Дж. Фурст. НЕВРОТИК: ЕГО СРЕДА И ВНУТРЕННИЙ МИР

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Мы видим, что невротики постоянно думают о себе, о знакомых им прежде или теперь людях, о выпадающих на их долю переживаниях. Из этих размышлений снова и снова возникают определенные важные вопросы. Встревоженные люди ищут удовлетворительного ответа на все или на некоторые из этих типичных вопросов, в зависимости от характера их невроза. Как решить, правильным или неправильным является данное действие? Существует ли вообще правильное и неправильное? Откуда возникают достоинства личности и суждения? Что такое приличие? Разве не каждый человек эгоист и не все люди действуют по эгоцентричным побуждениям? Кому можно верить? Достоин ли я того, чтобы обо мне беспокоились? Не являются ли мировые проблемы значительно более важными, чем мои личные тревоги? Что такое любовь? Возможен ли прогресс? Есть ли в мире что-нибудь такое, за что стоит бороться? Почему мы должны любить людей? Каким должен быть хороший человек? Почему мы должны страдать и трудиться? Есть ли какое-нибудь основание для самопожертвования? Как могу я избавиться от ограничений? Разве вся жизнь не является безобразной, ненавистной? Как определить, что нам действительно хочется сделать в жизни?

Эти вопросы не следует отвергать как чисто невротические проблемы, являющиеся просто показателями растерянности, цинизма, нерешительности, уклончивости, безнадежности и самооправдания, характерными для невротиков. Это такие вопросы, на которые каждый должен найти ответ; главная причина болезни невротика состоит именно в том, что он не в состоянии найти удовлетворительного положительного ответа на эти вопросы. Задаваясь такими вопросами, невротик стремится понять свои переживания и выработать приемлемые личные качества.

Занимаясь проблемами невроза, невозможно избежать этих вопросов; действительно, если врачу удается полностью избежать их, то это значит, что он вовсе не лечит больного. Однако эти вопросы – этические. Любое толкование общественного опыта людей и суждение о нем, любая попытка решить, что плохо и что хорошо в человеческой деятельности, любая попытка постулировать достойные цели или указать те явления, которых следует избегать, поднимает этические вопросы. В самом деле, суждение о человеческой деятельности представляет собой само содержание этики, и данные этические вопросы возникают постоянно по ходу лечения, потому что они составляют существо весьма многих проблем, беспокоящих невротика. Даже если эти этические проблемы поднимаются не прямо самим невротиком, они все же самым непосредственным образом влияют на его поступки и его чувства. Если мы пытаемся понять и изменить искаженные, противоречивые эмоции невротика, мы должны присмотреться к искаженным, противоречивым качествам личности, определяющим эти эмоции и вызывающим их к жизни. Изменение этических качеств – морального мировоззрения невротика – составляет основной элемент в системе психотерапии.

Поэтому, признается ли это открыто или не признается, но система этических суждений входит в любую систему психотерапии. Это действительно так, потому что, имея дело с проблемами невроза, психотерапевт не может быть "объективным" в подлинном смысле этого слова, то есть не может не выдвигать собственных суждений. В действительности каждое его действие и толкование того или иного явления в ходе психотерапевтического лечения включают разрешение альтернатив и выдвижение суждений. Более того, ни один пациент никогда не согласился бы иметь дело с врачом, который не высказывал бы своего мнения и суждения, играя роль совершенно объективного нейтрального зеркала. Ни один пациент не захотел бы говорить с глухой стеной или с управляемой машиной, потому что это не принесет ему никакой пользы. Больной направляется к врачу именно затем, чтобы услышать суждения и получить помощь в разрешении своих личных проблем.

Поэтому психиатрам следует понять, что они должны иметь определенные суждения, что они не могут и не должны быть абсолютно "объективными" и "соглашающимися"; это было бы равноценно одобрению того, что есть болезненного и неправильного в нормах поведения пациента и его деятельности. Каждое объяснение, которое дает врач, включает в себя не только решение и суждение по существу терапевтического воздействия, но в конечном счете и моральное решение и суждение, ибо все суждения о человеческой деятельности включают в себя этические вопросы.

