Аннотация

Одной из центральных задач трансформации Эго в анализе является его переориентация с принципа удовольствия на принцип реальности. Это повсеместно признается в психоаналитической литературе, однако традиционно акцент делается на важности фрустрации в переносе. В статье представлена другая точка зрения - о важности удовлетворения в фантазии, происходящем в поле терапевтического взаимодействия. Опыт удовлетворения в фантазии в поле переноса представляет собой безболезненный и нетравматичный путь к ориентации на реальность.

Ключевые слова: детская психотерапия, перенос, удовлетворение в фантазии, фрустрация, ориентация на реальность.

В психоаналитическом процессе происходит трансформация эго пациента, сходная с процессом трансформации эго, который происходит в процессе развития личности. Первоначально в психике ребенка активны первичные процессы, работа которых руководствуется принципом удовольствия. Постепенно, принцип удовольствия дополняется принципом реальности. По словам Ференци, в процессе развития происходит перенаправление эго на принцип реальности (Ferenzi, 1950). Такова же задача трансформации эго пациента и в психоанализе.

Указанное сходство объясняется единым полем, в котором происходят оба процесса, – полем взаимоотношений. Словари психоаналитических терминов (в частности, Райкрофта, или Мура и Файна) подчеркивают, что перенос, имеющий место в настоящем времени, уходит корнями в опыт прошлого – это перемещение паттернов чувств, мыслей и поведения, первоначально относившихся к значимым людям из детства, на человека, включенного в текущие межличностные отношения (Мур, Файн, 2000, Райкрофт, 1995).

Возникает естественный вопрос: за счет чего происходит указанная трансформация Эго? За счет чего в исходно существующий принцип удовольствия добавляется принцип реальности? Традиционно считается, что это происходит за счет привнесения дозированной фрустрации. (Klein, 1975; Winnicott, 1975; Chen, 2012; Ellman, 2012,). Без сомнения, развивающейся личности необходимо обрести умение справляться с фрустрацией, ведь фрустрация, в самом общем виде, - это рамки, которые личность интернализует, и для адаптации в социуме эти рамки нужны.

Однако не будет ли преувеличением делать акцент только на фрустрации? Нельзя ли допустить, что дополнительно существует и другой способ перехода к реальности, компенсирующий, хотя бы отчасти, ограничительные рамки реальности?

В работе 2005 года «Основы психоаналитической техники», говоря о раннем переносе, Горацио Эчегойен отмечает, что раннее эмоциональное развитие проходит благополучно, если и только тогда, когда мать дает ребенку в адекватном количестве и необходимые фрустрации, и необходимое удовлетворение (Etchegoyen, 2005). Думаю, это верно как для формирования здорового эго у ребенка, так и для трансформации эго пациента в анализе: оба процесса развития личности должны проходить как в поле фрустрации, так и в поле принципа удовольствия. Когда реальность только фрустрирует, разве легко отказаться от мира фантазий, где ты успешен и всемогущ? В этом случае оставаться в фантазии или уйти в фантазию – это естественная защитная реакция. Дополняя фрустрацию удовлетворением в фантазии, терапевт создает безопасное пространство, где пациент может не бояться потерпеть неудачу. На мой взгляд, в терапии должно быть место для удовлетворения в фантазии.

Попробуем теперь разобраться с термином «удовлетворение в фантазии».

С «фантазией» дело обстоит проще. Существуют разные точки зрения на сущность фантазий на f и на ph. Например, Энн Хейман в статье 1989 года пишет, что все фантазии – на ph (Hayman, 1989). В книге 2009 года авторитетный американский психоаналитик Салмон Ахтар пишет, что фантазия на рh - это бессознательная фантазия, а фантазия на f – это функция эго, и она всегда возникает в ответ на фрустрацию (Akhtar, 2009) . Следуя за его логикой, можно сказать, что сейчас мы говорим о фантазиях на f. Однако, как бы там ни было, практически всеми психоаналитиками признано, что фантазия - это способ воображаемого исполнения желаний

С термином «удовлетворение» сложнее. В литературе обсуждение роли удовольствия в развитии личности встречается редко.

