Вне секса нет лечения (психотерапия эротического переноса)

Кейс, который был представлен Хелен Харгаден (2001) «для любви нет лечения: психотерапия эротического переноса» был направлен на исследование эротических и сексуальных аспектов в рамках интенсивной терапии. Харгаден предлагает сложный терапевтический кейс, в котором она делится своими клиническими взглядами и контрпереносными реакциями. Предлагаемый кейс был рассмотрен Ричардом Эрскиным (2001) и Шарлоттой Силлс (2001) и представлен в форме доклада на конференции 2001, Англия, Киль. В данной статье представлена часть упоминаемого доклада, рассматриваемой с различных диагностических сторон.

Диагностика

Когда я познакомился с случаем Ноэль, я рассудил так же, как и Эрскин в плане того, что я скажу Харгаден с консультативной точки зрения. Я начал бы с того, с чего начинаю обычно – делюсь диагностическими впечатлениями. Ознакомившись с кейсом, я бы диагностировал Ноэль как типичного истерика. Клиент пришел на свою первую терапию с Харгаден, одетым во все черное, в солнцезащитных очках, вызывая в Харгаден риторический вопрос – не ошибся ли этот человек дверью. Ноэль демонстрировал все признаки истерической защиты – «смотри, но не трогай» (физически или эмоционально). Рассматриваемые психологические формы защиты, какие демонтировал Ноэль как фундаментально истерические, вполне согласуется с комментариями Эрскина, который говорил о обсессивной природе функционирования клиента. Я соглашусь с наблюдением Эрскина, что представленный случай об успешном лечении обсессии. Я так же предполагаю, что Ноэль оставил лечение до того, как его истерические защиты и сексуальные избегания были адекватно трансформированы.

Мои размышления о диагнозе Ноэля находятся под глубоким влиянием учения Вильгельма Райха. С точки зрения биоэнергетической перспективы обсессия и истерия – две стороны одной монеты (Бейкэр, 1967, Лоуэн, 1958) – ригидные формы защиты, формирующиеся во время эдипального периода развития. Это суровое испытание в развитии ребенка, в котором он учиться тому, что значит любить и быть агрессивным. Более ранние процессы развития имели тенденцию сосредотачиваться на опыте «быть любимым» (получение любви, заботы, понимания), тогда как в эдипальном периоде развития ребёнок борется за свою способность или право любить. Лоуэн (1975) характеризует основную задачу развития в этой фазе как «интернализацию права любить». Во время эдипальной стадии ребенок начинает учится тому, что значит желать другого и показывать любовь другим. Способность желать особенно касается эротического желания, которое оживает во время этого периода развития.

Тень эдипального/эротического кризиса стала более очевидной благодаря начальным наблюдениям Харгаден за реакциями Ноэля: «В его фантазийной жизни не было никаких привязанностей, никаких обязательств ни к другим, ни ко мне». Он идеализировал, но при этом никогда не был близок». Ноэль: «Я начал чувствовать зависть к Анне (девушка Ноэля). Я чувствовал зависть к ней, что я никогда не буду соответствовать ей». Его смыслы любви и то, как выражать страсть были искаженными и извращенными. Все идет не так, когда родители не получают любовь ребенка, страсть и агрессию. В случае с Ноэлем оказалось, что его родители подавляли свою сексуальность, отрицали эротические аспекты привязанности в семье, а также отрицали или наказывали за эротические проявления их ребенка.

Кроме моих знаний исследований Вильгельма Райха я так же много узнал об истерии благодаря работам Хана (1979, 1989), Грина (1986) и Болласа (2000). В своей статье, описывающей случай Ноэля, Шарлотта Силлс не использовала концепцию «истерии», но она уловила суть этого процесса, пользуясь описанием мальчика/мужчины, убегающего от своей сексуальности и жизненной действительности. Боллас красноречиво описал этот аспект истерии:

«Поскольку это эксплуатация: хороший мальчик и хорошая девочка – нереальные проявления этого внутреннего мира, даже в случае, если они принимаются обществом. Этот маленький мужчина и эта маленькая женщина перепрыгнули во взрослую жизнь, чтобы превзойти сексуальность в их детстве. Как это может быть? Если они прыгнули во взрослое проявление, это бы не могло означать то, что они поступили наоборот или, что они таким образом поспешили в сексуальное состояние. Во взрослой жизни этот мужчина и эта женщина могут испытать парадокс, заключающийся в соблазнительном и сексуальном поведении. Однако, находясь в отношениях со своим любовником/любовницей, призывающих поддерживать эту сексуальность, он/она вдруг отвергает его/ее, стремясь возвратиться к соблазняющим презентациям, как альтернативе столкновения с со своей сексуальностью".

