Глава 3 о том, что ПРОИСХОДИТС КАЖДЫМ ИЗНАС, КОГДА МЫЖИВЕМ СРЕДИЛЮДЕЙ - Возрастная психология - Абрамова

 О, есть неповторимые слова,

Кто их сказал - истратил слишком много,

Неистощима только синева

Небесная и милосердье Бога

А Ахматова, 1916

Обоснование воздействия человека на человека можетосуществляться по-разному: самим воздействующим и наблю-дающим. Попробую описать эту ситуацию с точки зрениянаблюдателя, используя понятие о процессе взаимодействия иего основных структурных элементах.

Во взаимодействии человека с человеком можно выделитьследующие составляющие, относительно независимые другот друга:

- предмет взаимодействия;

- позиции взаимодействующих по отношению к этомупредмету;

- отражение предмета и позиции каждым из участниковвзаимодействия;

- результат взаимодействия.

Обоснование воздействия может быть найдено в следую-• щих структурных образованиях этого процесса:

1. В свойствах и качествах предмета взаимодействия (онимогут быть представлены в бесконечном разнообразии илитолько в одном-единственном виде).

2. В свойствах и качествах собственной позиции каждогоиз участников взаимодействия (по принципу «Я так считаю»).

3. В свойствах и качествах позиции другого человека (попринципу «Ты же сам...»).

4. В свойствах и качествах переживания процесса своеговоздействия на предмет.

5. В свойствах и качествах переживания процесса воздей-ствия на предмет другим человеком.

6. В свойствах и качествах переживания изменений собст-венной позиции.

7. В свойствах и качествах переживаний изменения пози-ции другим человеком (естественно, что возможно сочетаниеразличных структурных образований).

Приведем примеры разных видов обоснований для уточ-нения феноменальных характеристик описываемого явления:

1. «Держи ручку ровно», «Неси аккуратно - стакан пол-ный» и тому подобное.

2. «Я же знаю, как лучше...»

3. «Ты же меня сам просил тебе помочь», «Ты же ничего несможешь сделать без меня», «Ты плохо понимаешь, я тебеобъясню» и тому подобное.

4. «Я умею, я хорошо это умею». «У меня есть предчувст-вие, что это лучше не трогать» и тому подобное.

5. «Ты устал», «Ты можешь сам справиться», «Ты малоприложил усилий» и тому подобное.

6. «Со мной так раньше было», «Я тоже по глупости хотел...»

7. «Вот видишь, ты уже научился», «Теперь ты понял, что...»,'«Раньше ты не мог, а теперь...»f  Выделение различных свойств и качеств процесса взаимо-действия для обоснования воздействия определяется тем, ка-кое содержание Я-концепции и концепции другого человекамогут использовать взаимодействующие и в какой картинемира воспринимается предмет взаимодействия.

Сопоставление бытовых наблюдений с этнографическимиданными' показывает, что осознание обоснования воздейст-вия одного человека на другого является очень важным мате-риалом для появления переживаний общности с другими инеобходимости проявления своей индивидуальности как кон-кретизации этой общности.

Так, на островах Фиджи отношения между родственниками(сыном и отцом, дедом и внуками) не только естественно меня-ются по мере их старения и взросления, но и обосновываютсяиначе. Этому способствует и специальная терминология, закре-пляющая новую взаимозависимость между родственниками.Отец, состарившись, становится для сына не тамаку, а ралей, иназывает своих внуков младшими братьями и сестрами. Все они -состарившиеся отец и дети - зависят от взрослого сына. Меня-ется вся терминология: тубуку (отец отца) становится для взрос-лого сына тутца (мой старший брат), потому что отец называетвзрослого сына «отцом». По мере того как родители и их роди-тели стареют, слабеют, они передают свои обязанности младше-му поколению, а вместе с обязанностями и родственные термины.

Одно из главных средств воздействия - называние челове-ка по имени. Для жителей Фиджи это непростая задача. Самвыбор имени для новорожденного становится ситуацией, тре-бующей обращения не только к настоящему времени жизнирода, но и к его прошлому. Во-первых, нельзя давать такоеимя, которое уже носит кто-либо из ныне живущих. Имя тожедолжно «вернуться», а это возможно только после смертитого, кто это имя носил раньше (нганасаны). Во-вторых, надо

узнать, кто именно из предков «вернулся», воплотился в но-ворожденном. Обряд узнавания может быть самым разным:

находилось внешнее сходство с новорожденным или произно-сили над ним имена умерших предков и наблюдали за реакци-ей новорожденного. Бывает и так, что родители составляютсписок имен, отдают его шаману, а он уже выбирает нужное.

Переживание общности человека с другими часто у абори-генов Австралии проявляется в восприятии ими патологии -врожденных физических недостатков человека. Всякие физиче-ские патологии считались опасными, вызывали сильное преду-беждение против всего ненормального, «неправильного» как встроении людей, животных, так и даже плодов, употребленныхв пищу. Бывало, что уродцев убивали при рождении или оченьмало заботились о них. Женщине, родившей физически непол-ноценного младенца, никто не хотел помогать.

Австралийские обычаи допускают, чтобы люди в трудныхусловиях покидали больных и слабых, особенно если это глу-бокие старики и дети. Но нередко аборигены этого не делают.

