№ 3. Структурный анализ (продолжение). Пространство и субстанциональность.

Но очевидность подмены, фальшивки «священного» встречает особенно среди наркоманов традиционное возражение: «Вы называете опьянение фальшивкой, но ведь и алкоголь, и наркотики всегда использовались в религиозных ритуалах».

Прежде всего не всегда и не во всех религиозных ритуалах. Христианство, например, никогда не использовало никаких наркотических веществ. Поэтому для нашей традиционной духовной культуры ритуалы, в которых использовались наркотические растения, относятся к области языческих культов. Массовое употребление психоактивных веществ можно описать как проникновение языческого культа в сознание, сформированное христианством. Об этом, впрочем, я подробно писал в книге «Человек зависимый…» (https://www.psyoffice.ru/book/573/)

Во-вторых, даже в языческом культе наркотическое опьянение использовалось как форма, как способ задания некоторого состояния сознания, содержание которого определялось жрецом и зависело от структуры самого религиозного верования и конкретного обряда.

Так что мы можем определить наркотическое опьянение как стремление к достижению формы, внешне сходной с религиозным экстазом, но лишенной своей сущности — собственно религиозного содержания.

Мы можем очень легко увидеть этот процесс, если вспомним о тех традициях винопития, которые в виде психологических «атавизмов» сохраняются в нашей культуре.

В традиционном кавказском застолье ведущую роль играет «тамада» — человек, который является его «дирижером». Главным инструментом, который он при этом использует, является знакомый всем нам тост. Когда тамада произносит тост, он подразумевает наше с вами психологическое соучастие в той истории, притче или случае из жизни, которыми тост и является по своему содержанию.

Предполагается, что во время слов тамады мы окажемся в своем воображении в ином пространстве и времени, соответствующем содержанию тоста. Если мы, например, поднимаем бокалы в память о близком нам умершем человеке, то предполагается, что во время искреннего тоста мы вновь окажемся рядом с ним, увидим его улыбку, услышим его слова или почувствуем его прикосновение.

Сопереживая тосту, мы окажемся в другом времени и другом пространстве. Именно это время и пространство будут придавать значимость нашему возлиянию. Опьянение в этой ситуации, создавая отрешенность от реальности, должно помочь нам оказаться в требуемом тостом измерении, физически оставаясь за накрытым столом.

Вполне возможно, что не качество спиртных напитков, а способности жреца — тамады — увлечь наше воображение в иное время и пространство и является главным фактором, позволяющим жителям Кавказа, которые традиционно принимают алкоголь с невообразимо раннего для европейца возраста, сохранять «нормальные» отношения с вином на протяжении жизни.

Как известно, синдром отмены, характеризующий сформированную физическую зависимость, выявлялся среди жителей кавказских гор в 15–17 раз реже, чем во Франции, для которой столь же характерно раннее начало употребления виноградных вин.

Именно поэтому, наверное, и является тамада столь важной, почитаемой и бережно хранимой фигурой в традиционном кавказском поселении. Его харизма, его способность наполнить опьянение содержанием позволяет удерживать употребление алкоголя в рамках торжественного ритуала, не дает спиртному вырваться на простор бессмыслицы — превратиться в самоцель. Вместе с деградацией института тамады будет деградировать и личность участника застолья. Форма займет место содержания, как это и происходит со всей нашей культурой.

И даже более того: когда вы имеете дело с проблемным пьянством или ранними проявлениями хронической алкогольной болезни, вас удастся вылечить пациента, если вы сможете убедить его перед каждым употреблением любого спиртного напитка хотя бы на 3–5 минут произнести «внутренний тост», в ходе которого пациент должен объяснить себе ради чего или кого он собирается выпить и в своем воображении перенестись к человеку, объекту или собственному состоянию, которые он хочет «отметить» выпивкой.

Милтон Эриксон предлагал в таких случаях пациентам не произношение «внутреннего тоста», а исполнение некоего чисто внешнего ритуала.

Общеизвестен, например, его случай с пациенткой, которой он разрешил пить, но потребовал, чтобы перед каждой рюмкой она перед зеркалом медленно сняла с себя всю одежду и вновь одела ее задом наперед. Затем она должна была опять раздеться и снова одеться нормально, после чего она могла выпить. Выполняя обещание врачу, пациентка практически полностью в течение месяца прекратила пить.

Как вы наверное уже поняли, сам по себе ритуал не имел значение. Его абсурдность сама по себе создавала момент «ритуальной отрешенности», который пациентка хотела почувствовать в результате алкогольного опьянения. Само опьянение стало просто-напросто не нужным. Кроме того, исполнение «ритуала» давало возможность сосредоточиться на себе, и в ходе этой абсурдной концентрации бессознательное пациентки подсказывало ей верное решение.