С точки зрения неорайхиан в результате кризиса, возникшего в эдипальном периоде, у человека появляются обсессивные или истерические защиты, то есть, блокируются эротические желания и происходит разделение сердечных функций (нежность, идеализация) и генитальных побуждений (агрессивность, сексуальность). Райх (1983) называет эдипальный период «первой половой зрелостью», таким образом, характеризуя эти годы (приблизительно от 3 – до 6) как главные в эротическом пробуждении. Когда задачи развития этого периода не выполняются, способность к зрелости, к взрослой любви сильно искажается. Как заметил Лоуэн (1958), «при попытке достучаться до сердца истерика, затрагивая глубокие чувства любви, мы сталкиваемся с решительным сопротивлением». Я думаю, что в работе Харгаден с Ноэлем это было центральным и решительным сопротивлением, к которому она подходила снова и снова.

Отец Ноэль был жестоким человеком, его мать пассивной и контролирующей подхалимкой. В этой истории мы видим подтверждение того наблюдения, которое Харгаден назвала «садо-мазахистической динамикой», в которой агрессия Ноэля выражена как удержание или наказание, отрицающие страстное вовлечение. При отсутствии большей информации, касающейся паттернов любви и сексуальности в пределах семейной системы, мои диагностические впечатления в большей мере должны были основываться на взрослом поведении Ноэля в отношениях с его возлюбленной (Анной), на отношениях с Харгаден и на его разделениях любви и секса.

Истерия – сомнительный диагноз (Даймэн и Харрис, 2001), вышедший из моды в США, где он рассматривался как ярлык, часто используемый с целью унижения женщин. В Европе понимание истерии остается актуальным и до настоящего времени, хотя достаточно отличается, от представленных описаний этого состояния в американской психотерапевтической литературе. Грин (1986) говорил о том, что истерия в настоящее время приобрела более дискретный характер. Она не исчезла, но скрылась. Хотя истерия не критикуется в последнее время, но она продолжает устраивать сцены иногда во врачебном кабинете, иногда в спальной комнате. Фрейд раскрыл теорию «бессознательного», поэтому в срезе аналитического восприятия она будет ассоциироваться с темой «эроса». Таким образом, был раскрыт обширный простор для исследования темы сексуальности. В лечении истерии «широкий простор сексуальности» был рассмотрен в отношениях между терапевтом и клиентом. Если вопрос о стратегии избегания истерика во взрослых отношениях был решен, этот простор должен был быть исследован в рамках фактической любовной жизни клиента и переносной/контрпереносной динамикой.

В своей статье Эрскин делает акцент на диагностике обсессивного характера с точки зрения концепции «голода» (Берн, 1962), подчеркивая функцию обсессивной защиты в удовлетворении структурного голода и голода по отношениям. Эркскин выделяет функции предсказуемости, идентичности, непрерывности и стабильности с целью более глубокого понимания психологической мотивации навязчивых мыслей. Говоря об истерии, я предполагаю, что проблемы, связанные со стимуляцией голода – такие как эротизм, агрессия и страстная сексуальность занимают центральное место в случае с Ноэлем. И главной темой лечения здесь не является обеспечение «безопасности» (стабильные и предсказуемые отношения), но обеспечение «витальной» основы для построения сложных, непредсказуемых и живых взаимоотношений.

Игры, проекции и перенос

В обсуждении терапевтического случая Харгаден, Силлс проводит важное различие между «интроективным» и «проективным» переносами (Харгаден и Силлс, 2001).  В объяснении смысла быть «сильным, спокойным, защищающим, сочувствующим и достаточно принимающим», Харгаден обращается к интроективному переносу. Лечение, кажется, сталкивается с проблемой в распутывании проективного переноса и игр, как об этом говорила Силлс.