Ребенок аборигенов усваивал очень рано, что своими «дур-ными» поступками он может повредить не только себе, но идругим, в первую очередь тем, кто живет рядом. Детям с колы-бели объяснялись их права и обязанности в отношениях с теми,кто их окружает. С первых лет жизни они привыкают не делатьтого, что обозначается логическим словом «каго» (табу). Ребе-нок усваивал термины, относящиеся к различным людям, иодновременно узнавал о том, каким должно быть отношение кнему этих людей и как он сам должен вести себя с ними.

«По данным ряда исследователей, одним из действенныхспособов отучить ребенка от "неправильного" действия илипривычки считалось высмеивание его в присутствии сверстни-ков, да и взрослых тоже. Насмешки развивали у ребенка чувст-вительность к мнению окружающих о нем, побуждали егосмотреть на себя "со стороны", сопоставлять свое поведение сдругими. Так пробуждалось индивидуальное самосознание.

Переживание общности с другими в своей индивидуализи-рованной форме вплоть до чувства невозможности этой оби-ды делает процесс обоснования воздействия той процедурой,в которой транслируются от человека к человеку интеграци-онные идеи и переживания, их вызывающие.

Для наблюдателя открывается относительная устойчивостьобоснования воздействия, присущая каждому человеку, в зави-симости от принадлежности его к той или иной социокультур-ной группе. Но эта зависимость не является строго обусловлен-ной, так как содержание обоснований воздействия на другого

человека является производной не только мировоззрения чело-века, но и его мироощущения, которое далеко не всегда проры-вается в сознание. Недаром один из самых важных советов, кото-рый предлагает современная медицина молодым матерям, состо-ит в том, чтобы они слушали свое сердце, когда речь идет о том,что надо сделать для их ребенка, как на него воздействовать»'.

Мироощущение весьма и весьма, казалось бы, ненадежноеобоснование воздействия, но оно основа интуиции, основасодержания бессознательного. Возможность для человекапережить его присутствие в себе требует известной смелости,которую можно сопоставить со свободой и ответственностьючеловека признать существование своего непростого Я какреальности, требующей его же собственного признания.

Обоснование воздействия, когда оно осуществляется соз-нательно, через (по возможности) строгое логическое обосно-вание в слове, обладает свойством порождать и использоватьсимулякры - двойники, заменяющие предмет, являющиеся егомертвой имитацией. Фактически такими мировоззренческимисимулякрами являются очень многие наречия, используемые врусском языке для обоснования воздействия: «чтобы былоправильно, чисто, аккуратно, красиво, достойно, весело, умно»и тому подобное. Наречия обладают тем удивительным свой-ством, что они не относятся к каким-то реально существую-щим качествам предмета, они выделяют их, но произвольно,предполагая лицо, их производящее.

«Правильно» - для кого? «Чисто» - для кого? и тому по-добное. Если человек не ощущает присутствия в этих словахизвестной доли произвольности, он становится их рабом,теряет свободу, необходимую для мышления. Возникает важ-нейшая для индивидуальности человека проблема доверия ксобственному мироощущению и мировоззрению - открытомудля потока симулякров. Я бы обозначила эту проблему какпроблему глубины обоснования воздействия во взаимодействиис другим человеком. Какой бы структурный элемент или ихсочетание мы не выделили из процесса взаимодействия, в лю-бом случае можем наблюдать, что они обладают разнымиуровнями семантической глубины для его участников. Этовечная проблема понимания - кто что имел в виду, когда го-ворил или делал что-то, имел ли вообще что-то в виду. Похо-же это и на встречу двух айсбергов, расстояние между кото-рыми определяется капризами подводных течений, и варианты их встречи разнообразны - от полного взаимного уничто-жения до полной же невозможности встречи.

Для человека признание в себе глубины своего Я связано соткрытым отношением к информации, которая поступает отего мироощущения в виде символов.

Давно экспериментально установлено, что существуют не-осознанные аспекты восприятия реальности органами чувств -так называемое подпороговое восприятие, за порогом созна-ния остаются и многие события, которые человек сознательноне фиксировал. Они происходят, они произошли, но они быливосприняты неосознанно, так что мы даже не знаем об этом.Такие события человек может восстановить, осознать их зна-чимость только в моменты интуиции или посредством углуб-ленного размышления, ведущего к осознанию.

Известно, что эти события могут проявиться в символиче-ской форме в виде сновидений, в виде актов озарения трансцен-дентального прорыва и влияют на все мироощущения человека.Мне очень близка мысль К.Юнга о том, что психологическоепространство человека динамично, что его сознательный уро-вень весьма ограничен, а другие его уровни, например бессоз-нательное, обладают собственной энергией. «Бессознательноеявляется не только хранилищем прошлого, но также полно за-чатков будущих психических ситуаций и идей... Способностьдостичь богатого источника этого материала и трансформиро-вать его в философию, литературу, музыку или научное откры-тие является одной из отличительных черт того, кого обычноназывают гением». Он, гений, имеет смелость движения в своемЯ и необходимую свободу оперирования с ним для обоснова-ния своего воздействия. Лучше, чем поэт, об этом не скажешь, явоспользуюсь для прояснения своей мысли стихами:

Вооруженный зреньем узких ос,Сосущих ось земную, ось земную,Я чую все, с чем свидеться пришлось.И вспоминаю наизусть и всуе...И не рисую я, и не пою,И не вожу смычком черноголосым.Я только в жизнь вживаюсь и люблюЗавидовать могучим, хитрым осам.О, если б и меня когда-нибудь моглоЗаставить - сон и смерть минуя -Стрекало воздуха и летнее теплоУслышать ось земную, ось земную'.

