На цепи у страха

Как известно, у страха глаза велики, и все мы когда-то чего-то боялись, особенно в детстве. Но кто-то, повзрослев, сумел справиться с этой детской боязнью, а кто-то остался в ее оковах, так сказать, на цепи у страха.




И нередко цепь эта оказывается настолько короткой, что просто не позволяет человеку жить нормальной, полноценной жизнью. Все мы знаем слово «фобия», но мало кто слышал, что перечень их практически бесконечен. Пока официальный список насчитывает пятьсот фобий, но каждый из нас наверняка мог бы его дополнить. Впрочем, между страхом и фобией дистанция огромного размера. В чем именно она заключается и можно ли побороть фобию — об этом беседа с психологом, психоаналитиком Екатериной Антоновой.


Чего боимся


— Екатерина Андреевна, если я до сих пор испытываю сильный дискомфорт в темном помещении, значит ли это, что у меня фобия?


— Давайте сразу определимся: в отличие от страха фобия — это уже болезнь, диагноз. Она всегда необъективна и неадекватна, и человек не может с нею справиться. Детский страх темноты может преследовать вас всю жизнь, но вы же способны перебороть его и войти в темную комнату, темный подъезд. А вот при наличии фобии вы сидели бы и ждали, пока кто-нибудь войдет первым и зажжет свет.


— А можно ли выделить какие-то основные фобии?


— Сколько людей, столько может быть и фобий. Кто-то боится хлеба, кто-то — соли, кто-то не может браться за ручку двери или поручень в транспорте. Но в основе большинства подобных патологий лежит одно — страх смерти. Люди боятся быть разрушенными, боятся превратиться в ничто. При этом никакой реальной угрозы их жизни не существует.


— А если человек боится ездить на лифте — это фобия? Ведь лифт на самом деле может сломаться и упасть…


— По статистике лифты падают крайне редко, и ведь другие люди ездить на них не боятся, правда? Потому что на самом деле страшно и опасно прыгать с самолета без парашюта, опасно переходить дорогу на красный свет. Но надо еще разобраться, быть может, этот человек боится не лифта, а замкнутого пространства или отключения электричества, когда в лифте будет кромешная тьма.


— С чем чаще всего к вам обращаются?


— Очень часто люди обращаются со страхом старения. Человек отказывается принимать свой возраст, свое новое положение, новый статус. Этот страх не имеет ничего общего с вполне объективной боязнью жить в старости на маленькую пенсию. При такой фобии женщины идут на пластические операции, мужчины заводят молоденьких любовниц. Потому что рядом с ровесницей он все время помнит, что и сам такой же очень немолодой человек. А проблема вся в том, что такие люди, как правило, очень инфантильны, они с возрастом не становятся внутренне зрелыми, у них нет богатого душевного опыта, а потому и нет адекватного восприятия самих себя.


Наши дети


— А детей к вам приводят?


— У деток масса страхов, опять же, связанных со смертью. Казалось бы, откуда? Но когда во время психоанализа начинаешь раскручивать семейную ситуацию, то обнаруживаются странные вещи: нередко ребенок оказывался вовлечен в пространство смерти. Вот пример. Супружеская пара привела ко мне малыша, мучившегося от страхов. Оказалось, что они потеряли первенца и быстро родили второго. Не отгоревали, не отплакали, не попрощались, а просто заменили. И мальчик постоянно чувствует рядом с собой смерть, которая еще не ушла из этого дома, живет с ощущением, что он должен спасти родителей. Разве детская психика может это выдержать? Она отвечает фобиями.


— А родители рассказали ребенку о смерти его братика?


— Нет, но все это передается на бессознательном уровне. Они не воспринимали его как второго ребенка, как личность, для них он стал тем самым первенцем, которого судьба несправедливо отняла. Если бы прошло два-три года, то малыш был бы принят уже сам по себе, а тут его постоянно идентифицируют с тем, которого потеряли. Помните сказку о Курочке Рябе? Разбившееся золотое яичко — это первенец, второй ребенок рождается «простым яичком», а от него все ждут, что он станет золотым. Вот такие дети нередко страдают от фобий. А еще они очень часто бывают гиперактивными и даже агрессивными, словно пытаясь «оживить» себя при помощи адреналина.


— Значит ли это, что фобии чаще всего формируются в детстве?


— Как правило — да. К тому же они не за день и не за месяц складываются, а на протяжении многих лет. И не важно, чего человек боится — открытых или закрытых дверей, хлеба или воды, — он боится разрушительного воздействия извне. Ко мне водили мальчика, который не мог есть, он боялся глотать. А во время терапии выяснилось, что родители не просто разговаривают друг с другом на повышенных тонах, они постоянно орут. И мальчик таким образом сдерживал свой гнев, поскольку боялся его проявить. Проблема еще в том, что ребенку часто трудно проговорить свой страх, трудно объяснить, чего именно он боится. Когда я начала работать с этим малышом, он показал свой гнев в рисунках, в игре. Например, он закапывал фигурки мамы и папы в песок, чтобы их не было видно. Дети постарше папу с мамой уже не закапывают, но в рисунках эмоции все равно проявляются. Могут нарисовать маме зеленые или синие волосы, могут всю ее укрыть этими волосами до ног так, что фигура больше напоминает холмик.


