“Я ТЕБЯ ВИЖУ”. ОБ ОДНОЙ СКРЫТОЙ ОСОБЕННОСТИ РОССИЙСКИХ ТЕРАПЕВТИЧЕСКИХ ГРУПП - О том, что в зеркалах. Очерки групповой психотерапии и тренинга

Групповая терапия — удивительная область человеческой деятельности, ведь в ее зеркале отражается столько измерений социальной жизни, культурные традиции, межличностные роли, поведенческие стереотипы, изменения живого языка...

Мы профессионально занимаемся этим “зеркальным ремеслом” почти двадцать лет. Нам случалось вести группы в различных условиях, работая с невротиками, пограничными пациентами, заикающимися и, в последнее время, со смешанными группами людей, которые достаточно умны, чтобы держаться подальше от официальных психиатрических учреждений советского толка и получать немедикаментозную помощь в тренинговых группах или группах личностного роста. Некоторым действительно были полезны терапевтические группы (типа Т-групп для здоровых и работоспособных людей) после возникновения профессиональных или семейных проблем или во время сложного периода в личностном развитии. Несколько последних лет мы также проводим профессиональные тренинговые группы для психологов, врачей и специалистов помогающих профессий. Разумеется, все эти группы планируются и проводятся по-разному: в зависимости от состава и потребностей пациентов или клиентов меняется рабочая модель и поведение ведущего.

Эта статья посвящена общим чертам терапевтических групп в нашем на глазах меняющемся мире: мы все еще имеем дело с мистической советской ментальностью, которая очевидным образом пережила политические преобразования в обществе. В статье мы хотим поделиться наблюдениями над особенным, культурально-обусловленным, отношением к звучащему слову и словесной интерпретации.

Мы полагаем, что любая терапевтическая группа остается частью “общего бессознательного” российского общества. После многих лет общения с нашими зарубежными коллегами мы убеждены в важности этой скрытой особенности российских терапевтических групп. Это можно было бы назвать “синдромом монологической ориентации”, предполагающим системную связь различных “симптомов”. Давайте рассмотрим один из них.

Человек, воспитанный при советском режиме, склонен не воспринимать чужую информацию и не предоставлять свою. Данная тенденция в явной или скрытой форме выражается в различных реакциях избегания или пассивно-агрессивном поведении. Недоверие вместо отрицания, скептическое молчание вместо вступления в спор являются типичными в обществе, где различные формы подавления индивидуальности процветали во всех социальных учреждениях, начиная с детского сада или еще более раннего возраста. Важно заметить, что систематически подавляемые реакции накапливаются и превращаются в предельно сжатое, но не структурированное внутреннее ощущение. (Один из наших клиентов сформулировал это так: “Мне есть что сказать, но я чувствую себя онемевшим. Мы растем, но нас не слышат. Моя дочка может плакать целый час, но нянечка не поинтересуется причиной. Никто не интересуется чужими чувствами. Я знаю, что вы меня действительно слушаете, но не знаю, что мне следует сказать”). Гораздо проще казаться скептичным (или скучающим, немного раздраженным, заспанным) и пассивным, чем активным и деятельным, не только по причине психологической безопасности, хорошо известной в групповой терапии, но и из-за искреннего неумения публично высказываться. Культурные стереотипы вторгаются в работу любой группы, будь то группа в клинке неврозов или престижная тренинговая группа для психотерапевтов, которую проводит опытный западный тренер.

Опоздать, прослушать, переспросить и снова “не понять” — существует множество скрытых форм неосознанного саботажа группового взаимодействия, которые встречаются даже в коллективах с осознанной позитивной мотивацией. Все эти противоречивые наблюдения заставляют думать о некоей специфической бессознательной модели, которая сформировалась и социально закрепилась уже давно.