О.Мандельштам, 08.02.1937

По сб : Мандельштам О. Стихи. - Пермь, 1990 -С. 25570

Думаю, что это умение «услышать ось земную» связано и сглубиной доверия человека к реальности своего Я, которое несводится к обозначению себя словом, заимствованным от дру-гих людей. Похоже, что именно это переживание актуализиру-ется у ребенка, когда он протестует против изменения его име-ни: «я не Вова, я - Володя» (2,5 года - из дневника) или прибе-гает к самостоятельной смене имени на другое собственноепрозвище или кличку. Я требует проявления более глубинного,более индивидуального, чем в общеупотребительном слове.Как стихи для поэта, так для большинства людей слова-именаявляются инструментом проявления Я. В этом смысле можносказать, что стихи - это имя собственное поэта. (Конечно, речьидет не о графомании, а о настоящих стихах.)

Обоснование воздействия на другого человека и на себячерез слово-имя становится процессом движения из глубин Я(от мироощущения) к поверхности сознания. Слово-имя ста-новится психологическим инструментом проявления ответст-венности человека за существование своего Я, оно позволяетфокусировать, удерживать его в самовосприятии во всей про-тиворечивой сложности. Обладать собственным именем - этозначит иметь смелость заявить о своем мнении, чувстве, освоем присутствии среди Других своим языком, не боятьсябыть изгнанным за свою непохожесть, переживать, ощущатьсвою общность с миром и необходимость присутствия в нем втом облике, который выступает в имени.

Мне хотелось бы, чтобы читатель почувствовал присутст-вие в процессе обоснования воздействия на человека несколь-ких взаимопроникающих друг в друга и в то же время относи-тельно независимых характеристик активности человека,связанных с его ориентацией в мире предметов и в мире пси-хической реальности.

Да, можно обосновать воздействие на другого человекачерез свойства предметного мира, через необходимость адап-тационного отношения к ним. В индивидуальной историичеловека это будут освоенные им знания других о предметноммире, а в истории общества это будет попытка устроитьжизнь в соответствии с данными науки. Читаю у Н.А.Бердяе-ва: «...явились наконец с начала нынешнего столетия попыткиустроиться вне Бога и вне Христа, не имея инстинкта пчелыили муравья - безошибочно и точно создающих улей и мура-вейник, люди захотели создать нечто вроде человеческогобезошибочного муравейника. Они отвергли происшедшую отБога и откровением возвещенную человеку единственнуюформулу спасения его: "Возлюби ближнего как самого себя" -

и заменили ее практическими выводами вроде: "Каждый засебя, а Бог за всех" или научными аксиомами вроде "борьбыза существование". Не имея инстинкта животных, по которо-му те живут и устраивают жизнь свою безошибочно, людигордо вознадеялись на науку, забыв, что для такого дела, каксоздать общество, наука все равно что в пеленках. Явилисьмечтания. Будущая Вавилонская башня стала идеалом и, сдругой стороны, страхом всего человечества»'.

Рационализма, прагматизма науки оказывается недоста-точно для построения обоснованного воздействия человека начеловека, для достижения главных целей взаимодействия.Каких? Ради чего оказывает воздействие один человек на дру-гого и сам на себя? Так появляется в этом размышлении нетолько тень Великого Инквизитора, но и он сам, в обликеузнаваемом и пугающем.

Я опять воспользуюсь словами Н.А.Бердяева: «Где естьопека над людьми, кажущаяся забота о их счастье и довольст-ве, соединенная с презрением к людям, с неверием в их высшеепроисхождение и высшее предназначение, - там жив дух Ве-ликого Инквизитора. Где счастье предпочитается свободе, гдевременное становится выше вечности, где человеколюбиевосстает против боголюбия, там - Великий Инквизитор. Гдеутверждают, что истина не нужна для счастья людей, чтоможно хорошо устроиться, не ведая смысла жизни, там - он.Где соблазняется человечество тремя искушениями дьявола -превращением камней в хлеб, внешним чудом и авторитетом,царствами мира сего, там Великий Инквизитор. В разных,часто противоположных образах скрывался этот дух Велико-го Инквизитора, это образование в мире и воплощение в ис-тории злого начала, коренного метафизического зла»2.

Предельным, абсолютным предметом взаимодействия лю-дей является воплощенное в конкретные формы метафизиче-ское Добро и Зло. Какие бы конкретные свойства предметаили группы свойств ни становились для человека содержани-ем для обоснования воздействия на другого человека, он несетв себе это изначальное метафизическое Добро и Зло, из егосуществования вырастает мироощущение как переживаниеналичия этих сил и своей возможности следовать за ними.

Через свое мироощущение (или отказ от него в пользу соз-нательного мировоззрения) человек выделяет и присутствие в

его жизни Великого Инквизитора в лице социальных группили персоны, берущих на себя право заботиться о его жизни вмире, полном метафизических противоречий. Великий Инкви-зитор всегда оправдывает это свое право изначальной слабо-стью человека - невозможностью выносить бремя противоре-чий жизни, неспособностью свободно принимать решения.

