Смотреть на солнце и жмуриться

         Фото из семейного архива

Я изо всех сил стараюсь не щуриться, но безжалостное солнце светит прямо в глаза. Глазам больно, от яркого солнца они слезятся, но я знаю, что отворачиваться нельзя. Как и нагибать голову, моргать или позволить себе естественное в такой ситуации выражение муки на лице. Нужно стараться и нужно сделать этот кадр через не могу. Потому что иначе папа будет вновь и вновь делать новые кадры, пока не удастся запечатлеть на пленке мое счастливое детство.

Встать так, чтобы солнце было с другой стороны, нельзя, потому что тогда оно будет светить в объектив «Зенита» и фотография не получится. Я знаю, потому что уже много раз слышала это от папы. Как и фразы «Смотри сюда», «Не моргай», «Не двигайся», «Стой спокойно».

Пытка фотоаппаратом еще хуже, чем пытка кинокамерой. Там хотя бы двигаться можно. Не так, как мне бы хотелось, и не туда, и много дублей «вон с того места», но все-таки не стоять, замерев на месте, пока папа настраивает выдержку.

Мне 3 года, 4... А потом 5, 6, 7, 8 и примерно до 15, пока я не отказываюсь позировать, дабы запечатлеть воспоминания, которые для папы означают «мы побывали в (подставить нужное название города; а выбрать было из чего)», а для меня – пытку солнцем, обездвиженностью, неинтересными для меня музеями, невкусной столовской едой, многокилометровыми день-на-пролет-прогулками по городу, отсутствием туалетов, когда это нужно, а иногда и ночевками на вокзалах в ожидании очередного поезда. Возможно, для кого-то это романтика, удовольствие и «вот это и есть жизнь!». Но только не для меня.

Папа подарил мне мои детские фотоальбомы, которые годами оформлял. Я иногда листаю их и всё пытаюсь найти живые фотографии. Где я улыбаюсь, где не вижу, что меня снимают, где я настоящая. Иногда такие встречаются. Но по большей части с фотографий на меня смотрит уставший ребенок. Иногда невыспавшийся. Иногда – обиженный. И я начинаю чувствовать то, что чувствовала тогда. «Не капризничай», - говорили мне. Потому что я просилась в туалет там, где его не было, просила попить тогда, когда все уже было выпито, не хотела есть ненавистные столовские котлеты, не хотела идти куда-либо, потому что очень устала… Одним словом, «ныла и капризничала».

Когда мой сын был дошкольником, он отказывался много ходить ногами или просто идти гулять туда, куда не хотел. Мой папа вздыхал и говорил: «Ну как же так? Ты, Лариса, когда была маленькая, могла весь день с нами ходить по Москве – и ничего!». И в этом так много осуждения… Осуждения моего «капризного» ребенка. Осуждения меня как мамы, потерпевшей педагогическое фиаско в воспитании послушного, выносливого, удобного ребенка.

«Какой ценой я это выдерживала, папа?!», - хочется мне закричать. Но я уже взрослая женщина, и потому я спокойно спрашиваю: «Папа, а ты уверен, что я этого хотела? Что мне это было интересно, нужно?». Я уже не раз это спрашивала, и потому знаю ответ. Оказывается, считалось, что до 15 лет дети просто не могут иметь собственного мнения. Их не спрашивают. Потому что то, что они скажут – это так, капризы, блажь, недостойный внимания детский лепет.

Я не могу исправить то, что было. Я могу только поплакать, что вынуждена была вести себя как взрослая, хотя была совсем маленькой, могу погоревать и пожалеть ту девочку. А исправить несправедливость мне по силам уже со своими детьми. Не понуждая их посещать не интересные им места. Рассчитывая пешую нагрузку по их возрасту и возможностям. Заботясь о том, чтобы там, куда мы едем, был доступен туалет. Всегда беря с собой большое количество питьевой воды. А еще – не делая многочисленные дубли неживых кадров «лицом к солнцу». Я могу не отворачиваться от детей.

Иногда бывает жалко, что я не фотографировала детей на прогулке. Но часто бывает совсем не до этого. И теперь у нас не будет каких-то фотографий на память. Но я надеюсь, в памяти детей останутся впечатления и воспоминания от совместно проведенного прекрасного дня. Дня, когда можно было смотреть на солнце и жмуриться.