Критика "немедицинской психотерапии" и перспективы развития психологической терапии

C глубоким вниманием и пристальным интересом прочитал статью уважаемого профессора А.Алехина «Искушение психотерапией», которая была опубликована на портале psy.su (https://psy.su/feed/7446/?utm_source=fb&utm_medium=social&utm_campaign=1&fbclid=IwAR3pzyIk7BPMOBn9-1Vmd3mV285vNHvX8_7hwAJCuvV-OkcJSQ_WsA-lh-U). Выглядит обоснованной и по-человечески понятна критическая предрасположенность автора к т.н. "немедицинской психотерапии", если принять ту точку зрения, с которой автор критикует предмет обсуждения. Статья выглядит по-хорошему тенденциозной и в ней, на мой взгляд, отчетливо просматриваются три тенденции, в русле которых основные аргументы статьи показались мне весьма убедительными.

1) Механистичность.

Она выражается в представлении автором психологии человека как некоторого пусть и довольно сложного, но все же механизма. Психология поставлена в один ряд с другими механизмами, такими, как биологические и психофизиологические. С этим невозможно спорить по существу, но вместе с тем и следует признать, что это не вся психология, а только её часть, пусть даже и та, что лежит в ее основании. Психологические механизмы это только отдельные кирпичики в фундаменте всего того, что представляет собой психология живого человека. Но можно ли составлять суждение о здании в целом, имея перед глазами только несколько кирпичей из его фундамента? Ведь есть еще такие сложнейшие психологические конструкции, как личность, сознание, личная жизненная история, мировоззрение и картина мира и другие производные второго и третьего порядков от изначальных психологических механизмов. И эти производные имеют свои структуру и динамику, а также характер взаимодействия друг с другом, формируют сложные процессы, множественность и сложность которых образует собой многогранный образ действительной жизни человека. И раз так, то вся эта ментальная конструкция может рассогласовываться, диссонировать, создавать напряжения и все это будет переживаться человеком как страдание, острое противоречие, которые по своей силе и напряжению подчас оказываются сопоставимы с переживанием физической боли и мучений. Именно поэтому сейчас растет актуальность идеи о возврате к исходному смыслу не формального термина, а древнего понятия «терапия», в значения которого включены не только «лечение», но так же и «уход, забота, создание условий для исцеления».

2) Доказательность.

Она выражается в способе постижения сути и смысла объектов, процессов, явлений окружающей действительности через анализ их множества и выделение общего и частного. Доказательность является основой основ предсказуемости, прогнозируемости, надежности, а значит – уверенности и устойчивости. Однако статистическая психология не идентична психологии отдельного человека. Ситуативная психология или т.н. «психология среза» тоже не является одним и тем же, что и психология жизненного процесса. Поэтому доказательность, превосходно работающая в условиях наличия «общих точек опоры», утрачивает свою надежность при погружении в среду тотальной относительности. Именно последней характеризуется жизнь отдельно взятого человека в уникальном сочетании обстоятельств его жизненной истории и неповторимости той точки во времени, когда он пересекается с таким же уникальными процессами жизни других людей. Доказательность никак не добавляет устойчивости в прямом соприкосновении с психологическими феноменами. Она служит препятствием к событиям уникальной природы, таким, как, например, Соприкосновение или Встреча двух Живых людей. А именно такие события и являются основным инструментом работы той части практических психологов, которые, на мой взгляд, совсем не безосновательно, претендуют на возможность называть себя «терапевтами», пусть не в современном (узком), а древнем, архаичном (широком) значении этого слова.

3) Апологизм.

Является в большинстве случаев теневой (неосознаваемой) формой выражения какой-либо особой личностной ценности той ментальной конструкции (системы знаний и убеждений), которые формируют мировоззрение человека. Речь идет о той части жизни, в которую человек вложился не просто каким-то ощутимым количеством своей жизненной энергии, а колоссальным ее количеством. В этом случае столкновение со случаями, когда кто-то Иной (по «духу», по философии, по мировоззрению) умудряется получить на том же пространстве самореализации сопоставимую долю социального признания, вложившись либо меньше, либо меньшим, пробуждает вид психологической защиты – апологизм. Это пресуппозиция угрозы, сопровождающаяся неосознаваемым побуждением защитить и отстоять тот уровень планок и стандартов , которые для апологета являются незыблемыми. Альтернативой апологизму является юмор и самоирония, но они, по сути своей, являются уже не защитой. Они свидетельствуют о том, что человек сумел преодолеть экстремум глубоко спрятанных внутренних сомнений, принял и смирился с экзистенциальной невозможностью достичь идеального совершенства и разрешил себе быть несовершенным в этом большом мире.

