Дж. Фурст. НЕВРОТИК: ЕГО СРЕДА И ВНУТРЕННИЙ МИР

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Рядовому человеку нетрудно будет понять, что идеи не являются биологически врожденными и не формируются мозгом из какой-то внутренней сущности. Однако данная работа не имеет целью исследование идей как таковых. Мы занимаемся изучением формирования личности невротика, и перед нами встает вопрос, каково при этом значение идей и каково их отношение к другим элементам личности. Очень просто доказать, что идеи – это отражение внешних, несубъективных факторов. Но являются ли идеи управляющим элементом в личности?

Этот вопрос возникает потому, что при первом же общении с невротическими больными мы видим, что их главные трудности связаны не с абстрактными идеями и не с пониманием интеллектуальных задач. Многие невротики очень хорошо оправляются с преподаванием, исследовательской работой и другими видами интеллектуальной деятельности, но в то же время тщетно борются с личными затруднениями явно эмоционального характера. Беспокойство, вызванное противоречивым эмоциональным состоянием невротика, нередко представляет собой разительный контраст с его интеллектуальной деятельностью, часто отличающейся высоким культурным уровнем.

Поэтому невротик обычно обращается к нам с жалобами преимущественно эмоционального характера. Он чувствует себя несчастным. Он слишком чувствителен, и другие люди легко выводят его из состояния душевного равновесия. У него может быть чувство собственной неполноценности; он слишком часто обижается или раздражается; его могут терзать страхи, которыми он не в состоянии управлять и которые, как он сам знает, являются неразумными.

Оказывается, далее, что различные чувства невротика сильнее его интеллектуальных убеждений. При столкновении эмоций с интеллектом чувства у него часто побеждают. Невротик видит, что он испытывает страх в обстановке, когда, как он знает, никакой объективной опасности не существует; гнев может полностью овладеть им, даже если он знает, что его гнев не оправдан или что было бы лучше в данной обстановке сохранить спокойствие. Невротик может годами бороться с непонятной привязанностью к человеку или зависимостью от него, хотя тот, как это известно невротику, совершенно ему не подходит или даже оказывает на него пагубное влияние. У него наблюдаются сильные, эмоционально окрашенные стремления делать то, что, как он сам понимает, является неправильным или вредным; его чувства часто вынуждают его делать то, что он сам считает бессмысленным, ненужным или пагубным.

Хотя клиническая практика дает почти бесчисленное количество примеров очевидной власти эмоций невротика над его интеллектом или абстрактными рассуждениями, это явление свойственно не только людям, страдающим неврозом. He-невротик также может обнаружить, что в определенных условиях его чувства одерживают верх над его волей и над его пониманием.

Если судить по внешним проявлениям, то определяющие элементы в личности по своему характеру не интеллектуальны и не концептуальны, а состоят скорее из значительных эмоциональных сил, обладающих способностью подавлять интеллект. Природа эмоций и их отношение к побуждениям, абстрактному мышлению, практическому поведению и объективному миру – все это составляет решающую проблему для психологии как нормальных, так и анормальных людей.

На основании указанных наблюдений над поведением невротика в классической психиатрии и во всех школах психоанализа считается общепринятым, что неврозы – это болезни эмоциональной сферы. Наряду с этим выдвигалось утверждение, что эмоции имеют преобладание над интеллектом и что они-то и составляют главные движущие силы человека. Существуют две тесно связанные между собой теории, пытающиеся это объяснить.

Многие ученые, придерживающиеся первой теории, рассматривают эмоции как продукт животного начала человеческой природы. Поэтому эта школа мысли считает, что эмоции происходят непосредственно из биологических потребностей и структуры нашего организма. В эмоциональных реакциях животных эта школа видит прямую параллель с эмоциями людей и объяснение последних.

Данная биологическая точка зрения наиболее последовательно была развита Фрейдом. Согласно его теории, наши желания, побуждения и чувства проистекают от инстинктов жизни и смерти, которые сами непосредственно порождаются первичными характерными свойствами протоплазмы, этого вещества жизни.

Здесь нет необходимости возвращаться к критике теории инстинктов, поскольку проблема соотношения между биологическими потребностями и чувствами уже рассматривалась в главе II. В данном случае достаточно констатировать, что главная ошибка Фрейда заключалась в попытке свести сложные, социально обусловленные эмоции людей к реакциям, происходящим на чисто биологическом уровне. Кроме того, все виды и аспекты психической деятельности человека, включая эмоции, свойственны только людям, так как наша психика есть продукт нашего социального опыта. Мы не можем исследовать чувства гнева у людей, изучая проявления гнева у животных. Поскольку животные не имеют ничего равноценного нашим социальным отношениям, они также не испытывают чувства гнева, как мы его понимаем. Гнев человека качественно отличен от реакции ярости у животных, потому что наш гнев, как и другие чувства, является отражением социальных условий, которые отсутствуют в жизни животных.

