Обстоятельства 1-х пыток. - Психиатрическая больница

С начала февраля 2001 года родившая меня гражданка постоянно дома громко ругалась и ссорилась со своим 2-м супругом по всяким причинам: отсутствия денег и половых контактов, постоянной смены места работы и из-за серьёзно сломавшейся старой автомашины "Волга ГАЗ-24". Их сын постоянно прогуливал школу, а жуткие ссоры между ними сказывались и на мне: дома бардак и грязь, нельзя даже пройти на кухню для приготовления питания и я готовил на микроволновой печи в комнате, в которой сплю. Сожители испаганили квартиру и санузел. Мать обращалась в агентство недвижимости по поводу сдачи жилплощади в аренду. В конце-концов 2-й супруг матери уехал из квартиры к родителям в деревню, но тут мать начала постоянно устраивать ссоры со мною, требуя съезда с квартиры.

14 февраля она, как обычно, внаглую препятствовала приготовлению мною питания на кухне и уходу на работу, поэтому я вынужден был позвонить по телефону милиции в Москве "02" и сообщить, что мне препятствуют в проживании на Законно занимаемой жилплощади. Примерно через час приехал наряд милиции из ОВД района "Беговой", но, только коротко побеседовав с моей матерью, пообещал разобраться. После ухода сотрудников милиции родивщая гражданка пообещала мне отомстить и куда-то ушла.

В тот день по Законам РФ я с недавним исполнением 25 лет сдал в паспортный стол свой паспорт гражданина СССР с другими необходимыми документами для замены на новый паспорт гражданина РФ и должен был около 2-х недель по странному заведённому тогда в стране порядку жить без паспорта. Мать и работники милиции об этом знали. Но тот день кончился нормально без каких-либо намёков.

А 15 февраля 2001 года примерно после 7 часов утра в дверь квартиры позвонили 2 работника милиции. Я проснулся. Потребовали меня. Я отпер дверь и вошедшие милиционеры заявили, что со мной срочно хочет поговорить участковый инспектор и мне даётся 5 минут на сборы. Я второпях оделся, а так-как паспорт сдал вчера на замену, то взял с собой Военный билет. Работники милиции сразу изъяли у меня Военный билет и торопили настолько, что холодной зимой не дали одеть даже шапку, сказав, что отделение милиции рядом и довезут на машине. Я вышел из дома, сел в машину милиции, но она не сразу отправилась в отделение, а по дороге на какое-то время подъехала к дому №5 корпус №2 и работники милиции зачем-то выходили из автомобиля. Затем меня привезли в ОВД района "Беговой", попросили расписаться в дежурном журнале, я расписался и посадили на скамейку в полутёмном помещении напротив "обезъянника". По постоянно работавшему в отделении телевизору из смежной комнаты было слышно, что настало 8 часов утра и сотрудники милиции разбудили человека, спящего напротив меня в камере. Я с ним познакомился - это Цкаев Аркадий Борисович.

По прошествии времени специально привожу всю историю почти настолько точно насколько помню, чтобы читатель мог понять нормальное состояние здоровья автора, которое может быть подтверждено независимыми свидетелями.

Шло время, час, другой... За Цкаевым А.Б. наконец приехала мама и его выпустили - я остался один.

В той смежной комнате с телевизором, за телефонным аппаратом сидел рыже-жёлтоволосый сотрудник в очках солидного возраста и нормального телосложения. На первый взгляд, его вид в милицейской форме мог показаться порядочным и интеллигентным. Но вот он стал звонить по телефону, видимо другому сотруднику и, взглянув, что вокруг находятся только мужчины, открыто говорил собеседнику о предстоящем совместном допросе какой-то красивой женщины и что у той, дословно передавая, "большие сиськи торчат..."

У другого дежурившего сотрудника милиции я спросил на каком основании и почему меня задерживают. Сначала он отказывался объяснить, говоря подождать. Тогда я задал вопрос, могу ли позвонить посредством своего мобильного телефона в юридическую консультацию? Сотрудник милиции запретил и буквально только на несколько секунд из своих рук показал мне лист бумаги, на котором печатными буквами и от руки было написано насколько помню следующее: "Психически больной Евстигнеев Е.А., 1975 г.р. в связи с сезонным обострением опасен для себя, родителей и окружающих..." Так как этот листок был показан мне на пару мгновений, то я не успел целиком прочитать его, но по-моему, тогда там внизу отсутствовала даже печать и дата. Я был сильно удивлён, даже ошарашен, сказал, что это ложь и вынужден был дожидаться разбирательства.

