Георгий Почепцов. Информационные войны: тенденции и пути развития

Войны могут выигрываться на поле боя, а проигрываться в сознании людей. Информационные войны сопровождают всю историю человечества. Сначала они были религиозными и идеологическими, причем для борьбы с носителями чужих взглядов применялись все виды репрессий. В далеком прошлом инквизиция или репрессивные аппараты тоталитарных государств ХХ столетия вели активную борьбу с носителями чужих идей.

Наиболее уязвимым местом современных сложных систем становятся процессы принятия решений. Именно поэтому информация как таковая постепенно начала менять свой статус. Она стала переходить от силы, помогавшей в бою, в силу основную, которая и решает исход войны.

Первым вариантом информационной войны можно признать пропаганду. Вся холодная война базировалась на механизмах пропаганды, потому что механизмы горячей войны не применялись. Кстати, потребность пропаганды в холодной войне предоставила существенный толчок разработке теории коммуникации, поэтому возникло большое количество чисто прикладных задач в области коммуникации.

Французский социолог Жак Эллюль предложил различать вертикальную и горизонтальную пропаганду (Ellul J. Propaganda. The formation of men's attitudes. — New York, 1965). Вертикальная — это классический вариант пропаганды, как мы все себе ее представляем, информационный поток сверху вниз с пассивным реагированием аудитории.

Горизонтальную пропаганду Эллюль называет новым изобретением. Она называется горизонтальной, так реализуется в группе, а не идет сверху. В этой ситуации все участники равны, среди них нет лидера.

Эллюль называет две формы горизонтальной пропаганды: китайскую и групповую динамику. В китайском варианте от каждого участника требуется обязательное выражение собственного мнения. Американский же вариант групповой динамики становится активным (само)образованием. Индивиды в таких группах учатся говорить и действовать демократично.

Если вертикальная пропаганда требует большого аппарата массовых коммуникаций, то вертикальная — крупной организации людей. Кстати, пропаганду он трактует как иррациональную форму, в отличие от информации, которую он видит рациональной. Интересно, что его взгляды на горизонтальную пропаганду во многом повторяют сегодняшний феномен социальных сетей.

Ж.Эллюль вводит также различия политической и социологической пропаганды. Опять же политическая — то, что мы привыкли называть пропагандой. Это техники воздействия государства, партии, администрации. Социологическая же работает на объединение группы. Это стиль жизни и типы поведения, которые являются нормой в этом обществе. Социологическую пропаганду он считает более тяжелой для понимания, потому что она более незаметна. Если политическая пропаганда является распространением идеологии, то социологическая — ее проникновением благодаря существующим экономическим, политическим и социологическим факторам. В первом случае СМИ являются ее проводником, во втором — экономические и политические структуры.

Эллюль объясняет опыт США тем, что из-за иммиграции возникла потребность в создании психологической стандартизации. Стиль стал использоваться как средство унификации и инструментарий пропаганды. Эта униформность работала и на экономику, создавая соответствующие объемы американского рынка. Достичь целей массового потребления невозможно без образования идентичных ценностей и взглядов. И здесь мы видим пересечение экономики и политики. Перефразируя высказывание советских времен, можно сказать: политика должна быть экономной. В этом случае политика работает на экономику, но и экономика работает на политику, ибо найден нужный их симбиоз. Тоталитарные государства должны тратить на политику много денег через ее оторванность от экономики.

Различение вертикальной/горизонтальной пропаганды и политической/социологической на первый взгляд может показаться тождественным. Но в них акцентируются различные базовые параметры. Вертикальная / горизонтальная касается направления коммуникации, порождает иерархичность. Именно поэтому речь здесь идет и о лидере. В случае различия политической / социологической пропаганды акцентируется тип медиа, когда за него берутся и институты общества.

Если применить принцип незаметности как признак эффективности, то следует признать, что «победителем» в первом виде будет горизонтальная пропаганда, поскольку она не является внешней к группе. Во втором варианте «победителем» будет социологическая пропаганда, поскольку о ней, кроме Эллюля, никто и не думал.

