Глава первая. ДЕЙСТВИЕ И ЭФФЕКТ - Психическое развитие ребенка

Для каждого этапа развития ребенка можно выделить наиболее характерный вид деятельности, составляющий особенность этого этапа и выступающий как фактор умственного развития ребенка. Виды деятельности разнообразны, они меняются с изменением систем поведения, потребностей, интересов и функциональных возможностей ребенка. Наиболее общим и вместе с тем наиболее элементарным отношением, характеризующим тип деятельности, является отношение между действием и его эффектом.

Действие может определяться различными мотивами. Однако наиболее элементарные акты, кажется, не имеют психической мотивации. Они не имеют другой причины, кроме той, что имеется функция соответствующих органов. По-видимому, это одно из тех происходящих самих по себе функциональных проявлений, на частоту которых в раннем возрасте указывала Ш. Бюлер (Ch. Buhler). Конечно, трудно с уверенностью утверждать, что действия или даже простые движения не связаны с психикой. Так, часто допускают, что проявление двигательной функции сопровождается определенным удовольствием, которое связано с упражнением данной функции. Но это не так просто, как может показаться вначале. Нет удовольствия без некоторого сознания, степень и природу которого еще необходимо определить.

Однако до возникновения движений ради движений, очевидно, имеются такие движения, которые возникают под влиянием боли или положительного переживания. В чередовании их со сном и выражается поведение ново-

рожденного. Впрочем, эти движения невозможно отделить от соответствующих им аффективных состояний, ибо они жизненно связаны с аффективными состояниями и вначале полностью сливаются с ними. Они еще не играют в элементарном поведении определенную функциональную роль. Чтобы показать это, воспользуемся сравнением.

В течение первых недель жизни ребенка у него обычно наблюдаются движения, внезапность возникновения, изменчивость и разнообразие которых в мышечных группах позволяют сблизить их с движениями при хорее. Действительно, кажется, что эти движения возникают подобно взрыву, просто благодаря высвобождению энергии в разобщенных участках двигательного аппарата: еще не связанные синергии у грудного ребенка и раздробленные при хорее. Кинестетические ощущения, соответствующие этим движениям, у больного хореей возникают и исчезают, не принося ему ничего, кроме переживания бессилия, и лишь нервируя его. Хореические движения не связаны между собой и не могут быть связаны, так как они не отвечают определенным потребностям, в том числе и органическим, что в нормальном случае составляет отправной пункт движения. Поэтому хореические движения не могут образовать следа, так как след не может возникнуть, если движение не имеет направленности, отправного момента и не вступает в определенные связи. Если такие движения не детерминируются чувствованиями, то это происходит не только потому, что ощущение не участвует в их возбуждении, а еще и потому, что хореические движения не могут дать точного и отчетливого ощущения.

Без точной связи между каждой системой мышечных сокращений и соответствующими ощущениями движение пе может ни войти в психическую жизнь, ни содействовать ее развитию. К какому моменту отнести возникновение таких связей? Те исследователи, которые признают необходимость таких связей, стремятся отнести их возникновение к наиболее раннему возрасту.

Но при этом нужно различать две разные области чувствительности: область собственного тела и область отношений с внешним миром. Ощущения собственного тела Шеррингтон называл проприоцептивными, в противоположность экстероцептивным ощущениям, которые обращены вовне. Каждому из этих видов ощущений

отвечают, хотя и тесно взаимосвязанные, но различные формы мышечной деятельности.

Проприоцептивная чувствительность связана с реакциями равновесия и с такими положениями тела, сущностью которых является тоническое сокращение мышц. Между мышечным тонусом и соответствующими моментами ощущений как будто бы существует единство, непосредственная взаимосвязь. Их локализация и сфера распространения эффектов являются точно совпадающими. Двигательные спазмы, представляющие собой двигательные и одновременно сенсорные пароксизмы, показывают, до какой степени мышечное сокращение и проприо-цептивное ощущение взаимно поддерживают друг друга. Они как бы срастаются. Экстероцептивные же ощущения и соответствующие им движения находятся на противоположных точках более или менее обширного круга. Глаз, который рассматривает объект, и рука, которая его берет, являются совершенно различными органами.

Между зрительным впечатлением и мышечными сокращениями имеются сложные системы нервных связей. Для того чтобы у ребенка возникли эти системы, необходимы многие месяцы жизни, в течение которых происходит органическое созревание центров и обучение, все более усложняющееся от этапа к этапу. Как же образуются в разных случаях связи между чувствительностью и движением?