Временами складывается впечатление, будто у участников группы имеется долгий негативный опыт, связанный с разного рода групповым давлением и проблемами лидерства. “Желать” и “вовлекаться” — значит вызывать к себе по меньшей мере неоднозначные чувства; ведь активность предполагает принадлежность к тем, кто “управляет” (лидерам, властям). Само слово “активный” в разговорном русском приобрело значение “ушлый”, “пробивной”. Наоборот, “оставаться безразличным” (пассивным, скептически отстраненным) — в социальной ситуации психологически нейтральное, безопасное, хотя и бесполезное, состояние. Однако идея пользы и ответственности (в случае важных взаимоотношений) многими людьми с советским воспитанием не осознается как ценная. В “эпоху застоя” маленькой, но значимой частью стиля жизни стали пассивно-агрессивные лозунги: “Меня заставляют впустую потратить мою жизнь (в очередях, на собраниях, на бесполезной работе). Я ничего не могу с этим поделать, ну и черт с ним. По крайней мере, я в этом не участвую”.

Итак, Безразличная Аудитория и Монополист (любой, кто “завладевает” монологом) — это типичные роли, которые автоматически распределяются во время любой длительной ситуации словесного общения. Чтобы понять соотношение ролей в группе, важно помнить, что слова, особенно слова со значением моральной оценки, с точки зрения социального взаимодействия полностью скомпрометированы. Мы имеем в виду нечто худшее, чем известное понятие “культурной изнанки”: долгое время в России слова были инструментами обмана и “промывания мозгов”. Последние тридцать лет советской власти влияние это было уже не столь сильным, однако цена была высока: циничное недоверие к словам стало частью нашего культурного наследия, как если бы аудитория мстила им за то, что ею манипулируют. Одно из знаменитых газетных клише совсем еще недавнего времени дискредитировало любую идею или событие простыми словами “так называемый”: “так называемые демократы”, “так называемый рынок”, “так называемые официальные лица”. Популярные словесные стереотипы всегда интересно изучать: данное клише несет в себе механизм девальвации идеи (наверное, ни одно социальное явление последнего времени не избежало обесценивающего определения “так называемый”).

Безразличная Аудитория и Монополист имеют много общего, так как никто из них не верит в смысл монолога: “назвать” часто значит “убить суть разговора”. Более того, Молчаливый Скептик легко превращается в Монополиста как в группах, так и в культурной и политической жизни. Суть “синдрома монологической ориентации” не в том, чтобы много говорить или молчать, но в бессознательном понимании словесного воздействия как однонаправленного процесса. Десятки и сотни наших пациентов и клиентов говорят не для того, чтобы их услышали: их словесное доминирование самодостаточно, внимание аудитории привлекать не требовалось, быть успешным оратором — тоже. Тысячи “слушателей” сидели на собраниях (лекциях, семинарах) не для того, чтобы послушать выступающего, а чтобы быть как все, чтобы не выделяться. К сегодняшнему дню многое в России успело измениться, но встроенное (хотя и абсурдное) социальное поведение глубоко укоренилось и не желает уходить само по себе. Вероятно, чтобы изменить отношение к звучащему слову и его коммуникативной функции, потребуется смена поколений.

Очевидно, что роли Монополиста и Монополизируемого взаимосвязаны; теоретическое объяснение механизмов можно найти на страницах книги Ивонны Агазарян и Ричарда Петерса “Видимая и невидимая группа”.

“Например, роли “монополизирующего и монополизируемого” на уровне группы могут быть проявлением раннего симбиотического отказа индивида видеть различия в неосознанном стремлении к слиянию. Это связано с уровнем развития с низким порогом терпимости к новому (иному), что, в свою очередь, связано с высокой вероятностью возникновения идей сепарации и индивидуации” (Агазарян И., Петерс Р., 1983, с.107).

“Низкий порог терпимости” — это одна из отличительных особенностей остаточной советской действительности, поэтому можно сказать, что вышеназванные взаимодействующие между собой роли основаны на культуральных факторах.

Интересно обратить внимание на невербальное поведение “Говорящего” и “Слушателей”, которые вступают в привычные взаимоотношения аудитории и президиума. Сразу укажем на культуральные особенности “синдрома монологической ориентации”. Например, многие западные тренеры отмечают, насколько неохотно в российской городской культуре люди смотрят друг другу в глаза, что естественно, проявляется и на семинарах и конференциях. Особая манера смотреть и не видеть характерна для множества привычных повседневных ситуаций: в магазинах, автобусах, метро, на работе, в больнице, школе; почему же терапевтические группы должны быть исключением?