Использование термина «удовлетворения в фантазии» находим в статье Сары Иван 1961 года (Evan, 1961), где удовлетворение в фантазии (phantasy gratification) признается необходимой составляющей переноса. Автор считает, что этот аспект присутствует в любом терапевтическом взаимодействии, и называет его компенсаторной функцией переноса. Она сравнивает удовлетворение в фантазии в терапии со сновидением: 1) и там, и там активны первичные процессы, 2) и там, и там есть исполнение желаний, 3) и там, и там это исполнение желаний происходит только в фантазии, 4) эта безопасность достигается – в сновидении за счет обездвиженности, в анализе – за счет правила отсутствия действия. Сара Иван считает, что, как и сновидение, удовлетворение в фантазии становится доступным аналитической работе через вербализацию, и с помощью слов этот процесс превращается из первичного (где царствует удовольствие) во вторичный (где есть связь с реальностью).

В работах последних десятилетий для описания компенсаторного аспекта переноса, как правило, используются другие термины. Так, можно встретить упоминание важности для пациента совместных с терапевтом позитивных переживаний. Например, в статье 2004 года Кеннет Бариш пишет, что «вовлеченность ребенка в переживание позитивных аффектов часто приводит к достижению терапевтического улучшения задолго до интерпретативного вмешательства» (Barish, 2004, стр. 389). И что акцент в терапии на этом этапе делается не на значении игры (её символических аспектах), а на качестве аффекта в игре.

Также встречается признание необходимости ребенку ли, пациенту ли «находиться в поле принимающего другого», что позволяет личности укрепить, по Джессике Бенджамин (Benjamin, 1990), чувство авторства действия, или, по Питеру Фонаги, «психологическое я» (Fonagy, Moran, & Target, 1993).

Редкое упоминание термина «удовлетворения» не удивительно. «Удовлетворение» является термином нон-грата в психоанализе. Любое указание на то, что аналитик может удовлетворять симбиотические потребности пациента, представляется несущим серьезную угрозу для аналитического воздержания – одного из краеугольных камней классической техники.

Есть, однако, и другие точки зрения. В современных работах термин «удовлетворение» используется финским аналитиком Вейко Тэхке, который считает, что в терапевтической работе со взрослыми в случаях выраженной личностной патологии или в случаях глубокого регресса удовлетворение симбиотических потребностей пациента бывает необходимо (Автор считает, при этом, что в работе с невротическими пациентами аналитику следует воздерживаться от удовлетворения потребностей и желаний пациента вполне строго) (Тэхке, 2001).

Аналогичную позицию находим и в упоминавшейся ранее работе Эчегойена (Etchegoyen, 2005). Задача терапевта, как и задача матери, – лишать своего ребенка иллюзий постепенно, превращая изначальную ситуацию галлюцинирования в ситуацию переживания иллюзии, и затем – в реальную ситуацию. Автор цитирует Винникотта, говоря о том, что примитивное эмоциональное развитие недоступно интерпретации, поскольку здесь дело не в том, чтобы понять, а в том, чтобы оно было прожито повторно.

Итак, удовлетворение в фантазии можно рассматривать как важный компонент переноса в аналитической работе. Как мы видим, некоторые авторы считают его важным только в работе с пациентами на ранних уровнях личностного развития, другие - необходимым компонентом любого переноса. Однако, так или иначе, речь в этих работах идет о терапии взрослых пациентов.

Я считаю, что в работе с пациентами-детьми, с их хрупкой личностной структурой, в ситуации недостаточной силы их Эго, на каком бы уровне развития они ни находились (невротическом или пограничном), период «удовлетворения» в развитии переноса, на мой взгляд, является необходимым. Удовольствие как психический феномен должно активно вводиться и «подтверждаться» в психическом мире переживаний ребенка.

Зачем? Как удовлетворение в фантазии может помочь развитию личности? Перейду к своему пониманию сути того, что происходит на этапе «удовлетворения в фантазии».

Прежде всего, следует сказать, что в ситуации отыгрывания ребенком своих фантазий в одиночестве, в случае отсутствия принимающего другого, развития происходить не будет. Наоборот, удовлетворение в фантазии, скорее всего, примет форму защитного механизма «уход в фантазию», способом защиты от невыносимой реальности.

