Теперь обратимся к клиническому применению некоторых из рассмотренных нами концепций. Ни в одной из глав этой книги я в такой степени не осознавал, насколько разнятся опыт и знания моих читателей. Чтобы избежать путаницы, мне хотелось бы отметить с самого начала, что я предполагаю наличие общих знаний относительно того, что происходит в психотерапии и анализе, и несколько лучшего знания принципов фрейдистского анализа. Когда мы рассматриваем психоаналитические параллели, мы делаем это только схематично; однако,,как и на протяжении всей книги, более подробно рассматривается личный вклад Юнга. Дебаты посгьюнгианцев" можно рассматривать как нечто, имеющее место в рамках общего психотерапевтического контекста; очень немногие юнгианские аналитики избежали влияния разработок психоанализа. %
Употребление терминов "пациент" и "аналитик" соответствует моей обычной практике. Это не так уж просто, как могло бы быть выведено из представленной в этом разделе главы "Что такое юнгианский анализ? " Слово "пациент" оскорбляет некоторых, и они предпочитают звучащее более независимо слово "клиент" или более специфическое "анализируемый". Вероятно, следует отметить, что некоторые, например, аналитики экзистенциалистского направления, иногда настаивают на том, что они работают с "личностями".
ИНДИВИДУАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
Юнг подчеркивал, что анализ — это искусство, а не техническая или научная процедура: "Практическая медицина — есть и всегда была искусством, и то же справедливо по отношению к практическому анализу" (Jung, 1928, с. 361). Это привело его к утверждению, что каждый случай — нечто совершенно индивидуальное, и не должно быть никакой программы или прописанного плана {CW 16, para. 237).
Фактически Юнг все же дал много советов аналитикам, и основной акцент он делал на необходимости приспосабливаться к отдельному пациенту. Для аналитика знание заранее того, что произойдет, могло бы быть предметом гордости. Аналитик проводит исследование явления, при этом пациент полагает, что аналитик знает все о том, что должно произойти, и он бывает недоволен и сердит или чувствует себя преданным, когда на самом деле это оказывается не так. На практике встречаются странные ситуации, столь отличные от стереотипа, что именно аналитик открыт для всякого рода возможностей, в то время как пациент на основании своего прежнего опыта болезни ожидает, что его будут диагностировать и лечить. Легко попасть под влияние такого пациента.
Однако Юнг смягчил свою идею, что в каждом случае аналитик должен отказаться от всего своего знания теории; он писал:
"Это не означает, что он должен выбросить свои теории за борт, это означает лишь то, что в каждом данном случае он должен использовать их лишь как гипотезы для возможного объяснения" (CW 16, para. 163).
Юнг, безусловно, узко понимал терапевтические позиции Фрейда и Альфреда Адлера как состоявшие из "технических правил" и "любимых эмотивных идей" соответствующих авторов (CW 17, para. 203). Тем не менее, то, как он настаивает на том, что психологические нарушения не являются отдельными клиническими "единицами", но воздействуют на человека в целом, отличается от более ранней позиции Фрейда:
"мы не должны пренебрегать трудоемкой, но тщательной работой со скрытыми индивидуальностями, даже несмотря на то, что цель, к которой мы стремимся, кажется недостижимой. Но одной цели мы можем достичь, и эта цель состоит в том, чтобы развивать и доводить до зрелости отдельные личности... Поэтому я считаю первоочередной задачей психотерапии в настоящее время целеустремленное следование ориентиру индивидуального развития ... только в отдельном человеке жизнь может воплотить свой смысл" (CW 16, para. 229).
Юнг видел несколько неподвижных точек в бесконечно движущемся мире лечения невротика; они охватывают "запас наличности невроза:
"каждый невроз характеризуется диссоциацией и конфликтом, содержит комплексы, и проявляет черты регрессии и abaissement du nivrau mental [понижения ментального уровня]. Эти принципы, как показывает мой опыт, необратимы" (CW 17, para. 204).
Но следует осторожнее делать обобщения. Например, на каждый невроз, вызванный регрессией, приходится невроз, вызванный "уводом" содержания, его "отделением или отнятием ... "потерей души" (там же). Подобным же образом, гибкий подход Юнга к лечению также проявился в его идее, что для некоторых людей это проблема становления в большей степени индивидуальной личностью, в то время как для других это вопрос адаптации к коллективу.