      Остается признать, что изложенные выше тенденции, выражающие особенности точки зрения автора, только подтверждают для меня его высочайший профессиональный статус именно как врача. Другого я не могу себе представить и если бы передо мной встал выбор, в чьи именно руки себя вверить в качестве пациента. Именно поэтому я признаю и принимаю все три главных утверждения, которые автор основывает на собственном свидетельстве становления психологической практики в России и которые касаются так называемых «немедицинских» психологических терапий. Но вместе с этим я тоже хочу представить несколько личных утверждений, которые основаны на взгляде с позиций психолога-практика, гуманитария и человека, избравшего в качестве основного профессионального метода погружение не в организм, но в состояние, чувства, переживания, судьбу и жизненную историю конкретного человека.

1.

Время научного и фундаментального теоретического обоснования реализуемым практикам психологической терапии еще впереди. И ничего с этим невозможно поделать, точно так же, как невозможно каким-то образом сделать так, чтобы человек рождался на свет быстрее. Только сейчас можно говорить о завершении формирования жизнеспособных профессиональных сообществ практиков, специализирующихся на психологической терапии. Это не такой простой процесс и он не ограничивается учредительным собранием, образованием юридического лица, открытием расчетного счета и прочими формальными процедурами. Профессиональное сообщество только тогда «пускает корни», когда в нем начинают формироваться собственные культура, этика и традиции, которые сепарируют профессиональное сообщество от личного мировоззрения отцов-основателей и оно начинает опираться на собственную профессиональную философию. Это становится возможным, когда в сообществе вырастают несколько поколений практиков, которые начинают обнаруживать, что та модель действительности, которой они руководствуются, по-настоящему работает, а не является одной из форм коллективной иллюзии или виртуозным маркетинговым кульбитом. Только на этом этапе появляется смысл в самом процессе концентрации, обобщения, систематизации накопленного массива практического опыта психологических терапевтов, а также в кристаллизации в этом массиве определенной теоретической конструкции. Почему не раньше? Потому что раньше высок риск формирования умозрительных теоретикоподобных концепций, которые хоть и могут внешне «выглядеть» вполне пристойно и даже могут показывать некие «высокие KPI», однако они не будут являться полноценными теориями, поскольку не будут органично «стыковаться» со смежными областями знаний о человеке, обществе и физическом мире. А это означает то, что такие теоретикоподобные конструкции не смогут стать полноценной основой для формирования индивидуального мировоззрения, поскольку какую-то существенную и значительную часть действительного мира будут либо игнорировать-не замечать, либо стремиться их как-нибудь «притянуть за уши». Многие такие умозрительные теоретические конструкции, которые автор обсуждаемой статьи упоминает как «масштабная перепечатка в 1990-е годы западной психологической литературы различного качества», не проходят проверку ни временем, ни практикой и потихоньку уходят в прошлое. Весьма бурно «выстрелив» в 90-е, сейчас они остаются только в качестве приятных воспоминаний о молодости и материале для книг будущих историков отечественной психологической терапии. Однако есть и те подходы (ныне называемые модальностями), которые служат в достаточной степени надежной опорой уже нескольким поколениям людей, выбравших психологическую терапию своей профессией. В этих сообществах, несмотря на вполне естественные конкурентные «стычки» и «терки» разных модальностей и теоретических традиций, постепенно растет понимание того, что они объединены единым практическим преломлением, тем, что они способны дать клиенту. Тренд, который в настоящее время обозначается все более отчетливо, заключается в признании и принятии профессиональными сообществами разных модальностей как преимуществ используемого метода, так и его ограничений. Это, в свою очередь, открывает возможность отчетливее определить тот сегмент в множественной картине психологических отклонений, девиаций, акцентуаций, кризисов и нарушений нормальной динамики развития личности, в границах которого метод той или иной модальности показывает наилучшие результаты. И уже именно это является верным признаком формирования в будущем общей теории психологической терапии, в которой каждой из психологических систем будет соответствовать свой сегмент решаемых проблем, препятствующих достижению человеком душевного и социального благополучия, в качестве неотъемлемых составных частей его здоровья.