У человека возникает огромный соблазн довериться Вели-кому Инквизитору, предоставить ему возможность воздейст-вовать на себя, стать тем простодушным и доверчивым мла-денцем, которого за руку ведут в царство счастья, и сбывается,гаким образом, сон о земном рае. Преодолевается при этом итрагическая природа познания человеком Добра и Зла. Это|становится просто не нужно, так как Великий Инквизитор[знает путь к земному раю, он и только он (персона или группа|людей) может ставить цель свободно, по собственному внут-реннему решению, а остальным надо только подчиняться|власти и слепо следовать ей. Если они этого не будут делать,|то принуждение будет тоже оправдано тем, что его назначе-ние-достижение рая земного для всего человечества.|  Так разворачивается диалектика противоборства между|метафизическим Добром и Злом, между Великим Инквизито-|ром и слабым человеком с его метаниями в поисках обосно-вания воздействия на другого человека и на самого себя. Мне|бы хотелось описанием вариантов обоснования показать, что|они при всей внешней простоте представленности в феноме-|нологической картине жизни содержат глубинные пережива-ния присутствия в мире Добра и Зла в их метафизическом как[^духовное проявление содержания человека.

Говоря иначе, хотелось бы вместе с читателем еще раз черезобраз Великого Инквизитора пережить соответствующую длякаждого из нас возможность в той или иной форме стать (илибыть) им там и тогда, где и когда мы принуждаем и ограничи-ваем мысли или чувства другого человека, лишаем его возмож-ности действия или желания, оправдывая это нашим знанием оего благе. При этом принимаем свои собственные переживанияо Добре и Зле за единственно правильные, когда считаем, чтоиной человек не способен нести даже минимальную ответствен-ность за собственное переживание противоборства Добра и Злав его душе и собственное же самоопределение, а ему обязатель-но нужен другой, умеющий и знающий за него.

Своей Легендой о Великом Инквизиторе Ф.М.Достоев-ский говорит о проблематичности возможности осчастливитьчеловечество, разделив его на ведущих и ведомых. Не менеепроблематично это и в индивидуальной судьбе человека, так

как одна из уникальных и существенных характеристик чело-века состоит в том, говоря словами Н.А.Бердяева, что «стра-дание и боль всегда обязательны для широкого сознания иглубокого сердца», именно это делает его человеком, а неклавишей инструмента, на которую нажимает кто-то.

Мне очень нравятся слова С.Л.Франка о возможности воз-действия одного человека на другого, об обоснованности этоговоздействия, - оно позволяет говорить о духовности как обособом качестве взаимодействия человека с человеком: «Одна-ко истинное, окончательное ведение человеком есть ведение егоБогом, вернее Богочеловеком, который взывает к каждой чело-веческой личности, созданной по образу и подобию Божию, длятого чтобы человек умел сам собой руководить. А это опять-таки возможно лишь с помощью Богочеловека. Всякое иноеруководство человеком - при помощи авторитета, строгости,воспитания, привития ему порядка и дисциплины - все это хо-рошо, необходимо, полезно, но только при условии, что эторуководство основано на первичном ведении человека Богом,выводит оттуда свою власть и компетентность»'.

В доступном мне языке психологической науки нет (не на-хожу) возможности описать ту феноменологию, где проявляет-ся духовность человека как характеристика его сущности, егоэкзистенции, кроме как словами любовь и совесть. Узнаваемыеи всегда непонятные слова эти обозначают тот выход в транс-цендентальное обоснование воздействия человека на человека,которое потенциально доступно, но не всегда реально и бытий-но, а может присутствовать для нашего сознания как тоска,тоска по бытию, по иному миру, по себе самому наконец, это тестрадание и боль, которые связаны с прорывом к событию сдругими людьми. Это трудная работа, требующая отношения кдругому человеку и к себе как к уникальной человеческой сущ-ности, работа, от которой можно и устать и пресытиться ею.

В.Франкл говорит о духовном пресыщении современныхлюдей, о необходимости напомнить им о их духовной сущно-сти. Духовное пресыщение происходит отчасти потому, чтодуховность в себе надо поддерживать прояснением для себяуже своей сущности через обращение к своей совести и любви.Совесть можно усыпить и вообще от нее отказаться; как мож-но любовь заменить ее суррогатом, так и человек отдает своюдуховность предмету, вещи или другому человеку, переживаяэто как пресыщение духовности, как отсутствие мужестважить по совести и любви.

Духовность оказалась весьма уязвимой характеристикойчеловеческой экзистенции, недаром она так легко исчезает изобоснования воздействия человека на человека и на самогосебя. Факты столь многочисленны и однообразны, что разго-воры об отсутствии человеческого достоинства у большинст-ва людей стали сегодня в нашей стране почти общим местом.

Думаю, что еще много представителей разных наук будутобращаться к этим явлениям бездуховности людей, духовномупресыщению. Для меня это выступает в конкретных фактахнарушения или игнорирования меры воздействия человека насвою собственную жизнь, жизнь других людей и природы, посуществу в игнорировании экзистенциальной сущностнойцелостности природы собственной жизни, да и всех другихтоже. Это доведенная до своей противоположности способ-ность человека возразить всему, что есть в нем социального,телесного, психического. Теперь в фактах бездуховности идуховного пресыщения она выглядит не как возражение, а какполное отрицание в себе социального («мне все можно»), те-лесного («а мне так хочется»), психического («могу подавить всебе»), то есть место духовности в психологическом простран-стве человека занимает жизненная энергия результативноговоздействия. Результат этот связан с переживанием энергети-ческого потенциала как единственного (или почти единствен-ного) проявления своей сущности. Наличием этого потенциа-ла оправдывается любое воздействие, обосновывается любоепрямое или косвенное вмешательство в жизнь. Этика - однаиз общественных форм сохранения духовности - становитсяненужной. Нигилизм преобладает в понимании жизни'.

