О исцелении аутизма методом расстановок

«…И сущим во гробех живот даровав.»

Пасхальный тропарь

 

    Одно из базовых положений теории семейной системы Б.Хеллингера заключается в том, что все члены семейной системы действуют из любви. Младшие члены рода как системы действуют из любви и преданности старшим и  своей судьбой стараются компенсировать несправедливости, допущенные в отношении системно-старших членов рода. Часто они перекосом  в судьбе –болезнью: астмой, аутизмом, диабетом - пытаются уравновесить другой перекос.

Одним из классических перекосов является «скелет в шкафу» - человек, член рода, о котором молчат, не упоминают, стараются не вспоминать, словно его не было. Таким образом, этот изгнанный член родовой системы словно скелет, но не скелет в могиле, становящийся землёй и травой, а как скелет в шкафу, хранится и не даёт пользоваться шкафом ( читай – частями своей души, своей жизни), да ещё и живым надо тратить силы на то, чтобы прикрывать дверцы шкафа, а  не то гляди, распахнутся. Уже неизвестны причины умолчания: человек ли этот замолчанный совершил низость, или несправедливость была допущена по отношению к нему. Сам  по себе факт умолчания является несправедливостью. Мне приходилось часто встречать это в расстановочной работе. Один случай настолько ярок и показателен, что хочу о нём рассказать.

    Ко мне на группу для родителей особых деток пришла мама девочки Юли, семи лет, у которой был ДЦП и аутизм. Из-за ДЦП Юле было трудно ходить, а из-за аутизма не было стимула осваивать ходьбу. Для ребёнка с ДЦП очень важно желание контактировать с миром как мотив к обучению движению. Желание контакта даёт ребёнку упорство в преодолении себя - добиваться, тренироваться, двигаться. Аутизм подрывает почву для выздоровления.

 

Мама девочки, назовём её Наталья, рассказывала, как Юля не интересовалась ни чем, не звала маму, не хотела к ней двигаться,  не смотрела в глаза, речь была едва различима, и девочка не стремилась говорить.  По Хеллингеру, аутист не смотрит ни на кого потому, что он занят - он смотрит на исключённого члена системы и своим вниманием пытается восстановить того в правах. Это предположение, конечно, возникло у меня, но я его отложила в сторону, не привязываясь, но и не забывая. Мы сделали расстановку. Заместитель девочки смотрела во все глаза на неизвестную фигуру,  фигуру, которую никто из других членов расстановки не замечал и на которую не хотел взглянуть. Зато в девочке было внимание и пробуждённость, стремление приблизиться. Положение теории семейной системы подтверждалось. Я предложила маме посмотреть на этого неизвестного человека, увидеть и сказать ему «я тебя вижу» и дочке «я его вижу». Заместитель дочки в ответ смогла перевести взгляд на маму.

Расстановка закончилась, участница группы ушла в воодушевлении и одновременно в задумчивости о том, как узнать, кто тот неизвестный и как рассказать о нем. Вот отклик Натальи (начало опущено).

 

«…Но самое интересное произошло сегодня. Рассказала я все это своей сестре и она с ходу говорит, что знает, о ком идет речь. Перед смертью наша бабушка раскрыла ей страшную тайну, взяв слово, что не скажет никому. Оказывается, у дедушки была первая жена и у них был ребенок-инвалид, девочка. Девочка умерла, у жены начались проблемы со здоровьем, дедушка с ней развелся, женился на нашей бабушке, и дальше у них все было хорошо. А та, первая жена, вскоре умерла. Бабушка об этом обо всем знала, но больше никто! Не осталось памяти о невинном ребенке. Вот рассказываю всем вам, расскажу родственникам, будем знать и помнить теперь о той девочке, она же получается наша кровная родственница. И дочке расскажу, конечно.» ( авторская орфография сохранена).

 

В отклике мельком написано о восстановлении справедливости и памятовании о первой жене, но это существенный момент, с Натальей мы это проговорили.

 

    На следующих занятиях я спросила маму Юли, как дочка, и выяснилось, что аутизма нет (ДЦП, понятно, никуда не делся), и более того - мама и не помнит, что он был. «Какой аутизм?» - сказала мне Наталья – «Юля очень активная девочка. Она много зовёт меня, хочет научиться ходить, говорит и говорит! У нас и не было никогда аутизма.»

Я не стала настаивать и напоминать первый разговор. Наталья говорила искренне, она совершенно забыла, что проблема вообще существовала – а это сильный признак самого исчерпывающего исцеления. Поэтому и я благоговейно промолчала.