А. Сокал, Ж. Брикмон. ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ УЛОВКИ

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Люси Иригарей касается в своей работе многих регионов науки – от психоанализа лингвистики до философии науки. Относительно последней, она утверждает, что

Любое знание производится субъектами в данном историческом контексте. Даже если оно стремится к объективности, даже если техники этого знания представляются средствами обеспечения объективности, наука демонстрирует определенные предпочтения, исключения, которые обязательно связаны с полом ученых. (Иригарей 1987а, с. 219).

Такое положение, несомненно, заслуживает более глубокого изучения. Рассмотрим поэтому несколько примеров, которые дает Иригарей для его иллюстрации.

Этот {научный} субъект ныне интересуется ускорением, превосходящим наши человеческие возможности, силой тяготения, переходом по естественным пространствам и временам, преодолением космических ритмов и их регуляции, так же, как и разложением, расщеплением, взрывом, катастрофами и т.д. Эта реальность верифицируется в науках и природе и в гуманитарных науках.

Этот список предполагаемых забот современной науки достаточно произволен и смутен: что означает "ускорение, превосходящее наши человеческие возможности", "переход по естественным пространствам и временам" или "преодоление космических ритмов и их регуляции"? Но продолжение текста еще более странно:

• Если тождественность субъекта определяется у Фрейда через Spaltung, то это слово указывает также на ядерное расщепление. Ницше также воспринимал свое это в качестве атомного ядра, которому угрожает взрыв. Что касается Эйнштейна, то, по моему мнению, единственный вопрос, поставленный им, состоит в том, что он, если учесть его интерес к ускорениям без восстановления электромагнитного равновесия, не дает нам никакого другого шанса, кроме своего Бога. Конечно, он играл на скрипке; музыка поддерживала его личное равновесие. Но что представляет собой для нас эта общая теория относительности, которая стала законом за стенами атомных станций, затрагивая нашу собственную телесную инерцию как условие, необходимое для жизни?

• В астрономии Ривс, идя вслед за американским большим взрывом, описывает мир как взрыв. Откуда берется эта теоретическая интерпретация, столь связанная с множеством известных открытий в других научных областях?

• Рене Том, другой теоретик на стыке науки и философии, больше говорит о катастрофах, возникающих из конфликтов, а не о преумножении поколений, росте, позитивных, то есть природных, притяжениях.

• Квантовая механика интересуется исчезновением мира.

• Ученые сегодня работают со все более незаметными частицами, которые получают определение лишь благодаря техническим инструментам и энергетическим сетям. (Иригарей 1987 а, с. 21 9-220)
  

Рассмотрим эти аргументы более подробно.

• Что касается Spaltung'a, "логика" Иригарей представляется чистой выдумкой: неужели она сама верит в то, что такое языковое совпадение может стать формой обоснования? И если да, то что же оно доказывает?

• О Ницше: атомное ядро было открыто в 1911 году, а атомное расщепление в 1919 г.; возможность цепной ядерной реакции, влекущей взрыв, была теоретически исследована в 1930 годы и получила свою печальную реализацию в 40-е годы. Поэтому в высшей степени маловероятно, чтобы Ницше (1844-1890) мог воспринимать свое эго "в качестве атомного ядра, которому угрожает взрыв". (Что, несомненно, не имеет никакого значения: если бы даже утверждение Иригарей было верным, что из него бы следовало?)

• Выражение "ускорения без восстановления электромагнитного равновесия" в физике не имеет смысла; оно изобретено Иригарей. Само собой разумеется, что Эйнштейн не мог интересоваться этой несуществующей темой.

• Общая теория относительности не имеет никакого отношения к атомным станциям; Иригарей, несомненно, путает ее с частной теорией относительности, которая, конечно, прилагается к атомным станциям, но, за их стенами, и ко многим другим вещам (элементарным частицам, атомам, свету...). Понятие инерции, естественно, входит в теорию относительности, так же, как и в ньютоновскую механику, но он не имеет ничего общего с "телесной инерцией" человеческих существ, если только это выражение вообще имеет смысл¹¹⁶.