Даже само решение психотерапевта о том, какую концепцию ему применять в лечении, связано с этическими суждениями, ибо теории последователей Фрейда, Адлера, Хорни и другие теории психотерапии базируются на определенных концепциях о природе человека и человеческой деятельности. Когда фрейдист дает определенное толкование или когда он хранит молчание, он может чувствовать себя совершенно объективным, но фактически он лишь выполняет ранее принятое им решение, веря в то, что фрейдистская теория и ее система оценок достоинств верны. Ни в коем смысле этого слова он не является объективным.

Когда фрейдистский психоаналитик объясняет больной женщине, что она страдает от "зависти к пенису" и что это обстоятельство является причиной трудностей, возникающих в ее отношениях с мужчинами, он фактически тем самым занимает определенную позицию в решении значительно более сложной социальной проблемы, вытекающей из подчиненного, эксплуатируемого положения женщины в нашем обществе. Но вместо того, чтобы это видеть и понять, психоаналитик и сам считает и пытается убедить свою пациентку в том, что простой, биологический факт – отсутствие у женщины пениса – объясняет в значительной степени происхождение ее невроза. Согласно теории Фрейда, отсутствие у женщины пениса определяет ее отношение к своему полу, к сексуальности, к любви и к браку. Это будто бы означает, что женщина обречена всю свою жизнь завидовать мужчинам в том, что они обладают этим якобы сверхценным органом. Это означает также, что у нее не развиваются духовные качества и способность к объективному мышлению, которой обладает мужчина. Фрейд объяснял это следующим образом. Из-за отсутствия пениса женщина не испытывает в детстве такого серьезного страха перед кастрацией, какой испытывает маленький мальчик. Она не может бояться кастрации, потому что решила, что ее пенис уже отрезан. Благодаря отсутствию страха перед кастрацией у маленькой девочки не вырабатывается такой сильной совести – "сверх-Я", как у мальчика; поэтому когда она становится взрослой, то по своей природе оказывается более аморальной, менее тонкой и менее способной к творческой деятельности¹. Из-за ее якобы пассивной роли в половых отношениях (что также обусловлено отсутствием пениса) женщина становится психически пассивной, эгоцентричной, мазохистичной и зависимой. Такова точка зрения Фрейда на женскую психику.

Эта теория, в центре внимания которой находится пенис, не только ничего не объясняет, но даже не замечает того факта, что положение женщины в обществе определяется классовыми отношениями и отношениями собственности. Эта теория игнорирует также и исторически развившееся приниженное и эксплуатируемое положение женщины. В действительности фрейдистская теория оправдывает мужчин и общество и освобождает от ответственности за приниженное положение женщин в обществе и за возникновение специальных проблем, связанных с женщинами. Эта теория представляет подчиненное положение женщин как разумное, доказывая, что оно обусловлено "естественными", биологическими причинами. В конечном итоге эта точка зрения подводит женщину к необходимости признать свою биологически обусловленную долю – отсутствие у нее пениса, вместо того чтобы бороться за улучшение положения всех женщин в обществе. Следовательно, когда фрейдист дает "объективное" толкование, будто его пациентка страдает от зависти к пенису, он тем самым занимает позицию, из которой вытекают значительные политические, общественные и этические последствия. Эта позиция, кстати, ничуть не отличается от стандартного взгляда представителей средних и высших слоев общества на природу женщины – взгляда, заключающегося в том, что женщины ниже мужчин во всех отношениях, кроме одного – их способности рожать детей.