Человеческие эмоции нельзя рассматривать как биологические, или инстинктивные, реакции – они относятся к категориям социально обусловленных реакций.

Параллельно с животной, или инстинктивной, теорией эмоций развивалась близкая ей гипотеза о том, что чувства зародились раньше и они примитивнее, чем интеллектуальная деятельность. Ввиду того, что чувства старше, они являются более "основными", а, следовательно, и более сильными, чем рациональная и интеллектуальная деятельность.

Нет фактически какого-либо основания полагать, что первыми возникли у человека эмоции, а интеллектуальная деятельность появилась позже. Еще никто не открыл общество таких людей, которые, на какой бы низкой ступени культуры они ни находились, могли бы чувствовать, но не были бы способны думать. В действительности и эмоции и интеллектуальная деятельность порождались одновременно непрерывно меняющимися условиями человеческого существования. Новые типы интеллектуальной деятельности людей явились результатом их практической деятельности в условиях совместного труда и постоянно расширяющейся потребности изучения новых сторон природы. Одновременно с этим и в связи с постоянными изменениями социальной и классовой организации людей соответственно развились и новые виды эмоций. Например, романтическая половая любовь между мужчинами и женщинами в том виде, в каком мы ее знаем, не существовала среди многих первобытных народов¹. Патриотизм, или любовь к своей стране, не существовал во времена феодализма; он является специфическим продуктом появления больших национальных государств. Чувства, вызываемые конкурентной борьбой между людьми, очевидно, не существуют у народов, живущих в условиях первобытно-общинных отношений².

Наивно было бы считать, что более старое и примитивное сильнее того, что более ново и менее примитивно. Если бы новое не было сильнее старого, оно никогда бы не получило развития. Изучение процесса эволюции показывает, что более ранние, проще и примитивнее организованные животные постоянно вытеснялись более поздними и сложнее организованными животными, которые являются также и более сильными. (Под силой здесь понимается не грубая физическая сила, а способность господствовать над окружающей средой.) Так, пресмыкающиеся заняли место амфибий, млекопитающие в свою очередь вытеснили пресмыкающихся, а более просто организованные млекопитающие уступили место более высокоразвитым представителям этого класса.

Представление о том, что эмоции сильнее и примитивнее интеллекта, происходит из весьма старой теории, согласно которой эмоции – продукт более древних и примитивных отделов мозга, а именно таламуса, гипоталамуса и ядер мозгового ствола. Считалось, что именно в этих более древних отделах головного мозга человека зарождаются чувства, тогда как мышление связано с филогенетически самым новым отделом центральной нервной системы, с корой мозговых полушарий.

Эта теория, согласно которой эмоции являются результатом деятельности подкорковых зон мозга, главным образом гипоталамической области, имеет своими истоками многочисленные наблюдения, проведенные Гольтцем, Вудвортсом, Шеррингтоном и другими экспериментаторами³. Они показали, что, когда кора головного мозга специальной операцией отделялась от гипоталамуса, подопытные животные обнаруживали реакции гнева и ярости; у животного функционировал только гипоталамус, а кора головного мозга больше не действовала. В таких условиях или при непосредственном раздражении гипоталамуса электрическим током животные обнаруживали ярко выраженные, сильные реакции ярости и страха.

У людей с мозговыми поражениями, имеющими место близ гипоталамической области, также обнаруживаются видимые изменения эмоционального характера. У них в результате легкого раздражения наблюдаются периоды насильственного смеха или плача.

С превосходной критикой этих экспериментов с гипоталамусом выступил Массерман, который для подтверждения своих выводов провел ряд экспериментов⁴.

Эксперименты Массермана ясно показали, что гипоталамус координирует и, возможно, усиливает нервные импульсы, вызывающие некоторые кишечные сокращения, изменение сердцебиения и другие реакции организма, сопутствующие состоянию страха и ярости. Однако его эксперименты свидетельствуют о том, что эти нервные импульсы зарождаются не в самом гипоталамусе, но исходят из различных областей коры головного мозга. Массерман нашел, что животное сохраняет способность обычных реакций страха и гнева даже тогда, когда его гипоталамус значительно поврежден экспериментальными операциями. Другими словами, наличие и функционирование гипоталамуса не является обязательным для эмоциональных реакций.