2.

 Если принять в качестве исходного положения то, что полноценная жизнь человека это не только ее полное и всестороннее обеспечение организмом, но и что-то еще, что наполняет время этой самой жизни смыслом, то станет очевидной недостаточность только клинического определения здоровья. Эта идея не нова. Она отражена в Уставе Всемирной организации здравоохранения, который был принят Международной конференцией здравоохранения еще 22 июля 1946 года в Нью-Йорке. Согласно этому документу здоровьем является состояние полного физического, душевного и социального благополучия, а не только отсутствие болезней или физических дефектов. С одной стороны такой емкий смысл понятия «здоровье» отражает объективные представления о полноценной жизни человека в эпоху бурного развития цивилизации, когда одного статистически нормального физического существования оказывается недостаточно для того, чтобы он стал генератором активной, конструктивной и созидательной энергии. А ведь именно она задает общий вектор цивилизационного развития и определяет будущее для рода человеческого. С другой стороны становится все более очевидным, что придерживаться такого понимания здоровья не получится исключительно в рамках только строгой клинической парадигмы. Ее стало просто недостаточно, поскольку именно те ее неоспоримые достоинства, дающие высокий результат в сегменте решения практических задач физического благополучия, являются ее же ограничениями в сегментах достижения благополучия душевного и тем более социального. Именно это обстоятельство и послужило толчком к тому, что наиболее пытливые представители клинической парадигмы шагнули на тернистый путь поиска иной методологии, которая позволила бы преодолеть вышеупомянутые ограничения. Авторы тех самых «психологических учений», которые привели к необоснованной (по мнению автора обсуждаемой статьи) «психологизации» психотерапии, сами профессионально росли и становились в клинической системе взглядов. Труды этих выдающихся людей оставляют впечатление, что шаги эти были обусловлены именно тем, что практика стала ставить перед ними вопросы, на которые не нашлось ответов в рамках базовой клинической системы. Этот поиск не завершен, его не остановить, поскольку он является одним из аспектов процесса развития представлений о сущности человека и его благополучия.

3.

Признание и принятие методологических ограничений и предельности любой системы знаний, представлений и убеждений в качестве одного из основных признаков их системности, является не таким простым делом, как может показаться на первый взгляд. Оно в некотором смысле схоже по картине переживаний с той точкой развития личности, когда она открывает для себя экзистенциальный факт пределов своего бытия и конечности собственного существования. В нем много фатального обесценивания, а следовательно и отрицания, стремления оттолкнуть или не видеть. И за всем этим прячется бессилие, от которого неудержимо хочется убежать. Однако вряд ли есть что-то еще более значимое и важное для обретения совершенно иного смысла и пройденному и всему тому, что еще суждено пройти на пути познания. Это является неизбежным следствием любого развития, расширяющего обозримые горизонты понимания. Попытки встать «каменной стеной» на этом пути равносильны движению в сторону ресентимента с риском безнадежно отстать и затем постепенно маргинализоваться в этом отставании. Не уверен, что этот вариант в конечном счете пойдет на пользу и одной и другой стороне в полемике между представителям медицинской психотерапии и психологической терапии. А вот что действительно могло бы стать и конструктивным и продуктивным для первых и для вторых, так это диалог. Нужна традиция широкого обмена мнениями, организации совместных профессиональных пространств, в которых станет возможным беспристрастное обозначение действительных проблем, существующих в разграничении и взаимодействии смежных областей клинической психотерапевтической практики и практики психологической терапии. И в этом случае появится возможность для формирования и формулирования общих принципов профессиональной этики в этой «приграничной зоне». Только оформление всей совокупности этических принципов и установок в профессиональную этическую систему сможет стать самой надежной гарантией от всего того, что вредит и пациенту и клиенту.


(с) Сергей Чернышев, 2019