Шло время... Подошёл молодой парень без служебной формы, но возможно сотрудник внутренних дел. Он спросил почему я здесь и попросил пройти с ним в дальнее помещение отделения, якобы, для интересного дела. Я прошёл. Там он спросил, слышал ли я о том, что в соответствии с распоряжением все лица, задержанные сотрудниками милиции, должны оставить органам внутренних дел все данные о себе? Я такого не слышал, но согласился. Парень дотошно интересовался где, когда я родился, где и кем работаю, специальность, чем занимаюсь, взял у меня подробные образцы подчерка, отпечатки всех пальцев и ладоней, составил описание внешности с приметами и сделал несколько фотографий в фас и профиль. Потом меня снова посадили на скамейку.

Уже хотелось сильно есть - вчера вечером, устав после работы и соблюдая режим, ничего не поел и был, как обычно, голоден с утра.

Ближе к 12 часам дня милиционеры ко мне подсадили Вильгельма Александр Александровича - обычного гражданина, но явно чувствовавшего себя плохо. Время шло. Вильгельм А.А. иногда куда-то выходил, якобы покурить на улицу, а затем приходил снова.

Потом в прихожую отделения зашла женщина, которая по-видимому регулярно продавала милиционерам простое питание: пирожки и воду. У дежурного рыжеволосого и высокого плотного телосложения милиционера я спросил, можно ли мне на свои деньги что-нибудь у неё купить? Тот кивнул головой и я вышел в прихожую прямо к выходным дверям и, купив у неё пирожок, вернулся назад. Пожалуй, тот высокий и плотный рыжеволосый сотрудник единственный кто отнёсся ко мне нормально и понял, что я честный человек.

Приблизительно к обеденному времени (к 2-3 часам) в отделении милиции появились две женщины, а прямо говоря, - тётки. Одна из них выглядела лучше и представилась заместителем главного врача ПНД - Прытова Е.Б. А другая женщина выглядела грязноватой, была неухоженна и на вид часто пьющая, она всё время только молчала, смотря на меня. Работники милиции предложили Прытовой пройти в светлый кабинет для беседы со мной, но она сразу отказалась, сказав, что ничего мы тут побеседуем и сказала милиционерам показать ей бумагу, какая у них есть на меня. Тот листок она сначала взяла в руки, а потом постепенно упрятала. Усевшись рядом с маленьким обшарпанным столом, Прытова постоянно смотря мне выше моих глаз прямо в лоб, напористо задала несколько коротких вопросов: кем работаю, много ли друзей, с кем живу, знаю ли о NLP, дианетике и какие у меня увлечения? Я спокойно кратко ответил, добавив, что ни о NLP, ни о Дианетике ничего не знаю и хобби у меня тоже нет. Интересно, что она постаралась сделать очень удивлённый вид, узнав об отсутствии у меня каких-либо увлечений. "Что у вас нет никакого хобби?" - широко раскрыв уставленные мне в лоб глаза, с возбуждением переспросила она. Я подтвердил, что нет и всё время уделяю работе. Тут она, попрежнему смотря в лоб, стала с интонацией резко говорить, что я психически больной человек и что у меня скоро может быть "срыв". Хотя я и был несколько ошарашен, но спросил почему она так считает? Прытова ответила, что она специалист и сделала вывод по неизвестным мне внешним признакам, по позе. А далее, смотря в лоб, говорила: "Вы же умный человек, у нас работают сильные санитары - не сопротивляйтесь, сейчас машина отвезёт вас в хорошую больницу, там проведут обследование!" Хотя я был против её мнения, но в данной ситуации согласился проехать в больницу на обследование. Тогда я ещё не знал, что Прытова бессовестно врала мне. В конце разговора, спросил, знакома ли она с моей матерью? "Что вы!" - всё глядя в лоб, с мимикой брехала она: "я вашу мать и не знаю, меня попросили обследовать вас очень из высоких инстанций. Не буду вам говорить каких. Высоких..." Прытова поспешно встала и со всё время молчащей женщиной собралась уходить. Вся короткая беседа длилась около 5 минут. Я был удивлён и стал несколько подавлен. Тут, когда Прытова подходила к дверям, работники милиции её окрикнули и сказали про 2-го гражданина - Вильгельма А.А. Она, только увидев его, спросила: "Так кого забирать-то: 1-го или 2-го?" Работники милиции предоставили право выбора ей и она почему-то сразу забрала с собой Вильгельма А.А. под охраной милиционера, а я вынужден был остаться в отделении.