• Космологическая теория Большого Взрыва появилась гораздо раньше американской атомной бомбы и не имеет с ней ничего общего. Сегодня эта теория подтверждена многочисленными астрономическими наблюдениями¹¹⁷. Ривс (Reaves), на которого ссылается Иригарей, – это, несомненно, Хьюберт Ривс (Reeves), канадский астрофизик, проживающий во Франции, автор многочисленных научно-популярных книг по космологии и астрофизике.

• В некоторых (весьма спорных) интерпретациях квантовой механики понятие "объективной реальности" в самом деле ставится под вопрос на атомном уровне, но все равно речь не идет об "исчезновении мира".

• Иригарей верно замечает, что субатомная физика изучает частицы, которые слишком малы, чтобы их можно было непосредственно увидеть. Но совершенно непонятно, какое отношение это может иметь к полу ученых. Является ли использование инструментов, направленное на расширение возможностей человеческого восприятия, исключительно "маскулинным"? Положительный ответ на этот вопрос мог бы усилить самые наихудшие из принижающих женщин предрассудков.

Рассмотрим, наконец, еще один аргумент, выдвигаемый Иригарей.

Обладает ли уравнение E=mc² половыми признаками? Возможно, что обладает. Допустим, что она обладает такими признаками в той мере, в какой она ставит скорость света в привилегированное положение по отношению к другим скоростям, в которых мы жизненно заинтересованы. Возможность обнаружения сексуальной подписи у этого уравнения я вижу не в прямом его использовании в ядерных вооружениях, а в том, что оно наделяет привилегированным статусом то, что перемещается с наибольшей скоростью {...} (Иригарей, 1987b, с. 110)

Как бы там ни обстояли дела с "другими скоростями, в которых мы жизненно заинтересованы", эйнштейновское отношение между энергией и массой экспериментально проверено с большой степенью точности, и оно, очевидно, не могло бы выполняться, если бы скорость света (с), была бы заменена какой-то другой скоростью.

Короче говоря, мы полагаем, что культурное, идеологическое и сексуальное влияние на различные научные предпочтения – на изучаемые темы, предлагаемые теории – задает важную тему исследования в истории науки и заслуживает строгого анализа. Но чтобы в конечном счете внести какой-то вклад в это исследование, необходимо серьезно разбираться в изучаемых научных областях. К сожалению, высказывания Иригарей отражают поверхностное понимание сюжетов, которых она касается, и, следовательно, они ничего не привносят в дискуссию.

Механика жидких тел

В эссе, написанном до ""Механики" жидких тел", Иригарей уже развивала свою критику "маскулинной" физики: она, похоже, полагает, что механика жидких тел отстает в развитии по сравнению с механикой твердых тел потому, что твердость отождествляется (ею) с мужчинами, а текучесть с женщинами. (Однако Иригарей родилась в Бельгии, и разве она не знает символ Брюсселя?)

Итак, попробуем подробно проследить за рассуждением Иригарей. Ее эссе начинается буквально следующим образом.

Уже распространяется – с какой скоростью? в каких средах? несмотря на какие препятствия?... – и что они распространялись бы способом, мало совместимым с символическими рамками, создающими закон. А это не могло бы длиться без создания некоторых завихрений, водоворотов, которые следовало бы вновь ограничить твердыми принципами-перегородками, иначе они распространятся до бесконечности. Дойдя до того, что они снесут саму эту третью инстанцию, обозначенную в качестве реального. Нарушение и смешение границ, которое просто необходимо принудить к порядку¹¹⁸.

Необходимо поэтому вернуться к "науке", чтобы задать ей несколько вопросов. {В сноске она отмечает:} Необходимо было бы обратиться к некоторым трудам по механике твердых и жидких тел¹¹⁹. {Затем она продолжает:} Вопрос исторического запоздания разработки "теории" жидких тел и всего того, что из нее следует касательно апории математической формализации. Остается объяснить то, что, вероятно, будет приписано реальному {В сноске она добавляет:} Ср. значение "реального" в "Текстах" и "Семинарах" Лакана.

Итак, если мы рассмотрим свойства жидких тел, мы заметим, что это "реальное" может закрывать немалую часть физической реальности, которая все еще сопротивляется адекватной символизации и/или означает неспособность логики погрузить в своей письмо все черты природы. Подчас необходимо редуцировать некоторые из них, рассматривать их/ее лишь с точки зрения идеального состояния, чтобы они/она не тормозила работу теоретической машинерии.

