Субъективация (на примере фильма "Долгие проводы" (К. Муратова, 1971))

В центре сюжета фильма «Долгие проводы» – Евгения Васильевна Устинова, переводчица в одном из технических учреждений; ее сын Саша, старшеклассник, мечтающий поскорее покинуть материнский дом, который представляется ему почти тюрьмой; отец Саши, археолог, который уехал в Новосибирск, бросив жену и ребенка, символически представленный в фильме в виде голоса в телефоне, слайдов и писем. Четвертым главным героем в этом треугольнике Эдипова комплекса является желание матери, направленное на сына, ее любовь, выражающаяся в постоянном, почти навязчивом, присутствии – отсутствие отсутствия первичного инцестуозного объекта, который должен явить собой утрату, на месте которой сможет обозначиться желание.

Бесконечные вопросы Евгении Васильевны, адресованные сыну, делают их общение пустым, навязчивым, наполненным одним только желанием матери постоянно присутствовать в жизни сына (тем самым лишая его своего права быть, своего собственного места), быть в курсе всех его планов и намерений, придерживаться того курса, который она выбрала для него, например, поступать после школы в институт. На обеде в доме отдыха, куда Евгения Васильевна привела вместе с собой Сашу, она узнает, что Саша передумал поступать в институт и ходить на подготовительные занятия. «Я желаю знать, что ты надумал. Я – мать» – как последний аргумент вырывается из несчастной Евгении Васильевны истинная характеристика ее восприятия своего сына: она – желает, она – мать. Налицо, инцестуозные отношения с матерью, которые претерпевают мучительную именно для материнского другого кастрацию.

Запрет на инцест устанавливает символическая фигура отца, представленная в фильме только голосом в телефоне и слайдами, которые так любит смотреть Саша. Пространство фильма наполнено разного рода визуализациями того, чего не существует в реальной жизни героев: слайды, картинки – это форма репрезентации, делающая возможным присутствие чего-то кого-то отсутствующего и желанного в регистре воображаемого. Субъект нехватки – это субъект желания. «Присутствие делает значимой фигуру отсутствия» (Ямпольский М. Муратова. Опыт киноантропологии). Для Саши любовь устроена по принципу постоянного присутствия, вмешательства, по примеру его отношений с матерью. Поэтому, когда в фильме появляется романтическая линия (Саше нравится девушка Маша), он пытается максимально отдалиться от нее, дать своему объекту выбора отдельное место, издалека наблюдая за ним, тем самым закрепив отдельное место за собой. Например, он просит своего товарища Павлика позвонить Маше и сказать, что он уехал. Таким образом, своим отсутствием обозначить свое особое отдельное место в жизни любимой девушки.

Запрет на инцест – это отрыв от материнского тела. В случае с Сашей – это отрыв от постоянного присутствия Евгении Васильевны в его жизни даже в бытовом плане, ведь сын с матерью живут в одной комнате разделенной шкафом и ширмой. Его мир наполнен фотографиями и слайдами, ее жизнь – предметами и игрушками; Воображаемое и Реальное; представление и присутствие. В переломный момент фильма, когда Евгения Васильевна узнает от знакомой Саши, что тот собирается уехать к отцу в Новосибирск, поведение и манера Евгении Васильевны резко меняются, меняется ее позиция по отношению к сыну. Она начинает следить за ним. Сначала она идет к школе, после – на почту, где просит почтальоншу проверить, нет ли писем от отца Саши, потом на телеграф, где Саша разговаривает с отцом по телефону («Я хочу к тебе, понимаешь? Я хочу к тебе, пап»), а в отражении стеклянной дверцы телефонной кабинки зритель видит осунувшееся лицо Евгении Васильевны, как будто на нем уже отметился отпечаток утраты. Возможно, именно в этот момент произошла необходимая кастрация, отделение ребенка от материнского Другого, первая реальная возможность субъекта быть услышанным в тот момент, когда кажется, что его никто не слышит. Жак Лакан делал акцент в теории на том, чтоб мать не присваивала себе того, что произвела на свет. Эдипов запрет – тот, что адресован матери, призывающий ее дать собственное место ребенку как сингулярному субъекту, отдельному и отделенному от нее. Евгения Васильевна переходит из позиции присутствующего в позицию наблюдающего, перверсивную позицию вуайера. Понимание близкой физической утраты сына, по факту той самой кастрации, переворачивает отношения матери с сыном. Он для нее перестает быть источником ее планов, желаний, надежд, упреков; становится теперь субъектом, которого она боится потерять точно так же, как мужа и отца. Ведь Саше, чтобы стать желающим субъектом, нужно выйти из-под власти материнского желания, что он упорно хочет продемонстрировать буквально своим отъездом.

Финальная сцена в фильме – это эпизод, который происходит на праздничном вечере. Евгения Васильевна крайне растеряна, она не может найти сына в толпе. Когда они встречаются, то направляются в зал, но оказывается, что их места заняли другие люди. Евгения Васильевна упорно не хочет уступать и уходить со своего места, она терпит то, что на нее обращают внимание, шикают, смеются над ней, но она почти со слезами на глазах не хочет уступать своего место. Свое место первичного объекта, главного объекта в жизни своего ребенка. Не хочет потерять это место, чтобы его заняли другие объекты. Наконец, Саша уводит мать из зала. В диалоге после Евгения Васильевна, осознавая теперь твердость решения Саши об отъезде, но без возможности смириться с этим без мучительного аффекта, со слезами на глазах говорит о том, что «нам же домой нужно, у нас же вещи не уложены». Местоимение «мы» не покидает ее речь, она готова разделить любое желание сына, но только вместе. Саша же говорит, что он никуда не поедет, что он остается.

Необходимое выпадение из инцестуозной конструкции совершилось. Разрешение Эдипова комплекса не только как разрешение на будущее, но и просто сама возможность этого будущего уже состоялась, для этого не потребовался буквальный отъезд сына. Саша, который хотел уехать от матери, чтоб обрести свою самостоятельность, свое место в жизни, обрел его в символическом. Отцовская функция обозначила границы, которые определены для сына и матери, кастрация третьего такта Эдипа свершилась (по Лакану), ведь Эдип – это возможность места, из которого субъект может становится желающим. Саша претерпел утрату матери Евгении Васильевны точно так же, как она претерпела утрату сына. Саша потерял свою мать – навязчивую, жужжащую вокруг него, задающему много вопросов, требующую от него ответов и действий – и обрел другой объект – мать, которая отпускает сына ехать к отцу, мать, которая готова собирать для него чемодан, мать, которая готова его лишиться. Евгения Васильевна в свою очередь утратила свой объект любви и желания, но обрела сына – субъекта желания, желания, направленного на иные объекты, готового продолжать поиск этих объектов, расширяя границы своего места. Таким образом, без буквальных отъездов и появлений реального отца главный механизм нехватки запустил в работу процесс перехода «от объекта к субъекту», сделал возможным отношения между сыном и матерью с иных позиций, когда их желания направлены на другие объекты.