В своем прологе Харгаден ссылается на работу Дэвида Манна, изданная публикация которого оказала огромное влияние так же и на мои взгляды. Манн (1997) подчеркивал, что эротические импульсы влекут человека к «большему дифференцированию и индивидуализации… к большей сложности и более разнообразным и сложным структурам». Такая сложность оказалась не вполне осуществима в случае с Ноэлем. Как можно было этого избежать? Я думаю, что в некотором роде Харгаден была охвачена истерической слепотой Ноэля в отношении генитальной сексуальности. Например, Харгаден задавала риторический вопрос: «как бы я могла войти в конгруэнтный, интимный контакт с Ноэлем?» Это был важный, но, однако, недостаточный вопрос. На мой взгляд то, чего не хватало в отношениях с Ноэлем была искренность, в рамках которой эротические чувства, фантазии, беспокойство могли быть более осязаемыми и систематически исследуемыми. Как консультант, я бы задался следующим вопросом – как Харгаден, находилась в инкогруэнтных и близких отношениях с Ноэлем, отражающих инаковость и конфликт как аспекты интимности.

Я уважаю то профессиональное усердие, с которым Харгаден анализировала свой контрперенос, но поступая таким образом, она сместилась с прямого взаимодействия с Ноэлем на более деликатный и вкрадчивый исследовательский путь. Чтобы могло произойти, если бы терапевт анализировала перенос Ноэля (игры) более часто и прямо. С клинической точки зрения я нахожу действия Харгаден слишком хорошими и слишком заботливыми. С самых первых транзакций игры были переведены в действия. Ноэль задал вопрос: «Что происходит сейчас?» и затем не дожидаясь ответа продолжил: «Вы не будете возражать, если я закурю?» Харгаден ответила, объясняя, что было бы полезно разобраться в том, что клиент чувствует, когда он не курит. Окей, но у меня бы вызвало настоящее любопытство размышление о том, чтобы бы произошло, если бы Харгаден ответила типа: «Нет, это не окей, курить здесь. Я не позволю. Теперь насчет вашего первого вопроса, что по вашему мнению должно произойти здесь в терапии со мной?»

Позднее в ходе терапии Ноэль соблазнительно улыбается и делает следующий комплимент Харгаден: «Вас не так легко заморочить, не так ли? Я чувствую себя обнаженным здесь, потому, что я не могу пользоваться приемами, с помощью которых я обычно произвожу на женщин впечатление». Мне интересно, что могло бы произойти, если Харгаден сказала что-то, вроде: «Вообще-то, Ноэль, в попытках манипулировать мной и избегать меня здесь, ты используешь много вещей, которые ты применяешь в отношениях с другими женщинами. Я едва могу видеть вас, стоящим «голым со мной», хотя в этом можно найти несколько важных моментов. Это кажется ужасным и даже пугающим – оставаться незащищенным передо мной, быть слишком уязвимым, слишком живым и слишком реальным со мной. Я вижу вас маскирующимся в тот или иной наряд. Я полагаю, что это напоминает отношения с другими женщинами в вашей жизни».

Эротическая инфекция/эротическое избегание

Работа Харгаден с Ноэлем с самого начала была эротически заряжена. На протяжении терапии Харгаден боролась со своими эротическими чувствами и контрпереносными реакциями. У меня возникло глубокое восхищение ее рефлексивными процессами в ходе самого лечения, описывающими данный кейс. Проблема Харгаден заключались в трудности регулярно приносить в терапию ее эротические волнения и тревоги. Она казалась пойманной в ловушку его истерическим избеганием. Чего могло бы быть слишком много, слишком навязчивого и слишком сексуального? В нескольких своих идеализациях (себя, Анны и Харгаден) и своего дальнейшего регрессивного/вызывающего поведения Ноэль избегал сложности взрослой сексуальности так же успешно, как и опыт разочарования и дифференциации, которые позволяют взрослым обнаруживать свою инаковость как объект волнений и желаний. В здоровых эротических семейных связях сексуальные желания, уязвимость, конфликт, агрессия и страсть продолжительны и переплетены между собой. Если мы входим в клиническую область, связанную с эротическими желаниями, спутанностью и подавлением было бы обязательным получить доступ к важному подтексту интерперсональной связанности, поскольку это касается как пациента, так и терапевта.