— А откуда у детей так часто бывает страх темноты?


— Опять-таки, вина взрослых. Все эти пуганья типа «не уснешь — придет бабайка», когда родители сами и порождают у ребенка эти страхи. К тому же темнота — это неизвестность, которую фантазия ребенка может наполнить всякими страшилками. Казалось бы, что стоит зажечь малышу ночник или оставить приоткрытой дверь в комнату, где горит свет? Но ведь специально устраивают кромешную тьму, чтобы клин клином вышибить. А от этого симптом только усугубляется. А потом начинается: откуда у ребенка энурез, откуда заикание, почему тики появились? Да потому что надо было объяснить, что это не бабайка, а тень от дерева, шорох листьев, скрип форточки.


Ошибки взрослых


— Может быть, вы кратко расскажете, какие еще родительские ошибки могут породить у детей фобии?


— Свои собственные страхи и гиперопека: «не ходи один на улицу», «не гуляй», «будь во дворе, чтобы я тебя видела». А человек вырастает, и у него откуда-то возникает панический страх толпы. Откуда? Из детства. Или ребенку все время твердят: «Посиди тихонько один на стульчике, помолчи, не шуми». А взрослым потом обнаруживает, что не может выступать перед людьми: у него горло перехватывает, голос садится и хочется бежать. А работа, как назло, наверняка с такими выступлениями будет связана. Почему для взрослых людей фобии становятся такой мукой? Потому что они понимают иррациональность этих страхов, не видят истинных глубинных причин и не могут их преодолеть. Я знала девушку, которая панически боялась заразиться СПИДом через дверную ручку.


— Но сегодня все знают, что это невозможно!


— И она прекрасно знала, но прикоснуться к ручке не могла. Когда взрослые люди погружаются в свои страхи, они начинают очень логично выстраивать цепочку причинно-следственных связей. Абсурдно, но логично: передо мной за дверную ручку мог держаться больной СПИДом с пораненной рукой, а у меня на ладони тоже могут быть микротрещины, и тогда я заражусь. Одна миллионная доля логики в этом есть? Но ведь никому не придет в голову ходить постоянно, как она, в резиновых перчатках. А одна наша пациентка подробно объясняла, почему она непременно задохнется, если будет жарить на сковородке с тефлоновым покрытием, и как именно кусочек тефлона попадет к ней в легкие.


— Но какие проблемы? Пусть жарит на алюминиевой…


— Но она боится ходить в гости, в кафе, не может перекусить покупными пирожками. Весь мир сузился до панического страха: а вдруг это все-таки произойдет! Жизнь таких людей на самом деле невероятно мучительна, они разрываются между здравым рассудком и собственной фобией.


— А если человек патологически боится, что завтра он останется без работы, ему нечем будет кормить семью, — это можно отнести к фобии?


— Скорее это классический невроз тревожности. У фобии нет реальной причины. Причем с развитием прогресса увеличивается как число зависимостей, так и число фобий. Элементарно: тридцать лет назад у нас просто не было тефлоновых сковородок. Появились автомобили — и появилась амаксофобия, не позволяющая использовать это средство передвижения.


— А в чем заключается помощь психолога?


— В изменении отношения к этому страху. Я уже говорила, что бесполезно объяснять человеку абсурдность его паники, — он и сам это понимает. Важно отыскать ту самую «точку отсчета», когда была нанесена травма, чаще всего это бывает в далеком детстве. И работать приходится уже с тем испуганным ребенком, который до сих пор продолжает жить во взрослом человеке.


— Но ведь все мы в той или иной степени страдаем от каких-то страхов. В какой мере мы являемся потенциальными клиентами психоаналитика?


— Дело как раз в степени страха. Я вот боюсь кататься на колесе обозрения и ни за что не пойду на такой аттракцион. Но этот страх не мешает мне жить полноценной жизнью. А вот если человек боится выходить на улицу — он оказывается запертым в четырех стенах. Да еще переживает, что в какой-то ситуации будет вынужден оказаться на открытом пространстве, и страдает от комплекса вины перед близкими, которым портит жизнь. Представляете, какой клубок проблем? Зачастую самому с ними не справиться, но все равно многое зависит от силы собственного «я», своего сознания: пошатнется оно или выстоит под давлением страха.


Визитная карточка


Екатерина Антонова — известный в Липецке специалист по клинической психологии. Проходила стажировку в Московском институте психотерапии и клинической психологии.


Член Европейской конфедерации психоаналитической психотерапии. Практикует пять лет. Проводит в год более пятисот консультаций.