Винникотт: случай мальчика, который мучил ящериц

«Роберт» - 9 лет

Первым я побеседовал с отцом; он хотел этого, и я согласился. Обычно сначала я встречаюсь с ребенком. Он сказал мне: «Проблема мальчика в том, что он слишком сильно похож на меня». Отец рассказал мне, что сам он развивался с задержкой. Роберт всегда ненавидел школу. Он отказывался выполнять задания. Дома, например, он не хотел читать книжку с инструкцией к своему конструктору, хотя сильно желал собрать из него что-нибудь, описанное в книге. Вместо работы с книгой, он просил отца, а потом злился. Он ненавидел читать. Он не заучивал названия вещей. Он хотел хорошо успевать в школе, но его ждало разочарование. В местной начальной школе он был вместе с еще пятьюдесятью одноклассниками. Родители были встревожены, так как из школы сообщили, что Роберт «застрял в развитии на стадии маленького ребенка».

Дедушка мальчика постоянно проверял школьную успеваемость мальчика, его отец делал это периодически, и пришел в ужас, обнаружив, что мальчик не опознал цифру 9 (его возраст) в цифре 1953 (год).

Еще отец сказал: «Роберт всегда был очень привязан к своей матери, он и она были всегда вместе в его ранние годы». Когда ему было 2 года (отец все еще был на войне), родилась первая сестра, и Роберт стал жестоко ревновать. Эта ревность сохранилась. В отношениях с этой сестрой «он был словно дьявол», и постоянно провоцировал ее. Она же, с другой стороны, «необычайно мила». Отец сказал, что Роберт знал, что дети находятся внутри живота, и когда мать вернулась из больницы, он сказал: «Теперь твой живот снова нормального размера» и «Теперь ты можешь снова со мной играть». Когда мать не могла пойти с ним в сад и поиграть, как раньше, он расстраивался. Это был сад у дома, в котором они все жили сейчас, и в котором ему нравилось играть, но он редко играл один продолжительное время. Однако, он мучил ящериц и таким способом отыгрывал чувства, связанные с людьми. Он показывал это, называя одну из них толстой мамой-ящерицей и еще одну папой-ящерицей. Он мог быть мил со своей матерью, будучи необычайно жестоким с мамой-ящерицей. Отец, обнаруживший ящериц, не знал, как поступить. Может быть, несколько ящериц должны пострадать во имя постепенной социализации этого мальчика? Играя с другими детьми, Роберт был способен использовать воображение, но обычно его идеи были сумасбродными. Ему не давался спорт, и в игре он постоянно менял правила под себя, чтобы доминировать над детьми, так что он единственный мог соблюсти правила, а остальные дети всегда оказывались, так сказать, вне игры.

Что касается школы, в которой ему всегда нравилось, то он проявлял склонность по вечерам воскресений и в конце каникул злиться и отказываться туда идти. Однажды он сбежал из школы домой. Жизнь стала для него ужасной, возможно тогда, когда ему исполнилось 6 лет. Отец был далеко, и мать переживала депрессию, в которую оказалась втянута вся семья. Семейный врач оказал большую помощь и наблюдал семью весь этот период. Выйдя из этой трудной фазы, семья продвинулась в новом направления, отец был дома, а Роберт пошел в местную начальную школу. Вот как обстояли дела.

 ***

Спустя несколько месяцев после моего интервью с отцом мать Роберта привела его на встречу со мной. Я сразу же увидел, что Роберт похож на отца некоторой медлительностью в действиях при очень развитом интеллекте.

Вначале я разговаривал с Робертом в присутствии его матери, чтобы установить доверительный контакт. Делая это, важно сохранять профессиональное отношение.

Мальчик стоял рядом со мной, мать сидела в удобном кресле. Мальчик вежливо улыбался. Я сразу обратил внимание на его значок, и он был рад поговорить о себе не прямо, а через занятия и интересы, представленные на значке.

