Семейные тайны: о чем лучше не знать?

Семейные тайны: о чем лучше не знать?

В каждой семье и у каждого человека есть секреты. Какие из них обязательно нужно раскрывать, а какие лучше оставить за семью печатями? И стоит ли правду о себе и о других делать достоянием гласности?

«Синдром предков»: когда прошлое семьи вредит 

 

«Почему мы никак не можем зачать ребенка, ведь мы оба совершенно здоровы?» С таким вопросом пришли к психотерапевту 39-летняя Ирина и ее муж, 31-летний Сергей. В процессе терапии выяснилось, что однажды, в разгар бурного секса, раздался телефонный звонок: Сергею сообщили, что его отец только что погиб на производстве. ЧП грозило закончиться закрытием завода и тюремным сроком для ответственных лиц. Сергея попросили не подавать в суд, чтобы не оставлять без кормильцев и куска хлеба сотни семей, и пообещали выплатить приличную компенсацию. После мучительных раздумий он принял решение молчать.

Официальная версия гласила, что отец был пьян (хотя вообще не пил) и погиб по собственной вине. На выплаченные заводом деньги семья купила квартиру. Ирина сразу отметила: до этого общительный, веселый Сергей точно заморозился, начал выпивать. Сергей признался психотерапевту: он нес в себе страх, что трагедия может повториться с ним и его будущими детьми, и вину за то, что предал честь и память отца. Даже мать Сергея не знала правды, и от этого ему было еще тяжелее. То, что эта история связана с бесплодием пары, стало для Ирины и ее мужа откровением.

«Если есть тайна, то будет и большая область эмоционального напряжения, — поясняет семейный психотерапевт Наталья Олифирович. — О ней не говорят, но она все равно «фонит». Потому что связана с какими-то неудовлетворенными потребностями, неблаговидными поступками и, конечно же, с глубокими чувствами, которые возникают вокруг нее».

Когда мы говорим о семейной системе, то понимаем, что жизнь любого члена семьи отражается на всех остальных. «Тайна — это такая важная вещь, которую человек осознанно выбрал хранить, чтобы оберегать себя или других, или организацию, или даже страну, — продолжает системный семейный терапевт Игорь Любитов. — Содержание части жизни в секрете требует постоянных и серьезных усилий». Таков принцип «секретной работы».

Сама тайна может быть запрятана, забыта, вытеснена, но охраняющие ее усилия не остаются незамеченными окружающими

Мы видим некое «странное» поведение члена семьи, но трактуем его по-своему. Фантазии зачастую оказываются страшнее того, что скрывается за кулисами.

«Сейчас, когда открыли зеркальные нейроны, много пишут о том, что мы можем, даже не зная когнитивно, воспринимать информацию эмоционально. Родители, скрывающие тайну, или другие члены семьи каким-то незримым образом о ней все равно сообщают. И она может передаваться из поколения в поколение», — предупреждает Наталья Олифирович.

Значит ли это, что все тайны стоит открывать? Или есть секреты, которые лучше оставить захороненными? Почему некоторые не могут больше молчать и саморазоблачаются порой самыми жесткими и жестокими способами — делая публикации в соцсетях и громкие заявления в прессе?

Сын за отца

Психологи считают, что в семье обязательно должна быть раскрыта информация о происхождении, усыновлении, серьезном заболевании, а также о родственниках, вычеркнутых из летописи из-за того, что не соответствовали ее правилам и законам. «Ко мне обратилась пара, они воспитывали старшего сына от первого брака жены, а младший был их общим ребенком, — рассказывает Игорь Любитов. — Биологический отец был «неблагополучным». Мальчику о нем никогда не рассказывали, и он считал папой того, с кем живет сейчас».

Приемный отец относился к нему хорошо. Но ребенок чувствовал себя не на своем месте, особенно после рождения младшего брата. В отношении отца к сыновьям невольно ощущалось незримое отличие, обусловленное биологически. Мальчик же решил, что все дело в его недостатках и, с одной стороны, проявлял активность, старался делать как можно больше хорошего. С другой, бессознательно начал наказывать себя за «несоответствие»: постоянно получал травмы — то палец сломает, то ушибется, то получит сотрясение мозга. На этом этапе родители и пришли к психологу.