Чтобы опыт удовлетворения в фантазии был терапевтичным, необходима аналитическая ситуация. Развитийный потенциал «удовлетворения в фантазии» в аналитической ситуации представляется весьма большим. Получение опыта «удовлетворения в фантазии способствует укреплению эго пациента с различных сторон.

1. Во-первых, присутствие аналитика превращает аутистический процесс ухода в фантазии в межличностный. Импульсы вовлекаются в перенос, и, тем самым, получают направленность на объект. Это способствует развитию направленности эго ребенка на взаимодействие с объектами из реальности. Таким образом, усиливается коммуникативная сторона эго.

2. Во-вторых, взаимодействие в аналитической ситуации с «объектом из реальности», с тем самым принимающим другим, даёт пациенту возможность получить опыт выражения запретных импульсов без наказания или осуждения, и это уменьшает его чувство вины, связанное с наличием этих импульсов. Таким образом, усиливается эмоциональная сторона эго.

3. Опыт «удовлетворения в фантазии» позволяет пациенту обнаружить, что его желания или фантазии ничего не изменили в реальности. И тогда у него возникает способность различать мысль и действие. Это знание невозможно передать словами, поскольку слияние мысли и действия существует в бессознательном, и нуждается именно в опыте проживания для того, чтобы какие бы то ни было изменения стали возможными. Таким образом, усиливается когнитивная сторона эго.

Итак, работа в поле «удовлетворения в фантазии» укрепляет эго ребенка, делая, тем самым, реальность более выносимой, и подготавливая принятие её.

Как это происходит? Полностью разделяю мнение Сары Иван, что переход от удовлетворения в фантазии к реальной жизни происходит с помощью слов: терапевт озвучивает фантазии пациента, превращая первичные процессы фантазирования во вторичные, делая их доступными обсуждению (Evan, 1961). Теперь становится возможным соотносить желания с реальностью.

Важно отметить, что говоря об «удовлетворении в фантазии, я имею в виду именно косвенные и символические формы удовлетворения, то есть, надо развести удовлетворение конкретное и удовлетворение символическое. Поддерживать удовлетворение конкретное (скажем, еду на сессиях или телесный контакт) не имеет никакого терапевтического смысла. В то же время варианты удовлетворения в игре, или в рассказах, будут как раз формой символического удовлетворения, «удовлетворением в фантазии».

Приведу клинические случаи из практики психотерапии с детьми. Для этой статьи я выбрала законченные случаи, поскольку знание динамики переноса позволяет мне с уверенностью говорить о процессах, имевших место в данных терапиях.

Гриша находился в анализе 2 года, с 5 до 7 лет, 3 раза в неделю, и прошел длинный путь личностного развития: от состояния эмоциональной неразделенности с объектом до личностной организации латентного мальчика. Психологическая работа с этим пациентом описана в более ранней статье (Васильева, 2012). Сейчас я хочу остановиться на начальном периоде работы с этим пациентом.

Гришины родители обратились за психотерапевтической помощью в связи с приступами бронхиальной астмы у мальчика. Психологических причин для работы они не видели.

Гриша был очень воспитанным, очень социализированным, очень интеллектуальным ребенком (что было подтверждено исследованием по тесту Векслера). Однако в Гришиной игре первого периода анализа слов было крайне мало, в его игре был прямой перевод фантазий в действие. Основной темой игры, повторявшейся снова и снова, было постоянное мучение персонажей. Гриша убивал животных, проявляя исключительную изобретательность, придумывая все новые и новые способы уничтожения. Например, он мог взять зайца, попрыгать им немного, а затем заживо закопать в землю. Потом он брал динозавра, зажаривал его на сковороде и выбрасывал. Вслед за этим Гриша брал гориллу и взрывал её так, что она разлеталась на мелкие куски, и так далее. Он заставлял персонажей поедать свои собственные тела, свои собственные экскременты, пока они не умирали: он пытал их, отрубал головы, отрезал части тела и т.п. Гриша часто использовал обман, чтобы заманить и затем убить кого-то из персонажей игры. В мире своих фантазий Гриша был всемогущ: он делал все, что хотел, не обращая внимания на реальность других. В каждой игре того времени моих героев били, убивали, обманывали, заставляли чувствовать полную беспомощность.