Юнг постоянно утверждал, что анализ — это "диалектический процесс". Под этим он понимал, что (а) здесь участвуют два человека, (б) что между ними имеет место двустороннее взаимодействие, и (в) что их следует рассматривать как равных участников (CW 16, para. 289). Каждый из этих пунктов кажется относительно само собой разумеющимся для современной психотерапевтической позиции, но в свое время это было смело (1951 и ранее).
Утверждение о том, что здесь участвуют два человека, явно означает нечто большее, чем то, что в комнате два тела; здесь подразумевается, что работает бессознательное каждого из них, а также проекция, интроекция и защитные механизмы эго как аналитика, так и пациента (CW 16, para. 239). Отсюда следует, что аналитик может иметь перенос на пациента и проецировать на него собственное бессознательное содержание. Второе положение Юнга о существовании двустороннего взаимодействия по Фордхаму означает, что Юнг описывает анализ скорее как открытую, чем как закрытую систему. Это позволяет взаимодейст-пию стать центром интереса вместе со всеми последствиями такого взаимодействия. Закрытая система, с "методами диагноза, прогноза и лечения неизбежно рассматривает пациента как человека непременно отделенного от врача" (Fordham, 1978a, с. 69). Третье положение Юнга о том, что участники "равны", — это нечто более дискуссионное.
Что мы имеем в виду, когда говорим, что аналитик и пациент равны? Мы явно не можем иметь в виду равенство в смысле идентичности; у этих двоих разная психология и история жизни, они могут быть разнополыми, и т. п. Нельзя сказать, что они оба выполняют одинаковую функцию в том смысле, что один чего-то ожидает от другого, что бы там ни было. Наконец, один участник платит другому, приходит в назначенное время и в назначенное место, является одним из нескольких находящихся в том же отношении к другому. Нет, равенство пациента и аналитика означает нечто иное, что лучше всего можно определить по отношению к своей противоположности: образ анализа, при котором пациент делает то, что ему говорят, "принимает таблетки" и относится уважительно к тому, кого считает выше себя.
Подчас из-за того, что жизнь самого пациента находится в центре внимания при анализе, только пациент может знать, что он чувствует, или устанавливать скорость и предлагать ритм работы:
"Психотерапевт ... должен решать в каждом отдельном случае, хочет ли он вступать на рискованный путь, вооружившись советом и помощью. У него не должно быть никаких фиксированных понятий о том, что правильно, и он не должен делать вид, что знает, что правильно... Если нечто, что кажется мне ошибкой, оказывается чем-то более эффективным, чем правда, тогда я должен вначале следовать ошибке, ибо в ней сила и жизнь, которые я теряю, если придерживаюсь того, что кажется мне верным" (CW 11, para. 530).
В других случаях из-за своего понимания или поскольку на него не влияет защитная реакция пациента и его сопротивление в такой же степени, как они влияют на пациента, аналитик может стать тем, кто принимает на себя ответственность по руководству аналитическим процессом. Но, как предупреждал Юнг, "если врач хочет руководить другим, или даже сопровождать его на части пути, он должен чувствовать вместе с душой того человека" (CW 11, para. 519).
"Равенство" имеет еще одно значение — равенство перед лицом Бога духовное и моральное равенство. Аналитик не обязательно является лучшим человеком поскольку он получил соответствующую подготовку или аналитически работал над собой. Отсюда следует что контакт пациента изменяет жизнь аналитика. Иногда встречаются" аналитики, которые обретают и личное понимание, и исцеление из работы с пациентами. Такая работа служит процессу индивидуации. Есть риск эксплуатации зависимости пациента 'для нужд самого аналитика, возможно, для удовлетворения потребности аналитика во власти (см. ниже, с. 297).
Предложенное Юнгом слово "равенство" вызывает затруднения. Лучшее слово, и к тому же более употребительное — "взаимность". Возможность идеализации этого термина с коннотацией удобства или даже исключительности, компенсируется идеей асимметричной взаимности, которая предполагает различие ролей пациента и аналитика. Другими асимметричными, но взаимными отношениями являются отношения матери и ребенка и учителя и ученика.
Такие соображения следует иметь в виду при рассмотрении утверждения Юнга о том, что психотерапия —
"это столкновение, общение двух психических целых, при котором знание используется лишь как инструмент. Целью является трансформация... Никакие усилия со стороны врача не могут принудить к этому переживанию" (CW 11, para. 904).
или что аналитик — это "партнер" при анализе (CW 16, paras. 7- .