Экспромт внутри схемы.

Внутреннюю архитектонику поведенческих стратегий можно условно разделить на два класса. Стратегии первого класса предполагают заранее спланированную программу действий, с более - менее предполагаемым и фиксируемым результатом. По мере развития "театра действий" формируется достаточно устойчивый навык концентрации внимания только на самой цели, то есть, на параметральных результатах по определенным критериям. Сам ход событий воспринимается как не существенный, выбор средств тоже; важен только результат. Иной класс стратегий реализуется иначе и носит процессуальный характер: критерии результата размыты и носят условный характер, то есть они могут быть легко изменены, что не вызывает у нас фрустрации, ведь это условие (возможность изменения критериев результата) предполагается заранее. Так часто бывало в детстве и в затянувшемся детстве, которое в пределе обозначается как инфантилизм.

И тот и другой подход имеют свои особенности. Жесткая целевая стратегия более стремительна и прочна, это прямой путь к реализации задуманного для которого не характерно тратить время и средства на то, что встречается на промежуточном этапе; такой путь менее подвержен личностным застряваниям потому, что ему более присуща дифференциация среды и ненужному в ней не придается большого значения. Кроме того, это особая глобальная установка по отношению к миру; все, что есть, воспринимается лишь как средство для достижения вожделенной цели и носит исключительно инструментальный характер. Люди, вещи, события, собственный прошлый опыт, часто и мы сами в качестве пользователей этого подхода, расписаны сознанием в две колонки -то, что необходимо для цели, и то, что не понадобится никогда. Прагматичность и цинизм, растущие как аппетит во время еды, концентрируют психические процессы преимущественно на анализе и синтезе возможностей, формируя особую псевдо этику - этично лишь то, что полезно для цели. Постепенно происходит разбалансировка ядра "Я - концепции" - с одной стороны, данная поведенческая стратегия при хорошо найденной внешней адаптивной форме, может быть максимально подкреплена результатом, то есть растет убеждение, что внешняя цель достигается именно таким инструментальным путем наиболее эффективно, быстро и с минимизацией затрат. С другой - какая- то субличность в глубине нашего "Я" не удовлетворена. Она знает что-то такое, что противоречит и восстает против какого-то насилия. Насилия над кем и над чем?

С точки зрения создателя психосинтеза Ассаджиоли, это вступили наконец-то в диалог высшие и низшие субличности нашего "Я". Если перевести их диалог на язык Абрахама Маслоу, то они, эти субличности, защищают разные ценности. Высшая часть нашего "Я" отстаивает бытийные, безотносительные ценности, или безконтекстуальные ценности (сами по себе), а низшая - ценности дефицита, изменчивые и часто ложные. Если сказанное представить в парадигме классического психоанализа, то это "Супер - эго - контроль" возбуждает претензии к сознанию и призывает его прислушаться к голосу совести. Однако, возможны и другие подходы.

Можно представить, что жесткое целеполагание с игнорированием ценности самого этого процесса при движении к цели, то есть к блокаде проекции ценности жизни самой по себе, возникает не на пустом месте. Эту установку можно рассматривать как заместительную компенсаторную реакцию на фрустрирующие события, после того, как на каком-то этапе просто "жизнь" перестала осознаваться как бытийная безотносительная ценность. Ее ценность стала теперь провязана к целевому результату. Если наличие результата осознано, значит и ценность жизни в наличии, если нет, то и ценности жизни тоже не существует. Далее эта ригидная (жесткая) сцепка производит полную блокаду непосредственного безотносительного и безцелевого чувства ценности не только собственного бытия в мире, но и всего остального, что в нем есть: "Я такой, значит и мир должен быть таким. Если часть этого мира не хочет быть такой, значит эта часть бесполезна, следовательно, она не нужна." Однако эта установка и, реализуемая на ее базе поведенческая стратегия, могут возникать не только по причине травмирующих событий, при которых детский (непосредственный) взгляд на мир стал не адаптивен и потерял свою проективную ценность. Интроективные заимствования (копирование у других мыслей и ценностей без критического осмысления) могут также быть тому причиной. Жесткая интерпретация берновского базового эго- состояния "взрослый" в "коктейле" с чуждыми для нашей сущности интроектами способны создать тот неадаптивный фундамент, на котором будет возведено сознанием все наше остальное ценностно- мировоззренческое "здание", результатом которого будет постоянное недовольство собой и миром, совершенно неспособным удовлетворять наши растущие амбиции.  

Таким образом, прежняя детская поведенческая стратегия постоянных открытий мира в пути и движению к каким-то аморфным и легко трансформируемым внешним воздействием целям, оказывается неадаптивной. Ожидания окружающих, возрастающие претензии в профессиональной и личностной сферах, самооценка и «Я-концепция», во многом основанные на так называемых достижениях, делают процессуальное наслаждение реальностью далеко не всегда возможным. Однако можно попытаться использовать наш детский, все время стремящийся к познанию экспромт, внутри этой жесткой, навязанной нам схемы. Постепенно, на базе контролируемого опыта, сформируется автоматический навык, а дальше привычка, которая затронет характер и ценности, ведущие к изменению цинично- инструментального мировоззрения, что в свою очередь, произведет коррекцию эмоциональной сферы и подарит непосредственное ощущение ценности просто–бытия и радости от того, что вы просто есть в этом мире.

Какова же архитектоника этого экспромта внутри схемы. Это очень просто. Схема представляет собой все те ограничения, которыми окружена личность на данный момент. По мере расширения наших возможностей, увеличивается объем и сложность самой схемы. Сопоставив списки ограничений в разные годы жизни, даже при погрешностях памяти, можно проследить характер этих изменений – пять лет назад вы не могли управлять автомобилем, теперь это возможно и ограничение снято. Исчезают одни ограничения, появляются другие, увеличиваются возможности – растет ответственность: такова логика вещей. Теперь пропишем контур нашей схемы, представляющей из себя тот предел, выйти за который, даже при наличии большого желания не представляется возможным; детство вернуть невозможно и не всем дано стать миллионером. Список элементов схемы могут пополнить даже те желания, которые возможны для вас в принципе, но на которые вы никогда не решитесь или пока не решитесь; фиксируемые сознанием возможные потери и риски очень высоки. Если вы готовы к резкому расширению схемы, то есть, к действительному сущностному изменению, тогда необходимо обозначить перед окончательным принятием решения то, от чего вы готовы ради этого отказаться. Причем, не следует забывать, что плата может быть очень высокой и приобретенное может быть неравнозначно затраченному. Для более гармоничного исхода и существует экспромт внутри схемы. Экспромт есть непосредственное и безбоязненное участие в процессе жизни в данных ограничениях. Это наше более – менее законное реальное пространство для реализации нашей сущности таким образом, где ролевые «переодевания» и статусные игры не являются необходимым для жизни в этом пространстве: старому другу вы можете сказать то, что не скажете вышестоящему начальнику на фирме, где вы работаете. Одним словом, пространство экспромта там, где мы можем сказать о чем - либо: «Вот это я могу позволить себе!», позволить себе напрямую проецировать свою суть, ограничив эту проекцию «там» и «тогда». Удивительно, что именно в этом пространстве, к нам могут приходить лучшие проекты и идеи, открытия и предположения, ощущения и желания. В нем мы свободы и никому ничего не должны, в нем нам неведом страх и поэтому мы можем все, что угодно. И эти экспромт- пространства необходимо отслеживать как интуитивным, так и экспериментальным путем; это объем доступной для нас власти в котором мы способны жить по- настоящему.