6. Ветви психоанализа: современное развитие теории отношений - Современный психоанализ - П. Куттер

6.1. Сандор Ференци и Михаэль Балинт.

Венгерская школа

К стволу психоанализа несомненно следует добавить достижения Сандора Ференци в области психоаналитической теории с ориентацией на теорию травмы. В то время как Фрейд рассматривал поддержанную большинством его единомышленников теорию инстинктов и фантазии детей по поводу своих родителей и других участников отношений как важнейшие стимулы развития и расстройства человеческой психики, Ференци ни на минуту не упускал из виду того, что выпадает на долю ребенка, оказавшегося жертвой своих родителей. В своих сочинениях «Дети анализируют взрослых» (1931) и «Разговорная путаница между взрослым и ребенком» (1932) он сформулировал то, что впоследствии заимствовал у него Михаэль Балинт и из чего возникла венгерская шко­ла психоаналитической теории отношений.

6.2. Эрик Г. Эриксон: теория идентичности

Развитая Эриком Гомбургером Эриксоном психоаналитическая теория идентичности — следующая крупная ветвь дерева психоанали­тического познания. Эриксон обрисовал ее в вышедшей в 1956 году на английском, а в 1961 году на немецком языке книге «Детство и общест­во»; на эту ветвь могли опереться все недовольные тем, что психоанализ занимается лишь субъектом, поскольку Эриксон включил в свое рассмо­трение и окружающий субъекта мир. У него не только есть «среднеожидаемые окружающие», как их называл еще Хайнц Гартманн (1939), но и, не будучи марксистом, он принимает во внимание тот или иной гос­подствующий общественный строй, его историческое развитие и воз­можность его социологического определения. Эриксон размышлял об американской самобытности, о детстве Гитлера, о юности Максима Горького, написал две увлекательные биографии — юного Лютера и борца за независимость Ганди. Он вынес на обсуждение понятие кри­зиса и развил теорию, из которой, в частности, следует, что когда кри­тические точки развития индивидуальной жизни соответствуют разви­тию общества, то возникают моменты, которые могут стать для истории выдающимися (Erikson, 1975). Понятие идентичности, введенное Эриксоном, до сих пор оказывает воздействие на психоанализ.

   Следующая ветвь принесла плоды, в которых можно узнать идеи Рене Спица. Исходя из нескольких проницательных соображений и тщательно организованных наблюдений за детьми (и обезьянами), он написал «Возникновение первых отношений» (Spitz, 1954), «Нет и да» (1957) и «От младенца к маленькому ребенку» (1956) — работы, в которых в психологической перспективе отметил огромную роль отношений мать-ребенок, подчеркнув (вслед за Анной Фрейд) их осно­вополагающий характер для первого года жизни. Широко известные понятия «трехмесячного смеха» и «восьмимесячного страха», равно как и идея «сбивчивого диалога» (1976), обязаны своим возникновением Рене Спицу.

   Следующая ветвь дерева психоаналитического познания — работы  Дональда Винникота, который наряду с Анной Фрейд и Мелани Клейн представляет в Лондоне третью группу психоаналитиков. Винникот

много занимался детьми и, среди прочего, обнаружил, сколь важное значение для ребенка имеет т. н. «переходный предмет» (например, плюшевый медвежонок) — своего рода посредник между реальной матерью и образом матери, созданным ребенок. Важнейшие работы Винникота собраны во множестве вышедших на немецком языке книг, среди которых «От педиатрии к психоанализу» (Winnicott, 1958), «Процесс полового созревания и благоприятное окружение» (1956) и «Семья и индивидуальное развитие» (1965). Во многом благодаря бестселлеру Алисы Миллер «Драма одаренного ребенка и поиск истин­ного Я» (1979) понятия «истинного Я» и «ложного Я» стали широко известными. «Истинное Я» — это то, во что превращается потенциал человека при оптимальных внешних условиях. К «ложному Я» отно­сится то, что получается с потенциалом в неблагоприятных внешних условиях, скажем, когда ребенка хвалят, одобряют и любят только при определенных условиях, например, когда он оправдывает ожидания родителей, то есть, когда ребенок послушен и податлив, иными слова­ми, «принадлежит» родителям. Под влиянием таких неблагоприятных обстоятельств потенциал «истинного Я» может не развиться. Это озна­чает, что разовьются нежелательные, но относящиеся к «истинному Я» потенциалы, такие, например, как любопытство, сопротивление, само­стоятельное мышление. Результатом этого может стать потенциальное «истинное Я», редуцированное «ложным Я». Идеи Винникота были подхвачены в Лондоне Масудом Р. Ханом (Khan, 1974), в Германии — Лорой Шахт (Schacht, 1978) во Фрейбурге и Йохеном Шторком (Stork, 1987) в Мюнхене.

