Ты же Девочка!

Скажу вам честно: я терпеть не могу быть девочкой. Можно подумать, это уже сама по себе причина никогда не делать того, что хочется, и вместо этого делать все, что не нравится.

«Ты же де-е-евочка! Ты не должна себя так вести!»

Мне не нравится причесываться, потому что сама я не умею, а мама дергает расческой так больно, что я не могу сдержать слез. Мама говорит, что красота требует жертв, а я говорю, что тогда не хочу быть красивой, а мама смеется. Ну, или кричит на меня – в зависимости от того, какое у нее настроение.

Кстати говоря, оно чаще бывает плохое. Зато папа у меня веселый и добрый, и с ним в десять раз интереснее, чем с мамой. Но маму я тоже люблю, поэтому ничего ей не говорю – чтобы она не расстраивалась и чтобы не кричала еще больше, я же ее знаю.

А еще я ненавижу все эти платьица, банты и белые колготки («ты же девочка! ты должна быть опрятной и красивой!») – б-р-р… Это же ужас! Из-за этой ерунды, кстати, я стала меньше любить праздники. По крайней мере, если я пачкаю обычные штаны, кофту или юбку, мама хмурится, но почти не ругает. Но стоит посадить пятно на «выходное» платье, как она превращается в ураган, а я – в неблагодарного поросенка, неряху и болотную кикимору.

А для чего она вообще нужна, эта красивая одежда, если в ней так неудобно и от нее столько неприятностей?

Мама говорит, что нужно быть красивой, чтобы нравиться себе и мужчинам. Не знаю, себе я и так нравлюсь. Когда я ей об этом сообщила, она засмеялась и сказала, что такая растрепанная, чумазая холтома не может никому нравиться, даже себе. А по поводу мужчин у меня вообще большие сомнения. Мама часто повторяет, что ни в коем случае нельзя разговаривать с незнакомыми дядьками, потому что они могут меня украсть, затащить в подвал или на стройку, там долго мучить, а потом убить. Никак не пойму, зачем им нравиться, если они такие опасные, злые и страшные.

Еще мама говорит, что мне придется выйти замуж за одного из них («ты же девочка! а все девочки рано или поздно должны выйти замуж…»). Ну, это я и сама знаю. Во всех сказках принцесса выходит замуж за принца. А еще, если бы бабушка не вышла за дедушку, а потом мама за папу, то меня бы не было совсем. Так что, если я захочу ребеночка, выйти замуж мне придется.

Хотя у Оли из моего класса папы нет, а у Толика и Димы вроде как есть, но не так, как у меня: у Толика папа живет отдельно, и он к нему ездит на выходные. А у Димы папа появился недавно, и у них разные фамилии. Так что мне сдается, тут все сложнее.

А еще мне нравится Лариса Ивановна, наша учительница. Она такого же возраста, как мама, только у нее нет семьи. Она говорит, что хорошо быть одной, потому что можешь не готовить, если не хочешь, и спать, когда вздумается, есть мороженое, ни с кем не делясь, и вообще. Наверное, больше всего я хочу жить так, как она, потому что она умная, веселая, и очень красивая, прямо как куколка. Это лучше, чем как у моей мамы.

А еще мама боится бабушку и не любит, когда та у нас бывает. А бывает она часто. Папа тогда старается задержаться на работе или куда-нибудь уйти. А мне уйти некуда. Бабушка говорит маме, что та все делает неправильно. Мама злится, но молчит. Неужели когда я буду взрослой, моя мама тоже станет бабушкой и тоже будет вот так приходить и ругать меня? И это никогда не закончится? Я же девочка, я должна любить маму и быть с ней вежливой…

– Даша, иди обедать!

– Иду!

Суп невкусный. Не люблю суп, и кашу, и салат не люблю. Если только оливье, но его дают исключительно по праздникам. Но мама говорит, что у женщин всегда так: если хочешь быть красивой и здоровой, ешь то, что тебе не нравится. Можешь есть, что любишь, но тогда будешь толстая и никому не нужная.

После обеда я должна помыть посуду. («Но ты же девочка! Девочка обязана любить домашнюю работу и быть аккуратной!») Мама считает, что это приучает меня к дисциплине, делает ответственной и готовит к роли хозяйки дома.

Пожалуй, когда стану хозяйкой дома, я тоже рожу себе девочку, чтобы она мне помогала, иначе тяжело.

Моя мама нигде не работает. Она говорит, что у женщины должен быть выбор, работать или нет, мужчина все равно обязан ее всем обеспечить. Ну, уж надо думать, за все те ужасы, которым она рискует подвергнуться вместе ним!

Кстати, еще у женщин каждый месяц по нескольку дней болит живот, что, я считаю, вообще верх природной несправедливости. И за несколько дней до этого портится настроение. Мама говорит, что женщиной вообще быть тяжело и больно во всех отношениях. Вот рожать, опять же! Почему мужчины ходят себе спокойненько, а женщинам должны живот разрезать, чтобы деток оттуда доставать?!

– Даш, что ты делаешь?

– Играю!

– Во что?

– В пиратов! Получай, гнусный предатель! Все равно тебе не уйти от моей шпаги!