Признаюсь, тогда о психиатрии я ничего не знал, кроме редких отрывков из комедийных фильмов, да случайного сюжета в теленовостях и мне чуть по-человечески интересно было взглянуть, что же происходит в психиатрической больнице, какие там пациенты? В этом пугало и неприятно было только то, что происходило как-то неожиданно и не мог никуда сообщить что со мной, да и стеснялся, а кроме того, надо было в это время уже быть на работе, а тут - незапланированное приключение... Я всё наивно полагал, что скоро в хорошей специализированной больнице быстро проведут тщательное обследование и отпустят.

Конечно, тогда по неопытности и предположить не мог, что в нашем районе лихо орудует организованная банда из лиц на государственных должностях, промышляющая отниманием собственности от пострадавших к преступникам. Именно пострадавших от преступлений граждан, обратившихся в местное отделение милиции для регистрации факта преступления против них, таких людей, наоборот - похищают в далёкий дурдом, где преступникам изощрённо помогают не только сокрыть улики уже совершённого преступления, но и предоставляют возможность завладеть ещё и всем имуществом пленённых, в том числе, недвижимостью!

Время шло. Есть хотелось уже очень сильно. Пока ждал отправки на обследование в больницу, вёл себя порядочно и спокойно, но непредставившийся сотрудник милиции, издавший приказ о моём приводе из дома в отделение, вальяжно приказал мне зайти в "обезъянник" и запер за мной дверь, буквально ловко объяснив это так: "Чтоб нам спокойней было." Звонить с мобильного телефона полностью запретили и я не мог предупредить никого даже на работе. А когда мне кто-либо звонил и я отвечал на звонки, то работники милиции выражали возмущения. По мягкости характера и не желая ссориться, я выполнял их указания.

Из камеры услышал, что тот единственный нормальный рыжеватый дежуривший сотрудник милиции, обнаружив, сказал другому, что Прытова у них оказывается забрала ту фиктивную бумагу и теперь они меня держат в отделении без формального обоснования!

Так всё дольше и дольше... Сотрудники милиции разговаривали между собой; из их переговоров я понял, кто конкретно издал приказ о моём приводе в отделение из собственной квартиры - полноватый высокий брюнет с кудряшками. В дальнейшем он жаловался мне и окружающим на низкую зарплату; как-то я спросил у него насчёт питания, тот грубо бросил: "Мы на тебя не заказывали, худей - девушки любить больше будут!" И тот ранее купленный пирожок оказался единственным, что я ел в те сутки.

Другой здоровенный милиционер очень хвастался всем, что догнал, как я понял, малолетнего парня, стащившего у кого-то сумку и так далее.

Наступил вечер. Жуткий голод. Я совсем обессилел и лёг в камере, подстелив под себя одежду. Никакой машины для обследования не было.

Милиция задержала 2-х граждан в возрасте, находившихся в момент приезда наряда рядом с таксофоном, с которого, якобы, ранее был совершён звонок о закладе бомбы на территории продовольственной ярмарки. Людей настращали и отпустили.

Время шло и шло. Ночью в отделение доставили группу ребят с одной приезжей девушкой, якобы занимавшихся сутенёрством. Всех оштрафовали на 100 рублей и отпустили. Я постепенно стал дремать.

Судя по передачам, показывавшимся по всё время работавшему для сотрудников милиции телевизору, наступила полночь и 16 февраля 2001 года. Когда уже телевизор ничего не показывал - видимо было далеко заполночь - наконец приехала специальная машина, чтобы забрать меня в больницу. Вид у приехавших дурной: худые, один в очках и с длинными волосами, а другой хоть и в белом халате, но словно наркоман.

Меня обыскали, вынули содержимое карманов, составили опись и отдали всё приехавшим за мной. Приковали наручником, объясняя тем, что один человек при доставке в психбольницу выпрыгнул на ходу из автомобиля, получил сильные травмы и был направлен в обычную больницу. Сейчас я понимаю - тот смело выпрыгнувший был прав, а тогда я ещё не знал, что ждёт впереди.