Выступающие обычно не обращают внимания на невербальную обратную связь (если таковая имеется), поскольку их вербальная активность самодостаточна и нет необходимости поддерживать визуальный контакт. Слушающие вскоре переходят в привычное трансоподобное состояние: взгляд в никуда, отстраненная нейтральная поза и др. Формально любой сидящий в зале демонстрирует “лояльность” и имитирует свою заинтересованность, иногда даже переигрывая. Однако внутреннее состояние совершенно иное: “нет, я не хочу это слушать”. Не случайно, позы слушающих часто неконгруэнтны, поскольку связаны с противоречивыми и противоположными чувствами и отношением с реальностью. В группах терапевту часто случается ненароком включить “неверные пусковые механизмы”; чтобы сделать это, нет нужды выступать с длительной речью (существуют мелкие знаки потенциального словесного подавления типа немного повышенного голоса или чуть более отчетливого, чем у других, выговаривания слов).

Безусловно, эта картина может служить описанием самого начала работы группы где угодно: люди еще не привыкли к обстановке, не чувствуют себя в безопасности, демонстрируют те же защитные реакции и неконгруэнтность. Тем не менее, мы считаем, что данный тип поведения (с характерной монологической ориентацией, социальной привычкой к недоверию, реакциями избегания и низким порогом терпимости к отличающемуся от себя) усложняет процесс формирования новой группы. Кривые зеркала, расставленные друг против друга — не лучший способ отражения реальности. Как пишет Д.С. Витакер, “может потребоваться вмешательство, чтобы устранить препятствия, прежде чем структура начнет функционировать (если, например, участникам надо приобрести некоторые навыки, чтобы структура начала действовать или если некоторые общие страхи мешают начать работу)”. (Витакер Д.С., 1989, с. 229).

Мы полагаем, что нашим клиентам и пациентам следует “приобрести некоторые навыки” диалогического общения, а также преодолеть “некоторые общие страхи”, когда на тебя смотрят и слушают, когда ты активен и тем отличаешься от других. Существует множество способов выполнить эту задачу; прежде всего, однако, следует использовать для этого среду группы. Принимая во внимание различные факторы, играющие роль в планировании и проведении групп, мы стремились к созданию диалогической коммуникации в группе, используя введенные в групповой процесс структурированные упражнения.

Мы используем термин “структурированные упражнения”, как он употреблен в хорошо известной книге И. Ялома, чтобы “обозначить некоторые из многочисленных возможных действий, во время которых группа начинает следовать специфическим правилам” (Ялом И.Д., 1985, с. 447).

Здесь следует отметить, что мы предлагаем структурированные упражнения, разбивая их на шаги или стадии, понемногу восстанавливая диалогические навыки и диалогическую ориентацию, которые являются не просто заученным правилом, а совершенно новой внутренней установкой. В любом случае, эти упражнения помогают подготовить группу к устранению культуральных препятствий, о которых говорилось выше. Но никакие “структурированные упражнения” не сделают за группу и ее ведущих того, что они должны сделать совместно.

Упражнения или “маленькие техники” способствуют более эффективному действию терапевтических факторов, хорошо известных в групповой терапии (см. Ялом И.Д., 1985, с. 3). Упражнения разработаны, для того чтобы выявить, сделать более безопасными и даже приятными различные аспекты диалогического взаимодействия: наблюдение, обратную связь, эмпатию, общее время и пространство и др. От сессии к сессии время, отведенное на структурированные упражнения, уменьшается, а начиная с шестой встречи, мы можем обойтись и вовсе без “специфических правил”. Мы хотели бы рассказать лишь о некоторых из этих “маленьких техник” и обсудить их цели и предполагаемые механизмы.

