Аборт после изнасилования

Я сомневалась, но я, всё-таки, выскажусь.

Меня побуждает написать моё интенсивное возмущение от просмотра видео, в котором врач-педиатр, бизнес-тренер, психотерапевт с 25-летним стажем говорит на тему аборта после изнасилования.

 Сомнение моё было связано с вопросами этики: насколько это этично открыто с указанием имён делиться не только абсолютным несогласием с мыслями и посланиями коллеги, но и не придерживать эмоциональный отклик от увиденного. Спасибо моим близким, благодаря которым я нашла в себе смелость не промолчать.

 Человек на видео и человек его смотрящий неравны. Ведь специалист выступает в экспертной позиции: она презентована аудитории, как специалист, человек обладающий компетенциями в данном вопросе. Поэтому ее мнение ещё до того, как она начнёт говорить, уже имеет определенный вес. И поэтому зритель изначально в более уязвимой позиции. И про это важно помнить.

 Я с ужасом думаю о возможных последствиях, когда девушка, уже прошедшая через аборт и не прожившая свою травму до конца, видит, как специалист, уверенно заявляет, что ее решение было страшной ошибкой. Или женщина, которая прямо сейчас находится в этой драматичной ситуации, смотрит и вместо того, чтобы получить поддержку и возможность прикоснуться к своему внутреннему эмоциональному миру, в котором и находится ее собственное, сугубо личное, интимное решение, может довериться авторитету специалиста и поступить так, просто потому, что под тяжестью ситуации – это всё, что она сейчас может сделать.

 Довольно быстро становится понятно, что с нами говорит человек верующий. Мы в нашем методе под верой понимаем способность устанавливать отношения с неизведанным, трансцендентным. Другими словами, в какой-то момент человек, не имея возможности узнать, проверить, обнаружить, просто выбирает верить, что это вот так – например, Бог есть. Доказать это не представляется возможным, но для меня лично это так – я в него верю. Вера не равно знание. Поэтому лично я негодую, когда сталкиваюсь с ситуацией, как просмотр этого видео, в котором вера преподносится, как объективное знание, абсолютная истина и чуть ли не доказанный факт.

 Главным образом я возмущена тем, что психотерапевт берёт на себя право решать какой выбор женщинам стоит однозначно сделать в таких тяжелых, травматичных обстоятельствах. Я глубоко убеждена, что это недопустимо, неэтично и категорически противоречит принципам работы психотерапевта.

 Аргумент, что появление на свет ребёнка не даст сработать механизмам психологической защиты, которые бы вытеснили изнасилование в подсознание кажется мне неубедительным, ведь они – механизмы – на то нам природой и даны, чтобы защитить психику в невыносимых для нее жизненных обстоятельствах. Как хорошо, что они у нас есть! И когда психика начинает себя защищать, потому что внутренних ресурсов для того, что справиться с бедой недостаточно, грубое вмешательство извне будет разрушительным. Постоянное напоминание о травме никак не поможет. Работа с травмой – одна из самых бережных. И мне искренне интересно как бы выглядели отношения такой мамы и ребенка, когда одна сильно травмирована и перед ней постоянное напоминание о тех событиях, а второй – ребёночек – живёт с такой мамой и не может не улавливать, не считывать, что что-то явно не то.

 Идея о том, что ребёнок был послан, чтобы, может быть, в будущем стать богатым или очень добрым вызывает у меня серьезный скепсис. Да, удариться в зарабатывание денег, чтобы хоть как-то, хоть чем-то заслужить хорошее к себе отношение и почувствовать свою ценность – в это я верю. А вот в то, что ребёнок при таком раскладе вырастет удивительно добрым - я не верю. Я этого не знаю. Я не верю. Вежливым (придерживающим свои интересы ради интересов других) – да. Послушным – да. Добрым? Он точно будет добр по своей природе, но не озлобиться ли он за время своего детства - этого я уверенно утверждать не могу.

 Я не знаю насколько у данного психотерапевта реалистичные представления о судьбе нежеланных детей, которые были рождены из-за то, что родить – это «правильно», так надо. Или из страха перед Божьим наказанием. Я рискну предположить, что в практике у каждого психолога были клиенты, травмированные тем, что их не хотели и изначально планировали прервать беременность.

 Может быть, это сугубо моё личное ощущение волос дыбом от фразы «Знайте, что в момент изнасилования Бог точно был с Вами!». Я считаю, что жертвам изнасилования таких слов говорить нельзя. Это нетерапевтично.

 У женщины есть время, чтобы принять это сложное решение. И в этот острый период ей нужно помочь, поддержать, а не давить на нее своим мнением.

 В методе, в котором я практикую, огромное место отведено транскультуральности. Когда мы видим что между нами общего и чем мы отличаемся. Когда моё мировоззрение, мои верования, ценности и вся внутренняя система моральных координат не считается единственно верной. Она – моя. И я уважаю и принимаю, что у других людей она какая-то своя, другая. Поэтому меня возмущает то, что своё личное мнение она озвучивает с позиции психотерапевта и как единственно верное. Для неё, я охотно верю, это так есть. Но это совсем не значит, что это так для всех. Давайте не призывать всех рожать, а признавать и принимать ценность и уникальность каждой личности.

 Если Бог послал Душу в тело неготовой к этой Душе Женщины, может быть, эта Душа должна прожить опыт нерождения, а девушка – получить опыт прерывания беременности? Мы не знаем. Каждый из нас верит во что-то своё. И психотерапевт – не тот человек, который навязывает какое решение принять.

 У психотерапии есть несколько функций: помогающая, проясняющая, расширяющая и тд. Раздача директивных указаний как кому жить – это не психотерапия.