Если пропаганда, как кажется, находится в прошлом (ибо этот термин западное общество не любит, считая его приметой тоталитаризма), то сегодняшний бизнес активно использует методы воздействия под другими именами — паблик рилейшнз (PR) и реклама. Кстати, ни одна западная правительственная структура не может иметь в своем составе никакого отдела по связям с общественностью, как у нас, потому что это считается использованием денег налогоплательщиков на собственную рекламу. Поэтому западные структуры такого рода называются отделами по коммуникациям.

ИНСТРУМЕНТАРИЙ	ИСПОЛЬЗОВАНИЕ
Пропаганда	Государство тоталитарное
Коммуникации	Государство демократическое
Паблик рилейшнз, реклама	Бизнес
Информационные операции, психологические операции	Военные

Информационная война — термин публицистов, он не используется в профессиональной среде, где его заменили на информационные или психологические операции. Одной из причин является то, что война не может вестись в мирный период, а операции могут.

Но первые книги в этой сфере так и назывались: например, книга Дороти Деннинг «Информационная война и безопасность» (Denning DE Information warfare and security. — Reading etc., 1999). Это, в первую очередь, технически ориентирована книга, но она не оставляет без рассмотрения ни одной проблемы, которая возникает в этой сфере.

Здесь также следует напомнить, что первые исследования вопроса были сделаны профессорами американского Авиационного университета в рамках военного проекта, где анализировалась гипотетическая война, например, 2020 года. А исследования эти велись еще в девяностых годах. Можно себе представить, что, изучая будущую войну на десятки лет вперед, нам трудно увидеть, какой именно будет техника того периода, поэтому акцент почти автоматически будет смещаться на изменения в человеческих возможностях. Мы должны увидеть, что изменится в солдате и у его оппонента / врага.

Р. Шафрански был одним из тех полковников-профессоров из военно-воздушных сил США, которые первыми разрабатывали принципы будущей войны (Szafranski R. Neocortical warfare? The acme of skill / / In Athena's camp. Preparing for conflict in the information age. Ed. by J. Arquilla, D. Ronfeldt. — Santa Monica, 1997). Он видел увеличение силы в ментальном измерении и высших ценностях. Относительно противника это звучит следующим образом [р 405]: «Зная ценности врага и используя его репрезентационнуюу систему, мы можем считаться с задачами, разговаривать с разумом противника на вербальном и невербальном языке». Это перепечатка работы 1994 года.

В работе по теории информационной войны 1995 года Шафрански напишет[1]: «Система целей информационной войны может включать каждый элемент эпистемологии противника». То есть что-либо в его системе знаний может стать такой целью.

Дж. Стейн в том же 1995 г. печатает исследование «Информационная война» [2], где тоже подчеркивает, что информационная война имеет дело с идеями и эпистемологией. Относительно более конкретных целей он утверждает следующее: «Целью информационной войны является человеческий разум, особенно тот, который принимает ключевые решения войны и мира, а также тот, который принимает ключевые решения относительно того, где, когда и как применить потенциал и возможности, которые являются в их стратегических структурах».

То есть мы видим, что тогда, в 1995 г., информационная война представлялась даже более сложным феноменом, чем мы понимаем ее сейчас. Четко оговаривается, что целью является разум противника. Она является не войной информации, как сегодня, а войной знаний. И это является ближайшей задачей развития этой сферы. Хотя мы можем признать, что, например, перестройка была как раз войной знаний, когда базовые знания и ценности были заменены у целой страны.

Австралийской подполковник Д. Коннери также видит будущую войну как войну знаний [3]. Он подчеркивает, что кроме физического и информационного существует еще и когнитивное измерение. Именно там происходит человеческое мышление. Коннери считает, что война знаний создает события или информацию, которые не отвечают ожиданиям оппонента, ведя его к пониманию того, что цена конфликта очень высока и не оправдывает победы. Косово и Ирак, по его мнению, демонстрируют некоторые аспекты войны знаний. В 1996 г. французские исследователи говорили об изменениях парадигмы информационной войны в сторону войны знаний. Автор этого исследования, Филипп Бомар[4], подчеркивает то, что американские и французские проекты больше говорят об обмене информацией, но никто не занимается инструментарием ее социализации, облегчающего создание коллективных обращений. В своих работах он случайно попал на поле информационных войн, но его основное замечание стоит упоминания: «В парадигме войны знаний стратегическое преимущество зависит не от концентрации на фактах и числах, а от взаимно дополняющего ума тех, кто их интерпретирует. Национально распространенная возможность интерпретации весит больше, чем электронные информационные суперпути».