Сели в машину и приехали в "Городскую клиническую психиатрическую больницу №4 имени Ганнушкина П.Б. города Москвы". Сначала в приёмное отделение. Чувствовал я себя уже очень плохо - голод, слабость и сонливость сковали ночью весь организм. Что было здесь я помню хуже. В приёмном отделении поспрошали простые вопросы: как зовут, дата рождения, где живу. Приказали переодеться в драную, грязную, паршивую, казённую одежду, составили опись всех моих вещей с деньгами, одеждой и обувью и предложили подписать добровольное согласие на лечение. Я отказался. Тогда меня здоровенные санитары проводили в 5-е мужское отделение и уже тут разговоры стали совсем другие - совсем непривлекательная худощавая медсестра в белом халате и огромных очках на разный манер твердила: "Подписывай, Женя! Ты почему не подписываешь?!" Я отказывался подписывать добровольное согласие на лечение. Появились 2-е опасных психбольных - завсегдатаи отделения: Маркин Александр и по имени Марат. Вместе с сотрудниками больницы они меня обессилевшего долго, более часа нагло заставляли подписать добровольное согласие на лечение, то говоря, что здесь все подписывают, то угрожая, что мне будет ещё хуже и меня откажутся кормить, то предлагая сразу накормить, если подпишу. Мучали и мучали своей мерзкой болтовнёй. В конце-концов мне принудительно в ягодицу сделали укол какого-то препарата, я стал постепенно терять сознание и пока ещё чего-то соображал, мне тыкали лист бумаги: "Подпиши... подпиши..."

Проснулся когда было светло. Голод жуткий, силы отсутствуют, ходить еле могу. Помню состоялась скупая беседа с заместительницей начальника отделения Грициенко Верой Даниловной в её кабинете. Эта тварь, пока я находился ещё под действием укола, допытывалась: где, кем я работаю, много ли у меня друзей и чем они занимаются. Снова предлагала мне подписать добровольное согласие на лечение. Я отказался и так и не подписал.

Дополню, 15 февраля, то есть числом раньше меня, в этом же отделении психбольницы оказался Вильгельм А.А., сидевший рядом на скамейке в отделении милиции. Мы узнали друг-друга. Позже он сообщил, что из милиции он с теми женщинами поехал в ПНД№4, где его обследовали около 1-2 часов, а затем отправили в дурдом, но он тоже отказался подписать добровольное согласие на лечение.

Что было ещё не запомнилось. Мне разрешили есть в столовой. По 3 раза в день принуждали пить препараты и каждый вечер делали укол в ягодицу. Еле ходил, разум помутнел - меня отравили. Обстановку вокруг тогда помню плохо. Много спал.

Так шли дни и ночи. Постепенно организм стал превыкать к губительным препаратам и хотя всё время чувствовал себя специфично, словно сонным, но уже постепенно иногда мог разговаривать с другими пациентами.

С самого начала меня поместили во 2-ю палату отделения, а затем перевели в какую-то другую.

Примерно через неделю уколы делать перестали, а по прошествии около 2-х недель сознание стало понемногу возвращаться, несмотря на принудительный приём других отравляющих препаратов. И хотя я тогда плохо соображал, но всё-таки можно было заметить, что в дурдоме большей частью продолжительно тамятся под действием губительных препаратов обычные мирные граждане.

Вместе со мной в палате лежал один спокойный человек чуть старше меня, его все часто называли по кличке и он рассказал, что уже долгое время пребывает в разных психбольницах, а принадлежащие ему 2 квартиры, одна из которых находится в Митино, другими лицами сдаются в аренду!

Судить о реальном состоянии здоровья узников конечно сложно, так как большинство находится под действием химикатов, но некоторые выводы уже можно сделать было тогда.

Долгое время в отделении, в одной палате вместе со мной содержался Зотов Аркадий Николаевич - молодой спокойный парень из Митино, оставивший свой номер домашнего телефона: 752 7150. Сомневаюсь, что он получил лечение в больнице, хотя возможно и имеет малое заболевание.

А вот другой пример: наркомана, лежавшего на кровати рядом со мной, по имени Алексей, у которого по ночам были сильные приступы, выписали приблизительно через неделю после поступления в больницу. Он тоже оставил мне свои телефоны для связи: 379 5137, 4314162, 4316453.