Вводя понятие «круговая реакция», Болдуин (Baldwin) стремился показать, что она является основной. Нет ощущения, которое не возбуждает движений, способных сделать его более отчетливым, и нет движений, воздей-сзвие которых на чувствительность не вызывает новые движения, до тех пор пока не наступит согласованность между восприятием и соответствующей ситуацией. Восприятие является видом приспособительной деятельности, так же как и ощущение. Приспособление выражается здесь главным образом в адаптации. Все здание психической жизни на его различных уровнях строится путем приспособления нашей деятельности к предмету, причем этим приспособлением управляет сама деятельность через ее эффекты, воздействуя таким образом на самое себя.

Примеры деятельности этого рода наблюдаются в жизни ребенка постоянно. Ежеминутно движение ребенка вызывает новое движение, повторяющее его и часто его

изменяющее в ходе целой серии последовательных модификаций. Таким образом, ребенок научается пользоваться своими двигательными органами под контролем вызываемых ими ощущений. В то же время он все лучше идентифицирует эти ощущения, вызывая их движениями, выполняемыми несколько иначе, чем непосредственно предшествующие им. Произнесение звуков, с которого начинается их точное восприятие ребенком (и особенно произнесение звуков, являющихся фонемами языка, на котором говорят вокруг него), хорошо показывает, как на основе взаимозависимости действий и их эффектов ребенок овладевает связями между акустической и кинестетической областями.

В современной психологии придается большое значение роли эффектов действия в психическом развитии. Именно ролью эффектов действия Торн-дайк объясняет обучение. Если первые осторожные поиски уступают место уверенному движению или хорошо приспособленному поведению, то это объясняется тем, что произошел выбор среди первых попыток, который отмел все, что не подходило к данной ситуации, все движения, которые были ошибочными. Положительный эффект приводит к повторению полезных движений, а неудача — к устранению бесполезных движений. Именно таким способом животное, помещенное в лабиринт, в конце концов научается избегать тупиков. В других экспериментах ребенок должен был реагировать на каждое произнесенное при нем слово какой-нибудь выбранной им цифрой. Оказалось, что он лучше удерживает те из ассоциаций, за которыми последовало одобрение экспериментатора.

И в повседневной жизни многочисленными являются случаи, в которых эффект играет важную роль. Иногда эффект оказывается случайным, неожиданным, иногда же его ждут и предвидят. Часто случается, что маленький ребенок останавливается, удивленный одним из собственных движений, которое он сам заметил, очевидно, только благодаря эффекту этого движения. Именно изменение, появившееся в поле деятельности или восприятия ребенка, помогает ему выделить, а затем и повторить движение, вызвавшее данное изменение. Живой интерес ребенка ко всему новому приводит его к тому, что он неоднократно повторяет свои действия. Это повторение,

впрочем, настолько спонтанно, что оно совершается и в том случае, когда эффект вызван посторонними причинами. Даже взрослый нередко пытается проверить, не его ли действие или изменение положения явились причиной шума или перемещения, которое он заметил в окружающих условиях. Все, что происходит в нашем сознании одновременно, кажется существующим неразделимо, и только благодаря повторению деятельности становится возможным отличить то, что является от нее независимым.

В других случаях эффект, более или менее определенный,— ожидается заранее. Вызывать знакомый эффект — одно из любимых занятий ребенка. Часто он делает это с утомительной монотонностью, создающей впечатление, что ребенок получает удовольствие не от самого эффекта, а от того факта, что он сам вызывает этот эффект. Это функция эффекта в ее чистом виде. В других случаях, наоборот, ребенок действует, чтобы посмотреть, что получится из его действия.

В этом случае возбуждающим его интерес кажется разнообразие возможных эффектов. Но над всеми этими поисками доминирует в известном роде естественная и необходимая уверенность в том, что его действие должно иметь некоторый эффект, что нет действия без эффекта. Различие между эффектом и действием является лишь абстракцией. В каждом действии есть нечто, являющееся его содержанием, его причиной, его целью. Всякое действие измеряется либо субъективными, либо объективными изменениями, которые оно вызывает или может вызвать.