Они приняли очень непростое решение — рассказать детям правду. Травмы прекратились, а вот реакция 11-летнего ребенка была неожиданной: «Мне теперь все ясно. Как здорово! У меня целых два папы!»

Особенно тяжело хранить тайны, которые связаны с насилием, но и раскрывать их порой мучительно и не всегда безопасно для участников

Тайны лоскутных семей (термин системной семейной терапии) раскрывать полезно, считает Игорь Любитов. Если у мужа или жены есть дети от предыдущих отношений, то нынешнему парт­неру и детям стоит об этом знать. Как и обо всех членах семейной системы. Родственник, сидящий в тюрьме; ребенок-инвалид или недееспособный сородич, живущий в спецучреждении; или кто-то женившийся вопреки воле родителей или культурным и религиозным традициям — все это, будучи спрятанным, закрытым под замок, по мнению Игоря Любитова, превращается в «черную дыру»: ее невозможно увидеть, но она влияет даже на проходящий мимо нее свет звезд.

«Чувствительнее остальных самая гибкая и зависимая часть семьи — дети. Они непременно придумают объяснение, которое повлияет на их судьбу». Очень важно, чтобы секрет раскрыли близкие люди — бережно и как можно раньше. Иначе однажды найдется доброхот в лице бабушки у подъезда, который поделится «правдой».

Довольно часто мы сталкиваемся не с тайной, а с забытой информацией. На групповой психотерапии девушка рассказывает, что боится краситься. У нее любящий муж, трое детей. «Мы выбираем мне какой-то наряд, платье, сексуальную юбку, серьги. Но потом я это не ношу».

Наталья Олифирович уточняет: какие чувства с этим связаны? «Меня пронизывает страх и ужас: если я надену это и выйду куда-то, случится непоправимое». Стали рисовать геносоциограмму — схему ключевых событий в жизни рода. Выяснилось, что бабушка участницы была красавицей. Дед патологически ее ревновал. С момента рождения первого ребенка он давал волю кулакам. А когда появилась мама — четвертый ребенок, — он избил бабушку до полусмерти, она так и не оправилась и через две недели умерла.

Нельзя быть красивой, от этого можно умереть — такое скрытое эмоциональное послание, которое на сознательном уровне невозможно воспринять, получила клиентка. Особенно тяжело хранить тайны, которые связаны с насилием — сексуальным или физическим, — но и раскрывать их тоже порой мучительно и не всегда безопасно для участников.

Джокер из рукава

Нередко история с насилием хранится долгие годы, но вдруг — по каким-то причинам — она становится достоянием гласности. Недавно мы стали свидетелями явления, названного «Эффектом Вайнштейна» — по имени продюсера Харви Вайнштейна, которого более 40 актрис обвинили в домогательствах. Почему эти женщины молчали столько лет?

Чтобы залечить травму в своей душе, можно пойти к психологу, выплакать и выстрадать ее

«Важно понимать, что послужило мотивом для громкого заявления, — считает Игорь Любитов. — За совершенные преступления виновные должны понести наказание, если такие деяния не имеют срока давности. Но, на мой взгляд, при публичных разоблачениях зачастую происходит смешение правосудия и мести, и это неполезно для общества, поскольку создается прецедент использования правосудия в личных целях. Фактически я вместе с публикой принимаю на себя функции закона и суда. Но это суд Линча. Я выбираю на какое-то время хранить секрет, иногда становясь соучастником, а потом вынимаю его, как джокера из рукава. Месть и правосудие одиночки хороши для фильма о супергероях, но для реальных людей разрушительны».

Часто нами движут самые примитивные чувства и эмоции: злость, ярость, обида... «Зависть обычно направлена на разрушение репутации, отношений, имиджа другого — чтобы отнять то, чем он обладает, например славу («Тогда меня тоже запомнят»). Я думаю, отчасти кампания против Вайнштейна вызвана именно завистью и жадностью», — считает Наталья Олифирович.