Есть малая часть опасных психбольных, заправляющих в отделении. Они отнимают передачи у остальных. Одному человеку тогда в 5-м отделении сломали челюсть. Если отказаться принимать препараты, то заставят опасные психбольные садисты, подлизывающиеся к сотрудникам отделения.

Кто-то выписывался, кто-то поступал в заключение. У кабинета руководящих работников отделения бывало выстраивалась очередь посетителей с сумками.

В туалете и палатах грязь. Вонь. Отсутствует горячая вода. На окнах решётки.

Оказалось, когда меня заключили в отделение психбольницы его начальник - Грозов Сергей Петрович - был в отпуске. Прошло какое-то время (1-2 недели) и он вышел на работу. Состоялась 3-х минутная стандартная беседа с ним в кабинете, но ничего не изменилось - он такой же подлец, как и остальные работники отделения.

Томление в психушке жутко. Был узник по кличке "Ба-Бай" - высокий, но исхудавший, истончавший человек. Его никто не навещал, над ним издевались и вдобавок препятствовали в приёме пищи, выталкивая из столовой, поэтому приходилось питаться редким воровством. Ходил в рваной, казённой одежде и постоянно с травмами на лице. От окружающих слышал только матёрую ругань, крики и... молчание. Уже с трудом говорил. Он запомнился мне тогда и думаю не только мне... Сейчас, когда пишу эти строки в 2003 году, горечь подступает к глазам - теперь понимаю, это был узник, приговорённый к смерти! Помню сухой, непонимающий взгляд его голубых глаз...

Родной отец обнаружил моё неожиданное исчезновение, узнал где я и 5 марта навестил, поэтому на следующий день - 6 марта 2001 года - меня неожиданно освободили, выдав на руки лишь 2 документа: больничный лист и направление для постановки на учёт в ПНД. В них напрочь отсутствовал диагноз.

Посмотреть направление на учёт в ПНД. А здесь чёрно-белая копия того же направления, но меньшего размера.

Посмотреть больничный лист. Здесь его чёрно-белая копия меньшего размера.

При освобождении Грициенко В.Д. говорила о съезде с квартиры, но я спросил: "Неужели я больной человек? А какой у меня диагноз?" Грициенко ответила, что конечно я больной, а диагноз они не сообщают и отказалась далее говорить. Тогда, ещё находясь в затравленном состоянии, наполовину верил этой скотине и даже предположить не мог, что за диагноз преступники сфальсифицировали мне - гражданину, успешно трудящемуся на 2-х работах!

Я жутко ослаб, с трудом ходил, говорил медленно и после высвобождения из заключения через день другой сразу заболел простудным заболеванием. Несмотря на это иногда приходилось ходить за продуктами питания в ближайший магазин. Недели 2-е после освобождения было очень плохо, но медленно здоровье шло на поправку. Я тогда не обратился сразу ко врачам из местной Поликлинники №39 города Москвы, потому что после издевательств в дурдоме, временно мнение о всех медработниках резко обратилось в самую худшую сторону. А от посещения ПНД решил сразу отказаться, потому что считаю работающих там лиц преступниками. Кроме того, вдальнейшем несколько раз встречался с Вильгельмом А.А., когда его, продержав в заключении несколько месяцев, выпустили на свободу. Внешне состояние здоровья его ещё ухудшилось. Он по безысходности встал на учёт в ПНД№4 и принимает выдаваемые препараты. Сейчас в 2003 году он чувствует себя так-же плохо.

Примерно месяц после освобождения я вообще не ходил на работу, потому что плохо чувствовал и стеснялся, что меня увидят в таком ненормальном виде. Один приятель полушутя сказал, что я немного не дотягиваю до Брежнева Л.И. в самое последние время его правления. Хорошо, что хотя бы успешно получил новый паспорт гражданина РФ.

Вас наверное заинтересует, а как я изнутри чувствовал действие обильно применённых препаратов? Ответить сложно. Чуть это напоминает алкогольное опьянение, но только чуть. Сам человек считает себя почти нормальным и только мелкие детали дают ему понять, что внутри что-то с ним не так. Но, могу сказать: ход рассуждений замедлен и изменён; проявляются вспышки смеха; и тогда в психушке и определённое время после освобождения я в сознании был равнодушен ко всему, равнодушен к себе, - и если бы не простудное заболевание, которым сразу заболел, то на следующий день, как робот-зомби, поехал бы по указанному адресу и встал на учёт в ПНД.

