Цикл третий. Невротические механизмы: простые лекции и непростые комментарии - Психотехника экзистенциального выбора - Михаил Папуш

3-0 Рrе-1

1.

Концепцию невротических механизмов (НМ) я считаю одним из важнейших достижений перлзовской гештальттерапии.

Перлз, в отличие от Берна, с его трансакционным анализом, не считал свою терапию аналитичес­кой, однако при этом создал, — по следам смутно освоенной и слабо переваренной психоаналитичес­кой теории, - собственную теорию НМ, которая по своему статусу занимает примерно такое же место, как теория игр и теория сценариев у Берна, т.е. фак­тически является основой довольно мощного ана­литического аппарата.

Впрочем, гуманисты (и Берн, и Перлз, и Роджерс) обходились со своим аналитическим аппаратом

несколько иначе, чем психоаналитики. Отказыва­ясь от так называемой «медицинской модели», гу­манисты не практически использовали аналитичес­кий аппарат в «диагностической» функции. В гуманистической терапии этот аппарат работает принципиально иначе.

Сейчас я скажу очень неправоверную с точки зрения многих гуманистов вещь, но, с другой сторо­ны, практически она мне кажется очевидной. Пер­вая фаза работы аналитического аппарата — это просвещение. Клиенту (начинающему психотехни­ку) необходима осведомленность, — та или иная, какая ему доступна, — о том, с какими «отклонени­ями» он может встретиться в психическом мире. Нужно знать, в частности, что он может столкнуть­ся (и почти наверняка столкнется) с играми-по--Берну и невротическими механизмами по Перлзу. Тогда он может начать исследовать, как эти вещи представлены у него и у его знакомых, может захо­теть от них освободиться. Он, скорее всего, будет ошибаться, но это не беда - его можно поправить, потому что с ним уже можно разговаривать на этом языке.

Что может произойти с клиентом дальше? Одна из возможностей открывается имеющейся у нас принципиальной схемой постановки и решения психотерапевтических проблем. И игры-по-Берну, и невротические механизмы подпадают под эту схе­му, как любые другие не удовлетворяющие нас пат­терны поведения. Если с помощью схем и описа­ний невротических механизмов мы поймали, отследили, узнали «в лицо» некий не устраиваю­щий нас паттерн, мы можем поставить это как пси­хотерапевтическую проблему.

Отличие этой ситуации от просто постановки психотерапевтической проблемы состоит в том, что ни с «играми», ни с невротическими механизмами непросвещенный клиент придти к терапевту не мо­жет. Он должен сначала узнать, что это такое.

Только упаси нас Бог интроецировать эти схемы и описания. Они - всего лишь эвристические «ко­стыли», а не орудия «психодиагностики». Пока клиент, на основе предложенных представлений, не опишет собственную проблему, пока он не про­явит собственную инициативу, никакая «теория» ему не поможет. Терапевт, пытающийся поставить клиенту диагноз, — что, мол, это у тебя «слияние», а это «интроекция», — будет выступать для него как еще одна собака-сверху. У него своих доста­точно: по утрам работающему-над-собой человеку надо бегать, днем — читать газеты и интересоваться общественной жизнью, вечером — хорошо относить­ся к жене или мужу, а то так и к теще или свекро­ви. А тут еще одна topdog требует от него, чтобы он кроме всего этого еще и со своим интроектом пора­ботал.

Еще раз: инициатива должна исходить от кли­ента, иначе не будет никакой Работы. Но инициа­тива по поводу работы с невротическими механиз­мами или берновскими играми может возникнуть, только если клиент имеет некоторое, хотя бы смут­ное, представление, что такое «бывает», и с другой стороны, что можно жить и иначе.

Таким образом, теория невротических механиз­мов (как и теория берновских игр и сценариев) — это рассказ о том, что делает нас несвободными в психическом мире и от чего мы можем освободить­ся.

2.

Когда я во Введении отметил, что давно охочусь за сокровищами из гештальт-сундука, концепцию НМ я имел в виду прежде всего.