То, что происходило в терапии в тот период, я считаю именно удовлетворением в фантазии. Заключалось это удовлетворение в многократном проигрывании фантазий всемогущества, когда пациент мог выражать свои импульсы без страха внешнего осуждения и без вины. Любые интерпретации в тот период прозвучали бы для него осуждающе. Никаких интерпретаций и не было. Единственное, что я себе позволяла, были комментарии от лица персонажей игры, они не останавливали игру ребенка. Терапевтической задачей того периода было вынести переживания, которые проецировались на меня, и фантазии, которые удовлетворялись пациентом в игре через моих героев. Теперь, задним числом, можно с уверенностью сказать, что длительный период удовлетворения в фантазии был необходимым этапом, когда подготавливались изменения во внутреннем мире этого пациента. Но это возможно сделать теперь, когда мне известна последующая динамика переноса. Тогда же казалось, что по-другому никогда ничего не будет. Из сессии в сессию, неделя за неделей, Гришины персонажи в игре безжалостно нападали на моих, не оставляя им никакого шанса ни убежать, ни прекратить постоянное мучение.

Но даже в тот период можно было говорить о понимании этим ребенком-пациентом символического уровня: он отдавал себе отчет, где он находится и что происходит, в конце сессий безропотно заканчивал игру и убирал игрушки, переходя из субъективной реальности тотального всемогущества в объективную реальность своего подчиненного положения.

Вместе с тем, как ребенок-пациент выражал свои чувства и фантазии в игре, первичные тревоги становились для него все более выносимыми. Постепенно характер переноса менялся. Месяца через 4 в Гришиной игре появились постоянно действующие персонажи. Позже, еще через 3 месяца, пришло время, когда в сессиях появились признаки взаимоотношений. Я хорошо помню нахлынувшую радость, когда, его Горилла впервые не побил моего динозавра, как бессчетное число раз до этого, а сказал словами: «Хорошо, сиди здесь, только убери свой хвост, он мне мешает». Убеждена, что этот учет реальности чувств другого стал возможен только в результате длительного периода удовлетворения в фантазии. Упоение собственным всемогуществом служило прочной защитой от реальности, делало невозможным услышать чей бы то ни было голос, кроме своего. В аналитическом поле пациент получил опыт выражения своих импульсов без наказания или осуждения. По мере усиления эго ребенка, ему стало возможным не прятаться от реальности, а остаться в ней и услышать другого. И это был собственный выбор Гриши.

Потом стал возможен диалог между его и моим персонажами, они учились быть рядом и выручать друг друга в трудных ситуациях. Фантазийные способы справляться с собственным опытом уступали дорогу ориентации на реальность и освоению реальности. В конце концов, Гриша стал способен к эмпатии и к символическому представлению своих переживаний, теперь он слышал мои интерпретации, и даже мог интерпретировать свои чувства самостоятельно. Разрыв между миром бессознательных фантазий и внешней реальностью сузился, Гриша стал более ориентирован на реальность. Необходимость выражения и удержания тревог с помощью тела в астматических симптомах исчезала; теперь чувства и переживания Гриши могли быть выражены психическими средствами. В дополнение к психологическим изменениям, педиатром было зарегистрировано у мальчика отсутствие нарушений дыхания.

В описанном клиническом примере речь идет об очень ранней личностной патологии. Удовлетворение в фантазии было единственно возможным способом контакта с этим ребенком. Однако период удовлетворения в фантазии можно отметить и у детей с невротической структурой личности.

На момент обращения к психотерапевту Захару было 8 лет, у него был диагноз «энурез». Он писался в постель каждую ночь, многочисленные курсы лечения не смогли справиться с этой проблемой. Захар начал психотерапию в состоянии чрезвычайного гнева на родителей, воспринимая их как отдающих предпочтение его младшему брату и жестоких по отношению к нему. Именно его гнев лежал в центре его симптома, и в его уходе от эдипальных импульсов по отношению к родителям.