6.5. Маргарет Малер:

психическое рождение человека

Не желая предвосхищать следующую главу, где речь пойдет о «пси­хологическом ландшафте» Германии, я хочу обратить внимание на еще одну ветвь психоаналитического дерева, а именно, на теорию, развитую Маргарет Малер и ее сподвижниками Фредом Пине и Анни Бергман из «Мастерз Чилдрен Сентер» в Нью-Йорке. Они изучали детей и взрос­лых с помощью непосредственных наблюдений за отношениями между матерью и ребенком, причем сотрудник Маргарет Малер Эрнест Л. Абелин особое внимание уделил «отцовскому отношению» (Abelin, 1971). Поступательное развитие ребенка посредством процессов отделения и индивидуализации через стадии «дифференциации», обучения, «пов­торного сближения», вплоть до стадии «постоянного объекта», равно как и представление о психическом рождении человека как втором, ду­ховном рождении, широко восприняты не только в психоаналитичес­ких, но и в далеких от психоанализа кругах. Этому способствовала вы­шедшая большим тиражом книга Малер, Пине и Бергман «Психическое рождение человека» (1975). Ежегодно на этой ветви появляются новые ростки (Rotmann, 1978).

6.6. Отто Ф. Кернберг:

современная теория отношений

Уточнение теории отношений Отто Кернбергом появилось в не­скольких вышедших друг за другом книгах, довольно быстро переве­денных на немецкий язык: «Пограничные нарушения и патологичес­кий нарциссизм» (Rernberg, 1975), «Теория отношений и практика пси­хоанализа» (1976), «Внутренний мир и внешняя реальность» (1980). Исходя из теории Мелани Клейн, Отто Кернберг в чрезвычайно систе­матизированном виде развивает ту ветвь на дереве психоаналитичес­кого познания, которая способствует пониманию тяжелых личностных расстройств и имеет далеко идущее значение для их лечения. Книги Кернберга получили широкую известность еще и потому, что зачастую, читая описанные в них случаи расстройств, мы узнаем самих себя: в чув­стве опустошенности и бессмысленности, в депрессиях и печали, в зави­симости от других, в слишком завышенных идеалах и связанной с этим опасностью еще большей замкнутости. Косвенным образом книги Керн­берга могут оказаться полезными для понимания нормальной психи­ческой деятельности и ее легких расстройств, а также тезисов Фрейда о сексуальности и агрессивности. В последнее время в работах Керн­берга наметилась дальнейшая дифференциация, позволяющая, напри­мер, деструктивную агрессию в любви извращенных личностей отличать от некоторой доли агрессивности в любви нормальных людей. Ответв­ление на ветви теории отношений Кернберга — выводы Джеймса Мастерсона о психотерапии пограничных больных (Masterson, 1980), тези­сы Ваника Д. Волкана о психоанализе ранней теории отношений (1975) и клинический обзор пограничного синдрома Кристы Роде-Дахсер (Rohde-Dachser, 1979), который особенно полезен в повседневном лече­нии таких больных.

6.7. Гейнц Когут:

психология самости

Не должна быть забыта и еще одна бурно развившаяся в 70-е годы ветвь нашего дерева, а именно, предложенная Гейнцем Когутом «пси­хология самости». Как и все вышеназванные продолжатели Фрейда, Когут был вынужден эмигрировать; больше всего его интересовало связанное с бессознательными психическими процессами чувство само­оценки, а также идеал, который мы формируем самостоятельно, с по­мощью родителей и окружающего мира. Самолюбие, которое назы­вают «нарциссическим», глубоко поражает Я: все мы так или иначе его знали, независимо оттого, с какими препятствиями столкнулись в про­цессе дальнейшего развития. Нарциссическое самолюбие играет по Когуту настолько важную роль в нашей психической деятельности, что Я и его судьба вполне заслуживают особого рассмотрения. Если в первой своей книге (Kohut, 1971) Когут в основном занимался вопро­сами лечения нарциссических пациентов, то в следующей книге (1977) он расширил свою теорию до психологии самости, обратившись при этом к трагическим сторонам человеческого существования: причине­ние человеку ущерба, резко меняющего жизнь,—бесчувственными ро­дителями, непонятливыми партнерами или жестокими ударами судьбы (вплоть до заключения в концентрационный лагерь), жертвами кото­рых он оказался. В теории Когута, как и в венгерской школе от Ференци до Балинта, вновь оживает старая теория травмы, восходящая к на­чалу психоанализа. Следуя ей, в пациенте видят прежде всего жертву, с которой судьба обошлась сурово. Поэтому необходимо создать атмо­сферу, позволяющую ему обрести былое доверие и, заново пережив травму, преодолеть ее.