Но какое распределение ролей поддерживается здесь между языком, всегда подчиненным постулатам идеальности, и эмпирической реальностью, отпавшей от всякой символизации? И как не признать, что с точки зрения этого разрыва, этого разлома, обеспечивающего чистоту логики, язык по необходимости остается мета-"нечто"? И не только в своей артикуляции, произнесении здесь и сейчас субъектом, но еще и потому, что этот "субъект" уже в силу своей собственной структуры, о которой он даже и не подозревает, повторяет нормативные "суждения" о природе, сопротивляющейся такому переписыванию.

И как помешать тому, чтобы само бессознательное "субъекта" порождалось именно в такой форме, даже если оно оказывается редуцированным в его интерпретации через систематику, отмечающую историческую "невнимательность" к жидким телам?

Иначе говоря: какая языковая структурация (языка) не поддерживает долгосрочного сговора между рациональностью и механикой одних лишь твердых тел? (Иригарей 1977, с. 105-106, курсив в оригинале)

Отметим сразу же, что реальность безо всяких кавычек существует; проблема в том, чтобы понять ее. Касательно же механики твердых и жидких тел, утверждения Иригарей нуждаются в определенных замечаниях. С одной стороны, механика твердых тел далека от своего завершения; существует много нерешенных проблем, например, количественное описание разломов. С другой стороны, равновесные жидкости и ламинарные потоки изучены достаточно хорошо. Кроме того, нам известны уравнения (Навье-Стокса), которые описывают поведение жидких тел в многочисленных ситуациях. Главная проблема заключается в том, что эти нелинейные¹²⁰ уравнения с частными производными трудно решать, в особенности, для турбулентных потоков. Но эта трудность не имеет ничего общего с "неспособностью логики", "адекватной символизацией" или "языковой структурацией (языка)". Иригарей, обращая излишнее внимание на логический формализм в ущерб физическому содержанию, принимает здесь эстафету у своего (бывшего) учителя Лакана.

За этими пассажами следует некоторое число примечаний, в которых смешиваются между собой (причем в совершенно невообразимых формах) жидкие тела, психоанализ и математическая логика:

Несомненно, акцент все больше смещается с определения терминов на анализ их отношений (одним из примеров этого служит теория Фреге). Что приводит также к допущению семантики неполных сущностей: функциональных символов.

Но кроме того, что допущенная таким образом в предложение неопределенность подчинена общему порядку следования формального типа – поскольку переменная является таковой лишь в пределах идентичности форм(ы) – главная роль отдается символу универсальности – то есть квантору всеобщности – способы геометрического истолкования которого необходимо внимательно изучить.

Следовательно, "все" – относящееся к х, так же, как и к системе – будет всегда наделять статусом "не все" всякого установления частного отношения, причем этот квантор "все" определяется лишь экстенсиональным образом, который не может обойтись без проецирования на заранее "данный" план-участок, так что все содержащееся в нем оценивается благодаря границам точечного типа¹²¹.

Место будет таким образом распланировано и очерчено, чтобы просчитывать каждый раз по квантору "все", так же, как и квантор "все", относящийся к системе. Если только не давать ему расширяться до бесконечности, что априорно сделало бы невозможным всякую оценку истинности, значения переменных и их отношения.

Но где это место – дискурса – обнаружит свое "больше, чем всё", необходимое, чтобы иметь возможность формализовать и оформить самого себя? Систематизироваться? И не возвратиться ли это большее, чем все – из своего отрицания, вытеснения – в по-прежнему теологических формах? Так что останется выписать их отношение к "не всему" в форме Бог и женское наслаждение.

В ожидании этих божественных находок неженщина будет служить (лишь) проективным планом, обеспечивающим целостность системы – выходя при этом за пределы ее "больше, чем всего", – геометрической поддержкой для оценки "всего" в расширении каждого из ее терминов, включая все еще неопределенные, оценки каждого из затвердевших и зафиксированных интервалов между определениями этих понятий в языке и возможности установления частного отношения между ними. (Иригарей 1977, с. 106-107, курсив в оригинале)

Далее Иригарей снова возвращается к механике жидких тел:

То, что в экономии жидких тел не подвергнется истолкованию – например, сопротивление твердым телам – в конечном счете будет отдано на долю Бога. He-рассмотрение свойств реальных жидких тел – внутренних трений, давлений, движений и т.д., то есть особой их динамики – приведет к тому, что реальность, приобретая в математизации жидких тел их идеальные характеристики, будет возвращена Богу.