Фрейд утверждал, что, как ученый, он не создал мировоззрения и не высказывал никаких моральных суждений. Последнее утверждение справедливо только в самом ограниченном смысле: Фрейд не морализировал по поводу поведения невротика. Тем не менее анализ фрейдизма ясно обнаруживает хотя и не сформулированные, но вполне определенные этические взгляды, содержащие много буржуазных социологических воззрений, помимо приведенных выше суждений о женском поле. Например, Фрейд занимал позицию, которая оправдывала насилие и войны, утверждая просто, что они якобы присущи человеческой природе от рождения. Фрейд занимал определенную позицию в вопросе об изменениях в общественном устройстве; он считал, что такие изменения фактически не могут иметь места, потому что формы общественного устройства якобы соответствуют инстинктивной природе человека, и поэтому общество не может изменяться быстрее, чем изменяются сами инстинкты, а эти изменения происходят только в течение многих тысячелетий. Фрейд пошел даже дальше, считая, что вся физическая и психическая деятельность людей обусловлена биологическими факторами, то есть что ее определяют врожденные инстинкты пола и смерти.* Главную роль в психическом развитии индивида играет якобы половой инстинкт – либидо. Фрейдизм рассматривает психическое состояние, склонности, стремления, сдерживающие мотивы и тип личности взрослого человека в целом как производное от полового развития данного индивида.

* Не случайно сходство этой точки зрения с часто встречающимися теориями, якобы на "естественном" основании защищающими капиталистическую систему. Эти две точки зрения выражают одну и ту же идею.

Это означает, что половой вопрос занимает особое, крайне преувеличенное место в теории Фрейда; и фрейдизм правильно критиковали со многих точек зрения как теорию по существу пансексуальную.

Фрейд много писал о любви; фактически развитие либидо, потребность в любви и характер любовных отношений играет доминирующую роль в его теории психического развития личности.

Однако Фрейд не имел представления о любви как о глубокой и искренней привязанности двух людей друг к другу. Рассматривая вопрос о любви, он сводил ее к более "исходным" элементам. Таким образом, по Фрейду, получается, что женщина любит мужчину не потому, что она влюблена в данного мужчину, а потому, что он символизирует собой ее отца, или потому, что у него есть пенис, и, любя данного мужчину, женщина как-то возмещает отсутствие пениса у нее самой². Женщины любят детей не ради самих детей, но потому, что маленькие мальчики имеют пенис, а также потому, что все дети символизируют в бессознательном пенисы. Таким образом, любовь матери к своим детям есть сублимация зависти женщин к мужчинам из-за отсутствия у женщин пениса³.

Дети любят своих родителей потому, что родители удовлетворяют основные животные потребности детей, и еще потому, что у детей с четырехлетнего возраста возникает желание иметь половые сношения с родителем другого пола. Родители любят детей потому, что они "отождествляют" себя с ребенком; любя ребенка, родители любят только себя или свой собственный образ, проецируемый на ребенка.

Мы должны поэтому сделать заключение, что Фрейд рассматривал любовь не как теплое, дружественное отношение, сотрудничество между двумя и более людьми, а низводил ее либо до уровня непосредственной сексуальности, либо до выражения индивидуального эгоцентризма. Такое отрицание любви, вероятно, обусловлено венским империалистическим окружением Фрейда, где "любовь", которую он наблюдал, в большинстве случаев являлась простым выражением физической половой страсти или же тем, что продается и покупается или в открытую, или путем замаскированной коммерческой сделки.

Постулируя принцип удовольствия-страдания, Фрейд усвоил давно устаревшую гедонистическую теорию влечений. Став на точку зрения этой теории, он, по существу, утверждал, что мы все действуем исходя из побуждения получить индивидуальное эгоистическое удовольствие и избежать страдания. Этот индивидуализм был разработан также в его учении о сублимации инстинктов, так что Фрейд рассматривал все виды общественной деятельности взрослых людей как сублимированное выражение животных, асоциальных и эгоцентрических влечений.