Бытовой нигилизм принимает самые разные формы, новсех объединяет отрицание социального, телесного, психиче-ского без создания качественно нового. Думаю, что эти кон-кретные примеры из жизни детей и взрослых, моих современ-ников, можно рассматривать как проявление разрушительно-го нигилизма: безучастность взрослых, являющихся свидете-лями насилия; открытый обман ребенком взрослого; воровст-во, остающееся безнаказанным; семейная разобщенность -отчуждение между членами семьи, взаимное недоверие; отсут-ствие трудолюбия, стремления и восприимчивости к красоте...   Нигилизм многолик, энергетически силен, так как отрица- ние дает видимость силы. Я бы хотела назвать его проявлениемметафизической природы Зла, ведь Зло обладает не меньшимэнергетическим потенциалом, чем метафизическое Добро. Человеку же важно переживание своей силы, своей энергии каквозможности (одной из возможностей) самопроявления.

Вся практика работы с людьми показывает, что отрицаниечеловеком в себе и в других целостных сущностных характе-ристик приводит к истощению Я-концепции и концепциидругого, возможности воздействия исчерпываются - остаетсятолько убить друг друга и себя. Убить не только в смыследовести до психологической смерти (это бывает уже давносделано), но и физически. Жестокость телесных наказаний всемьях вовсе не дает оснований говорить о нашем человекекак о гуманном. Распространенность неврозов и невротиче-ских состояний не уменьшается год от года, а увеличивается'.

Духовность является экзистенциальной характеристикой че-ловека, если он от нее отказывается, он попадает в никуда, вничто. Он лишается своей интегративности и становится похожна кучу деталей, от которых давно потеряна инструкция. Поотдельности и все вместе эти детали не имеют тех качеств (и немогут их иметь), которые у них были в целостном предмете.

Все человеческое в человеке обусловлено - это общее местов современной психологии. Но, ориентируясь на опыт миро-вой философии, можно сказать, что собственно человеческимоно становится лишь тогда и постольку, когда и посколькуоно поднимается над своей собственной обусловленностью,преодолевая ее, то есть трансцендируя ее. Как духовное суще-ство человек выходит за пределы своего телесного и душевно-го, психического бытия.

«Мы все же хотим подчеркнуть тот факт, что человек какдуховное существо не только сталкивается с тем, что он про-тивостоит миру (как внешнему, так и внутреннему), но и за-нимает позицию по отношению к нему. Человек всегда можеткак-то "относиться", как-то "вести себя" по отношению к миру.В каждое мгновение своей жизни человек занимает позициюпо отношению как к природному и социальному окружению,к внешней среде, так и к витальному психофизическому внут-реннему миру, к внутренней среде»2, - писал В.Франкл.

В этой возможности занимать позицию, осуществлять ин-тегративное, присущее только этой позиции, отношение кразным проявлениям своей жизни, и можно увидеть духовнуюсущность человека. Она дает ему силы для того, чтобы возра-жать самому себе, обстоятельствам жизни, даже биологиче-ской природе. Она дает свободу быть другим.

Духовное в человеке требует своего сосредоточения, кон-центрации в виде трансцендентальной позиции. Человек живетчужой жизнью, если сам не занимает эту позицию. Так он отка-зывается от проявления своей сущности. Ему необходима этатрансцендентальная позиция, как актеру, играющему на сцене,необходимы зрители, чтобы чувствовать свою нужность.

Когда я только начинала практическую работу с людьми вкачестве психолога, я была потрясена тем, насколько не соот-ветствовала официальная атеистичность общественного соз-нания тому, что происходило в сознании индивидуальном.

Люди мучительно искали опору для целостного восприятияжизни, искали идеал, задавали вопросы о вере в него, требова-ли ответа на свой вопрос о необходимости веры (веры как це-лостного, трансцендируемого отношения ко всем проявлениямсвоей жизни). Поразительно быстро от просьбы объяснить, чтопроисходит с ними самими или с их детьми, люди переходили кпроблемам неосуществимой (по их мнению) трансцендентно-сти. Вместо, казалось бы, бытийно важных вопросов об ихжизненной успешности, содержанием профессиональной дея-тельности становилось обсуждение вопросов совести, чести,достоинства, любви, свободы, ответственности - того, что да-вало людям пусть минимально (по мере моих возможностей)пережить собственную трансцендентальную способность.

Вставал вопрос как о ее конкретизации, так и о сообщении винтеграционном виде. Тогда я поняла, что сама психология какнаука в доступном мне содержании не может предложить чело-веку средства для достижения трансцендентального пережива-ния. Проблемы людей, обращавшихся ко мне, я попыталасьанализировать и обобщать, выделять в них какие-то типы ивиды, но в общем все они сводились к невозможности осущест-вления своей любви к человеку ли, к себе ли, к жизни ли.

Вопрос, обращенный ко мне как специалисту, можно былобы в общем виде сформулировать так: «Почему я не могулюбить жизнь?» Это был вопрос о необходимости трансцен-дентальное™, собственной духовности человека как важней-шего проявления его сущности. Так в своей непосредственнойпрактике я встретилась с тем, что В.Франкл назвал стыдливойрелигиозностью человека. Такой ее сделал современный ин-теллектуализм, основанный на традициях натурализма. По-следний, как известно, исходит из представления о том, чтоприрода является универсальным принципом объяснения все-го сущего, это исключает «сверхъестественное», он строитвнеисторическую концепцию человека, предполагая его есте-ственную природу, естественную мораль, естественное право.

