I will always love it

Когда я слышу вопрос «Как вы пришли в психотерапию?», заданный кому-то, я думаю, что это особенный жанр отвечать на такой вопрос и мне всегда интересно, как респондент вывернется, насколько удачно сублимируется, ведь это, на самом деле, очень интимный вопрос. Есть общее место, когда говорят, что психологи/психотерапевты приходят в профессию, чтобы решить свои психологические проблемы. В этой максиме всегда чувствуется оттенок пренебрежения, как будто бы можно было родиться и не иметь никогда психологических проблем. Не иметь проблем – это не развиваться.

У меня был потрясающий пример, который многое определил еще в те годы, когда я и не помышляла о психоанализе как профессии, этой профессии в стране и не существовало.  Зато психологические проблемы существовали, в том числе и у меня. Тогда я прочитала в каком-то свежеперестроечном издании Фрейда анализ его собственного сновидения об инъекции Ирме. Насколько это было честно и мужественно мне стало понятно потом, когда, по его примеру, я попыталась проанализировать свое собственное сновидение. С тех пор мое отношение к психоанализу было как в одной песне: «Whatever words I say I will always love you». Эта красота осознавания - одна из шикарнейших составляющих психоаналитического процесса, это не обезличенное знание, отпущенное авторитетом, а жизнь, которая происходит.

Считается, что мы должны с психологическими проблемами справляться самодостаточно, даже если нас недостаточно, чтобы справиться с чем-то, а просить о помощи это позор. Интересно, что при этом мы продолжаем оставаться животными социальными и нас ничуть не смущает, что это не мы приготовили десерт, который только что съели, а кто-то воспользовался услугой, которую предложили мы. Но когда речь идет об аффектах, о внутренних конфликтах, о боли, которая не проходит в три секунды после того как нам доходчиво объяснили ситуацию – «нет никакой причины расстраиваться!», как будто расстройство может происходить без причины – здесь мы почему-то должны все сами. Это почетно.  Изобретать каждому в одиночестве все тот же велосипед. А как же те, кто не выдержал, сошел с ума или пополнил кладбище самоубийц? Не должны ли мы присвоить им почетные награды посмертно? Или нам следует признать очевидный факт, что человеку нужен другой человек.