В одном из экспериментов Массерман вживлял небольшие электроды в гипоталамус кошки, и через 8-10 дней, когда кошка оправилась после операции, оказалось возможным непосредственно вызвать раздражение гипоталамуса с помощью импульсов, даваемых через эти электроды. Когда это было сделано, кошка вела себя так, как будто была приведена в ярость. Спина ее выгибалась дугой, она шипела и махала хвостом, зрачки ее глаз при этом расширялись и шерсть на шее становилась дыбом. Все это – типичные проявления ярости у кошек. Но при всех внешних признаках ярости кошка мурлыкала, когда ее гладили, ела, когда ее кормили, и проявляла половые реакции в присутствии желаемой особи другого пола. Другими словами, при раздражении гипоталамуса электрическим током кошка не испытывала ни гнева, ни страха. Организм кошки только внешне проявлял реакции ярости или страха, но соответствующих эмоций она не испытывала. Это легко было подтвердить, показав той же кошке рычащую собаку, то есть воздействуя на кору головного мозга кошки. Кошка сразу же переставала мурлыкать, есть, прекращала половую активность и всецело занялась собакой. Страх перед собакой был подлинной эмоцией, которую кошка испытывала, тогда как при раздражении гипоталамуса электрическим током кошка только казалась разъяренной.

Следовательно, эксперименты свидетельствуют, что даже у кошки подлинные эмоции тесно связаны с корой головного мозга, самой молодой его частью. Настоящие эмоции по своей природе не являются подкорковыми, и они могут появляться даже в том случае, когда гипоталамус в значительной степени поврежден, а его нервные связи с остальными отделами мозга нарушены. В этом последнем случае, однако, мышечные и кишечные реакции, сопутствующие эмоциональному состоянию, не так хорошо координированы, как у нормального животного. Эксперименты показывают, что подлинные эмоциональные реакции предполагают наличие функционирующей коры головного мозга, что эмоции берут свое начало именно в коре и только потом передаются в другие отделы мозга. Эмоции могут иметь место и при отсутствии нормального функционирующего гипоталамуса.

Почти бесчисленные опыты показали, что химические инъекции и другие приемы также не могут вызвать эмоциональных реакций⁵.

Теоретически можно было бы ожидать таких результатов. Если бы удалось вызвать определенную эмоцию путем химической инъекции, это могло бы нарушить известные характерные особенности психических процессов. Эмоция – это не просто электрохимическая реакция мозга, а определенный процесс, который имеет отношение как к стимулирующим его событиям внешнего мира, так и ко всем другим процессам, имевшим место в данном, конкретном мозгу в прошлом и настоящем. Эмоция внутренне противоречива и порождается тем опытом, который приобрел человек в своем общении с внешним миром. Поэтому невозможно воспроизвести все эти отношения и условия с помощью химического вещества или сводить процесс эмоции к физико-химическим процессам. Если мы так сделаем, речь будет идти уже не об эмоции как едином целом.

Зная это, мы теперь можем понять, почему более тщательное наблюдение за людьми, страдающими расстройством подкорковых центров, показывает, что эти люди не испытывают подлинных чувств во время приступа болезни. Насильственный смех не приносит удовольствия, а насильственный плач не является следствием печали⁶.

Теперь мы можем с более правильных позиций подойти к проблеме отношения между мышлением и чувством.

Представим себе человека, прогуливающегося по улице в прекрасном расположении духа. Далее, вообразим, что возникает опасная ситуация, например что-то должно упасть со здания на тротуар. Однако наш прохожий не замечает опасности и поэтому продолжает пребывать в приятном настроении, не испытывая чувства страха. Ясно, что эмоция страха появится только в том случае, если человек сообразит, какова обстановка, и оценит ее как опасную. Хотя этот пример относительно прост, но рассмотрение любой другой обстановки, вызывающей эмоцию, покажет то же самое. Более сложным примером может служить такой случай в обществе, когда на человека нападают и осмеивают его так тонко, что ему не сразу становится понятным, что произошло. При таких условиях эмоциональная реакция не наступит; между тем, даже спустя несколько дней или месяцев, когда человек обдумает случившееся и поймет, что, собственно, произошло, он может почувствовать себя задетым и рассердиться.

Другими словами, эмоциональные реакции и чувства возникают в результате нашего восприятия и суждения о вещах или ситуациях. Мы эмоционально реагируем на обстановку в соответствии с нашим пониманием и суждением.

Следовательно, все эмоции имеют интеллектуальное содержание. "Чистая" эмоция – эмоция без какой-либо интеллектуальной, или рациональной, основы – невозможна.