Только чувства мироощущения приносят современномуинтеллектуалу переживания, которые он не умеет рационали-зировать, а потому стыдится их и отвергает как проявлениесобственной неполноценности. Эти чувства - религиозныечувства современного человека - более-менее удачно подав-ляются светским воспитанием, но они естественны для ребен-ка, когда он переживает существование в себе жизни и смерти.Образ Творца, Создателя как бы сам по себе проступает вэтих чувствах и в вопросах, которые ребенок обращает к себеи к взрослым, о происхождении сущего. За этими вопросамине только метафизическая потребность человека, но и по-требность символическая. Абсолютное, беспредельное, суще-ствующее в мире ребенок (да и взрослый человек) постигает всимволе, символ делает это беспредельное, абсолютное доста-точно реальным, чтобы была возможна трансцендентальнаяпозиция, связанная с этим символом. Так ребенок мудростьюсвоих чувств догадывается о существовании высшего, незри-мого присутствия высшего; так взрослый, тоскующий о своейтрансцендентальное™, разумом уже ищет символ, доступныйему для осуществления его жизни.

Я долгое время боялась себе признаться, что люди, кото-рые ко мне приходили за профессиональной помощью, оказа-лись в вакууме экзистенциальное™, в пустоте, что они хотятвидеть в науке символ, который вернет им их интегрирован-ность и трансцендентальность.

Но наука этого сделать не может, у нее другие цели и задачи.Это сможет сделать идеология, ставящая своей целью создание исохранение символов трансцендентального; идеология, опираю-щаяся на естественную символическую потребность человека.

Еще со времен З.Фрейда известно, что нравственность че-ловека может им самим не осознаваться; человек не толькогораздо безнравственнее, чем он думает, но и гораздо болеенравственный. Большинство конфликтов, какими занималсяЗ.Фрейд и его ученики, были конфликтами человека, основан-ными на противоречии его естественных (сексуальных) влече-ний и социальных норм, норм нравственности.

Конфликты людей, с которыми приходится встречаться всегодняшней практике, другие - они буквально вопиют оботсутствии трансцендентальной возможности, которая вовремена З.Фрейда была, я думаю, не так выражена. Конфлик-ты моих современников не столько обращены к глубинампсихического, сколько к его вершинам', не столько к подсознательному и бессознательному, сколько к трансценденталь-ному - абсолютному и беспредельному.

Я сверяла эти выводы со всеми доступными мне текстамиЗ.Фрейда, сопоставляла происхождение невротических реак-ций у его пациентов и у тех людей, с кем приходилось рабо-тать, - различие было существенным. Возможно, у современ-ников З.Фрейда религиозное чувство было более естествен-ным, чем у моих современников, а нравственные нормы пере-живались более остро. У моих современников нравственностьчасто подменяется групповой моралью, групповыми норма-ми, то есть как бы отсутствует; нравственное чувство, связан-ное с религиозным, подавляется, вытесняется. (О причинахэтого говорить пришлось бы очень долго или ничего, поэтомуя пока обращаюсь только к доступной мне феноменологии.)Возникает пустота, где реальными, актуальными становятсятолько организмические (организменные) свойства человека,воплощенные в пресловутой колбасе, которой он измеряетуровень своей жизни. Но человек не может не переживатьприсутствие этой пустоты как сущностное; сердце напоминаето другой жизни появлением экзистенциальных чувств.

Современный экзистенциальный анализ позволяет гово-рить о том, что человек часто гораздо более религиозен, чемон сам подозревает. Собственная вершинная психология тре-бует от него усилий, чтобы к ней подняться. И тут нужна по-мощь, которая может прийти со стороны реализации симво-лической потребности в трансцендентальной позиции по от-ношению к собственной жизни.

Мне очень нравится, как сказал В.Франкл: «Такая либовытесненная, либо осознанная, но стыдливая религиозностьне нуждается в обращении к каким-либо архетипам для объ-яснения. Ведь общность содержания (представлений о Боге)определяется не сходством определенных форм (мы имеем ввиду архетипы), а тождеством объекта (то есть Бога). Никомув конце концов не придет в голову при виде нескольких похо-жих фотографий утверждать, что это отпечатки с одного итого же негатива: ведь и негативы схожи между собой илидаже одинаковы лишь постольку, поскольку на них снималсяодин и тот же объект»'.

В обосновании воздействия одного человека на другоготрансцендентальность проявляется в ее превращенной формекак невозможность произвольности изменения его духовныхсвойств, таких, как вера, надежда, любовь, совесть. Они являются воплощением духовной сущности человека, их появ-ление (или отсутствие) связано с движением человека к вер-шинам своего психического, с его самотрансцендированием.

Факты невозможности произвольности и разрушительноговлияния на человека постоянной рефлексии - желания постоянносмотреть на себя со стороны - делают проблему обоснования(обоснованности) воздействия не только проблемой управления,манипулирования человека другим или собой, но и проблемойтрансляции, передачи средств и способов осуществления симво-лической потребности для всех участников взаимодействия.