Низводя всю общественную и индивидуальную человеческую деятельность до уровня прямого или косвенного проявления животных влечений, фрейдизм не заметил всего того-, что есть в человеке действительно человеческого. Фрейдизм отрицает положительные общественные достоинства личности, совместный труд и тончайшие побуждения человеческой деятельности – все это он сводит к выражению животного эгоизма. По существу Фрейд занимает античеловеческую позицию; он отрицает любовь, порядочность и ответственность, а также сотрудничество, альтруизм и общественные побуждения. Остаются лишь неизменная агрессивность, эгоцентризм и животное стремление к удовлетворению собственных потребностей как движущие силы человека. Из этих формулировок легко видеть, что фрейдовский психоанализ выражает определенную, хорошо известную этику. "Человек человеку – волк", "горе неудачникам" и индивидуалистическое свободное предпринимательство – такова мораль, присущая всем аспектам фрейдистской теории.

Мы можем нередко видеть, как эта теория выглядит на практике, если фрейдизм применяется догматически, без всякого коррегирования здравым смыслом или собственными, более правильными принципами врача-психоаналитика. Больные, подвергающиеся такому методу лечения, могут стать настоящими циниками. Они теряют представление о своей порядочности и о порядочности любого другого человека, ибо их учат тому, что все их поступки, даже те, которые совершались, несомненно, из духа сотрудничества и самопожертвования, есть только утонченное, сублимированное выражение биологического эгоцентризма. Их вера в положительные качества других людей, их прекраснейшие стремления к сотрудничеству, гуманизму и прогрессу – все "анализируется" как проявления инфантильных половых конфликтов и младенческих мятежей, направленных против авторитета родителей. Личное стремление "выразить" самого себя и удовлетворить свои эгоистические потребности – вот по существу все, что остается делать этим людям, после того как они в процессе лечения подверглись радикальному воздействию биологической морали.

Против биологической точки зрения Фрейда даже психоаналитики выдвигают немало возражений. Так, д-р Хорни заявила, что инстинкты в действительности не существуют и что личность не может рассматриваться как проявление биологического и полового развития. Благодаря этому она избежала повторения многих из наиболее грубых и очевидных ошибок фрейдовского этического мировоззрения; например, из ее произведений, если их сравнить с произведениями Фрейда, исчезли приписываемая им человеку животная мораль, оправдание войн, открытое оправдание статус-кво, взгляд на женщину, унижающий ее человеческое достоинство. Далее, д-р Хорни всегда верила, в противоположность Фрейду, что люди способны на подлинно добрые поступки и побуждения. Однако она не нашла научно обоснованного, объективно существующего источника доброго начала в людях, и отсюда в ее произведениях обнаруживается постоянная тенденция к мистицизму. Эта тенденция умаляет значение ее утверждения, что люди могут быть порядочными, потому что она не дает для него никакого твердого обоснования. В ее последних произведениях мы находим все большее количество ссылок на труды буддистов, даосов и другие религиозные писания, а также на произведения Кьеркегора, Бергсона и других мистиков.

Помимо этого, однако, из ее позиции вытекают некоторые другие этические выводы. Прежде всего, ее мировоззрение отвечает взглядам средних слоев общества. Это может быть проиллюстрировано следующей цитатой:

"Мы должны были бы считать невротически больной девушку, которая предпочитает оставаться в низах, отказываясь принять повышенную зарплату и не желая, чтобы ее отождествляли с ее хозяевами..."⁴

Взгляды д-ра Хорни, характерные для средних слоев общества, выражаются, далее, в том, что она не дает серьезного анализа общественных проблем нашего времени и не критикует главные недостатки нашего общества. Она явно подходит к человеческим достоинствам не с позиций трудящихся, не с позиций простого человека. Д-р Хорни может оспаривать это, утверждая, что существует единая мораль для всего нашего общества, но внимательное рассмотрение этого вопроса показывает, что это не так. Есть моральный кодекс, который провозглашает, оправдывает или скрывает эксплуатацию человека человеком; есть совершенно другой моральный кодекс, который борется с эксплуатацией и всем тем, что из нее вытекает. В действительности наш мир представляет собой столкновение двух моральных мировоззрений, и оно раскалывает наше общество сверху донизу.