Или даже так: исследования в области чистой математики позволят провести анализ жидких тел лишь в отношении ламеллярных планов, соленоидных движений (потока, следующего некоей оси), точек-источников, точек-колодцев, точек-водоворотов, которые лишь приблизительно соответствуют реальности. Оставляя остаток. И так до бесконечности: центр всех этих "движений", соответствующий нулю, предполагает бесконечную, то есть физически недопустимую, скорость. Эти "теоретические" жидкие тела, несомненно, окажут прогрессивное влияние на технику анализа, в том числе и математического, потеряв при этом всякое отношение к реальности тел.

Что из всего этого следует для "науки" и психоаналитической практики? (Иригарей 1977, с. 107-108, курсив в оригинале)

В этом отрывке Иригарей показывает, что она не понимает роли приближений и идеализации в науке. Прежде всего, уравнения Навье-Стокса являются приближениями, допустимыми лишь на макроскопическом уровне (или, по крайней мере, на уровне выше атомов), поскольку они рассматривают жидкое тело в качестве континуума, пренебрегая его молекулярной структурой. А поскольку сами эти уравнения решаются с трудом, исследователи пытаются с самого начала изучать их в идеализированных ситуациях, применяя более или менее надежные приближения. Но тот факт, например, что в центре точки-водоворота мы получаем бесконечную скорость, говорит о том, что в данном случае такое приближение нельзя принимать абсолютно всерьез, что было очевидно с самого начала рассуждений, поскольку применяемый метод дает результат лишь при учете размеров, больших размера молекул. В любом случае ничего тут Богу не отдается; просто на долю будущих поколений остаются определенные научные проблемы.

И наконец, непонятно, какое отношение, если не чисто метафорическое, механика жидких тел может иметь к психоанализу. Если завтра кто-то предложит удовлетворительную теорию турбулентных движений, как это открытие коснется наших теорий человеческой психологии?

Можно было бы привести и другие цитаты Иригарей, но читатель, возможно, уже совсем потерялся в них (мы тоже). Иригарей завершает свое эссе, успокаивая нас:

И если, случаем, у вас появилось впечатление, что вы не все поняли, быть может, вам стоить открыть свои уши тому, что касается вас настолько, что ваша рассудительность приходит в замешательство. (Иригарей 1977, с. 116)

Короче говоря, Иригарей не понимает природы физических и математических проблем, которые существуют в механике жидких тел. Ее речь основана лишь на смутных аналогиях, которые к тому же смешивают теорию жидких тел с ее весьма метафорическим использованием в психоанализе. Кажется, что Иригарей осознает эту проблему, когда она отвечает:

А если нам возразят, что поставленный в такой форме вопрос слишком зависит от метафор, можно будет просто ответить, что, скорее уж, он отказывается от привилегированного положения (как будто бы твердой) метафоры по отношению к метонимии (которая частично связана с жидкими телами). (Иригарей 1977, с. 108)

Увы, но этот ответ никоим образом не выходит аналогиями за пределы речи.

Математика и логика

Как мы видели, Иригарей тяготеет к сведению проблем физических наук к играм с математической формализацией и языком. К сожалению, ее познания в математической логике столь же поверхностны, сколь и в физике. Один из примеров этой поверхностности дан в ее известном эссе "Наделен ли субъект науки половыми признаками?". После весьма специфического описания научного метода Иригарей продолжает следующим образом:

Эти характеристики показывают изоморфизм сексуальному воображаемому мужчины, которое должно строго маскироваться. "Наш субъективный опыт или наши чувства убежденности никогда не могут оправдывать никакое высказывание", – утверждает эпистемолог науки.