Не замеченные большинством психоаналитиков зеленые ростки на ветви теории Когута связаны в США с именами Эрнеста С. Вольфа, Пола и Анны Орнстейн и Йозефа Д. Лихтенберга, от которых возник­ли ответвления в ФРГ, ухоженные и взращенные Лоттой Келер в Мюн­хене, Кристель Шеттель в Гисене и Гейнцем Вальтером в Констанце (Lichtenberg, 1987; Wolff, 1988).

В этой связи можно назвать и книги Алисы Миллер, поскольку на нее оказала сильное воздействие не только теория Уиннекота об «истин­ном Я» и «ложном Я», но и концепция развития личности Гейнца Когу­та. Алиса Миллер пренебрегает инстинктивной стороной личности в гораздо большой степени, чем Когут, хотя при чтении его книг может возникнуть сходное впечатление. Как сообщил мне сам Когут, речь идет о мнимом противоречии: в первую очередь его интересовало развитие Я, но он не забывал и теорию инстинктов, особенности когда сам пациент жаловался на свои побуждения.

6.8. Альфред Лоренцер и Клаус Хорн: психоанализ как материалистическая теория социализации и критическая теория субъектов

Мы подходим к немецкому варианту теории отношений в том ее виде, в каком она появилась благодаря Альфреду Лоренцеру из сту­денческого движения — материалистической теории социализации (1972) — и к критической теории субъекта рано умершего Клауса Хорна (Horn, 1972), которого вдохновили на ее создание не только психоанализ, но и негативная диалектика Адорно. И Лоренцер, и Хорн получили сильнейшие импульсы от философии Юргена Хабермаса (Habermas, 1968), их психоанализ ориентируется на существенно новые перспективы, а именно на герменевтические формы, превосхо­дящие в этом отношении герменевтику бессознательных сторон пси­хики и «глубинную герменевтику». Речь идет об «интерактивных фор­мах», столь тесно связанных со словом «отношение», что не возможно отрицать их родства с психоаналитической теорией отношений Марга­рет Малер, Гейнца Когута и Отто Ф. Кернберга, с одной-единственной, но важной оговоркой — Лоренцер дополнил психоанализ марксистскими идеями сообразно своему пониманию человеческой социали­зации как общественно детерминированной. Санкционированное об­ществом развитие людей вследствие сконцентрированных травмати­ческих воздействий ведет к искажению человеческой идентичности (Брюкнер, 1972). Капитализм рассматривается как непосредственная причина искажения человеческой личности, вызванная проникнове­нием капиталистических отношений в семью и тем самым в раннее детс­кое развитие ребенка. Психоанализ, таким образом, определяется как социальная наука, а именно, как часть социологии (Lorenzer et all., 1971), хотя позднее Лоренцер более осторожно поместит психоанализ в центре треугольника между биологией, социологией и психологией (Lorenzer, 1985).    В следующей главе я расскажу о немецкой ветви дерева психоана­литического познания, а именно о ветви, созданной Александром

Таблица 4. Положение психоанализа между биологией,  социологией и психологией (Лоренцер, 1985).

Мичерлихом, и ее ответвлениях в критике общества и социальной психологии. Рядом с именами Альфреда Лоренцера и Клауса Хорна стоят имена многолетнего издателя журнала «Психея» Гельмута Дамера и, разумеется, Маргарет Мичерлих-Нильсен, издавшей после смерти А. Мичерлиха книги «Миролюбивая женщина» (Mitscherlich-Nielsen, 1985) и «Работа памяти» (1987). Этот феминистский вариант с его кри­тикой психологии женщины Фрейда более уместен в следующей главе, где речь пойдет о развитии психоанализа в Германии. Характерна связь этого психоанализа с марксизмом во имя политических изменений, что особенно явно проявилось в студенческом движении 68-го года и в женском движении 70-х годов с их демонстрациями — полной проти­воположности миролюбивому и спокойному англосаксонскому развитию психоаналитического знания (см. IX, 5).