Зачастую эти аспекты обеспечивают доступ к подавленным и диссоциированным состояниям эротически заряженного опыта. В жизни нас часто учат избегать погружения в телесность, так как это слишком примитивно, слишком возбуждающе и поэтому может быть потенциально слишком приятно для клиента. В письменном докладе об эротических переносах и контрпереносах я задавался вопросом: когда мы входим в область эротических процессов с нашим клиентом, хотим ли мы смягчить удар или, наоборот, приглашаем проявиться обсессивным защитам. Танцуем ли мы на острие ножа между этими двумя полюсами? Позволяем ли мы силам эротического желания и фантазии становится преградой уже знакомым установленным терапевтическим пределам? Какова природа эротического переноса? Что может получить клиент? Эротическое, по сути, заразно. Оно запутывает желание: «Чьи это чувства? Кто это начал? Кто ты для меня? Кто я для тебя? Где проходят границы между желанием и действием? Эротические шаги в область двусмысленности, амбивалентности, волнения, тревоги и отвращения делает не только клиент, но и терапевт. Я предполагаю, что это было полем для игры между Харгаден и Ноэлем. Спутанность, волнение, интерес и беспокойство очевидно прослеживаются в презентации Харгаден настоящего кейса, который она проводила благодаря самонаблюдением и личным супервизиям.

Стоя на эротической грани

Ближе к концу терапии Ноэль, как я бы мог интерпретировать его поведение, дал очень важный сигнал, свидетельствующий о его готовности соприкоснуться с эротическими реакциями, дифференцированием, разочарованием и ограничениями в терапевтических отношениях, а также с любовью Харгаден к нему. К этому времени Ноэль пришел к выводу, что у Харгаден есть семья. Исходя из этого я могу заключить, что клиент признавал, что у Харгаден за пределами терапевтического кабинета протекала важная часть ее жизни, в которой так же присутствует ее сексуальный партнер. Вывод, который мог сделать Ноэль -  сексуального партнера Харгаден сейчас в кабинете нет и, что он, Ноэль, никогда не заменит его. И здесь, возможно, появилось пространство для контакта с эдипальными разочарованиями клиента. Здесь так же появилась возможность исследовать эротические процессы, происходящие между Хелен и Ноэлем, принимая во внимание тот факт, что сексуальная жизнь Хелен проходила за пределами терапевтического кабинета. Поэтому могли быть параллельно рассмотрены реальность и фантазия. Дальше был сон, очень богатый и потрясающий сон. В нем было все: страсти, спутанности, и агрессия, относящаяся к эдипальному периоду. Бессознательно Ноэль испытал отвращение к своим мужским желаниям. Во сне клиента спасала Хелен (благодаря которой появился ребенок). В этом сне у него были свои собственные желания/интересы, которые, однако, игнорировались другой фантазийной Хелен. Клиент был обескуражен и смущен, находясь между этими личностными полярностями. Идеальная Харгаден в одном случае была белым спасающим ангелом/мамой. Затем она превратилась в слепую и бесцеремонную чужую жену.

Сон воплощал в себе эдипальную дилемму, с присущими ей вопросами: «кто заботится и любит», «кто с кем остается», «кто кому делает больно», «кто остается, и кто уходит», «кто будет заниматься сексом и жить в доме». Я думаю, что этот сон раскрыл темную истерическую сторону Ноэля вместе с готовностью вести прямой разговор на тему сексуальности.  Но, к сожалению, этого так и не произошло. Эти проблемные стороны, кажется, были затронуты, однако, не проработаны достаточно глубоко и откровенно. К примеру, во сне Ноэля Хелен и Ноэль прогуливаются вместе с ребенком, сидящем в детской коляске. Харгаден задается вопросом – является ли ребёнок в коляске символичным привнесением в процесс терапии Детского эго состояния клиента. Возможно это предвещает последующий регресс и требования для терапевта уделить больше времени клиенту. И как может родиться ребенок после фантазийного секса? Этот сон напоминает жизненные возможности, которые отвергаются Ноэлем. Кажется, вас никогда не целовали и не укладывали в постель? Что вы об этом думаете?  На супервизии ведущий терапевт Харгаден дал интерпретацию, что отталкивающий и одновременно целующий мужчина представляет скрытую гомосексуальную сторону Ноэля - гипотеза, которую стоило бы обсудить с ним.

Это напоминает наблюдение, проведенное Оффитом (1995):

«Одна из трудностей, которая должна возникнуть у любого терапевта, пытающегося определить – обеспокоены ли пациенты своей гомосексуальностью – это сложность различия между личностной проблемой и дилеммой, касающейся правильного выбора пола в партнере. Поскольку такие мужчины, как правило, совершенно уверены в том, что они не могут удовлетвориться отношениями с женщиной в качестве друга. Из этого следует сделать вывод, что их основное бремя (как и у многих истерических женщин) носит характерологический характер".