Необходимо добавить, что все открытия должны выражаться в правильно оформленном языке, то есть в осмысленном языке. А это означает – выражаться в символах или буквах, которые замещают собственные имена, которые отсылают к объектам, находимым только внутри теории, то есть они не отсылают ни к какому лицу или объекту в реальном мире или реальности. Ученый входит в выдуманный универсум, который непонятен для того, кто ему непричастен. (Иригарей 1985, с. 312, курсив в оригинале)

Здесь мы снова обнаруживаем непонимание Иригарей роли математического формализма в науке. Неверно, будто бы все понятия научной теории "отсылают к объектам, находимым только внутри теории". Напротив, некоторые теоретические понятия должны соответствовать чему-то в реальности – иначе это была бы уже не наука – и, следовательно, универсум ученого населен не одними лишь выдумками. И, наконец, и реальный мир, и объясняющие его научные теории не являются абсолютно непонятными для неспециалистов; во многих случаях можно найти хорошие научно-популярные книги.

Продолжение текста представляет из себя смесь педантства и непроизвольных чудачеств:

• Знаки, образующие термины и предикаты:

  + или образование нового термина¹²²;
  = обозначает свойство через эквивалентность или замену;
  Î : принадлежность определенному множеству или миру;

• квантификаторы (а не квалификаторы):

  £    ³ ;
  квантор всеобщности;
  квантор существования, подчиненный, как показывает его наименование, порядку исчисления.

  Если речь идет о семантике неполных сущностей (Фреге), функциональные символы являются переменными в пределах тождественности форм синтаксиса, причем главная роль отводится символу универсальности и квантору всеобщности.

• связки:

  отрицание: Р или не Р¹²³;
  конъюнкция: Р или Q¹²⁴;
  дизъюнкция: Р или Q;
  импликация: Р влечет Q;
  эквиваленция: Р эквивалентно Q;

Итак, не существует знака:

• неколичественного различия;
  
• взаимности (если только не относительно одного и того же свойства или одного и того же множества);
  
• обмена;
  
• текучести. (Иригарей 1985, с. 312-313, курсив в оригинале)

Отметим сперва, что Иригарей смешивает логическое понятие квантификации с обыденным использованием приблизительно того же слова (когда говорится о том, что какую-нибудь вещь нужно посчитать или присвоить её номер). Квантификаторы в логике – это "для всякого" (квантор всеобщности) и "существует" (квантор существования). Например, "х любит шоколад" – это утверждение о некотором индивиде х; квантор всеобщности преобразует его в форму "для всякого х {из некоторого предполагаемого известным множества} верно, что х любит шоколад", тогда как квантор существования преобразует его в "существует по крайней мере один х {из некоторого предполагаемого известным множества} такой, что х любит шоколад". Это, очевидно, не имеет никакого отношения к числам, так что предполагаемая оппозиция между "квантификаторами" и "квалификаторами" не имеет смысла.

Кроме того, символы " £ " (меньше или равно) и " ³ " (больше или равно) не являются квантификаторами. Они относятся к квантификации в ее обыденном значении, а не к квантификации в логике.

С другой стороны, никакая "главная роль" не отводится квантору всеобщности. Напротив, между кванторами всеобщности и существования наличествует полная симметрия, и любое предложение, использующее один из них, может быть преобразовано в логически эквивалентное ему предложение, использующее другой (по крайней мере, в классической логике, о которой Иригарей будто бы говорит)¹²⁵. Это самый элементарный факт, о котором рассказывают во вводных курсах по логике; странно, что Иригарей, которая столько говорит о математической логике, может о нем ничего не знать.

Наконец, ее утверждение о том, что не существует знака (или, что более важно, понятия) неколичественного различия, неверно: в математике существует много объектов, отличных от чисел – множества, функции, группы, топологические пространства и т.д. – причем, если мы говорим о каких-нибудь двух таких объектах, мы можем сказать, тождественны они или различны. Условный знак равенства (=) используется для обозначения их тождества, а условный знак неравенства ( ¹ ) – для различия.