Есть еще одно существенное сходство мировоззрения Хорни с фрейдистской этикой. Оно не столь очевидно, но все же существует. Ее метод подхода, как говорилось выше, подводит невротика к необходимости искать решения беспокоящих его проблем внутри себя. Невротика заставляют сосредоточивать свое внимание на своих внутренних противоречиях, своих внутренних потребностях, на его мнении о самом себе и на его врожденных потенциальных возможностях роста и развития. Однако ясно, что, обратившись к своему внутреннему состоянию, невротик найдет только индивидуалистическое, но не общественное, не объединенное решение проблем. Таким образом, позиция Хорни логикой своего развития ведет к индивидуалистическому мировоззрению, подобному мировоззрению Фрейда.

Фромм в книге "Человек для себя" прямо заявляет, что проблемы этики нельзя упускать из виду при изучении и лечении невроза, что оценочные суждения влияют на наши действия и что невротические симптомы могут явиться выражением моральных противоречий. Однако эта превосходная в общем позиция запутывается и в конце концов уничтожается той этикой, которую он предлагает. Он признает только два типа этики – "авторитарную" и "гуманную". В основном он принимает человеконенавистническую мораль "западного" капиталистического общества за "гуманную" и ведет продолжительную и резкую полемику против этических установок социализма, которые он характеризует как "авторитарные". Эта неприемлемая позиция ведет его к защите крайнего индивидуализма.

"Несостоятельность современной культуры заключается не в принципе индивидуализма, не в идее, что моральная сила заключается в погоне за личным интересом, а в изменении в худшую сторону значения личных интересов. Дело не в том, что люди слишком заняты своим личным благополучием, но в том, что они недостаточно интересуются своим реальным я; не в том, что они слишком эгоистичны, а в том, что они не любят самих себя (курсив Фромма)"⁵.

Несмотря на то, что Фромм как будто критикует капиталистический мир, он в качестве средства решения всех наших проблем предлагает только одно – больше любить себя. Другими словами, он выразил индивидуалистическую этику еще ярче, чем Хорни и Фрейд.

Несмотря на путаницу, существующую во всех разновидностях психоаналитической теории, нет больше никакого сомнения в том, что этические вопросы имеют также весьма важное практическое значение для лечения неврозов. Нет никакого сомнения и в том, что психотерапевт не может быть полностью объективным, если он должен помогать своим пациентам, и что его этические понятия оказывают глубокое влияние на пациента.

Наши личные установки и нормы поведения возникают не из биологических потребностей организма. Они возникают прежде всего из общественных отношений и общественных потребностей. Личные установки являются отражением в сознании и поступках индивида этих установок, усваиваемых из общественной практики. Нет личной или общественной морали, которая являлась бы вечной и не относилась бы к определенной эпохе, потому что нет общества, существующего вечно, вне времени, – каждое общество имеет свою мораль, отличную от морали других обществ. Более того, нет морали, которая была бы хорошей для всех людей в классовом обществе. В рабовладельческом обществе существовала одна норма поведения для хозяев и другая – для рабов; в феодальном обществе одна – для феодалов, другая – для крепостных; в нашем современном обществе одна – для эксплуататоров и другая – для эксплуатируемых. Системы этики и морали не являются всеобщими; они всегда отражают потребности определенных общественных классов. Так, при капитализме есть мораль рабочего класса и буржуазная мораль, хотя первая еще не получила широкого распространения. Признанной моралью нашего времени обыкновенно считается мораль, которая оправдывает эксплуатацию и игнорирует бедность, войну и другие общественные проблемы как проблемы, не относящиеся к понятиям добра и зла.

У больного вырабатываются особенно сильные установки, которые отражают отрицательные стороны общественных отношений при капитализме. Так или иначе он привыкает применять их в неподходящих местах и в неподходящих ситуациях. Одно дело – вести конкурентную борьбу там, где это требуется, и совсем другое дело – заниматься этим в таких ситуациях, где требуется любовь и дружба.