Рассуждая на эту тему, я бы спросил Ноэля – чем ему так противен поцелуй (желание)? Я бы так же спросил его, не воображает ли он, что его желание целоваться, отталкивает других? Целует ли он свою мать? Своего отца? Отталкивает ли его мужское желание, его собственное или чужое? И как насчет его члена, его желания иметь женщину (мужчину) с помощью его члена, проникающего глубоко внутрь.

К этому моменту лечения Харгаден установила прочный рабочий альянс с Ноэлем. Я полагаю, что альянс был достаточно прочен и стабилен, чтобы можно было терпимо относиться к клиенту и извлекать пользу из внутренних процессов его тревоги. С таким клиентом как Ноэль на этом этапе терапии я бы намеренно использовал язык: «совокуплеия», «поцелуев», «членов» и «впихивания» с целью неизбежного привнесения генитальной сексуальности в терапевтический кабинет. Я не думаю, что Харгаден следовало открывать Ноэлю свои сексуальные влечения к нему. Но она могла привнести в процесс терапии взрослую генитальную сексуальность (и избегание этого Ноэлем). Какие были переносы (игры) у Ноэля? Как я уже говорил ранее, я думаю, что Харгаден была слишком осторожной и вела себя уклончиво. Дело в том, что Ноэль использовал защитный механизм ухода и регрессии. Харгаден пишет: «С углублением переноса ожидания Ноэля в отношении требований ко мне возросли». Я полагаю, что возрастание требований и ожиданий способствовало смещению клиента в перенос, являющегося результатом эротического переноса, ведущего назад в регрессии и инфантильным отреагированиям. В какой-то момент Харгаден почувствовала и сказала: «Я захотела спеленать его, положить в детскую переносную кроватку и взять с собой в отпуск». Для Ноэля было предпочтительнее обниматься и нежится с Хелен, чем заниматься с ней любовью (или, по крайней мере, признавать, что у него были мимолетные мысли об этом).

К концу терапии Ноэль привнес в терапевтическую комнату два новых факта: информацию о мертворожденной младшей сестре, чья смерть предшествовала его зачатию и новости о новой женщине, которую, кажется, Ноэль практически уложил в постель (но которая все же проигрывала идеалу его девственной Анны). Интересно, почему Ноэль привнес на терапию информацию о мёртвой сестре именно в этот момент? Что он этим пытался открыть? В обсуждении о мертворожденной сестре Харгаден и Ноэль вошли в мир бессознательных фантазий, приведений, эхо, и обсессивных призрачных фигур клиента. Это были важные обсуждения – мертвая фигура в начале жизни Ноэля, мертвое тело, погребенное в основе его сценария. Почему эта тема так поздно всплыла в процессе лечения? Интересно, было ли решение Ноэля передать Харгаден эту информацию приглашением, адресованным его гендерной идентификации.

Традиционно считается, что истерическая защита формируется в эдипальном периоде, но Боллас (2000) утверждал, что истерия, по сути, коренится в младенчестве в родительской неспособности чествовать пол и гениальность своего малыша. Отношения между матерью и ребёнком – чрезвычайно эротические отношения, благодаря которым ребёнок впервые получает знания об эротике непосредственно через тело своей матери: ее прикосновений, удовольствия, отвращения, взглядов, восторга, отвращения, ее тембра голоса.

Боллас пишет:

«Мать любит младенца всем своим телом: грудь, которой она кормит своего малыша и на которой он спит. Колени, на которых он сидит и подпрыгивает. Ее руки много раз прикасаются к нему. Она кормит грудью, ласкает, балуется, щекочет, тыкает и тянет за ножки малыша, производя сотни действий, тем самым делясь с малышом своими физическими знаниями. Если она достаточно хорошая мама, она будет переводить в телесный контакт не только свои бессознательные фантазии, но также она будет неосознанно интерпретировать жесты своего ребенка через свое тело.  Знание материнского тела становится частью познания собственного тела и предшествует развитию собственной чувствительности. Поскольку интуитивное знание тела матери формирует основу эротического знания, оно актуализируется, когда любовники вступают в телесный контакт друг с другом. Но этого не происходит в младенчестве с теми, кто воспитывался в истерической семейной атмосфере".