О психологическом механизме действия эффекта было много споров. По Торндайку, действие и эффект — это совершенно различные понятия. Если крыса, помещенная в лабиринт, в конце концов научается безошибочно находить правильное направление, то это происходит потому, что между направлением пути и движением крысы образовалась связь, причиной которой явилось неудовольствие, испытываемое в тупиках, и удовлетворение от свободного движения по правильной дороге. Следовательно, для того чтобы произошло установление связи между действием и результатом, необходимо включение аффективного фактора. Подобно этому в опыте

с ребенком, который должен произносить какие-либо цифры в ответ на предъявляемые слова, удовлетворение от одобрения экспериментатора помогает ему запомнить сочетания цифр и слов. Здесь все еще речь идет о двух совершенно чуждых друг другу членах, объединенных внешней связью аффективной природы. При таком объяснении по-прежнему сотрудничают ассоцианизм п утилитаризм, или гедонизм,—две концепции, постоянно сочетающиеся друг с другом.

Однако против такой точки зрения возникло множество возражений. Вначале они были направлены против понятия связи. Каково точное значение этого понятия? Какое физиологическое или психологическое основание можно под него подвести? Как последующее удовлетворение может влиять на повторение предшествовавшего ему действия? Наиболее резкой является критика с позиций гештальтпсихологии. Можно ли говорить о связи между явлениями, которые не имеют определенного, фиксированного и отчетливого существования? Каковы в действительности те движения и та ситуация, которые подлежат связыванию? Движения или акты поведения крысы, запертой в клетку, откуда она ищет выхода, отличаются чрезвычайным разнообразием. Трансформируясь, они меняют поле и структуру восприятия, т. е. ситуации, изменяются вместе с ней. Даже в тех случаях, когда опыт построен по способу ограничения возможных движений и оставляет, например, только альтернативу выбора между двумя направлениями в лабиринте, предполагаемое сходство между повторяющимися актами поведения является только кажущимся. Эти движения идут по следам друг друга. Не существует следов, которые не составляли бы элементов целого поведения, формирующегося в ходе его развития, и которые как элементы могли бы оставаться одинаковыми на разных фазах развития. Фрагмент поведения не имеет никакого самостоятельного значения, он приобретает его только через целостное поведение, частью которого он является. Общая «сопри-надлежность» уже объединяет явления, между которыми пытаются установить внешнюю связь, после того как их произвольно разделили и изолировали. Они составляют часть структуры целого.

Принцип такой структуры, такой сопринадлежности, говорит Коффка, может иметь совершенно различную

природу. Единство, которое в результате образуется, будет в зависимости от обстоятельств либо единством наиболее точных движений, необходимых для самого совершенного, быстрого и экономичного выполнения действия, либо единством действия с ситуацией, с ожидаемым эффектом. Оно может также заключаться в простых отношениях смежности во времени или пространстве. Такая точка зрения может показаться возвращением к старому ассоцианистскому принципу смежности. Но в действительности связи, о которых идет речь, замыкаются не автоматически; причина их образования заключается не в самой пространственной или временной смежности, а в том, что целое формируется в пространстве и во времени. Возможно, впрочем, что проблема поставлена слишком формально и в предлагаемых решениях есть нечто слишком статическое. На примере ребенка можно показать, что существует целая иерархия эффектов, организующих деятельность.

Самыми примитивными являются наиболее субъективные эффекты. Действие может иметь стимулирующий и направляющий его эффект в самом своем осуществлении, в своем темпе и ритме, в легкости и привлекательности своих очертаний. В этом заключается обширный источник активности маленьких детей и некоторых идиотов. Эффект может также выражаться в согласованности между определенной позой тела и соответствующим движением. Сколько раз в своих непосредственных забавах ребенок как будто старается разделить их, настойчиво удерживая определенную позу, чтобы потом могло как бы непреднамеренно осуществиться движение. Ребенок как бы играет с отношениями позы и действия. Но элементы, которые здесь объединены, не являются, как это предполагает ассоциативная гипотеза, первично различными:

они образуют внутреннее единство, и лишь затем возникает его раздвоение.

На более высоком уровне эффект может иметь внешнее происхождение, хотя он и является полностью включенным в действие. Годовалая девочка тащит со стола скатерть, и отец должен подхватить ее, чтобы скатерть не соскользнула на пол. Во второй раз отец кладет на скатерть руку и удерживает ее, когда она немного сдвинулась. Девочка останавливается, удивленная, потом начинает снова стаскивать скатерть со стола, но ограничивает

движение легкими перемещениями, возобновляя попытки множество раз. Таким образом, действие не совершается с наибольшей амплитудой, как вначале, а преследует результат, начальной причиной которого было постороннее сопротивление. В этом случае действие как бы измеряет само себя и примененная ранее сила замещается силой, необходимой для того, чтобы вновь найти ограничение, которое было сначала причиной удивления девочки. Здесь единство между действием и эффектом не является внешним. Реально испытанное видоизменение, эффект действия, становится его регулятором и, таким образом, делается посредником между внешним обстоятельством и действием.

