Дорожняк Е.А. Улучшение психического состояния клиентки при работе с ее негативными чувствами

Основная цель психологической консультации – это, конечно, оказание помощи. Разговор с психологом может помочь человеку, переживающему трудное время. Люди, которые находятся в онкологическом центре со своими больными детьми, особенно нуждаются в психологической помощи.

Возможно ли вообще помочь матери больного раком ребенка, которую выписывают потому, что нет надежды на выздоровление? Возможно ли хотя бы понять, что чувствует мать, оказавшись в такой трудной ситуации, если ужас охватывает только от того, что лишь на мгновение представляешь себя на ее месте?

На примере случая из своей практики я попытаюсь отметить наиболее важные моменты моей работы с такой клиенткой. Это был мой второй выход на практику. Первой задачей было найти себе клиента. Я заглядывала в палаты, но все отказывались. Мысли о том, где найти клиента, и согласится ли кто-то вообще на беседу со мной вытесняли другие мысли, не менее тревожные: «А если кто-то и согласится то что с ним делать? Как помогать? Я ничего не умею. Зачем вообще эта практика?» После каждого отказа я испытывала чувство облегчения, что мне отказали и делать ничего не надо, и тревогу из-за того, что снова придется предлагать себя в роли психолога. Так, ходя из палаты в палату, я наткнулась на женщину с мальчиком и предложила ей побеседовать. Она согласилась, сказав, что сможет поговорить сразу после того, как они с сыном закончат важное дело. Их сегодня выписывают, и они решили угостить всех детишек шоколадками и таким образом попрощаться со всеми. Я обрадовалась, что их выписывают, думая, что хоть кому-то повезло и хоть кто-то здесь выздоравливает.

Еще минут пять я таскалась за ними с дурацкой улыбкой на лице и планировала, как буду строить беседу. Затем решила дождаться ее в холле. Но что-то было не так. Почему она такая печальная? Почему она не рада, их же выписывают? Я попыталась понять свою тревогу, но ясность не наступала. Радость от выписки, которую я приписала клиентке, никак не соответствовала ее грустному голосу и глазам. Я еще ничего не знала о ней, а уже совершила первую ошибку во взаимодействии – приписывание своих представлений и эмоционального состояния клиенту. Психологу необходимо постоянно быть  бдительным и отслеживать свои чувства, иначе клиент может почувствовать себя непонятым, и это помешает работе.

Даше – тридцать, Саше – десять. Даша выглядит старше, а Саше можно дать лет пять-шесть. Пока мы беседуем, он крутится рядом с нами, показывая мне свои игрушки. Что же это за странная пара, которая не радуется выписке? «Нас сегодня выписывают домой. Но мы не выздоровели. Надежды на выздоровление тоже нет. Уже три года болеем, врачи сделали все что могли, ничего не помогает». У нее в глазах слезы. У меня легкий шок. Все это, конечно, очень неожиданно. И я слышу свой голос: «Вам сейчас очень тяжело. Вы в отчаянии». «Да», - говорит она, и я чувствую, что она откликнулась и готова мне довериться. Контакт был налажен с помощью отражения чувств, и наша эмоциональная встреча состоялась.

Печальная история: три года борьбы с болезнью и все зря, сил больше нет, не осталось, ни душевных, ни физических - никаких; с работы уволили, квартиру продали, бесконечные поиски денег на лечение ребенка – и все напрасно. На этом этапе я использовала активное слушание, отражала ей тяжесть ее состояния и подтверждала, что оно нормально в такой ситуации.
«Вам сейчас очень тяжело. Вы очень устали. Вы чувствуете беспомощность. Так бывает. Бывает, что силы покидают после долгих нагрузок. Это естественно, что нет сил, ведь вы же живой человек. Силы вернутся, но надо находить время отдыхать».

