Великан и Герой. Тишина

Тишина. Какая разная бывает тишина…

Неловкая, гулкая, наполненная, ласковая, бархатная, томительная, даже пронзительная, звенящая…

Или мертвая. Затертый речевой оборот, такой страшный, когда сталкиваешься с тем, что он призван обозначить.

Над крепостью Рожок висела именно мертвая тишина. Она наполняла собой узкие улочки и переулки, маленькую площадь, башни и даже дома. Птицы – даже самые болтливые воробьи – молчали. Эта тишина была почти осязаемой, как вата, и обрывки ее торчали из окон с распахнутыми ставнями, и чернеющих дверных проемов.

Где собаки? Почему не слышно кудахтанья кур, лошадиного ржания? Куда подевались низкие мужские голоса, женский смех и детские возгласы?

Можно было бы подумать, что это какой-то хитрый обман. Что в этих стенах и не жил никто никогда. Даже мыши… Что так, по чьей-то извращенной прихоти, и должно было быть от века – город, отстроенный ни для кого.

Но ведь вот они – цветы в глиняных горшках, выставленные на улицу для посильного украшения оной, и кое-где земля влажная от полива.

Вон болтается на веревке чье-то белье. Лужа вокруг разбитой бутыли еще не успела высохнуть. Здесь были, были люди!

Об этом хотелось кричать, но в легких почему-то отчаянно не хватало воздуха. Да и ни к чему это…

Гай подал отряду беззвучный знак – все чисто, идем дальше. И ожег взглядом: только начеку!

Можно подумать, кто-то мог бы расслабиться в такой обстановке без его предупреждений. Бородач шел вторым, и вид у него – здоровенный детина с тесаком и угольно-черными глазами над кустистой бородой – был такой, что мухи дохли от испуга, но Гай понимал, что его товарищ сам сейчас боится до меловой бледноты. То же самое с Корином, вертлявым, обманчиво молодым пацаном – привычная плавность его движений, движений прирожденного циркача, сменилась рваной поспешностью. Дед Ванко, прозванный так за абсолютно седые в тридцать лет волосы, ступал по-охотничьи мягко, но видно было, что эта тишь да гладь сильно коробит и его. Его! А никто ведь до сих пор не знал, что он там увидел в жизни такого, что сделался за одну ночь белым, как имперский серебряный гронт.

Гай любил свою службу. Правда любил. Но это всегда было иначе. Когда-то нужно было просто пойти и послушать, что говорят «там, за углом». Когда-то – и гораздо чаще – их вылазки заканчивались кровавыми столкновениями с врагом. Ну… врагом, какой был. Какие-нибудь там недовольные или озверевшая кучка загорских варваров, непонятно, каким безумием приведенная по эту сторону Ворот. Гай любил азарт охоты, сдобренный крепким страхом за свою шкуру и разливающийся яростью, которая пьянит не хуже доброго вина. Но сейчас… Сейчас врага не было, и одновременно он был повсюду. И Гай даже не знал до конца, хочет он с ним повстречаться или нет.

Звук.

Он прошелся по напряженным нервам, как смычок по струнам. Гай вздрогнул.

Нет, не опасно. Плач. Тихие всхлипы.

Откуда?

Справа, окно, ставни открыты.

Он указал товарищам на запертую – вроде бы – дверь.

Нет, не заперто. Гай – как обычно первым, за ним Бородач и Корин, Дед будет ждать снаружи.

Звук остался таким же приглушенным, как Гай услышал его с улицы. Повсюду – обычная утварь, обычные вещи. Ну, беспорядок, но такой, как бывает, когда в семье малые дети. Ничего катастрофического.

Бородач взглядом указал на пол.

А и правда!

Рядом с немного сдвинутым кухонным столом виднелся вход в подпол. Гай кивнул.

Разведчики быстро обошли дом, но больше в нем никого не было. Гай рванул тяжелое кованое кольцо.

Из открывшегося мрака на него глянула пара глаз. Обычные человеческие глаза, ну, разве что побольше средних. Над глазами была густая челка, чуть ниже дрожали мокрые от слез губы. Вот тот, кто плакал. Точнее, та…

– Тише, тише… Свои… – Корин легко спрыгнул вниз и буквально выволок из погреба ужасно чумазую и дрожащую девчонку лет одиннадцати-двенадцати. Она, кажется, вяло сопротивлялась.

Минуты полторы ушло на то, чтобы ее напоить, осмотреть на предмет возможных ран, укутать и усадить за стол, и еще с десяток – на то, чтобы она успокоилась. Ну, по крайней мере, смогла выговорить:

– Они всех забрали… Мама успела меня спрятать, а потом…

– Солнышко, успокойся… Они – это кто?

Гай совершенно зря спросил – его слова вызвали только новый всплеск тихих рыданий.

– Ладно, ладно… – Дед похлопал малышку по плечу. – Все позади…

Девчушка покачала головой:

– Ничего не позади… Все только начинается. Мы просто были первые…

– Можешь рассказать, что видела?

– Ничего я не видела!

– А слышала что? – Гай сделал вид, что не заметил лютую злобу, глянувшую на него из глаз слабого, покалеченного страхом существа.

– Не знаю… Сначала я ничего не поняла, а потом стало тихо. Как-то ужасно тихо. Пить очень хотелось, но я боялась вылезти… Где мои родители, где Ади?

– Надо идти, – вполголоса сказал Бородач. – Может, еще кого-нибудь найдем.

Гай кивнул. Ему донельзя не нравилась эта мрачная загадка, в которой с каждым шагом ты становишься дальше от ответа. Он понимал, что случилась беда. Он знал, что нужно выяснить, какая. И да, ему было жаль девчонку, осиротевшую от рук неизвестно кого. Он много раз видел смерть. Но все-таки смерть воина – это доблестная закономерность, а смерть невинных селян – трагическая несправедливость. Так не должно быть. Почему так есть?

Нет ответа на немых улицах Рожка.

© Алексей и Мария Афанасьевы. 

Данный текст является частью коммерческого издания и охраняется законом об авторском праве. Любое использование статьи или ее фрагмента возможно только с письменного разрешения правообладателя с обязательным указанием первоисточника и Ф.И.О. авторов