Следующим шагом развития этой парадигме становится термин 2010 года — эпистемологическая война [5]. Эпистемология как дисциплина также возникает в контексте разведывательной работы [6]: «Если хотите, назовите это играми разума, но такие анализы помогли британцам манипулировать и контролировать разведывательные усилия нацистов в Великобритании и других союзных территориях во время Второй мировой войны (с помощью известной ХХ системы). Однотипно много поздних разведывательных усилий всех основных участников холодной войны были попыткой — некоторые из которых были успешными, а некоторые нет — манипулировать представлениями оппонента. Дело Носенко является только наиболее известным из них».

К делу Носенко можно добавить дело Р.Куклинского, полковника польского генштаба, перешедшего на Запад в октябре 1981 г. (Данилов А. Мазурка ... под бой Кремлевских курантов. Спустя 20 лет заговорил высокопоставленный представитель ГРУ в Польше / / Независимое военное обозрение . — 2001. — № 27). Он был правой рукой В.Ярузельского и отвечал за планы введения военного положения в стране. Но это было операцией под названием «Кукловод», целью которой было введение в заблуждение американцев относительно отказа СССР помогать полякам, поэтому Куклинский был двойным советско-американским агентом.

Вышеупомянутая система двойного креста (ХХ — номер комнаты), что имела в виду работу с двойными агентами, оказала помощь и английским шифровальщикам, потому что немцы передавали предоставленные англичанами сообщения без изменений, что позволяло узнавать шифры. Следует подчеркнуть, что сегодня активно проводятся конференции на тему онтологии [7] для разведывательного сообщества.

Еще одним замечанием к путям развития технологий информационной войны является ориентация США на технологическое развитие, которое привело к созданию различных классификаций именно электронной войны. Вообще весь спектр развития можно увидеть по библиографии работ [8] в этой сфере, которая была подготовлена военно-морской школой США. Эта библиография к 2008 г. насчитывала 304 страницы!

Сегодня Р.Шафрански работает с известным футурологом Элвином Тоффлером, который известен по всему миру своим анализом развития будущего. Его классификация развития человечества состоит из трех этапов: аграрного, индустриального и информационного. На каждом этапе главным ингредиентом является разное: земля, потом заводы и фабрики, сегодня — информация. Т.е. переход к информационной войне не является случайностью, а отражает стратегию развития человечества.

И движение военных в сторону когнитивного измерения совпадает с их новыми подходами, опирающимися на лучшее знание мышления врага. Например, в статье 2012 года утверждается следующее: «Стратегическая эмпатия есть способность думать как противник. Это умение выходить из своего ума и входить в головы других. Это то, что позволяет нам понимать, что именно вдохновляет и ограничивает другую сторону». (Shore Z. A sense of the enemy: refocusing prediction in military and foreign affairs / / Joint Force Quarterly. — 2012. — I. 65).

В своей книге «Война и антивойна» Э. Тоффлер приводит примеры того, что наиболее часто используется для воздействия на других (Toffler A. and H. War and anti-war. Survival at the dawn of the 21st century. — London, 1993) :

Обвинения в зверствах,
Гиперболизация ставок,
Демонизация и дегуманизация оппонента,
Поляризация,
Божественные санкции,
Мета-пропаганда, которая дискредитирует пропаганду другой стороны.

Тоффлер также выделяет понятие нишевой войны, потому что сегодня происходит процесс демассификации сообщений.

М.Либицки, который тоже в те далекие времена закладывал основы теории информационной войны[9], в своей последней книге предлагает различать два типа структур за их реагированием на шум (Libicki MC Conquest in cyberspace. National security and information warfare. — Cambridge, 2007). Он называет эти типы базаром и замком. Если базар может свободно реагировать, потому что не боится шума, замок создает специальные защитные механизмы, чтобы не позволить его.

М.Либицки предоставляет следующее достаточно четкое определение понятия информационной войны [с. 20]: «Информационной войной является использование информации для атаки на информацию». Это можно рассматривать как продолжение американского военного взгляда на задачи информационной войны — как на достижение информационных преимуществ над противником.