Невротик обычно судит о себе и других людях с точки зрения неприемлемых норм поведения, которые являются оборотной стороной его чувства неполноценности и его критического отношения к людям. Его обычно влечет сильное, но неосуществимое честолюбие. Он часто занимает эгоцентрическую и индивидуалистическую позицию в некоторых существенно важных взаимоотношениях. Он часто становится враждебным и озлобленным в ситуации, где в этом нет необходимости, то есть неправильно оценивает эту обстановку. Его зависимость предполагает личную безответственность и эксплуатацию других. За исключением некоторых особых и ограниченных обстоятельств, невротик неспособен к деятельности, достаточно проникнутой духом сотрудничества.

Другими словами, невротик страдает оттого, что он придерживается неправильных и, вероятно, в основе своей буржуазных норм поведения. Для его излечения необходимо вовлекать его во взаимоотношения, проникнутые духом не конкуренции, а сотрудничества; он должен любить и быть любимым; он должен быть в состоянии сотрудничать, если ситуация этого требует, и доверять людям, достойным доверия. Все эти изменения предполагают изменение его мировоззрения, изменение индивидуалистической морали, морали конкурентной борьбы. Если моральные установки у больного не изменяются, его чувства и его деятельность также не изменятся.

Возникает вопрос: какая система моральных установок даст возможность психиатру и его пациентам вести конструктивную и полнокровную жизнь?

Любая система моральных установок, которая оправдывает, извиняет, игнорирует или мирится с эксплуатацией человека человеком, неприемлема. Этика общества свободного предпринимательства в ее практическом приложении действительно оправдывает и действительно извиняет эксплуатацию и жестокость. Поэтому, хотя многие люди в нашем обществе фактически следуют такой этике в своей личной жизни, это не основа для хороших взаимоотношений и счастья. Фактически происходит как раз обратное, и практическое применение такой морали разрушительно действует на все порядочное.

Системы этических учений, содержащиеся в различных религиях, также являются неудовлетворительными по некоторым другим причинам. Десять заповедей и закон Моисея "око за око и зуб за зуб" соответствовали потребностям скотоводческого племени, жившего несколько тысячелетий тому назад, но такая мораль является слишком ограниченной, чтобы удовлетворять значительно более сложные потребности цивилизованных людей, живущих на заре атомного века.

Во-вторых, вся в целом мистическая и религиозная система, которой окружена библейская этика, ведет к ослаблению разумных понятий. Не только религиозные верования сами по себе, но и этическая система, содержащаяся в них, должны приниматься на веру, что является довольно слабым основанием, чтобы строить на нем практическую деятельность. Далее, мистические концепции в системе религии имеют тенденцию делать этические системы также слабыми и мистическими; они говорят о "любви", "братстве", "справедливости" в абстрактной форме, которая на практике малоэффективна.

В-третьих, религиозная и мистическая этика плоха тем, что она сосредоточивает свое внимание на "духе", "спасении", "душе" и тому подобных неуловимых сущностях и в то же время игнорирует реальность человеческих потребностей в достаточном количестве пищи, крове и приличных условиях жизни. Эти системы этических учений поэтому создают непозволительный разрыв между физическим и материальным существованием человека и его психическим, или "духовным", бытием. Такое отделение психической, эстетической или моральной деятельности человека от физического бытия и материальных условий жизни невозможно.

Нам нужна научная этика, основанная на конкретных потребностях, с которыми люди встречаются в определенных условиях нашего сегодняшнего мира. Если бы этика базировалась на конкретных потребностях людей, это была бы полезная этика, ее можно было бы применить на практике. Нам нужна этика, которая увеличивала бы на практике права простого человека на труд, мир, свободу и на хорошую жизнь. Единственно приемлемой моралью является та, которая создает твердое основание для человеческого достоинства, для творческого сотрудничества, для гармонических взаимоотношений.

Если невротик может овладеть и применять в своей личной жизни такую мораль, то он сможет жить в гармоническом сотрудничестве с другими людьми. Он будет иметь достаточное основание для уважения самого себя; он сможет любить и быть любимым; он может быть счастлив в своих интимных отношениях с другими людьми и не будет требовать невозможного для себя. Он не будет больше больным человеком.