Далее выяснилось, что у нее обнаружили опухоль на яичнике, и страхи, кто будет лечить сына, если ее болезнь начнет прогрессировать, тоже отнимают у нее покой. В поисках ресурсов, вместо того, чтоб их найти, мы набрели на еще одну болевую точку. Ее силы на исходе и наш разговор о том, кто бы мог ей хоть чем-то помочь. Может муж? Нет.
«Мой муж в местах не столь отдаленных», – она внимательно смотрит на мою реакцию.
Ей стыдно, что ее муж в тюрьме, и она как-будто ждет осуждения. Но его, конечно, же нет, и ей легче. Ее никто не осуждает, за то, что ее муж преступник. Она продолжает: «Он убил человека».
И опять этот выжидающий взгляд, опять ждет осуждения. Простое принятие ее такой, какая она есть, с ее мужем преступником, помогло убрать стыд. Ее не осуждают, что ее муж-убийца. Она вздыхает, и, возможно, какой-то зажим разжался в ее душе. Так мы искали ресурсы и, не найдя их, между прочим избавились от ненужного стыда.

Клиентка все больше доверяла мне, рассказывала, как была счастлива в браке, о том, какой хороший человек ее муж, как ей плохо без него. Я уже настроилась работать с ее одиночеством, чтобы она смогла выразить свои чувства, но и эту тему не удалось проработать до конца. Саша отвлек ее внимание, и она как-будто вернулась в реальность. Стала говорить о том, что раз врачи уже не верят, то дело плохо, но она надеется. Надеется, что случится чудо, а другие мысли гонит прочь. Другими были мысли о смерти Саши. Мне было очень трудно спросить ее, что будет, если все же он умрет. Я боялась, что она набросится на меня со словами: «Да как вы можете такое говорить!» Я колебалась, но спросила. «Я уже давно решила, что если Саша умрет, то я жить не буду. Я не смогу».

Услышав такое, вернуться к ранее намеченным темам разговора и проработать их, уже было невозможно. Как будто зажегся красный свет – суицидальные мысли. А что делать с ними – не ясно. «Расскажите…. Что, правда, решили?....Расскажите… Не сможете без него? …». Я не скрывала своего беспокойства из-за ее решения и того, что верю в серьезность намерения, но не одобряю его. Зная, что у нее есть тринадцатилетняя дочь, я попыталась ее этим удержать. Она говорила о своей маме, которая очень любит девочку, а я о том, что бабушка – не мать, и не сможет заменить ее. Она соглашалась, говорила немного о своей матери, о том, как они сблизились в последнее время.

«Смерть ребенка это, конечно, страшное потрясение, и, конечно, жизнь без ребенка уже никогда не будет прежней. Многих людей уже постигло такое горе, и они как-то сумели справиться с этим».

Мы подошли еще к одной Дашиной утрате. Совсем недавно у нее умерла племянница, которой было три месяца, и тоже от рака. Дашина сестра справляется с этим горем в настоящее время. Какое-то время она говорила о ней, о ее переживаниях. Я слушаю эту женщину, пытаясь выдерживать терапевтическую позицию. Кажется, что я уже ничего не испугаюсь, кажется, что она может уже сказать все что угодно. Рассказ обрастал подробностями, время не шло, а мчалось, постоянно хотелось ей что-то сказать, как-то помочь, утешить. Но ей было важно выговориться самой, казалось, что ее единственное желание – говорить, говорить, и чтобы ее слушали. Все что требовалось от меня – это принимающий взгляд, сочувствующее выражение лица, повторение, отражение чувств. Это было ее время говорить, ее час. Снова я решила показать ей, что она нужна дочери.

- Помните ли вы себя в тринадцать лет? Вам нужна была мать, когда вам было тринадцать лет?

- Ох, как хорошо я помню это время. Мой отец насиловал меня с 11 до 13 лет. Я ничего не говорила маме, но она мне была очень нужна тогда. Очень нужна.