Пример 1. Начало группы

Обычно мы начинаем первую групповую сессию без вступлений и даже без привычной процедуры представления участников. Даже такой естественный ритуал может закрепить социальные стереотипы “участия в собрании”. Интересно отметить, что в российских группах у людей часто возникают сложности с запоминанием имен друг друга: этот маленький социальный обмен именами им совершенно не свойственен. Иногда мы намеренно используем это нежелание раскрываться. В Т-группах или группах короткой терапии можно попросить людей придумать “неправильные” имена, пока каждый в группе еще хранит анонимность: “Вы можете подумать о том, какие имена совершенно не подошли бы людям, сидящим здесь?” Пока 8—10 участников группы думают, терапевт может сделать дополнительные замечания: “Вы думаете о неподходящих именах, а я тем временем расскажу вам об условиях проведения группы и ее целях. Я не скажу ничего особенно важного, поэтому вы можете не слушать меня внимательно, а продолжать обдумывать свою основную задачу”. (Присоединяясь к сопротивлению, утизизируя реакцию избегания, терапевт показывает, что словесное доминирование для него несущественно. Как правило, участники устанавливают прямой визуальный контакт, они улыбаются, придумывая “неправильные” имена, ощущают безопасность в своей неузнанности... и начинают интересоваться истинными именами других людей в группе. Как того и следует ожидать, все они очень хорошо запоминают и слова терапевта.)*

Для групп длительной терапии такое начало было бы излишне игривым и “техничным”. В этих случаях мы предпочитаем начинать без процедуры знакомства, а сразу привлекая внимание к видимым проявлениям монологической ориентации. Первыми словами терапевта могут быть: “Доброе утро! Ну, что, начинаем? (Важно обратить внимание не только на невербальные проявления согласия, но и на знаки подавленной экспрессии). “Представьте себе, что вы уже знаете все, что должно произойти и что я собираюсь сказать... Вы — компетентные, опытные участники многих групп, вам все известно, а это скучно... Пожалуйста, сядьте так, как обычно сидит человек, знающий все наперед, не ожидающий ничего нового и интересного”. (Присоединение к сопротивлению, получение визуального образа пассивно-агрессивного поведения и отыгрывание его “впрок”. Такое предложение обычно вызывает дружелюбный смех даже в весьма тревожной группе). “Какие слова или образы приходят вам в голову, когда вы вот так сидите?” (Чаще всего говорят о “собрании”, “лекции” или “школьном уроке”).

Отвечая на вопрос, люди начинают смотреть друг на друга и менять позу: то, что происходит на самом деле, требует иного языка тела. Наступает подходящий момент, чтобы ввести невербальные упражнения, которые усилят произошедшую в группе перемену. Первая серия упражнений основана на изменении позы сидящего, затем подключаются дополнительные движения. Части упражнения короткие, технически не сложные, но заставляющие участников быстро меняться ролями и партнерами, а также внимательно следить за всеми, чтобы не отставать. Упражнения структурированы как фрагменты невербального диалога между двумя участниками или между одним участником и группой, или группой и ведущим, или даже между разными эмоциональными состояниями (ролями, психологическими возрастами, внутренними голосами) одного и того же человека. Постоянно предлагаются самые разные формы и языки диалога. Важно отметить, что, хотя упражнения структурированы (даже чересчур), участникам предоставляется полная свобода выражения в этих коротких эпизодах невербального общения.

Максимально четкая рамка и структура упражнения (“в течение одной минуты... четыре способа... поменяйтесь местами с партнером...”) по-своему защищает спонтанность содержания, удерживает тревогу в пределах переносимого. Конечно, важно подбирать сами маленькие задачи так, чтобы они были разрешимы, не провоцировали появление новых защит. Впрочем, некоторые формы сопротивления в этой ситуации “работы под диктовку” могут быть более чем конструктивны: одной из них парадоксальным образом часто становятся нарушения инструкции в сторону “перевыполнения” (“Почему четыре — у меня шесть!”).

Удивительно, как быстро люди актуализируют навыки короткого, направленного и заинтересованного общения. Интерес этот, безусловно, поверхностен и непрочен, но его достаточно для выполнения простой задачи: начать наблюдать за другим человеком, выделяя детали, научиться самому быть наблюдаемым, обращать внимание на язык своего тела и внимательно следить за невербальными сообщениями своего партнера. На этом этапе не предполагается глубокой эмпатии или инсайтов, но закладывается основа для дальнейшей работы в группе.