Наша с вами беда заключается в том, что радостно соглашаясь на приеме у врача выполнять подобного рода инструкции, наши с вами пациенты, в отличие от пациентов М. Эриксона, даже не пытаются применить их в реальности. Причину этого феномена я пытался разобрать в книге «Человек зависимый…».

Но как бы то ни было, у некоторого процента пациентов это все равно получится без всяких дополнительных лекарств. Психотерапия способна помочь человеку отказаться от фальшивки и обратиться напрямую к тому состоянию сознания, которое он ищет, хотя мы с Вами не имеем права использовать чисто религиозные или мистические приемы и термины.

Поскольку в этой лекции мы с Вами обсудили пространственную категорию опьянения и зависимости, давайте остановимся и на сопутствующей им категории, которая описывает восприятие человеком «ткани» или «субстанции», из которой состоит его мир.

3. Субстанциональность (материальность)

Рассмотрев характеристики пространства и времени, нам нужно перейти к вопросу о проявлении мира в его физических качествах. Мы должны увидеть такие качества мира, как его цвет и свет (характерно, например, что депрессивные пациенты видят мир через «черные очки», а маниакальные — «через розовые»).

Пациент может характеризовать мир как «твердый и жесткий» и за счет этого — «чуждый». Субстанция окружающей материи может ощущаться как «тяжелая и давящая», а может как «светлая, мягкая, гибкая» и поддающаяся воздействию (именно такое ощущение материи обнаружил Бинсвангер у своих маниакальных пациентов). Субстанция мира может восприниматься как «горячая и обжигающая» или как «замерзшая и леденящая душу».

Минковски описывал такие свойства субстанции пространства как «ясная» и «темная». «Ясное пространство» по Минковски — это ощущение «легкой» материи, которая не мешает пациенту видеть, которая разрешает событиям происходить. Такое пространство допускает и случайные события, и непредвиденные обстоятельства, и ощущения красоты и логической завершенности отдельных ее фрагментов. Такое пространство по Минковски образует «игровую площадку жизни», в которой материя сосуществует с человеком в дружественно-нейтральном соотношении.

«Темное пространство» — это темная плотная мрачная субстанция мира, которая имеет тенденцию сужаться, сгущаться вокруг пациента, порой даже проникать внутрь его тела. По мнению Минковски, этот вид переживания материи является субстратом бреда преследования:

«Нормальная противоположность бреда преследования — не ощущения благожелательности…, а чувство легкости жизни, неважно, хороша или плоха для нас жизнь, это чувство близко связано с феноменом переживаемой субстанции, расстояния и радиуса жизни».

К характеристикам «темной» и «ясной» субстанции Минковски добавляет еще одну — это «светящаяся» субстанция, где субъект находится как бы внутри светящегося тела или каждая частичка пространства несет в себе световую искорку. Такой модус материи является, по Минковски, основой экстатических или мистических переживаний.

Структурный анализ должен рассматривать распределение в субъективных мирах пациентов и четырех главных элементов: земли, воды, воздуха и огня. Их роль в формировании воспринимаемого мира блистательно описал в своих четырех знаменитых книгах французский аналитик Гастон Башляр.

В этой лекции мы с вами не будем глубоко исследовать характеристики субстанции, которая окружает пациента, принимающего психоактивные вещества, так как характеристики эти будут прямым следствием искаженного восприятия пространства.

Отметим лишь, что субстанция пространства опьянения вне всякого сомнения будет в любом случае казаться пациенту «ясной», но у «ясности» в любом случае появится одна особенность, о которой мы тоже уже говорили. Этой особенностью станет все большее и большее проникновение пустоты в каждый следующий эпизод опьянения.

«Пустоты» сделают «субстанцию опьянения» близкой к субстанции воды по определению Башляра. Субстанция воды — это субстанция «текучая». Это субстанция, не способная служить точкой опоры для тела пациента в его ориентированном пространстве.

Пользуясь языком феноменологического анализа можно сказать, что пациент стремится к ясному, «розовому», светлому, устойчивому миру. Но по мере проникновения пустоты в структуру «пространства опьянения», окружающая его субстанция становится мягкой, текучей, полиморфной, предательской, «болотистой», если использовать характеристику уже упоминавшегося нами пациента.

Эта же водянисто-предательская среда начинает сгущаться вокруг наркомана в периоды отмены наркотика. Субстанция вокруг пациента становится темной и плотной, чуждой и давящей. Она обступает со всех сторон, порождая то самое близкое к параноидальному переживание, которое описывал Минковски. Но несмотря на плотность, субстанция не теряет своих «жидкостных» характеристик. Главная из них — в ощущении возможного предательства плотного с виду мира. Он «окружает и душит», но он «полон холодной пустоты» и подвижен. На этот плотный, но темный мир «нельзя опереться».