Я вспомнил размышления Болласа (2000) снова и снова повторяющиеся в историях и опытах моих истерических клиентов:

«В частности мать испытывает сильную амбивалентность по отношению к младенцу как сексуальному существу, особенно к его гениталиям. Если мать откажется признавать генитальную сексуальность своего ребенка, не подтверждая это признание звуковыми реакциями, отводя взгляд и существенно ограничивая прикосновения… она удаляет ядро эротической жизни младенца и выносит свои отношения с ним на поверхностную сексуальность как защиту от глубокой сексуальности. Поскольку материнская любовь является первой ступенью эротического стимулирования, истерическая мать передает телу своего младенца мучительное желание. Ее прикосновения в этом случае сообщают младенцу о ее отвращении и разочаровании, она передает телу ребёнка информацию, подтверждающую сексуальную амбивалентность".

В жизни истерика гениталии и пол отрицаются и вызывают тревогу, беспокойство и отвращение иногда едва заметно, а иногда драматично и резко. Интересно, как мама Ноэля родила мальчика так быстро после смерти своей дочки. И что же происходило с матерью Ноэля, когда она смотрела или касалась его пениса, скучая или воображая вместо него влагалище своей мертвой дочери. Как Ноэль ощутил смысл (сознательно или бессознательно) быть мальчиком, однажды став мужчиной он принял на себя потери и динамики этой несчастной супружеской пары? Что значит для Ноэля иметь пенис и хотеть его использовать?  

Я согласен с наблюдением, которое сделала Харгаден о том, что пробоина в эротическом самосознании Ноэля не позволила ей удовлетворить его фрустрированные потребности, что было видно из его неохотного признания ее значимой части жизни, проходящей за пределами терапевтического кабинета. Харгаден освободила его от влияния и глубин фантазий для поиска любовной жизни в более реалистичном формате. Идея терапевта о «удовлетворении потребностей» клиента заставляет меня съеживаться. Когда терапевт и клиент попадают под влияние этой иллюзии, я полагаю, что это убивает возможность проведения успешной терапии. В своем описании к тенденции «зависимости переносов» при лечении истерии

Боллас (2000) демонстрирует особенно пугающий сюжет терапевтической ловушки:

«Терапевтические отношения не должны быть самоцелью, но средством для более глубокого понимания клиентом себя и развития реальной жизни и любви вне терапевтического кабинета". 

Поэтому Ноэль отдал себя в руки (а, возможно, и свою постель) новой женщине и навсегда покинул кабинет Харгаден.  Хелен Харгаден: «Я не уверена, что его сексуальные потребности и зависимость были полностью проработаны со мной. Я скажу, что это не так, но, я думаю, что многое было достигнуто, я надеюсь, была положена прочная основа постепенно созревающих сексуальных способностей Ноэля с возможностью возвращения к более интенсивной терапии для дальнейшего анализа его сексуальных и характерологических защит».

Заключение

Работа с истерией не представляется легкой или удобной, но в тоже время может быть очень богатой и интересной как для клиента, так и для терапевта. Давление и неопределенность матрицы эротического переноса/контрпереноса нельзя избежать с этими клиентами. Это одновременно является и благословением, и проклятием. Я твердо убежден, что, когда мы занимаемся терапией, которая слишком воспитывающая, слишком заботливая, слишком дезинфицированная и слишком деэротизированная, мы оказываем нашим клиентам плохую услугу.  Терапевт становится своего рода современным порождающим и поддерживающим истерию родителем, отвлекающим терапевтическое внимание от взгляда, конфликтов, неуверенности, возбуждения, языка или эротической активности. Наша готовность - выйти на арену эротических страданий, желаний и удовольствий с нашими клиентами, стимулировать возможность восстановления жизненной силы тела, оставить позади мертвость и искаженность эротизма в отношениях родитель/младенец и дать возможность клиенту раскрыть себя к миру страстной, взрослой интимности и изменчивости.

Я глубоко восхищен честностью и самоанализом, который провела Харгаден в предоставлении данного кейса. Я был взволнован и очарован ее работой с Ноэлем. В этом обсуждении Харгаден приглашает каждого из нас, коллеги, на интеллектуальный и, я надеюсь, эротический взаимный обмен. Я благодарю ее за предоставленную возможность.