П. Реньяр. УМСТВЕННЫЕ ЭПИДЕМИИ

Когда Мильн-Эдвардс, председатель Научной Французской Ассоциации, предложил мне прочитать лекцию о сомнамбулизме, то, сознаюсь, я долго колебался, прежде чем принять это предложение. В науке, по-видимому, встречаются предметы, от изложения которых осторожный человек всегда воздерживается, и опасные вопросы, занятия которыми никогда не приносят пользы. Сомнамбулизм, или, как неточно продолжают его называть некоторые люди, животный магнетизм, несомненно, принадлежит к этой категории.

Таинственный по своей сущности, известный нам лишь по своим результатам, он настраивает против себя еще и своими последователями, в числе которых до последнего времени встречались лишь одураченные люди, принимавшие все на веру, и шарлатаны.

Я долго наедине с собой раздумывал над этим вопросом, так как не хотел попасть ни в ту, ни в другую категорию. Но одно обстоятельство Заставило меня решиться: я знал, что буду иметь дело с аудиторией, привыкшей к научным беседам и к анализу фактов, я знал, что великие и недавние открытия в области физики научили ее ничему не удивляться и ничего не отвергать априори в сфере точных наук. А следовательно, подумал я, и по отношению к физиологии она должна быть настроена таким же образом.

Я постараюсь познакомить читателя с тем, что понимают просвещенные и заслуживающие доверия люди под странной нервной болезнью, именуемой сомнамбулизмом.

Незабвенный Мольер в одном из своих произведений сказал, что от опиума засыпают вследствие того, что он обладает снотворным свойством. Эта фраза, заключающая в себе, по-видимому, горькую критику на медицину, на самом деле служит самым определенным, точным и полным объяснением научного факта: опиум усыпляет, потому что обладает снотворным действием. Невозможно и в настоящее время что-либо прибавить к этому определению, и если бы мы сказали, что он усыпляет, потому что воспаляет мозг, то нам пришлось бы все-таки прибавить, что он воспаляет мозг вследствие своего воспалительного свойства. Но это только отодвинуло бы задачу, а не решило ее.

Мне необходимо было предпослать лекции эту ораторскую предосторожность, чтобы лучше обозначить ее дух и цель. Я буду указывать читателю на факты, излагать перед ним опыты и надеюсь убедить его при помощи доказательств, но воздержусь от всяких объяснений. Роль науки исчерпывается констатированием фактов и определением условий, при которых они совершаются, но она не в состоянии указать на их причину. Почему тело, предоставленное самому себе, притягивается землей? Почему земля тяготеет к солнцу? Почему кислород и водород соединяются? Почему кусок железа, вокруг которого циркулирует ток, получает способность притягивать железо? Все это нам неизвестно. Мы только знаем, что это так, мы констатируем, но не объясняем.

Почему же нам не отнестись точно так же и к вопросам, касающимся сомнамбулизма? Следствия, производимые этой нервной болезнью, кажутся нам необыкновенными только потому, что мы,к ним не привыкли, но в действительности они намного более обычны, чем результаты в области физических явлений, только что мною упомянутых, и вы сейчас увидите, что они только завершают очень простые физиологические явления, которые никто не оспаривает. Сохраним свою роль – ограничимся только анализом фактов, выделим их из той массы бессмысленных утверждений, которыми их наводнили, будем констатировать факты, но не объяснять.

Нам, разумеется, придется остерегаться обмана. Человек смышленый и опытный всегда сумеет оградить себя от него, и те немногие врачи, которые уверяют, что это невозможно, тем самым как бы признают свою умственную беспомощность. Если долгие годы, проведенные ими в научных занятиях, не сделали их, людей образованных, способными распознавать фокусы каких-нибудь шарлатанов или истеричных девиц, то, согласитесь, труды их были не особенно плодотворны. Я остаюсь при прежнем намерении, а именно: буду собирать перед вами только факты, хорошо констатированные, и отбрасывать те из них, которые не происходили на виду у всех или настолько уклоняются от физиологических истин, что будет правильнее отложить на время ознакомление с ними.

Сомнамбулизм – это нервная болезнь, которую можно вызвать, лечить и вылечить. Она состоит в изменении одного физиологического отправления, а именно – сна. Вот почему мы прежде всего должны коснуться сна и разобрать его нормальное функционирование, чтобы лучше уяснить себе происходящие в нем изменения.

Великий закон, которому подчиняется все в природе, заключается в том, что за деятельностью должен следовать отдых. Наши органы не могут работать бесконечно, наше сердце, на первый взгляд бьющееся беспрерывно, на самом деле отдыхает в течение некоторого времени после каждого удара: вместо того, чтобы брать большой отпуск после продолжительной деятельности, оно пользуется очень коротким отдыхом после каждого периода действия.