Эффект может также объединять две различные области деятельности. Так, например, рука ребенка часто пересекает поле его зрения, не вызывая никаких признаков интереса. Но вот его взгляд останавливается на ней, он удерживает руку неподвижно, потом отводит ее, затем приближает, и на некоторое время это становится еге любимым упражнением. Разумеется, исходным пунктом здесь было случайное движение. Но ребенок не мог повторить его с целью воспроизведения результата до того дня, когда стала возможной координация между зрительным восприятием и произвольным движением. Это новое межфункциональное единство, которое ребенок открывает и начинает использовать, связано, очевидно, с созреванием нервных центров. Таким образом, связи, которые узнает ребенок и которые он устанавливает, включают в себя лишь те элементы, которые объединяются действием. Они используют уже имеющиеся структуры. Но это не мешает связям увеличиваться и становиться более разнообразными, смотря по обстоятельствам и в зависимости от их применения.

В основе многих видов обучения равным образом лежит способность воспринимать и реализовать в пространстве или во времени не только отношения смежности, но, как указывает Коффка, также конфигурации, паузы, ритмы. Обучение правильному движению по лабиринту не совершается от перекрестка к перекрестку раздельными единицами, но осуществляется как бы по эскизу целого, возникающего все с большей отчетливостью при повторениях опыта. Именно из этого качественно целого последовательно вычленяются отдельные единицы, так

что научение правильному пути не возникает путем простого сложения этих единиц. Направления и расстояния сливаются в своего рода динамическое целое, стремление к которому и направляет животное. Эффект не является чем-то внешним по отношению к действию. Он включен в действие в каждый его момент, являясь одновременно его результатом и регулятором.

Связь действия и эффекта может еще не иметь в своей основе функциональной канвы и объединять обстоятельства или предметы, соединение которых является случайным, произвольным и зависящим лишь от деятельности, которая их комбинирует. Подобную ситуацию пытался создать Торндайк в известном опыте «слово — цифра». Но и в этом случае оба элемента, какими бы раздельными они ни были сами по себе, уже предварительно оказываются связанными. Потенциально они связаны заданным правилом, направлением опыта, ожиданием, которое вызывает задание, результатом, который оно предполагает. Наводящее слово создает брешь, которую заполняет цифра, но только в предварительной форме. Если связь слова и цифры не подкреплена одобрением, то нет ничего удивительного в том, что она стирается. Это единый непрерывный акт, который развертывается между начальным и конечным вмешательствами экспериментатора, дополняющими одно другое. Ответ субъекта согласуется как с одним, так и с другим. Без конечного вмешательства экспериментатора действие остается незаконченным и не оставляет следа.

Разумеется, удовлетворение от правильной догадки является, по Торндайку, тем, что добавляется к паре «цифра — слово», чтобы ее связать. Однако Толман показал, что в некоторых случаях подобный результат может быть получен и после неодобрения, которое также является формой конечного вмешательства. Важно, чтобы действие завершило свой цикл и ожидание нашло свой объект. Тяжелое переживание, страдание может, так же как и удовольствие, завершить деятельность, придать ей важное значение. Оно может служить знаком того, что мы ищем или чего хотим избежать. Страдание включается во многие наши поступки как стимулятор, как предупреждение, как необходимая или обычная составная часть, факт существования которой мы иногда хотим проверить любой ценой. Страдание — это один из эффектов

среди многих других, которыми регулируется наша деятельность и которые служат для закрепления ее результатов.

Начиная с впечатлений, которыми сопровождается ' упражнение функции, и кончая критериями, определяющими выполнение работы, закон эффекта значительно расширяет область тех круговых реакций, которые являются принципом первых спонтанных упражнений маленького ребёнка. В поле возможного опыта закон эффекта вызывает действия, направленные на обследования и конкретные приобретения. Этот закон заставляет ребенка следовать от этапа к этапу в его непрерывной работе по функциональному и объективному распознаванию действительности.

Глава первая. ДЕЙСТВИЕ И ЭФФЕКТ - Психическое развитие ребенка - Аври Баллон