Но время шло. Рассказал почти всем знакомым где побывал и как. Постепенно здоровье приходило в норму. Побеседовал с независимым психоаналитиком, который сказал, что применение каких-либо медикаментов мне совсем излишне. Купил несколько популярных отечественных и зарубежных книг по психологии. Прочитав, провёл откровенное самотестирование и понял, что у меня преобладают астенические черты в характере, а параноидные и шизоидные вообще крайне малы!

Стал работать. К сожалению, в начале года всегда очень много дел, а из-за дурдома у меня произошло жуткое отставание. Было несколько бесед с начальством, но от него я скрыл факты заключения в психбольницу, так-как боялся, что меня сразу уволят так-как в мои обязанности входит непосредственное общение и работа с клиентами. Тем не менее за отставание в конце мая 2001 года меня уволили с работы, на которой успешно работал несколько лет, но трудовую книжку почему-то сразу не отдали.

До сих пор я нигде не работаю и устроится на работу не могу по причине формально "приклеенного" диагноза, а так-же постоянного риска внезапного исчезновения в психбольнице.

Кроме того, как уже вспоминаю сейчас, всё-таки до полного восстановления здоровья от сильнодействующих губительных препаратов прошло несколько месяцев - около 3-5.

Тем не менее, посоветовавшись с несколькими знакомыми, ещё в мае 2001 года я обратился в юридическую консультацию, где с моих слов написали коротенькую жалобу в Савеловскую Прокуратуру города Москвы - Прокуратуру по месту моей постоянной регистрации. Она была отправлена заказным письмом по почте с уведомлением о получении. К сожалению, ответ из Савёловской Прокуратуры отсутствует и по сей день.

11 ноября 2001 года отправлена самостоятельно написанная 2-я жалоба теперь в Прокуратуру САО города Москвы. Из Прокуратуры САО поступил письменный ответ о пересылке жалобы в Прокуратуру Савёловского района и всё.

Как я понимаю, обе прокуратуры никаких мер не приняли, потому что в феврале 2002 года меня снова для пыток заключили в то же отделение психбольницы, но 2-е заключение оказалось другим, совсем другим, а ни как обычно. Тут уж подонки от жадности совсем потеряли голову, ошиблись в своих корыстных мерзких планах и, к счастью, не смогли применить ко мне губительные отравляющие препараты, поэтому больше расскажу, что же происходит в закрытом 5-м мужском отделении психбольницы №4 города Москвы имени Ганнушкина.

Именно 2-е заключение в психбольницу заставило меня серьёзно заняться данной темой и на определённых этапах создания материала он был отправлен в Прокуратуру города Москвы, Правительство города Москвы, Управление по борьбе с организованной преступностью города Москвы, СМИ и прочим профильным или заитересованным ведомствам РФ.

Кроме того, только много позже, именно после высвобождения из 2-го заключения, посредством помощи личного адвоката удалось узнать: при только что изложенной 1-й пытке изверги из психушки, скрывая свои злодеяния, составили формальное фиктивное медицинское заключение об якобы моём крайне тяжёлом состоянии с заболеванием шизофренией параноидной в рекурентной стадии с обострением, опасностью для окружающих и неспособностью удовлетворять основные жизненные потребности! Это подложное заключение было вместе с исковым заявлением против меня направлено в гражданский районный суд по месту нахождения психбольницы и без проведения судебного заседания в нарушение судебно-процессуального кодекса, Конституции РФ и всех норм морали, только на основании заявления дурдома через несколько дней тот суд формально приговорил меня к принудительной госпитализации!!! Посмотреть противозаконное постановление суда. Чёрно-белая копия меньшего размера. Но тогда и вплоть до середины 2002 года я об этом и не знал.

Позже от адвоката стало известно и о том, что работники ПНД№4 за день до приезда в ОВД района "Беговой" для краткой беседы со мною и выяснения наличия знакомств, имели контакт с больной матерью и выдали фиктивную справку, послужившую основанием для доставки меня в милицию...

Итак, пожалуйста, теперь прочитайте следующую часть. Она написана более полно и является целиком самостоятельным рассказом. Велением времени он посвящён 2-у заключению в дурдом, обильно снабжён сопутствующим материалом, помогающим читателю разобраться в сути происходящего, а самое главное - ближе к окончанию содержит некоторые обобщения и выводы.

Обстоятельства 1-х пыток. - Психиатрическая больница - Евстигнеев Е.А.