Сын, мама и ремень

Ситуация, в общем-то, банальна. И бесконечно драматична. 

Я даже не знаю, что в ней драматичнее. Судьба женщины, лишившейся опоры на плечо любимого мужчины? Или угрызения бывшего мужа и удалённого отца, неплохого, в общем-то мужика, которого грызёт вина перед оставленным ребенком, в которой он сам себе не признаётся? А может, всё же судьба пацана, который растёт с зияющей дырой в душе, в том месте, где место для отца? 

Звонок: «Здравствуйте, Антон Геннадьевич, мне вас порекомендовали, вы с подростками работаете?» И так далее. Ребенок плохо учится, огрызается на мать. Интересов нет. Спортом не занимается. Дружит с «плохими мальчишками». Хотя сам «хороший, добрый мальчик». Но в последнее время «отбился от рук, стал неуправляем». 

На первичный приём пригласил их вдвоём. Назову их Ольга и Алёшка. Первое впечатление – поджатые губы мамы и ясные, голубые и будто остановившиеся глаза сына. 

Она поделилась со мной ожиданием: «Говорю ему, что делать, он делает». Делает уроки, занимается спортом, рисует, ходит в музыкалку играть на гитаре. И дружит только с нормальными мальчишками, а не с этими хулиганами из класса. Всё для его блага. 

Меня зацепил настрой Ольги – смесь недоверия и сумасшедшей надежды. «А вдруг это ОН – психолог, который исправит её сына?» Настрой Алексея был проще. Я был очередным местом, куда притащила его мать. Очередным педагогом/тренером/психологом/врачом, которых он уже и не различал особо. 

Как часто бывает, мама сформулировала своё предложение – работайте с ним, меня не трогайте, я в порядке. Но, к счастью, её интерес к происходящему позволил строить диалоги. О воспитании, о материнстве, о функциональных и дисфункциональных отношениях, о распределении ответственности и важности построения диалога. 

С сыном получилось наладить контакт. Для начала нашего общения было достаточно моего живого интереса к тому, какой он, что ему нравится и чем он живёт… Принятия этого, как данности. Подросткам, по моим наблюдениям, вообще часто не хватает принятия значимых взрослых. От этого дефицита бывают проблемы идентификации и много чего ещё. И, что важно, для того, чтобы стать для подростка значимым взрослым, бывает достаточно интереса к нему и принятия его таким, какой он есть. 

На этой базе появился наш диалог. Мы с ним говорили. Не торопились. О том, что есть. Об ожиданиях от него его мамы. О его желаниях. Здесь, кстати, показалось самое трудное место. Потому что желания, очевидно были, но он их не проговаривал даже себе самому. Просто что-то делалось им. Иногда принося удовольствие – например, общение с друзьями. Иногда причиняя боль. Объяснить свои скандалы с мамой он не мог. Говорил: «А чего она…» и дальше по списку претензий. «Чего она прикопалась к моей причёске? Это мои волосы. Как хочу, так и отращиваю и расчёсываю. Или не расчёсываю.» 

Маму, кстати, бесила его причёска. По её представлениям, она была недостаточно опрятна. И волосы слишком длинные. Её многое раздражало. Неприбранная комната. Разбросанные по полу учебники. Запущенный хомяк в клетке с грудами каках. И разящий от этой клетки запах. Алёшка, кстати, носил с собой этот запах по дому, как оружие от матери, и расставаться с ним не спешил. К тому, что мылся он реже, чем того хотела мать. 

На наших встречах, кстати, я каких-то особых запахов от него не чувствовал. При всём своём внимании. Но замечал другое. Как-то раз, на одной из наших встреч вдвоём, мы лепили из пластилина картину настроения. Каждый оттенок настроения я предложил ему обозначить своим цветом. И рисовал свою картину рядом с ним. Он с готовностью откликнулся на задание. Картина была трёх цветов. Преобладал чёрный. Пятном на ней был серый цвет. И маленькое пятнышко белого. Я поинтересовался, когда у него бывает «белое» настроение. В моменты побед в любимой онлайн игре, когда он побеждал всех своих соперников и становился «королём» «королевской битвы». 

За несколько наших встреч мы успели тронуть тему переживаний, желаний, отношений. На одной парной сессии поработали с мамиными ожиданиями. Я буквально предложил ей составить список своих ожиданий от сына. 

А потом всплыла еще одна фигура в нашей работе – фигура мужа её сестры. Он был военным. И предлагал простой рецепт «психологической коррекции» сына – ремень. На нашей последней встрече мы обсуждали это. Ольга метала в сына громы и молнии. Сквозило неоправданное ожидание от психолога. Я спрашивал у неё, как ей кажется, какое влияние «воспитание ремнём» окажет на долгосрочную перспективу их отношений? На доверие и возможность диалога между ними? 

Алёшка сидел притихший и подмороженный. 

Наверное, она выбрала ремень… Они пропали из моего поля зрения. Пришло сообщение о том, что у них более нет возможности работать с психологом. 

Что тут сказать… Мой опыт подсказывает, что возможность появляется, когда есть нужда. И я искренне надеюсь, что мама и сын справятся со сложностями своей жизни. 

Как вам кажется, у них получится? 

(имена героев и подробности истории изменены) 

(на фото кадр из фильма "Что-то не так с Кевином")