«Темная материя» — это для нас с Вами еще один вид передачи пациентом ощущения суживающегося пространства…

Что же характеризует материю «Священного Пространства»? Уже привычным нам способом обратимся к текстам Мирче Элиаде:

«Материя вокруг участника ритуала проникается ощущением нездешнего света…Но это не просто свет. В нем видится ясная вертикальная иерархия. Светящееся пространство тянется вверх к небу, трансформируется в языки пламени, которое не способно жечь. Мир начинает пламенеть. В этом пламени верх наполняется значимостью, а низ теряется во тьме».

Что бы ни говорили наши пациенты о «наркотиках, которые используются в религиозных ритуалах», но самого характерного для мистических переживаний ощущения материи как «светящейся», или «огненной», я в разговорах с наркоманами за последние 20 лет не встречал.

С точки зрения субстанциональности, можно сказать, что религиозное ощущение пространства как огненного, исполненного силы и света, в пространстве опьянения подменяется прямо противоположными по символической значимости ощущениями, характеризующими свойство воды — текучестью, расплывчатостью, подвижностью, взаимозаменяемостью, равнозначностьюматериальных форм и самой субстанции мира.

Вдобавок ко всему, темная и текучая субстанция в символическом ряду вполне естественным образом ощущается как «грязь» или уже знакомое нам «болото». Ощущение близости подобной субстанции и тем более ее проникновение «внутрь тела» сопровождается хорошо знакомым нам по психозам отмены ощущением «испачканности», наличия «несмываемой грязи на коже» (обратите внимание на близость этого переживания к непсихотическому ощущению мира, как болота) и т. д.

Занимаясь практикой символдрамы, мы с вами увидим, что взаимоотношения с водой в воображении пациента, страдающего зависимостью от психоактивных веществ, будут в любом случае очень сильно нарушены, и нам придется потратить много времени для нормализации этих отношений.

Говоря о материальности, можно образно сказать, что мир пациента, вместо того, чтобы закалиться и укрепиться в духовном огне, растворяется в водной стихии.

Для нашего первичного тезиса о нарастании растительного «гештальта» сознания принципиально важным является феномен равнозначности предметов материального мира.

В темной «материи» нельзя найти точек опоры потому, что все в ней «живет отдельной жизнью», все предметы, люди и события одновременно наделены неким тайным и непонятным пациенту смыслом и вместе с тем все они становятся для личности равно бессмысленными. Пациент постепенно становится неспособным выделить значимые для себя предметы, расстояния и события.

«Все вокруг превращается в какой-то непонятный бульон, — объяснял мне свои ощущения перед психозом один токсикоман, — в этом бульоне то, что всплывает на поверхность, то и становится страшным, я боялся всего, что выделялось и приближалось».

В «растворяющемся» мире значение имеет не смысл предметов и объектов для личности, а их случайное попадание в поле зрения.

Исчезновение иерархии в структуре субстанции с точки зрения человеческого сознания и будет обозначать «растворение» мира в среде «одинаковых» — «равнозначных» молекул.

Растворение субстанции мира легко увидеть на картинах Сальвадора Дали или в ранних фильмах Бунюэля… Вообще, если вы хотите понять, что происходит с субстанцией мира в человеческом восприятии, то вы можете обратиться к истории искусства.

Почему исчерпывает себя надежная и упорядоченная субстанция классической живописи на рубеже XIX–XX веков? Чем материя в живописи импрессионистов отличается от материи Ван Гога? Зачем и откуда возникают кубизм и сюрреализм? Чем отличается субстанция в картинах мастеров всех этих направлений?

Психотерапевт или психолог обязан, на мой взгляд, задавать себе подобные вопросы, а отвечая на них, подбирать себе эстетический материал для «наполненных» трансовых состояний — работы с исказившимся восприятием материи и пространства у пациента.

Изучение искусства приведет вас и к неутешительным выводам. Вы увидите, что процессы утраты культурой, как целым, Священных Измерений времени, пространства и материи приводят восприятие художника почти к тем же ощущениям, которые испытывает конкретный наркоман…

Наш великий кинорежиссер Андрей Тарковский писал о том, что «образ, создаваемый художником, является концентрацией абсолюта» в личном измерении каждого творца. Абсолют, который концентрирует культура, оказался удивительно схож с «абсолютом», который концентрируют психоактивные вещества.

Я надеюсь, что об этом феномене мы еще будем говорить в следующих лекциях.

.