Я снова в шоке, стараюсь, чтобы мое лицо выражало только сочувствие и сожаление, что ей пришлось так много пережить. Ее было, действительно, очень жаль. До этого, проходя практику на «Телефоне доверия», я уже сталкивалась со случаями насилия, и это мне очень помогло теперь. Она рассказывала мне о пережитом насилии. Во мне бурлила злость и ненависть к ее отцу, желание обнять ее и прижать к себе. Но ей было нужно выразить свои чувства, а не принять мои объятья. Для жертв, переживших сексуальное насилие, самое важное - дать выход скопившимся чувствам. В ее рассказе был весь спектр: стыд, вина, беспомощность, злость. Сначала был стыд. Моя поддержка заключалась в том, чтобы убрать ощущение ее плохости.

- Вы-то тут причем? Он болен, а вы были обычным ребенком, и каким бы ни был ребенок, никто не имеет права его насиловать.

Поняв, что она не виновата, она стала выражать чувства ненависти и раздражения на своего отца. Я просто соглашалась. Когда этот поток гнева иссяк, Даша стала обвинять себя за то,  что так долго терпела насилие и не прекратила его сразу.

- Почему? Почему я так долго это терпела?

- А вы сами как думаете почему? Почему вы так долго терпели?

- Боялась. Он угрожал, а я боялась. Иногда деньги давал. Знаете, я ведь была ребенком.

- Да, это сейчас вы - взрослая сильная женщина, которая так долго с упорством борется за жизнь своего ребенка, а тогда… Тогда вы были девочкой, и вам действительно было страшно.

Клиентка сама нашла ответ на свой вопрос. Тогда у нее были причины терпеть насилие - она боялась. Людям, пережившим в детстве насилие со стороны близких взрослых людей, нужна длительная работа с психотерапевтом. И, конечно, я понимала, что за оставшиеся 15-20 минут невозможно залечить эту рану, но было сильное желание помочь. Я хваталась за каждое вновь обозначенное чувство из ее рассказа, и мы говорили о нем. Стыд, гнев, вина, беспомощность. Одним из важных моментов работы было снятие вины. Ее было очень много. Клиентка винила себя за все подряд. Не в силах терпеть насилие отца, Даша постоянно убегала из дома, но ее находили и возвращали. Однажды, в очередной раз она сбежала. Три дня брела по дороге неизвестно куда, без пищи и воды, с одной мыслью, что ее никогда уже не найдут. Но ее снова нашли. Нашли и вернули домой. Она тогда не выдержала, написала заявление в прокуратуру, и насильника посадили. Мать, узнав обо всем, хотела его зарезать и сразу с ним развелась. Когда Даша рассказала, что посадила отца в тюрьму, я почувствовала, что она винит себя и за это. Она не говорила об этом открыто – это была молчащая вина, которая извлекается из обмолвок. Она сказала:

- После того как я посадила отца, мама так и не вышла замуж, и ей было очень тяжело одной растить четверых детей дальше.

Вина чувствовалась явно, ее надо было убирать, она была ей не нужна. Сначала я ей показала ограниченность ее выбора на тот момент, сказав, что тогда это был единственный выход, так как насилие не прекращается до тех пор, пока жертва не остановит его сама, и не даст понять насильнику, что – нет, этого больше не будет никогда. Я напомнила ей о ее чувствах в тот момент, что это было невыносимо, и это была уже последняя капля. Клиентка подтвердила тяжесть своего состояния и сказала, что до сих пор не может ничего забыть, и ей постоянно снятся кошмары. Недавно приснился сон, что отец кидается на нее с ножом, а ее младшая сестренка, повиснув на ноге отца, просит его остановиться. С того самого момента как я распознала ее вину, все мои усилия были направлены на то, чтобы показать ее необоснованность и иррациональность. И этот сон мне очень помог. Сказав, что психологи уже давно с точностью объясняют все сны, и я знаю о чем ее сон, я дала ей такую интерпретацию: «Посадив отца в тюрьму, вы не только защитили себя, вы еще и уберегли от насилия свою младшую сестру, вы спасли ее. Ведь если бы вы просто убежали, он бы стал также насиловать и ее. Не будь вас, он стал бы это делать с ней». И она мне поверила. Ее лицо изменилось, глаза, словно посветлели. Ее поступок обрел смысл. Она защитила свою сестру, спасла ее. Меня переполняла радость от того, что ей полегчало, и благодарность к ней за то, что она так вовремя вспомнила этот сон и дала мне возможность помочь ей.

