласно которой человек с «момента зачатия есть языковое существо». То есть, способность к использованию языка существует изначально, и изначально существует функция или «аппарат» для понимания языка.

Понимает ли младенец язык, как пониманием его мы, реагирует он на слова, или здесь задействован какой-то иной процесс – этот вопрос остаётся открытым.

Мой собственный опыт работы подтвердил: дети с самого рождения откликаются на аналитическую работу и дают хорошие результаты.

 Когда мама не хочет жить. Случай Димы*.

 Некоторое время назад я работала психологом в центре для детей, оставшихся без попечения родителей. Это учреждение для краткосрочного пребывания, куда попадают дети, изъятые из семей по «социальным показаниям». Это значит, что органы опеки сочли условия их проживания в семье небезопасными для их жизни и здоровья. 

  Мой первый опыт был спонтанным .Однажды, проходя мимо боксов, я услышала плач. В кроватке стоял малыш с красным и опухшим от слёз лицом. Назовём его Димой.

Диме 14 месяцев. Поскольку визит был незапланированным, я ничего не знала об этом мальчике. Но очевидно было, что ребёнок переживает разлуку с матерью и сильно горюет. Об этом я с ним и заговорила.

- Ты тоскуешь по маме. Ты зовёшь её, но она не приходит. Кажется, ты в отчаянии…

При этих словах его плач переходит в крик.

- Здесь твоей мамы нет, и сейчас она не может прийти. Но мама у тебя есть. Где она – я пока не знаю, когда узнаю, обязательно скажу тебе.

Крик становится всё надрывнее – ему важно рассказать о том, какие боль и ужас он пережил за эти дни. Какое-то время он «говорит», я слушаю, потом нас прерывает приход санитарки. Я выхожу с обещанием вернуться, когда закончится уборка. Он провожает меня плачем и замолкает, как только за мной закрывается дверь.

Я возвращаюсь спустя несколько часов. К этому времени я узнала историю Димы. Он жил вдвоём с мамой. Сейчас его мать госпитализирована после попытки суицида. Про отца и других родственников ничего не известно. Мальчик находится здесь неделю. Отказывается от пищи, кормят его принудительно.

- Ты хочешь, чтобы я ещё поговорила с тобой? Если хочешь, дай знать.

Дима в это время возился с игрушкой. В ответ на мой вопрос он поднял на меня взгляд и всхлипнул.

[/url]- Твоя мама сейчас болеет, но ей оказывают помощь. Ты здесь, потому что мама пока не может заботиться о тебе. Тебя привезли сюда, чтобы о тебе позаботились здесь, пока маму лечат в другой больнице.

Мальчик громко скрипит зубами.

- Ты злишься ….

Он начинает плакать и продолжает скрипеть зубами.

- Без мамы очень тяжело… Страшно, одиноко… (пауза)

Но у тебя есть силы с этим справиться.

Тут Дима встаёт на четвереньки и начинает раскачиваться взад-вперёд. Эта поза эмбриона и имитирующие укачивание на руках движения помогают ему справиться с тревогой. Он продолжает скрипеть зубами.

Я прощаюсь с ним, пообещав прийти завтра.

Встреча вторая.

Дима стоит в кроватке, держась за перила, и раскачивается в стороны.

- Тебе очень тревожно, ты пытаешься успокоить себя.

Закрывает глаза и продолжает качаться. Через некоторое время встаёт на четвереньки и раскачивает вперёд-назад. Покачавшись так несколько минут, ложится на живот и засыпает.

Во сне он делает сосательные движения губами.

Сидя рядом с ним, я чувствую огромную усталость, безнадёжность и отчаяние. Накатывает сонливость, тяжелая, вязкая. Этот ребёнок не знает, стоит ли ему жить. Он переживает глубокую депрессию вместе с матерью, вобрав в себя её чувства. Нужно разделить его и её желания.

- Твоей маме было так тяжело, что она захотела умереть. Но у тебя есть собственное желание и право жить. Ты можешь жить, даже если твоя мама жить не хочет.

По мнению Дольто, желание жить присуще человеку с момента зачатия. Именно желание ребёнка позволяет ему родиться. Но иногда оно вступает в противоречие с не-желанием матери (когда мать не хочет жить сама или не хочет этого ребёнка). В этом случае витальность ребёнка может оказаться подавленной.

Встреча третья.

Накануне этой встречи я узнала от медсестры, что у Димы появился аппетит, он стал охотно есть.

Мальчик вновь стоял, раскачиваясь. Типичный симптом для детей с материнской депривацией. Правда, развивается он обычно через несколько дней или недель после помещения ребёнка в сиротское учреждение. Дима же приехал сюда с этим симптомом, что дает повод предположить, что и до этого он часто и подолгу оставался один.

- Твоей мамы часто не было рядом?

Он повернулся к стене, стал стучать по ней ладошкой и гулить. Не смотря на то, что большую часть сессии Дима раскачивается, сегодня он оживлён и отвлекается на другие занятия. Он изучает окружающую обстановку и играет с подушкой то накрываясь ей, то отбрасывая от себя ногами. Возможно, этой игрой он демонстрирует амбивалентность в отношении матери: желание прижаться к ней и желание прогнать. Подушка здесь выступает в качестве переходного объекта. Приближая и отбрасывая подушку, он примиряет свои противоречивые чувства.

Оставив подушку, Дима берет в руки машинку и рассматривает ее. На его лице появляется улыбка.

- Ты живой мальчик, тебе нравится играть.

Встреча четвёртая и последняя.

Дима сидит в кроватке и возится с машинкой. Он перестал раскачиваться. Он бросает на меня взгляд, улыбается.. Он выглядит как самый обычный ребёнок: живой и любознательный. Моя помощь ему больше не нужна. Я говорю ему об этом, это сообщение спокойно принимается, и в конце сессии мы прощаемся.

После выписки диминой матери из больницы, он вернулся домой. О том, как сложилась его жизнь дальше, мне ничего неизвестно.

Переживания этого ребёнка, помимо тревоги сепарации, включали депрессивные чувства, воспринятые через идентификацию с матерью. Мы знаем, что неизвестность усиливает тревогу, определенность ее уменьшает. Когда младенца забирают из семьи и привозят в учреждение, ему не объясняют, что произошло и почему он здесь. Очень важно рассказать ему о случившемся и о причинах его помещения в больницу. Как мы видим, тревога Димы заметно уменьшилась после такого объяснения. Влечение к смерти, проявлявшееся у этого младенца в отказе от еды, - также нуждался в проработке. 14 месяцев – это возраст, когда для ребёнка мать существует уже как отдельный объект, хотя он еще очень сильно зависит от неё. Отсылка к его собственному желанию и подтверждение права на это желание – жить, вне зависимости от того, хочет ли жить его мать – оказало заметный терапевтический эффект: мальчик стал принимать пищу, исследовать мир и играть. Он «ожил».

* Имя изменено.