Я люблю тебя, дочь. Я ненавижу тебя, дочь.

Я спросила подругу, у которой есть дети: «Что, если у меня родится ребенок, я посвящу ему всю жизнь, а он вырастет и возненавидит меня, и будет обвинять за все, что не так в его жизни?..» Она ответила: «Что значит «если»?»

                                                                                                 Рита Руднер

            Тема матерей и дочерей – одна из самых болезненных и часто встречающихся в моей психологической практике. Клиентки недоумевают – еще совсем недавно жили душа в душу, дочка делилась всем-всем, и не было на свете роднее человечка, как «вдруг» появилась холодность, даже враждебность, подросток грубит и врет на каждом шагу.

- Прибегала со школы и сразу висла на мне, поджимала ножки, целовала, шагу не давала ступить. Не засыпала без меня. А теперь смотрит мимо, сквозь, запирается в комнате, что ни скажешь – в ответ грубость.

- Я помню, Ирка долго имела привычку, если какие-то проблемы с подружками, засовывать голову мне под майку. Прижималась к животу холодным носом и пыхтела там, бормотала чего-то. Говорила, ничто ее так не успокаивает. А как «стукнуло» четырнадцать – как отрезало. «Спокойной ночи» не допросишься.

- Так одиноко стало с тех пор, как Карина отдалилась. И, главное, так резко. Я оказалась не готовой совсем. Ощущение ужасной потери. Просыпаюсь по утрам – и сразу пустота..

- Ни о чем невозможно договориться. В комнате вечный бардак, подчас дверь нельзя открыть. На мои упреки – «это моя территория, не нравится – не заходи».      

Вчера, обедая с отцом, я оговорился совсем по Фрейду. Вместо: «Передай соль, пожалуйста», я сказал: «Скотина, ты разрушил мое детство»

                                                                                                      Джонатан Кац  

            Всех этих женщин объединяет чувство вины. За возможные допущенные ошибки. За то, что в свое время много работала, так что пришлось отдать малышку в ясли. За бывшего мужа – идиота. За нынешнего – неродного. За эмиграцию, и, как следствие, отрыв дочери от привычного мира, от петушков на палочке, от бабушек-дедушек. За свой несовершенный английский. За..за...Полки книжных магазинов ломятся от психологических самоучителей. Психотреннинги, интернет-тесты, вечно недовольные (такое поколение) матери - все подтвержает страшную догадку – упустила!

            Самобичевание, тоска по недавней близости толкают женщин на одну ошибку за другой. Тщательно отрепетированный перед зеркалом проникновенный монолог заканчивается скандалом, хлопаньем дверей и питьем карвалола. Уборка в комнате дочери – сигнал к примирению, выброс белого флага – обвинением в посягательстве на «privacy». Матери растеряны, им страшно одиноко. Особенно тем, кому не удалось реализовать себя в других сферах. Лишение статуса «хорошей матери» сопряжено с обострением чувствительности к любым потрясениям извне. По-просту, жизнь теряет всякий смысл.    

            И самое главное, в чем женщине трудно признаться даже самой себе, что вызывает особенно болезненное чувство вины – это ответная неприязнь к собственной дочери. Зачастую полувыкрик-полувсхлип «Я ее ненавижу!» становится поворотным моментом психотерапии.

Успешный родитель – тот, кому удалось вырастить ребенка, способного оплачивать собственного психоаналитика.

                                                                                                             Нора Эфрон

            Давайте разберемся, так ли уж мы виноваты в разрыве незримой пуповины, связывающей нас годами с ребенком. И стоит ли посыпать голову пеплом за осознание негативных эмоций, из которых эта самая пуповина сплетена, наряду с любовью и вечным страхом потери?

            Каждой из нас внушали незыблемое – существует материнский инстинкт, он неизбежно просыпается в момент, когда рыхлое красное существо впервые надкусывает сосок. Или даже раньше – когда оно начинает толкаться в животе. Или когда мы, сами еще малютки, пеленаем и кормим цветными фантиками и апельсиновыми корками куклу. Это - данность, и несчастная, лишенная этого самого инстинкта, становится в глазах окружающих изгоем.

            Но ведь материнство – это не только роды, это бесконечный, изнурительный, подчас скучнейший труд. Как грубо, но метко сказано в одном из интернет-блогов: «Если аборт - это убийство, то беременность - это захват заложницы с нанесением ей тяжких телесных повреждений. Матери могут требовать компенсации у рожденных ими детей за 9-месячное использование ресурсов их организма без их согласия. А также за моральный ущерб. В общем,эмбрионы не расплатятся. Нет, я себе представляю иск роженицы к новорожденному ребенку: девять месяцев сидел в животе - плати, гаденыш! Да, и еще судить эмбриона за каннибализм. Сидит там и жрет женщину! А если проверить, настолько соответствуют ощущения при беременности и родах женевской конвенции о пытках?»

Большинство детей время от времени грозят, что уйдут из дома. Это единственное, что как-то держит родителей на плаву

                                                                                                       Филлис Диллер

            Шутки шутками, но ребенка, даже самого гламурно-роскошного, просто невозможно обожать ежеминутно, двадцать четыре часа в сутки. Отдача приходит позже, после тонн перелопаченных памперсов и сотен бессонных ночей. Однако книжки, сайты, журнальные статьи и телевизионные программы создают образ «идеальной матери», охваченной пламенем материнского инстинкта. Растерянная молодая женщина, скучающая по подружкам, путешествиям и работе, подчас боится признаться в его отсутствии. Так зарождается чувство вины.