Время на исходе, и мне уже не верится, что в этой душе не найдется трудных моментов, с которыми надо работать. Хаос. С чем работать, когда всего полно и все важно? Что выбрать для проработки? Куда не глянь - дел невпроворот. Я уже оставила мысли о том, чтобы вернуться к ее мыслям о смерти, об адаптации ее вне больницы. Я просто иду за ней, куда она меня ведет. Много раз в течение учебы я слышала слова «надо идти за клиентом», и только на третьем курсе, работая с этой женщиной, бегая туда-сюда за ней, в ее внутреннем мире, полном отчаяния, поняла, что значат эти слова, и какие они важные. Важно следовать за клиентом. Ведь зациклись я по своей инициативе хоть на одном месте истории, я ничего бы не узнала о другом, не менее важном и болезненном, требующем того, чтоб о нем поговорить. Возможно, боясь уйти от темы предполагаемого суицида и застопорившись на ней, я не дала бы клиентке возможность рассказать о насилии, которое она пережила в детстве.

Но это было еще не все. Даша решила поделиться со мной своими страхами, которые не дают ей покоя. Находясь в больнице, она постоянно боялась, что дома ее дочке расскажут о том, что в детстве Дашу насиловал отец. До девочки уже раньше доходили такие слухи, и Даша расправлялась со сплетниками кулаками. Сейчас, когда Даша далеко от дома, мы проговорили с ней ее страхи. Выстраивая один страх за другим перед ней, мы искали ответы на вопросы: «Что случится, если дочь узнает? Что ей скажет Даша в ответ на ее вопросы? Что сказала бы клиентка своей матери, если бы узнала такое о ней?» Говорили мы и о возможности рассказать дочери все самой, потому что такую тайну скрыть очень тяжело.

За всю консультацию клиентка лишь раз смахнула слезу руками, хотя глаза были постоянно полны слез. Отметив это, в завершении сессии мне хотелось донести до нее, как важно говорить о своих чувствах с другими людьми, не держать все в себе, плакать. И… тут открылся еще один важный момент, над которым тоже надо было работать. Выяснилось, что однажды, когда сыну было совсем плохо после химиотерапии, и он спал, Даша расплакалась у его кроватки и мальчик проснулся.

- Мама не плачь, не надо, если я умру, то ты возьми мою фотографию и смотри на нее.

С тех пор Даша не плачет и Саше не разрешает. Так они держатся вместе. Так они пытаются быть сильными. Времени оставалось лишь на то, чтобы информировать ее о том, что плакать полезно, важно, нужно и ей, и ребенку. Если они будут плакать, то улучшится душевное состояние,  и уже будет больше сил бороться с болезнью.

Так прошел час работы. Надо было уходить. Не хотелось оставлять ее одну. Мысленно я прокручивала в голове всю нашу встречу, вдруг у меня найдется еще хоть пара слов для этой измученной женщины. В самом конце, прощаясь, я сказала ей, что верю, что она справится в любом случае. Я специально сделала акцент на слове в «любом случае». Она все поняла и даже улыбнулась.

- Да. Спасибо.

Это ее «да», успокаивает меня, как будто с ней все будет в порядке.

История моей клиентки тяжела и насыщена травматичными эпизодами. Сильный стресс всколыхнул не пережитые ранее детские травмы, выходящие за рамки обычного человеческого опыта. Конечно, после этой сессии мне самой была необходима поддержка, которую мне оказали руководитель практики Елена Фисун и мои коллеги на супервизии. Возможность проговорить и обозначить свои затруднения, возникшие в работе, очень ценна. Эмоции после работы возникают разные - и позитивные, и негативные, важно не держать их в себе. На супервизии всегда есть возможность получить обратную связь, ободрение, совет, поддержку, что помогает справиться после сложных, эмоционально нагруженных сессий. Психологу для эффективной работы необходимо заботиться о своем душевном состоянии.