Я заговорил о школе, и он ясно дал понять, что может работать только в своем собственном темпе; и для него были ужасны экзамены, где важно торопиться и выполнять задания в положенное время. Он сделал довольно необычную спонтанную ремарку о своем садоводстве: «Он (сад) освещает тусклое место».

Мать создала у меня впечатление депрессивной личности, серьезной и встревоженной в ситуации консультации. Я предполагаю, что она больше всего хотела быть уверенной, что я увижу мальчика милым, хорошим и вежливым, потому что с докторами никогда не знаешь, что они скажут, если ребенок будет вести себя естественно. Однако она постепенно увидела во мне того, кто не слишком беспокоится насчет поверхностного впечатления.

Я отметил в мыслях, что, возможно, темный участок, который был освещен, мог быть связан с облегчением депрессии матери – особенно после того, как я услышал от отца о той фазе (мальчику было 6 лет), когда депрессия матери представляла серьезную проблему.

Довольно скоро мы перешли к чтению, и я спросил его о комиксах. Мальчик посмотрел на мать, и я определенно попал в тему, которая была спорной. Роберт сказал, что ему не разрешают читать комиксы. Я спросил впоследствии об этом мать, потому что чувствовал, что мальчик мог бы учиться любви к чтению с помощью комиксов лучше, чем с помощью хороших книг, заботливо отобранных из библиотеки. Роберт сказал: «Я пытаюсь читать хорошие книги, но там всегда много длинных слов, которые я не понимаю». Он также сказал, что эротическими комиксами ученики тайно обмениваются в школе.

Я не хотел слишком долго беседовать с матерью в этом случае, так как это разрушило бы мои шансы на непосредственный контакт с Робертом, так что я провел его мать в комнату ожидания и там обмолвился с ней о том, что она и ее муж стараются привить свои религиозные моральные стандарты и вкусы их сыну, будучи неуверенными в том, что он способен развивать собственную мораль и собственные вкусы, если дать ему эту возможность. Мать поняла то, что я имел в виду, и получила облегчение, что не обязана больше чувствовать ответственность за хорошее поведение ее мальчика.

Я вернулся к мальчику, и он согласился поиграть со мной в игру с каракулями.

(1) Моя каракуля, которую он назвал железнодорожными рельсами.

(2) Его, которую он назвал еще одними железнодорожными рельсами.

Два этих рисунка продемонстрировали его главный интерес к железной дороге, которой он играл вместе с другом. Его сестры играли, наряжаясь во что-нибудь.

(3) Его каракуля, о которой он сказал, что это могла бы быть B, но получилась D. B могла означать badness (испорченность, плохое поведение).

(4) Его каракуля, которую я превратил в подобие птицы, может быть летучую мышь (bad bird – плохая птица).

(5) Моя. Он превратил ее в осьминога, и важно, что одно из щупалец было завернуто в осьминога и не имело конца, совсем как в железной дороге, которой он пользовался.

Я интерпретировал это что-то по типу сосания пальца со стороны осьминога, что связано с сосунками. Он сказал, что это совершенно не сосание пальца, но тут же сам рассказал, что сосал ужасную грязную мерзкую тряпку, которую звали Тисси. В конце концов, его мать не могла больше этого терпеть и сожгла ее, а он долго плакал, пока не забыл об этом. В тряпке были дырки из-за того, что ее постоянно кусали и сосали. Это была тряпка для мытья пола.

(6) Его рисунок Тисси, с изображением двух дырок. Он точно помнил, что это было до того, как ему исполнился год, он сказал, что забрал тряпку из корзинки, пока его мать мыла пол, и с тех самых пор она всегда была «моей Тисси».

(7) Он нарисовал себя в 1 год, берущим тряпку из корзины. Он был очень удивлен, увидев себя в платье, и похоже, что это было частью его глубинных воспоминаний.

Теперь он был готов поговорить о ночных кошмарах.