К концу первой сессии, когда люди начинают чувствовать безопасность этого пространства, можно добавить вербальное общение. Например, можно попросить группу поделиться ассоциациями, связанными с переживаниями “здесь и сейчас”, или описать предмет, связанный с чем-то дорогим и важным, или визуализировать цвета, имеющие отношения к различным эмоциональным состояниям, описать эти цвета и назвать свое имя. Эти образы обычно ярки, полны деталей; участники называют свои имена легко и с удовольствием: имя уже воспринимается как часть образа, а не как “этикетка”. Неудивительно, что имена теперь хорошо запоминаются.

Пример 2. Выбор партнера

в структурированных упражнениях

Предложение выбрать партнера для короткого парного упражнения может само по себе стать способом привлечь внимание к различиям, косвенным признанием их важности, ценности.

Перед четырехминутным упражнением, в котором предстоит работа с руками, можно предложить походить по комнате и внимательно рассмотреть все руки в группе, осторожно прикоснуться и найти “самые непохожие на ваши” (это и будет партнер на ближайшие 3—4 минуты). Можно предложить поискать и найти человека, “чей цвет глаз больше всего похож на ваш” (“Ой, я не помню своего цвета глаз!” — “Но вы же не одна, вам помогут”.) Понятно, что для выполнения такой, в сущности, пустяковой инструкции нужно поглядеть в глаза каждому.

Ни одно из этих предложений не имеет самостоятельного смысла, важно лишь, чтобы они “по частям реанимировали” ощущения непохожести на других и стимулировали внимание к многообразию индивидуальных черт этих самых “других”. Возникает своеобразная мерцающая мозаика деталей, которые не застывают в восприятии как “основные и определяющие”, а сменяются все новыми. При этом все предлагаемые признаки с точки зрения социальной значимости должны быть “латентными”, “не играющими роли” — мы никогда не используем такой символически заряженный признак, как рост, или такой “объективный”, как возраст.

Пример 3. Пластическое зеркало*

Пример 4. Словесное описание

После интенсивного невербального взаимодействия — в нем постоянно сменяются инструкции, основания для выбора партнеров, каналы коммуникации, тип маленьких невербальных диалогов — группа обычно уже хорошо разогрета, и участники полны впечатлений. Они видели и положительно воспринимали отличия. Наступает момент, когда следует вернуть смысл словам. Мы считаем, что позволять группе обсуждать нечто, что может привести ее к обобщениям, все еще опасно: вновь родившиеся значения, чувства и модели диалогического общения могут снова “увянуть”. Чаще мы предлагаем группе создать прямые ассоциативные описания ограниченного объема и структуры. Тема выбирается так, чтобы она была близко связанной и ассоциировалась с недавно завершившимся упражнением. Взаимодействие все еще построено искусственно (каждый описывает других), но содержание создается самими участниками. Вот несколько примеров типичных “инструкций”:

 описать руки других участников 8—10 прилагательными;

 описать все голоса группы (6—8 прилагательных или глаголов для каждого в группе);

 описать “качества” взгляда других людей: что делают глаза, когда они смотрят, какие у них “привычки”.

Когда участники обмениваются описаниями, могут проявляться различные чувства и отношения. Единственное, что запрещено, — это монолог. Каждый дает и получает. Самое существенное в обмене описаниями состоит в том, что “теперь я вижу тебя, а ты видишь меня, ты отличаешься от других, и я тоже; люди могут быть интересными; мы нужны друг другу хотя бы затем, чтобы сравнить наши точки зрения... Опасности в том, чтобы отличаться от других, нет”. (Говорят, что на Востоке слова “Я тебя вижу” означают объяснение в любви. Так ли это, на самом деле неважно — важно, что без “открывшегося” взгляда значимые отношения действительно невозможны.)

А терапевт, который знает обо всех сложностях, связанных с началом нового группового процесса, тем не менее, мог бы сказать своему “внутреннему супервизору”: “Теперь можно начать основную работу. Строительная площадка расчищена, и мы видим друг друга”.

Литература

Agazarian, Y. and Peters, R. (1983) The Visible and Invisible Group: Two Perspectives on Group Psychotherapy and Group Process, London, Routledge & Kegan Paul.

Whitaker, D.C. (1985) Using Groups to Help People, London Tavistock/Routledge.

Yalom, I.D. (1985) The Theory and Practice of Group Psychotherapy, New York, Basic Books.