А. Ф. Лосев. ОЧЕРКИ АНТИЧНОГО СИМВОЛИЗМА И МИФОЛОГИИ

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

10. "МЕНОН" (УЧЕНИЕ О ПРИПОМИНАНИИ)

В особенности недостаток диалектики сказывается в той третьей (и уже последней) точке зрения, которую проводит Платон в области трансцедентальной философии. До сих пор был дан 1) трансцедентальный анализ стихии знания. Было показано, как знание связывает опытную чувственную сферу и как синтезируется с ним в новую, совершенно особую "эротическую" сферу. 2) Далее, было трансцедентально показано, как не только в знании, но и в бытии царит то же самое взаимоотношение между смысловой и чувственной сферой. Тут тоже мы получили, в конце концов, синтез в понятии становящейся "причины", делающий понятным периодическое порождение "тел" и "перевоплощение" душ. Естественно возникает вопрос: нельзя ли объединить и эти сферы между собою? Ведь до сих пор мы применяли трансцедентальный метод или только в сфере знания, или только в сфере бытия. Как будто бы ничто не мешает применить трансцедентальную методику и к области взаимоотношения знания и бытия. Раз трансцедентальный метод вообще никаких категорий не выводит, а только связывает уже готовые категории в их общую стихию становления, то почему же нельзя теперь задаться вопросом о трансцедентальном объединении знания и бытия? Почему не дать трансцедентальный синтез и этих категорий, конечно не переходя ни в область феноменологии, ни в область диалектики? Трансцедентальный метод проведен в "субъективной" сфере "чистого чувства" и в "объективно-предметной" сфере "организма". Каковы же результаты его в анализе понятия "искусства", той сферы, где и "чувство" и "организм" слиты в нечто единое, что сразу является и тем и другим, и где "чувство" дано как объективный и природный "организм", а организм дан как "субъективное" чувство? Разумеется, было бы странно, если бы Платон не использовал этой позиции. Она так естественна и так возникает сама собой... Платон использовал и ее. И вот что мы тут находим.

Трансцедентальная философия должна объединить знание (Эрос) и бытие {"сущность"). Это значит, что она должна перейти к какой-то категории, которую она, по своему обыкновению, не выведет, но возьмет уже готовой, и с точки зрения которой она покажет, как в ней объединяются и знание и бытие. Таким образом, если брать всю эту концепцию в расчлененном виде, то мы получим: 1) "знание", построенное не само по себе, но уже в связи с "бытиём", в зависимости от "бытия", 2) "бытие", построенное не само по себе, но уже в связи с "знанием", в зависимости от "знания", и 3) то единое и цельное, в чем и "знание" и "бытие" отождествляются.

а) В первом направлении мы находим у Платона знаменитое учение о припоминании. Его мы косвенно уже касались в связи с другими проблемами. Теперь мы должны обсудить его как таковое и проанализировать его систематическое место в платоновской философии.