            Далее. Для многих из нас, выросших на примерах из «высокой» литературы, само понятие любви подразумевает душевный надрыв и самопожертвование. «Ты проклянешь в мученьях невозможных всю жизнь за то, что некого любить!» - писал Блок. Мужчины быстро разочаровывают, и объектом для этой самой всепоглощающей любви становятся наши дети. Раствориться в материнстве, посвятить всю себя, без остатка, ребенку – в этом и весьма доступная возможность самореализации, и, порой, протест против собственных непростых отношений с матерью. Но, принеся себя в жертву, мы ожидаем в ответ той же «идеальной», вечной, безусловной любви.

            Однако, Скотт Пек в «Тhe road less travelled» пишет, что любовь как таковая и даже жажда любви – проявление пассивной зависимости, незрелости, своего рода психическое отклонение. Мы цепляемся за ближних, считает он, вместо того, чтобы самим неустанно духовно развиваться, и таким образом уходим от реальности, от жизни-как-она-есть.

Когда мои родители, наконец, сообразили, что я был похищен, они среагировали мгновенно: сдали мою комнату жильцам

                                                                                                          Вуди Аллен

            Психологи уверяют, что примитивная двойственность отношений между женщинами уходит корнями к отношениям с матерью. Мы, эмигрантки, - потомки женщин, черпавших свои знания о педагогике из Макаренко и Тургенева (я не помню ни одной писательницы на эту тему из школьной программы). Мы зачастую отягщены невероятным коктейлем из любви, страха, ненависти и тревоги. Глядя на наших дочерей, мы вместе с ними вновь переживаем эти чувства. Забывая, что это – не их, а наши собственные чувства.

            Наша связь основана на страхе потери любви, которую наша собственная мать не могла гарантировать, так как сама зачастую не знала безусловной любви. Мы так никогда и не сумели освободиться от симбиоза с нашими матерями. Чувство вины для нас подсознательно неотделимо от чувства любви.

            Во все времена мужчины кричали: «Ты вся в свою мамашу!», и во все времена женщины старались доказать обратное. На деле быть не такой, как мать, значит быть отделенной от нее, беспомощной перед ее неодобрением и гневом. Даже, если между нами тысячи километров и строгая таможня.

К счастью, мои родители были интеллигентными, просвещенными людьми, они признали во мне того, кем я был – наказанием господним

                                                                                                 Дэвид Штейнбург

            В подростковом возрасте происходят не только мощные физиологические изменения. «Эго», этот буфер между природными инстинктами и общественной моралью, подвергается глобальной транформации. Центральная фигура матери, вокруг которой вертелся немудренный детский мир, становится объектом атаки бессознательных негативных эмоций и перемещается куда-то на периферию сознания. Мать теряет свою абсолютную власть над ребенком. Перестановка сил пугает ее, ведь отныне приходится иметь дело не с памперсами и куклами, а со стремительно зреющей сексуальностью и агрессией, которые сметают все на своем пути. А ведь именно сексуальность и агрессия – то, что нас самих учили тщательно скрывать за школьными юбками «до коленной чашечки» и «скромностью – лучшим украшением девушки».    

            Порой мы ненавидим и боимся именно тех людей, кого больше всех любим и чьей власти над нами завидуем, считает Ненси Фрайдей («My mother/Myself»). Именно это противоречие отличает отношения между матерью и дочерью.

- Она совсем-совсем чужая. – Плачет моя клиентка. - Ей наплевать, что я не сплю, пока ее нет. Меня пугают ее наряды и косметика. Я вздрагиваю, когда она заходит в комнату – не знаю, как себя вести.

- Лерка вдруг так округлилась.. Я столько раз просила ее не надевать столь вызывающие наряды хотя бы во время семейного отдыха. Я вижу, мой Ник просто не знает, куда девать взгляд, а он так старается быть хорошим отцом.

- Я никогда не была такой наглой. Привести среди ночи парня и оставить его в своей комнате! Я знаю, что она совершеннолетняя, но должны же быть какие-то приличия!

Одно объединяет всех родителей – неважно, сколько лет твоему ребенку, родители более старших детей всегда скажут, что их возраст еще хуже

                                                                                                        Дейв Барри

             Итак, давайте сойдемся на том, что матери любят своих детей, но подчас их дети им не нравятся. И еще на том, что родителей, как и детей, не выбирают. Давайте признаем, что «идеальной» материнской любви не существует, а есть просто любовь – земная и спонтанная. Спонтанная и искренняя любовь допускает ошибки, сомнения и просчеты, ее можно пересматривать, подгонять под обстоятельства и реставрировать.

            Давайте поздравим себя с тем, что мы дали жизнь существу, которое не боится показывать зубы и выпускать когти в вашем присутствии, потому что уверено – его любят достаточно сильно, чтобы это пережить. Кем станет эта девочка, зависит уже не столько от вашего желания, сколько от нее самой, а также от ваших достоинства, мудрости и взаимного уважения. И, в конце концов, согласимся с Даг Ларсон, что нет ничего более умиротворяющего, чем наблюдать детей, воспитывающих их собственных подростков.