Немного далее в том же самом эссе Иригарей претендует на разоблачение принижающих женщин хитростей, обнаруживаемых в самом основании так называемой "чистой" математики:

В теории множеств математические науки интересуются открытыми и закрытыми пространствами, бесконечно большим и бесконечно малым¹²⁶. Они почти совсем не уделяют внимания вопросу приоткрытого, нечетких множеств, всего того, что рассматривает проблему краев, взаимопереходов, флуктуации между одним порогом конечных множеств и другим. Даже если топология упоминает все эти вопросы, почему она ставит большее ударение на том, что закрывается на самом себе, а не на том, что остается безо всякой возможной кругообразности? (Иригарей 1985, с. 315, курсив в оригинале)

Эти высказывания весьма туманны: "приоткрытое", "взаимопереходы", "флуктуации". О чем она говорит? Кроме того, "проблемой" границ не пренебрегают – уже в течение целого века она находится в центре алгебраической топологии¹²⁷, тогда как "многообразия с границей" активно изучаются в дифференциальной геометрии на протяжении более пятидесяти лет. И, last but not least, какое все это имеет отношение к феминизму?

К нашему великому удивлению, мы обнаружили вышеприведенную цитату в одной книге, недавно опубликованной в Соединенных Штатах. Автор, американская преподавательница математики, чья цель состоит в привлечении большего количества молодых девушек в науку – и эту цель мы разделяем – цитирует рассматриваемый текст Иригарей, давая ему положительную оценку, и продолжает следующим образом:

В контексте, заданном Иригарей, мы можем видеть противостояние, с одной стороны, линейного времени математических вопросов правил пропорциональности, формул расстояния и линейных ускорений, а с другой – циклического времени, которое управляет опытом менструального тела. Будет ли для женского тела-духа очевидным то, что интервалы обладают пределами в виде точек, что парабола жестко делит плоскость, и что линейная математика, преподаваемая в школе, описывает мир интуитивно ясным образом¹²⁸? (Дамарен 1995, с. 252)

Такие высказывания мы находим просто удивительными: неужели можно всерьез полагать, что женская сексуальность не позволяет студенткам понять элементарные понятия геометрии? Если это так, то оправдаются самые худшие предрассудки, касающиеся допущения женщин к научным исследованиям. С такими друзьями (подругами) феминистское движение не нуждается во врагах.

Похожие идеи можно найти и у самой Иригарей. Действительно, ее научные заблуждения связаны с более общими философскими взглядами, которые, как предполагаются, подкрепляются ими. Основываясь на идее, согласно которой наука "маскулинна", она отвергает "веру в независимую от субъекта истину" и советует женщинам

не подписываться под существованием нейтральной универсальной науки и не присоединяться к этой науке, к которой женщины должны были бы с мучениями пробираться и которой они изводят себя и других женщин, превращая науку в новое сверх-Я. (Иригарей 1987а, с. 218)

Эти утверждения, очевидно, весьма спорны¹²⁹. Необходимо отметить, что такие высказывания Иригарей сопровождаются другими, более утонченными, например: "Истина всегда кем-то производится. Это не значит, что она не содержит доли объективности"; "Всякая истина частично имеет относительный характер"¹³⁰. Проблема в том, что мы не знаем, что же в действительности она стремится сказать и как она сама собирается решать все эти противоречия. Корни науки, быть может горьки, но зато плоды ее сладки. Говорить, что женщины должны были бы "с мучениями" пробираться к универсальной науке – это значит инфантилизировать их. Связывать рациональное и объективное с маскулинным, а субъективное и эмоциональное с феминным – это значит повторять самые отвратительные шаблоны сторонников господства мужчины над женщиной. Говоря о сексуальном "становлении" женщиной, Иригарей пишет:

Но каждый момент этого становления обладает своей собственной, вероятно, циклической, темпоральностью, связанной с космическими циклами. То, что женщины так хорошо чувствовали угрозу со стороны чернобыльской катастрофы, происходит из этой неразрывной связи их тел со вселенной¹³¹. (Иригарей 1987а, с. 215)

Тут происходит откровенное соскальзывание в мистицизм: космические циклы, связь со вселенной, о чем вообще идет речь? Ограничивать женщин пределами элементарного биологического существования, целиком сводящего их к их сексуальности, менструации и другим космическим или некосмическим циклам – это значит восставать против всего того, чего добилось феминистское движение за эти последние десятилетия. Тут и до королевы Виктории недалеко, а Симона де Бовуар – та уж точно перевернулась в гробу.