Тимоти Томас в свое время написал статью о дефектности такого типа задач, которая вошла в его книгу (Thomas TL Cyversilhouettes. Shadows over information operations. — Fort Leavenworth, 2005, см.. Также в книгу о китайской информационной теории и практике — Thomas TL Dragon bytes. Chinese information-war theory and practice. — Fort Leavenworth, 2004). Анализируя ситуацию в Косово, Томас доказывает, что Информационное доминирование является мифом. Например, сербы в ответ спокойно используют телефон и радио для передачи военной информации.

Первой информационной войной считают войну в Персидском заливе 1991 г. [10]. П.Тейлор, который много писал на эти темы и в свое время много консультировал военных, все же больше анализировал пропаганду и работу журналистов на войне (Taylor PM Munitions of the mind. A history of propaganda from the ancient world to the present day. — Manchester — New York, 1995; Moorcraft PL, Taylor PM Shooting the messenger. The political impact of war reporting. — Washington, 2008). Для англичан он был специалистом №1 в этой сфере.

Дж.Аркилла сегодня едва ли не первый американский ученый по вопросам информационной войны. Для корпорации РЭНД он создал американскую информационную стратегию (Arquilla J., Ronfeldt D. The emergence of noopolitik. Toward an American information strategy. — Santa Monica, 1999). А далее каждый его новый текст был прорывом в области осмысления реалий информационного противоборства. Например, это касалось принципов и кибервойны (Arquilla J., Ronfeldt D. Cyberwar is coming! / / In Athena's camp. Preparing for conflict in the information age. Ed. By J. Arquilla, D. Ronfeldt. — Santa Monica, 1997) , и принципов сетевой войны (Arquilla J., Ronfeldt D. The advent of netwar. Ed. by J. Arquilla, D. Ronfeldt. / / Networks and netwars. — Santa Monica, 2001). В последнем случае он сформулировал правило: эффективно работать против сетевой структуры может только сетевая структура, поэтому иерархические структуры, которые принадлежат государству, всегда будут проигрывать сетевым.

Аркилла сформулировал следующие три правила этой борьбы:

Иерархиям трудно бороться с сетями,
Нужны сети, чтобы воевать с сетями,
Тот, кто освоит первые сетевые формы, будет иметь существенные преимущества.

Когда американцы перешли к пониманию того, что они вошли в длительную войну, они стали больше интересоваться операциям влияния, потому возросла необходимость выстраивать отношения с местным населением. Аркилла перечисляет особенности использования операций влияния американскими военными (Arquilla J. Worst enemy. — Chicago, 2008), см.. также целые тома исследований по операциям влияния (Influence warfare. How terrorists and governments fight to shape perceptions in a war of ideas. Ed. by JJF Forest. — Westport — London, 2009; Ideas as weapons. Influence and perception in modern warfare. Ed . by GJ David Jr., TR McKeldin III. — Washington, 2009):

Операции влияния не используются против собственного населения,
Операции влияния не должны использовать ложь,
Влияние на поведение других не базируется только на повторении месседжей, следует еще слушать и уметь делать уступки.

Современное состояние западной учебной (и одновременно академической) литературы по вопросам информационных операций можно увидеть в целой серии пособий, которые были сделаны под редакцией или авторством Л.Армистида (Information operations. Warfare and the hard reality of soft power. Ed. By L. Armistead . — Washington, 2004; Information warfare. Separating hype from reality. Ed. by L. Armistead. — Washington, 2007; Armistead L. Information operations matters. Best practices. — Washington, 2010). Он — австралиец, но книги выходят в США. Вообще англоязычное академическое сообщество является сильнейшим в данной сфере.

Есть еще один аспект, который никогда не поднимается в западной литературе, ибо военные имеют дело исключительно с иностранным противником. Но этот информационно-коммуникативный аппарат создается, опираясь на внутренний опыт, и применяется также внутри страны в политической борьбе. Часто происходит просто взаимозаменяемость терминов, которыми обозначают специалистов в этой сфере. В Великобритании, например, широкое распространение получила специальность спин-доктора, функцией которого является коррекция информационного пространства, если ситуация развивается не так, как планировалось.