Речь может в этом случае пойти об очень конкретных сим-волах, способных повлиять на самотрансцендирование чело-века. В этих символах будет отражаться то содержание, кото-рое воздействующий будет связывать с религиозными чувст-вами человека; может случиться так, что таким символомокажется что-то очень далекое от его трансцендентальногоназначения - конкретная персона, предмет, действие, деньги,которые будут давать человеку самовыражение, но не само-трансценденцию. Различие между ними видится как различиемежду актером, репетирующим перед пустым залом, и этим жеактером, играющим перед полным залом, различие, котороесвязано со смыслом происходящего. В первом случае смыслпределен и персонифицирован, во втором случае он абсолютен.

Поразительно то, что экзистенциальная пустота делает че-ловека на долгое время нечувствительным к подмене чувствсамотрансцендирования, основанных на его свободе и ответ-ственности перед Богом, чувством самовыражения, котороеосновывается на приобретении новых форм для проявлениясвоей Я-концепции, содержание которой может остаться не-изменным. Переживание своего движения в психической ре-альности отождествляется на время с переживанием движениятрансцендентального. Не обладая символами для осуществле-ния самотрансцендирования, человек начинает пользоватьсячужими и попадает во власть Великого Инквизитора.

Обоснование воздействия человеком на человека и на себя сориентацией на духовную сущность есть то человеколюбие, вкотором свобода и ответственность считаются неотъемлемымиатрибутами жизни. Практическое отсутствие в переживанияхлюдей, с которыми мне приходится работать, этих качеств че-ловека, даже сознательный отказ от них заставляет задуматьсяо том напряжении, которое вызывает даже простое упомина-ние этих слов. Можно даже сказать сильнее - страх перед сво-бодой и ответственностью как своей, так и другого человека,наверно, можно было бы назвать и страхом экзистенциально-го

сти. Причины этого страха неоднозначны и, думаю, связаны стем что жизнь всегда несет в себе риск не осуществиться, ко-торый усиливается в переживаниях людей тогда, когда у нихнет (или отняты) ценностей, требующих реализации, когда уних нет (или отняты) смыслов, требующих осуществления, асодержанием переживания стали временные свойства жизни,которые поддерживаются бытовым релятивизмом и субъек-тивизмом'. Таким образом, человек теряет свою целостность,которая может существовать только в поле напряжения, воз-никающем, как пишет В.Франкл, между полюсами реальностии идеалов, требующих материализации.

Человек действительно живет идеалами и ценностями, ко-торые необходимы для его самотрансценденции; отношение ксвоей и чужой свободе как к идеальной ценности ставит чело-века перед необходимостью говорить не только «да», но и«нет», и не кому-то, а самому себе, своим желаниям, своимвлечениям и, таким образом, осуществлять трансцендентныйакт, называемый обычно свободой воли. Свобода возвышает-ся над необходимостью, она - проявление вершинной психо-логии человека и основывается, в частности, на идеале этой«вершинности».

Если этим идеалом будет собственное Я и безмерная лю-бовь к нему, то свобода очень быстро превращается в свойантипод - рабство. Человеколюбие потому и вызывает страху человека, привыкшего жить в ограниченных рамках своегоконкретного («правильного») идеала, что придает свободесодержание, не равное власти самодурства, но значение тойдистанции, которая позволяет существованию не растворить-ся в фактах бытия, а выйти за их пределы.

Свобода в переживаниях человека задает множественностьбытия при сохранении его целостности, это тот аромат и вкусжизни, который никогда не будет доступен рабу, живущемупо правилам хозяина. Свобода открывает человеку дверь еголичностной позиции и его личному (Я) отношению ко всемумногообразию бытия, именно она прибавляется к естествен-ной заданности жизни. Именно личностная позиция и сме-лость ее иметь есть проявление духовного в человеке.

Именно эта позиция позволяет человеку формировать свойхарактер, становиться собой, решать за себя - это решение засебя и есть созидание себя.

' релятивизм - методологический принцип, состоящий в метафизическойабсолютизации относительности и условности содержания познания;

субъективизм - мировоззренческая позиция, игнорирующая объектив-ный подход к действительности, отрицающая объективные законы природы.

Страх перед этим решением (или возможным решением дру-гого человека) связан с переживанием присутствия ВеликогоИнквизитора - лица, определяющего твою (или чью-то дру-гую) жизнь, или с переживанием себя в его роли. Расставатьсяс ней трудно, ибо появление личностной позиции требуетинтеграционных идей, воплощающих собственную сущность.Где их может взять современный человек, если он еще вчеражил жизнью, где не было Бога, не было оснований искатьисточник собственной свободы где-то, кроме самим челове-ком познанной необходимости, то есть почитать себя за Бога.

Так хочется продолжить свое рассуждение словами Н.А.Бер-дяева о том, что источник всякой свободы, сама «свобода естьбожественное во мне, есть знак моего божественного проис-хождения и божественного предназначения и противополож-на только природной необходимости. Подымающийся во мнебунт против рабства, против необходимости, подымающеесяво мне личное начало, моя честь, мое достоинство и есть то,что во мне от Бога: истинный образ и подобие Божье»'. Этоистина, обоснованная развитием мирового религиозного соз-нания и развитием мировой метафизики.

Обретение свободы личностью предполагает существова-ние ее в интегрированном виде, в виде Я, бесконечно откры-том в своей интегрированности бытию бесконечному, бытиюмировому. О сложности этого переживания говорит хотя бытот факт, что свобода сразу же ассоциируется у людей со все-дозволенностью и анархией - проявлениями метафизическогоЗла, а не возможностью существования личностной позиции,обращенной к трансцендированию, к добродетели.