Не может также быть, чтобы, обладая интеллектуальным пониманием, развившимся под влиянием общества, мы в то же время отвечали бы первичными, примитивными эмоциональными реакциями на какую-либо ситуацию, возбуждающую наши чувства. Если считать, что сама эмоция – продукт и показатель социально обусловленных и приобретенных оценочных суждений, то очевидно, что врожденная "эмоциональная" реакция не существует. Без такого суждения нет эмоции, а сам тип суждения определяет соответствующий тип эмоции.

Хотя и кажется, что эмоции контролируют наше мышление и управляют им, между мышлением и чувствами фактически нет антагонистического противоречия. Эти два психических процесса являются взаимосвязанными внутренне противоположными проявлениями того процесса, благодаря которому мир отражается в нашем сознании и познается нами. Термин "слепой гнев" как будто указывает на то, что эмоциональный процесс, по крайней мере временно, подавляет и выключает наш разум. В действительности, однако, если бы мы не понимали сложившейся ситуации, она не вызвала бы у нас слепого гнева; термин "слепой гнев" указывает лишь на то, что мы вполне понимаем ситуацию и что она вызвала реакцию с нашей стороны.

В самом деле, эмоции являются столь неотъемлемым элементом понимания, что, если человек не обнаруживает соответствующей эмоциональной реакции на определенную обстановку, мы можем безошибочно судить о том, что он ее не понял. Например, если человек, обычно чувствительный к проявлениям грубости, не приходит в негодование при виде грубого поступка, то это значит, что он не понял подлинного характера этого поступка.

Далее, если в процессе развития душевной болезни человек старательно борется со своими эмоциональными реакциями и ему удается стать эмоционально нечувствительным, то конечным результатом неизбежно будет нарушение способности суждения и понимания.

Эмоциональная реакция указывает на то, что индивид принимает непосредственное и личное участие в данной ситуации. То, что нас мало касается, возбуждает мала эмоций; то же, что представляет для нас значительный интерес, возбуждает в нас множество эмоциональных переживаний. Характер эмоции указывает на наше суждение и понимание того, как и насколько затрагивают нас данный предмет или обстановка.

"Сверхэмоциональным" является человек, который, как правило, неверно оценивает характер возникающих ситуаций и их настоящее значение. Он потерял перспективу и всему приписывает большее значение, чем это есть на самом деле. Человек с пониженными эмоциями не принимает участия в событиях: он всегда расценивает их как маловажные для себя.

Вопреки внешним проявлениям невроз не означает заболевания эмоциональной сферы. По существу невроз есть болезнь разума. Если эмоциональные реакции невротика являются беспорядочными, внутренне противоречивыми или неуместными по отношению к условиям объективной действительности, это означает только то, что его оценка или понимание этой действительности по существу неправильны. В целях иллюстрации рассмотрим невротика, являющегося весьма враждебно настроенным индивидом, постоянно проявляющим неразумные эмоции гнева, ярости, ненависти, негодования и раздражения. Каков непосредственный или внутренний источник (в противовес источнику, заключающемуся во внешней действительности) этих эмоций?. Его надо искать только в определенных представлениях или суждениях о других людях. Этот враждебно настроенный ко всем невротик смотрит на людей и судит о них как об опасных, вредных созданиях, при всяком удобном случае причиняющих ему неприятности. На этом основании он вполне логично будет в свою очередь ненавидеть людей. Эмоции такого больного являются правильным выражением его взглядов и суждений о людях, показателем того, как он понимает их.

С этой точки зрения нет коренного различия между эмоциями невротика и эмоциями здорового человека. У того и у другого эмоция является субъективным процессом, показателем того, как осознается и понимается объективная действительность, вызывающая эту эмоцию. Поскольку это так, нет ни биологического различия, ни каких-либо других – мистических и непостижимых – элементов, отличающих эмоции здорового человека от эмоций невротика.

Раз мы поняли действительную ситуацию, на которую реагирует невротик, то для того, чтобы понять также и его эмоции, необходимо выяснить его извращенные представления об этой ситуации и превратные оценки, которые он применяет к данной ситуации, проявляя свои эмоции. Эмоции невротика – продукт искаженного понимания им объективной ситуации. Практически это значит, что, если мы хотим изменить эмоциональные реакции невротика в определенных ситуациях, мы должны изменить его понимание этих ситуаций и суждение невротиков о них.*

* Мы здесь не поднимаем специального вопроса о социально-экономическом и классовом происхождении извращенных понятий и суждений невротика, а также не рассматриваем практических средств, которые должны быть использованы для изменения его понимания.