Психологическая работа с мальчиком продолжалась два с половиной года в течение двух раз в неделю.

Если структура личности первого пациента просто не позволяла использовать интерпретации в начале работы, то в работе с Захаром это было не так. Невротическая структура личности делало интерпретацию конфликтов возможной. И нежелание Захара слушать и слышать что бы то ни было о конфликтах, лежащих в основании его мировосприятия, выглядело как сопротивление. Нас учили, что терапевт не должен «соглашаться» роль «товарища по играм», что в терапии не должно иметь место никакое удовлетворение, что бессознательное удовлетворение должно удерживаться под постоянным контролем. И я комментировала и интерпретировала чувства Захара, лежавшие за его игрой. Но Захар делал вид, что ничего не слышит, и игнорировал все интерпретации, проявляя активное нежелание разговаривать о своем симптоме. Однако играл он охотно и с удовольствием. В свете сегодняшнего понимания терапевтического процесса, я могу оценить этот период как этап удовлетворения в фантазии. Удовлетворение в фантазии было единственным опытом, требовавшимся пациенту на тот момент. Ребенок-пациент «голосовал» именно за такое понимание происходящего в терапии. Важно было услышать «голос» пациента и идти «вслед» за пациентом, что, собственно, я и стала делать.

Для игры Захар всегда выбирал одних и тех же динозавров: папу-динозавра, маму-динозавра и двух детей-динозавров, что полностью воспроизводило его семейный состав. Ни один динозавр не имел имени, мы так и называли их: мама, папа, брат. Основной темой игры Захара было причинение вреда маме-динозавру, папе-динозавру и брату-динозавру. Эти трое постоянно терпели какие-то бедствия, с ними постоянно случались несчастья, и только его собственная фигурка (маленький динозавр) получала в игре шанс спастись. Динозавр Захара жил всегда отдельно от семьи, он владел лучшими машинами, лучшими домами, оставляя остальных членов семьи в нищете и несчастьях. При этом ему важно было, чтобы и папа, и мама, и брат находились где-то неподалеку. Он хотел видеть, как они страдают без его помощи и участия. Часто в своих играх Захар бывал довольно жесток по отношению к папе, маме и брату - динозаврам. Он мог, например, бросить их в извергающийся вулкан, или затопить их плот в океане. Оставшись в одиночестве, динозаврик Захара с радостью принимался делать запрещенные вещи (например, есть гамбургеры, что в реальной жизни Захару запрещалось).

На сессиях Захар делал все возможное, чтобы я чувствовала себя побежденной. Он не только одерживал верх над родительскими персонажами – динозаврами, которыми играла я, он хотел реальных побед надо мной. В любой момент он мог ввести новые правила в совместную игру, только чтобы выиграть. То есть, в переносе на психотерапевта отражалось желание Захара полностью установить контроль над родительскими фигурами. Он не хотел ничего знать о реальности, и в то же время, по его игре было видно, что он в курсе своего подчиненного положения. Мы видим опять-таки, что у этого ребенка было полное понимание отличия между реальностью и игрой (символическим уровнем), что было прогностически благоприятным знаком использования «удовлетворения в фантазии» в терапевтических целях.

Только длительный период подобной игры (6 месяцев) сделал возможным обратиться к беспомощному «я» Захара. Этот период удовлетворения в фантазии был для пациента очень важным, подготавливая его готовность увидеть реальность и учитывать её. За фасадом защитного всемогущества скрывался уязвимый и слабый ребенок. В конце концов, Захар смог признаться себе в этом. На смену псевдоблагополучию и ощущению всесилия пришло осознание своей слабости и уязвимости. Дальнейшая работа сделала возможным обратиться к эдипальному конфликту пациента, в частности, сделала страхи повреждения и ущербности, имевшиеся у мальчика, доступными выражению и обсуждению.

Теперь чувства могли быть выражены словами, не только симптомом. Вместо того, чтобы писаться, можно было словами выразить свои страхи и тревоги. Захар превратился в сотрудничающего человека, который активно искал способы совладать со своей тревогой и слабостью.