Действительно серьезную поддержку военным могут дать результаты когнитивных исследований, которые сегодня массово происходят в США (Lakoff G. Don't think of and elephant. — White River Junction, 2004; Lakoff G. Thinking points. Communicating our American values and vision. — New Yor, 2006; Lakoff G. The political mind. A cognitive scientist's guide to your brain and its politics. — New York etc., 2009; Westen D. The political brain. The role of emotion in deciding the fate of the nation — New York, 2007; Luntz F. Words that work. It's not what you say, it's what people hear. — New York, 2007). Сегодняшние политические психологи, например, могут давать достаточно объективные советы политикам, о чем и как разговаривать с населением. И этот опыт легко может быть перенесен на внешний фронт.

Из числа новых подходов не гуманитарного, а технического плана следует упомянуть проект HAARP, антенны которого стоят на Аляске[11]. Он, оказывается, не только имеет способность продуцировать землетрясения или цунами, но и прерывать любые коммуникации сохранять способность поддерживать коммуникации тогда, когда нигде их уже не будет. Есть также гипотеза о его воздействии на сознание и поведение на больших территориях, что связано с воздействием электромагнитных волн конкретных частот. Кстати, профессор Гордон МакДональд, с именем которого связывают идеи HAARP, вылившиеся в так называемую погодную (климатическую) войну, отвечал, что он не помнит, сколько его работ были засекречены[12].

Единственное замечание, которое здесь может быть, это то, что эти волны могут поддерживать, например, депрессию, но это коммуникация без контента. То есть нам придется выделять два вида коммуникаций: контентную и безконтентую, когда это направление получит или реализацию, или какое-то дальнейшее развитие. Правда, некогда один из высокопоставленных сотрудников КГБ сказал, что во время перестройки по всему периметру СССР стояли соответствующие ретрансляторы (см. также взгляд с российской стороны на эти проблемы [13]).

КОММУНИКАЦИИ:
контентные
безконтентные

Безконтентная коммуникация будет по своему действию напоминать социологическую пропаганду Ж.Еллюля, когда сами контексты жизни подталкивают человека к «правильному» мышлению.

Информационные войны давно заняли достойное место в военной парадигме. Существует инфраструктура соответствующей подготовки специалистов и их место в военной иерархии. Все это случилось на наших глазах, когда пришло новое видение войны, было подсказано новым инструментарием — информационным. Это также совпало со сменой парадигмы войны в целом, выразившаяся в переходе военных и к нелегальным видам оружия, и к более сложной работы с населением. Причем сегодня стало ясно, что важным компонентом победы является не только население вражеской стороны, но и собственное население, потому войны могут выигрываться на поле боя, а проигрываться в сознании людей.

----------

[1] Azfran
[2] Stein
[3] wp_sdsc_378.pdf
[4] Philippe_Baumard
[5] Epistemological warfare/
[6] The epistemology of intelligence, Epistemic modal logic at the cia/
[7] OIC
[8] Jan08 IWall biblio
[9] iwar.org.uk
[10] www.iwar.org.uk, Mind games
[11] HAARP, www.haarp.net, HAARP Mind Weather Control, www.conspiracy-times.com
[12] Gordon J. F.MacDonald, www.aip.org
[13] Система ХААРП. Точки над «i» на примере советского аналога

Георгий Почепцов, доктор филологических наук, профессор

Источник: Mediasapiens

См. также:

Новые тенденции в сфере информационных войн

Просмотров: 1273
Категория: Коммуникация, Психология Другие новости по теме:

Е. Леонтьева, А. Зарицкая. Первый ребенок в тридцать — неожиданные чувства. Диалог двух психологов

Георгий Почепцов. От фонового воздействия до партизанской информационной войны Умберто Эко

А.В. Федоров. Другая война, или Запад есть Запад… Военная тема в западном кинематографе эпохи «холодной войны»

Информационная война: плакаты и листовки Второй мировой войны

Георгий Почепцов. Пятнадцать технологий современной пропагандистской и информационной войны (часть 3)

Георгий Почепцов. Новые варианты информационной войны. Российско-украинский конфликт

Георгий Почепцов. Пять новых направлений трансформации информационной войны: будущие подходы