Насильственное раскрытие тайны, связывающей двоих, — это всегда нарушение границ, убеждена психотерапевт. Если у одного есть желание сохранить тайну, то логично было бы обсудить это друг с другом. Но вместо этого один выбирает разрушительную для другого публичность.

В ситуацию иногда эмоционально вовлекаются совсем посторонние люди. «Есть такое понятие — «эффект ореола», — добавляет Наталья Олифирович. — Если человека считают хорошим, то его неблаговидные поступки назовут случайностью. Если у него репутация плохого парня — даже обычные дела будут интерпретироваться как злодеяния».

На волне общественных разоблачений непременно появляются те, кто вспоминает какие-то свои «страшные» истории и придает им новый смысл: мне в седьмом классе учитель «сексуально» подмигнул и тому подобное. Так могут пострадать ни в чем не повинные люди.

Ящик Пандоры

Прежде чем решить, открывать тайну или нет, стоит взвесить все за и против. «Подержите ногу на тормозе, задайте себе вопросы: кому будет лучше, кому хуже, кто пострадает, как давно тайна хранилась и почему, зачем вы хотите ее открыть?» — рекомендует Наталья Олифирович. Если мы 40 лет храним тайну о насилии в юности, то не обязательно идти к насильнику — деду с трясущимися руками, стоящему одной ногой в могиле. Чтобы залечить травму в своей душе, можно пойти к психологу, выплакать и выстрадать ее.

Не зря в прежние времена все рассказывали священнику, не заставляя парт­нера и детей брать на себя роль исповедников

Некоторые тайны следует раскрывать очень осторожно, чтобы не причинить вреда. Когда речь идет о замерших беременностях, выкидышах, мертворожденных, умерших детях или абортах по медицинским показаниям — живущим братьям и сестрам очень важно знать о потерях в семейной системе и иметь возможность преодолеть боль этого горя. Тут важно подобрать нужное время и слова, соответствующие возрасту.

Другое дело — аборты произвольные, убежден Игорь Любитов: «Я говорю не о моральной стороне вопроса, а о биологической. Аборт — это решение, которое наносит травму само по себе и принимается лишь в состоянии диссоциации, когда невозможно ничего почувствовать и оставаться адекватным. Рассказывая об абортах, родители рискуют спровоцировать ребенка разделить ответственность за свое решение».

Насколько они отгоревали сами и способны оставаться в родительской позиции? В практике Игоря Любитова был случай: к нему обратилась женщина, которая в пятилетнем возрасте на вопрос матери, хочет ли она братика или сестренку, ответила «нет», после чего мать сказала: «Тогда я сделаю аборт». Долгие годы эту женщину мучило чувство вины, она избегала принимать какие-либо решения, опасаясь, что они приведут к трагедии.

Травматичным может быть и публичное саморазоблачение. Нашумевший в прошлом году флешмоб #ЯНеБоюсьСказать с признаниями в соцсетях о пережитом насилии был воспринят психологическим сообществом неоднозначно. С одной стороны, многие, избавившись от своего секрета, получили долгожданное облегчение. С другой — массовая акция подогревала тех, кто еще не был готов раскрыться, но сделал это под влиянием порыва, а когда они спохватились, было уже поздно — признания опубликованы.

В результате для некоторых, как раскрывших, так и сохранивших тайны, произошла вторичная травматизация, убежден Игорь Любитов. Прежде чем последовать примеру звезд, имеет смысл спросить себя: насколько верно я оцениваю свои силы и возможные последствия, готов ли я это выдержать?

«Любое признание — это ящик Пандоры, — предостерегает Наталья Олифирович. — Мы не знаем, что в нем хранится и что может появиться на свет. Вероятно, в нашей истории есть то, чем не обязательно делиться с близкими. Иногда нам хочется что-то рассказать не потому, что знать это необходимо другому, а потому, что есть потребность облегчить совесть. Не зря в прежние времена все рассказывали священнику, не заставляя парт­нера — и тем более детей — брать на себя роль исповедника». А если сокрытие тайны угрожает благополучию семьи, то стоит подумать, как раскрыть ее, не причинив никому вреда.

ТЕКСТ: Ольга Кочеткова-Корелова