Подытоживая сказанное, повторю, что одной из центральных задач трансформации эго в анализе является его переориентация с принципа удовольствия на принцип реальности. Это повсеместно признается в психоаналитической литературе, однако традиционно акцент делается на важности фрустрации в переносе. В данной статье представлена другая точка зрения - о важности удовлетворения в фантазии, происходящем в поле терапевтического взаимодействия. Под защитой аналитика как представителя реальности, под защитой аналитического правила отсутствия действий (которое обеспечивает безопасность желаний, удерживая их только в поле фантазии), пациент получает опыт выражения запретных импульсов без наказания или осуждения. Это уменьшает его чувство вины, связанное с наличием у него этих импульсов, и постепенно подготавливает переориентацию эго с принципа удовольствия на принцип реальности. Я считаю, что опыт удовлетворения в фантазии в поле переноса представляет собой безболезненный и нетравматичный путь к ориентации на реальность. Отвечая на вопрос, который вынесен в заглавие статьи, считаю, что речь вовсе не идет о взаимоисключающих процессах, Увеличение способности эго быть ориентированным на реальность, существовать в реальности, может быть достигнуто именно с помощью «удовлетворения в фантазии», через гармонизацию принципа удовольствия и принципа реальности.

The Phantasy Gratification or Orientation on Reality: On the Question of the Dynamics of Transference in Child Psychotherapy

Annotation

One of the major tasks of Ego transformation in psychoanalysis is its shift from the pleasure principle to reality principle. It is widely accepted in the psychoanalytic literature. Normally, though, the emphasis on the role of frustration is made. The paper presents another view, showing the importance of phantasy gratification which takes place in the realm of therapy interactions. The phantasy gratification experience seems to be painless and non-traumatic way to the reality Ego.

Keywords: child psychotherapy, transference, phantasy gratification, frustration, sense of reality.

Литература

1. Васильева Н.Л. От интрапсихической к интерсубъективной проективной идентификации: психоанализ ребенка 5 лет. Вестник психотерапии. СПб, 2012, №43 (48) Стр. 49 -63.
2. Мур Б.Э, Файн Б.Д. Психоаналитические термины и понятия: словарь. Независимая фирма "Класс", 2000, 262 стр.
3. Райкрофт Ч. «Критический словарь психоанализа».— СПб.; Восточно-Европейский Институт Психоанализа, 1995.
4. Тэхке В. Психика и ее лечение: психоаналитический подход М.: Акад.проект, 2001
5. Akhtar, S. Good Feelings: Psychoanalytic Reflections on Positive Attitudes and Emotions. London: Karnac, 2009
6. Barish, K. What is Therapeutic in child therapy? Psychoanal. Psychol., 2004,21:385-401
7. Benjamin J. An Outline of Intersubjectivity: The Development of Recognition. Psychoanalytic Psychology, 1990, 7S:33-46
8. Chen, Y. Senses of Rhythms and Rhythms of the Senses. Free Associations, 2012, 13:46-65.
9. Ellman, S. Endogenous Stimulation: A Theory of Early Development and the Beginning of Envy. Canadian J. Psychoanal., 2012, 20:205-228.
10. Etchegoyen, H.R. The fundamentals of psychoanalytic techniques. London: Karnac Books, 2005
11. Evan, S. The Compensatory Work of Transference. Psychoanalytic Review, 1961, 48B:19-29
12. Ferenczi, S.: Stages in the Development of the Sense of Reality. Selected Papers, Vol. 1, New York: Basic Books, Inc. 1950.
13. Fonagy, P., Moran, G., & Target, M. (1993). Aggression and the psychological self. Int. J. Psycho-Anal., 74, 471-485.
14. Hayman, A. What Do We Mean by 'Phantasy'?. Int. J. Psycho-Anal., 1989, 70:105-114
15. Klein, M. Envy and Gratitude. In: Envy and Gratitude and Other Works 1946–1963: Edited By: M. Masud R. Khan (). The International Psycho-Analytical Library. London: The Hogarth Press and the Institute of Psycho-Analysis, 1975. 346 стр.
16. Winnicott, D. W. Through Paediatrics to Psycho-Analysis. The International Psycho-Analytical Library. London: The Hogarth Press and the Institute of Psycho-Analysis, 1975. 325 стр.