Априори считается, что Зло обладает большей притягатель-ной силой для человека, а остановить его можно только наси-лием. Эта идея настолько часто представлена у моих современ-ников, что приводит к самым разным вариантам обеднениясебя, упрощения своей жизни до нескольких переживаний, по-давляющих на время(!) экзистенциальные тенденции человека.

Свобода как духовное в человеке проявляется в его отно-шении к своим влечениям, к наследственности и среде.

Влечения («хотения») всегда имеют для человека содержа-ние, отнесенное к нему самому, - «я хочу», они уже оформленыи преобразованы его духовностью. Мне кажется верной мысльо том, что влечения априорно подчинены сфере духовного. Какнет свободы без влечений человека, так нет и влечений вне сво-боды. Свобода проявляется в том, что человек может встать

над своими влечениями, но для этого они должны быть какоснование самой свободы. Жизнь людей множество раз дока-зывала, что человек может стать рабом своих же собственныхвлечений, если он отвергает в себе свою духовную сущность.

По отношению к наследственности (к своим природнымсвойствам) свобода человека проявляется в использовании имсвоих собственных задатков. Современные исследованияблизнецов показывают, насколько разной может быть жизньна основе тождественных задатков.

Даже влияние среды не определяет человека. Достаточновспомнить факты поведения людей разного типа в экстремаль-ных условиях концентрационных лагерей. Влияние среды опре-деляется тем, что человек делает из нее сам, как он к ней отно-сится. Как уже неоднократно говорилось, человек сам можетобосновать воздействие на себя и другого, сам решает за себя. Вконечном счете он становится таким, каким решает быть.

Но в экзистенциальном анализе свобода человека не тож-дественна его всемогуществу, человек не есть Бог. Мы ужеотмечали, что как только это начинает утверждаться, людиуничтожают свою сущность. Быть свободным за свою собст-венную сущность — это и определить степень свободы в по-строении смыслов и реализации ценностей (идеалов).

Смыслы нельзя изобрести, их нельзя дать человеку, их на-до каждый раз найти, воплощая в них свою сущность. Этопоразительный процесс, проследить который в себе можетдалеко не каждый человек, так как он находится в чувствах.Выражать их для всех и за всех умеют поэты и музыканты:

Образ твой, мучительный и зыбкий,Я не мог в тумане осязать.«Господи!» - сказал я по ошибке,Сам того не думая сказать.

Божье имя, как большая птица,Вылетело из моей груди.Впереди густой туман клубитсяИ пустая клетка позади.

О.Мандельштам, 1912

Смыслы, их поиск - это отражение динамики духовного,духовной сущности человека. Смысл ответственности рас-крывается перед человеком в переживаниях по поводу того, зачто он отвечает и перед кем. Если анализировать эту ситуа-цию как проявление экзистенциальности человека, то ответ-ственность является первичным феноменом, который не сво-дится ни к каким другим, иначе его называют совестью. Для

меня это слово - символ, который, как всякий символ, делаетнепостижимое доступным и понятным. Оно не может иметьконкретного содержания, оно только тогда начинает выпол-нять свое назначение, когда совершается трансцендентальныйакт: тогда объект этого акта становится видимым человеку.

Воздействие трансцендентального акта, где переживаетсяответственность перед совестью, трудно описать. Он имеетогромное энергетическое значение для человека, это та встре-ча с абсолютным, которому давно дано имя Бога. Встреча сним как с собеседником, как со сверхличностью в акте совести -это уход от своего одиночества и пустоты стремлений в бес-конечность содержания полного и гармоничного бытия.

Не могу еще раз не сослаться на Н.А.Бердяева: «Рабьяпсихология способна понять отношение к Богу лишь как под-чинение, ей все мерещится порабощение, так как она внутрен-не несвободна. Рабьи чувства демонизма сказываются в том,что он так хорошо ощущает и понимает подчинение Богу итак не понимает и не ощущает свободной любви к Богу... Этаинтимность свободной любви, свободного избрания самогодорогого для себя, своего же - прямо противоположна всяко-му рабству, рабскому подчинению и рабскому же восстаниюпротив того, что сделалось слишком далеким и слишком вы-соким. В демоническом бунте нет сознания царственного про-исхождения человека, есть духовное плебейство»'.

В обосновании воздействия человека на человека нельзясделать что-то такое, чтобы в ком-то заговорила совесть.

Думаю, что есть основания для такого утверждения, ибомногочисленные случаи из практики показывают, что ника-кое (осознаваемое другим человеком) воздействие не приво-дит к мукам совести. Чувство вины появляется под воздействи-ем другого, а вот совесть - нет. Самая главная разница вины исовести видится в том, что вина возвращает человека к себепрошлому, уже бывшему, а совесть - прорыв к своей сущности,к себе вечному. Весьма проблематичной является для меня воз-можность через обоснования воздействия одного человека надругого пробудить совесть. Наверно, единственная ситуация, гдеэто не только возможно, но и обязательно - это при встрече сБогочеловеком. В доступной мне психологической литературеоб этом написано крайне мало. Могу только зафиксировать,как умею, для читателя эту мысль, к которой вели меня самугоды, изменявшие представления о возможностях человека, оего сущности, о цели и смысле существования.