– Даша, ты с ума сошла? Это игра для мальчишек! Ты же девочка…

– Но, мам… Так интересно!

– Отдай платок, положи на место покрывало и… где ты взяла эту палку?

– В подъезде нашла…

– Господи, ну что за ребенок?! Сколько можно тащить в дом всякую пакость? Я дочь воспитываю, или как?

– Даша, ты уроки сделала?

– Нет еще, я хочу отдохнуть!

– Хватит, наотдыхалась уже! И в кого ты такая? Баловень! Я вон с утра до ночи и каждый день без выходных работаю, как и любая женщина, у которой есть дом и дети. И тебя такое ждет. Ты же девочка!

– Не хочу-у!

– А куда ты денешься?

– Даш, ну, честное слово! Как курица лапой! Ты же девочка! Как ты можешь так грязно писать? Две помарки на странице…

– Мам, но я устала уже!

– Это не причина.

– Даша, иди-ка сюда. (Зловеще)

Блин. Неужели все-таки настучал?

– Что?

– Мне тут мама Вадика Арсеньева звонила…

Вот гад.

– Ты мне ничего не хочешь сказать, а, дочь?

– Мам, он мою точилку с Винкс сломал.

– И что?

– И я ему врезала.

– Даша!!!

– Что?

– Откуда такие слова? Кто тебя научил так себя вести?

– Мам, но это была моя любимая точилка, от дяди Игоря, у нас такие не продаются, ты же сама знаешь!

– Это не оправдывает твоего поступка! У него синяк остался! Разве девочки так себя ведут?

– Мам, мне надо было терпеть?!

– Могла бы просто пожаловаться учительнице или мне! За тебя что, заступиться некому? Драться-то зачем!

– Чтоб больше не приставал! Он же меня каждый день доводит!

– Это потому, что ты ему нравишься.

– Ничего себе… нравишься…

– Ну, вот… Не плачь, большая уже. Ну! Хватит носом шмыгать! Ай, ладно, иди сюда, я тебя пожалею… Какая же ты глупенькая у меня еще.

Терпеть не могу быть девочкой. Меня от этого тошнит.

Мы так хотим воспитать наших дочерей «хорошими». Послушными, ласковыми, добрыми. Красивыми, умными, аккуратными. Трудолюбивыми и мудрыми. Женщинами, которые станут хорошими матерями, когда придет срок – ну, так, как мы представляем себе хороших матерей.

Мы не задумываемся, что наше воспитание может давать совсем не те плоды, которых мы ждем.

Что, делая из пола ребенка рычаг для манипуляций, мы прививаем ему или ей отвращение к этому самому полу.

Мы учим девочек терпеть обиды и искать защитников, но не отстаивать свои интересы самим. Мы-то думаем, что это сделает их более привлекательными для противоположного пола… И не знаем, что таким образом воспитываем вечных жертв.

Мы так настойчиво вдалбливаем им «любовь к труду», что напрочь отбиваем всякую охоту делать что-то полезное для себя и своих близких.

Мы гасим в них живость, подвижность и интерес к окружающему миру, потому что они выливаются для нас в тонны стирки. Нам кажется, что им, девочкам, всяко лучше быть медленными, нежными и аккуратными, но мы не подозреваем, что ограничиваем их запас жизненных сил. Уж лучше бы лишний раз постирать.

Наши сердца тают, когда мы видим их слезы, и мы с легкостью беремся их утешать. Но к спокойным просьбам и даже к требовательным крикам о помощи мы остаемся  глухи.

Неужели «чтобы что-то получить, нужно сильно страдать» – это тот урок, который мы хотим преподать нашим дочкам?

И еще. Мы с готовностью передаем дочерям наши представления о том, что значит быть женщиной. К ним слишком часто примешиваются горечь, ощущение ущемленности, несправедливости мира, «обиженности» судьбой и т.п. Мол, нам, женщинам, так тяжко приходится! Все «муки деторождения» ложатся на наши плечи. На наших же плечах лежит забота о семье и дом. Это мы должны всех кормить, обстирывать, обглаживать, содержать в тепле, чистоте и уюте. А если еще работа? А как же время на увлечения? Ого! Как нам трудно жить… Мы хотим то ли предостеречь, то ли морально подготовить, а в результате получаем то, что можно назвать «искалеченной женственностью». Мы сами как будто не знаем, радоваться или горевать оттого, что родились женщинами. И в наследство оставляем это же сомнение нашим дочерям. Оно заставляет и нас, и их бросаться в крайности, вырезать из своей жизни то одно, то другое, метаться в поисках своего места, соперничать в немыслимой, дикой, искусственной  гонке с мужчинами, а то просто ложиться у их ног и бездействовать…

И только исцеляя себя, зализывая раны и выпрямляя собственные дороги, доставая ответы на важные вопросы из глубин сердца, мы можем оказать дочерям поистине добрую услугу – дать им пример женственности, не больной, а цельной, жизненной и настоящей.

© Алексей и Мария Афанасьевы. 

Данный текст является частью коммерческого издания и охраняется законом об авторском праве. Любое использование статьи или ее фрагмента возможно только с письменного разрешения правообладателя с обязательным указанием