Впервые оно изложено в "Меноне". Тут оно демонстрировано на известном эксперименте с мальчиком, научившимся геометрии. Платоновский Сократ предлагает мальчику фигуру квадрата, каждая сторона которого равна 2 футам и, след., площадь – 4 кв. футам, и просит сказать, чему будет равна сторона квадрата, вдвое большего, чем данный. Мальчик сначала отвечает, что и сторона удвоенного квадрата должна быть удвоенная. Сократ удвояет сторону данного квадрата и строит на ней новый квадрат. Оказывается, что площадь его не 8, но 16 кв. футов. Тогда Сократ проводит в данном квадрате диагональ. Оказывается, что квадрат, построенный на этой диагонали, и есть искомый квадрат в 8 футов (82а – 85b). Все это подтверждает и мальчик. "Ну, как тебе кажется? Произнес ли он какое-нибудь не свое мнение? Нет, все его. Однако он не знал же, как мы говорили недавно... И между тем эти мнения были-таки у него или нет? Были. Следовательно, у человека, который не знает того, чего может не знать, есть верные понятия о том, чего он не знает... И теперь они вдруг порождаются у него как сновидение. Если же кто-нибудь начнет часто и различным образом спрашивать его о том самом предмете, то согласись, что, наконец, он, без всякого сомнения, будет знать о нем ничем не хуже другого... Поэтому будет знать, не учась ни у кого, а только отвечая на вопросы, т.е. почерпнет знание в самом себе... Но почерпать знание в самом себе не значит ли припоминать? Конечно. И припоминать не то ли знание, которым он обладает теперь, которое приобрел когда-то или имел всегда?.. Так не очевидно ли, что, не получив их в настоящей жизни, он имел и узнал их в какое-то другое время?.. И не то ли это время, когда он не был человеком? Если же в то время, когда он был, но не был человеком, долженствовали находиться в нем истинные мнения, которые, будучи возбуждаемы посредством вопросов, становятся познаниями, то душа его не будет ли познавать в продолжение всего времени? Ведь явно, что она существует всегда, хотя и не всегда человек... А когда истина сущего всегда находится у нас в душе, то не бессмертна ли душа, так что, не зная теперь, т.е. не припомнив чего-нибудь, ты должен смело решиться исследовать и припоминать" (85b-86b).

Этот ход мыслей нам уже знаком, и явные черты натурализма в нем мы уже отметили. Но не это сейчас важно. Важно, что тут мы находим постановку и частичное решение вопроса об отношении знания и бытия. Раз между знанием и бытием возможен синтез, и знание и бытие как-то должны преобразиться в свете этого синтеза. Тут мы и видим, как модифицируется знание под действием такого синтеза. Именно, оно трактуется как припоминание. Оно получает предметный урок, и этот предмет отражается на нем, творчески воспроизводится в нем. Быть может, здесь наиболее выпукло представлено основное задание трансцедентального метода. Все понимать как осмысленное через категорию – демонстрировано тут очень ярко, и трансцедентальное а priori выражено с наибольшей силой. Реальное познавание бытия возможно только благодаря наличию априорных форм. Априорные формы "делают возможным" познание, "связывают" текучую и алогическую действительность, дают "форму" алогическому материалу чувств.

b) Любопытно, что, несмотря на свою явную натуралистически-мифологическую природу, учение о знании как припоминании в "Меноне" носит все черты сознательно чистого и логического трансцедентализма, и Платон сам не раз это подчеркивает. Он пишет: "Если же душа, будучи бессмертною и часто рождаясь, все видела и здесь и в преисподней, так что нет вещи, которой бы она не знала, то неудивительно, что в ней есть возможность припоминать и добродетель, и другое, что ей известно было прежде. Ведь так как в природе все имеет сродство и душа знала все вещи, то ничто не препятствует ей, припомнив только одно, – а такое припоминание люди называют наукою, – отыскивать и прочее, лишь бы человек был мужествен и не утомлялся исследованиями" (81cd). Другое место – о Дедаловых статуях – мы уже приводили. Но в нашем контексте оно звучит совсем кантиански и даже кантовски. "...Истинные мнения – прекрасное дело и производят все доброе, пока бывают постоянны. Но они не хотят долго оставаться неизменяемыми. Они убегают из человеческой души и потому неценны, пока кто-нибудь не свяжет их размышлением о причине. А это... и есть припоминание" (97е – 98а). Таким образом, как ни важна для Платона мифологическая сторона дела, он все же свое "припоминание" понимает и чисто логически, т.е. трансцедентально-логически. Припоминание для него есть истинное мнение, т.е. нечто уже содержащее в себе синтез знания и доксы, соединенное, кроме того, с "рассуждением о причине". После вышеизложенного мы можем понять в данном месте "припоминание" именно так. В контексте учения о припоминании соединение "причины" с доксой не есть просто наложение рассудочных и разумных форм на чувственность, но и конструирование для знания его объективной предметности. Так модифицируется знание под воздействием синтеза знания и бытия.