Охота, — и непростая, — вызвана тем, что при всей внешней понятности и эмпирической убеди­тельности теория НМ изложена у Перлза совер­шенно невнятно. Сильно запутывает дело парадиг­ма организма-в-среде, накладывающая свою «лапу» на это изложение.

Даже если отвлечься от того, что эта схема, в основном заимствованная у Курта Левина, отно­сится к жизни ребенка до одного года, а люди стар­ше года попадают в режим «полевого поведения» лишь в особых обстоятельствах и состояниях со­знания; даже если забыть (как случилось с мос­ковскими гештальтистами, не говоря уже о фран­цузских, которые о Выготском, наверное, никогда не слышали), что обладающий речью, социализиро­ванный и принадлежащий культуре человек - вов­се не антилопа-гну2 и не Маугли, — остается еще тот простой факт, что в этой модели самой по себе нет и не может быть никаких невротических механизмов. В чистой феноменологии контактной гра­ницы что есть, то и есть, а чего нет, того и нет. «Ме­ханизмы» могут быть только «в» психике, внутри нее, а в феноменологической модели контактной границы никакого «нутра», никакой «психики» не предполагается3.

Таким образом, чтобы ассимилировать аппарат анализа невротических механизмов, нужно, береж­но сохраняя и разворачивая перлзовскую эмпирию, искать и находить теоретические схемы, в рамках которых эта эмпирия может быть представлена.

Нам следует задаться вопросом, как это так уст­роена психика, что в ней возможны такого рода от­клонения. Это похоже на то, как 2,5 тысячи лет назад Платон поставил вопрос, как возможна ошиб­ка в рассуждениях разумного человека. Как это так устроено мышление, что в нем возможны ошиб­ки? Как это так устроена психика, что в ней воз­можны невротические механизмы?4

В течение более чем десяти лет я искал ответы на этот вопрос5. При сохранении общего направ­ления, сами теоретические схемы, конечно, меня­лись. Хотя коммуникативная природа гештальттерапии была мне очевидна с самого начала (взять хотя бы технику пустого стула и понятие «части»), применять к описанию НМ схемы из теории ком­муникации и трансакционного анализа я научился лишь постепенно. В конце 1995 г. я сформулиро­вал общую идею методологического подхода к НМ как к регулярным препятствиям в осуществлении экзистенциального выбора, но лишь недавно понял, что перлзовское понятие «интереса» - это пси­хотехнический аналог хайдеггеровской «заботы»6.

Этот раздел книги представляет собой первую попытку собрать из лекций и размышлений раз­ных лет картину моих поисков и находок в геш­тальт-сундуке касательно теории НМ. Наверное, было бы лучше, если бы мне удалось представить ее в виде единого связного текста. Но материал отча­янно сопротивлялся такой «гомогенизации», и я позволил ему меня победить.

Примечания

1 -амбула, -людия, -дисловие ... (ненужное подчер­кнуть).

2 Если кто не догадался, так это - аллюзия на любимый Перлзом пример стада пасущихся оле­ней, которые демонстрируют принцип «first things first», прекращая поедать траву и пуска­ясь в бегство, заслышав рык льва. В отличие от оленя, мальчик из известного рассказа будет стоять на посту, на который его поставили вро­де бы «по игре», пока его не снимет с поста че­ловек, имеющий на это право, — хоть до полно­го посинения. И в этом суть человеческого поведения в отличие от антилопъего.

3 Есть основания предполагать, что Перлз не очень внимательно прочел (если вообще прочел) толстый том эго-рассуждений Гудмена, вошед­ший как вторая часть в коллективную книгу «Гешталъттерапия» (1951 г.). Во всяком слу­чае, никаких видимых следов в его последующей деятельности эта теория не оставила.

4 Ср. Зейгарник. Патопсихология.

5 «Гешталъттерапию» Перлза я перевел и от­правил в самиздатское плавание в конце 80-х, а первый более или менее полный курс публичных лекций по НМ прочел в 1991 году.

6 См. М. Папуш. Основания экзистенциальной пси­хотехники (обратный билет для Хайдеггера). МПЖ, 1999, № 2.