Наш головной мозг тоже не составляет исключения из общего правила и, проработав целый день, требует отдыха. Он перестает тогда действовать, если не полностью, то отчасти, предоставляя другим нервным центрам, например спинному мозгу, заботу об управлении функций организма, которые продолжают оставаться активными.

Что происходит в это время с душой – я, право, затрудняюсь вам сказать, к тому же это не входит в сферу моих знаний, поскольку я собираюсь разобрать здесь только чисто физиологическую сторону сна.

Некоторые из занимавшихся этим вопросом писателей рассматривали сон как нормальное состояние. Наше рождение считалось пробуждением, а смерть – возвращением к первобытному состоянию, так что жизнь была лишь эпизодом, в течение которого этот вечный сон прерывался рядом бодрствований и периодами деятельности. Бюффон был менее радикален, чем эти господа, и утверждал, что сон есть такой же реальный и даже более распространенный вид существования, чем любой другой: "Все организованные существа, не одаренные разумом, живут таким образом", – говорил он.

Мы не будем останавливаться на этих общих рассуждениях, а возвратимся лучше к нашей роли наблюдателя и посмотрим, что происходит с человеком, когда он засыпает.

Первый признак, наблюдаемый нами, состоит в ослаблении мышц. Все тело обессилено, руки опускаются и роняют книгу, которую до тех пор держали, голова склоняется на грудь. За этим первым результатом сна следует усыпление органов чувств. По-видимому, сначала отключается зрение: тогда внешний мир исчезает и начинается сновидение. Иногда, особенно часто у детей, возникает удивительный мираж, напоминающий фигуры блестящего калейдоскопа – в глазах появляется нечто вроде фейерверков с быстро проходящими разноцветными огнями всевозможных форм. Затем все исчезает, сон уже близок, но еще неполон, слух еще бодрствует. Это – последнее чувство, которое гаснет. Зачастую, засыпая, нам приходилось вдруг услышать, как произносят наше имя или упоминают о предмете, представляющем для нас особый интерес. Тогда мы внезапно пробуждались и произносили стереотипную фразу: "а я уже было совсем заснул".

Но вместе с тем слух, благодаря своей деятельности, в известной мере способствует и усыплению. Нередко нас усыпляла монотонность какого-нибудь звука, когда среди безмолвия окружающей природы до нас долетали мерные удары прибоя морских волн или шелест листьев в лесу. По той же самой причине мамки и няньки усыпляли нас в детском возрасте своими колыбельными песенками: они пользовались тем, что наши уши были еще восприимчивы к звуковым впечатлениям, когда сами мы, по-видимому, уже спали. Примеры, которые я мог бы привести, бесчисленны. Как часто мы медленно засыпали под звуки однообразной и размеренной речи многословного и звучного оратора! Ум сначала напрягается, а затем ослабевает, слова следуют за словами, это походит на однообразие тиканья часов – смысл слов утрачивается, и только когда оратор замолкает, слушатель внезапно пробуждается.

Мне немного придется рассказать об усыплении обоняния и вкуса: они, по-видимому, быстро утрачиваются и даже не сохраняются в сновидениях. Бриллья-Саварен, писатель, хотя и не принадлежавший к цеху ученых, был, несмотря на это, весьма тонким и проницательным наблюдателем. Он обращает наше внимание на то, как редко ощущения, испытываемые нами во сне, касаются вкуса или обоняния. Когда видишь во сне сад или луг, то замечаешь только цветы, но не их запах, если снится, что сидишь за банкетом, то видишь кушанья, но не ощущаешь их вкуса.

Осязание, по-видимому, бодрствует не дольше зрения. Но при этом даже не очень сильных осязательных впечатлений достаточно, чтобы быстро прогнать сон. Утверждают, что складки в листке розы было достаточно, чтобы помешать сибариту спать. Примем во внимание преувеличение и сознаемся, что в дороге нередко необычная жесткость гостиничной постели долго не давала нам заснуть, несмотря на страшную усталость. Но в то время, когда соединительные нити с внешним миром как бы порываются, внутренние отправления организма продолжают свое действие и наша машина не перестает работать, только она больше не контролируется нашей волей – все происходит автоматически. Это слово так часто будет встречаться в моем изложении, что я вынужден остановиться на минуту, чтобы пояснить, какой смысл я в него вкладываю.

В обыденной жизни наша воля беспрерывно бодрствует. Она контролирует движения наших органов и руководит нашими действиями. Однако среди них есть и такие, которые мы совершаем, не думая о них. Так, например, мы расширяем нашу грудную клетку, когда ощущаем потребность впустить в нее свежий воздух. Иногда мы делаем это произвольно, но в большинстве случаев это происходит бессознательно: в среднем мы производим таким образом тысячу движений грудной клетки в час, не замечая этого и даже не ощущая потребности дышать. Однако отсюда не следует делать вывод, что причины, вызывающие эту потребность или ощущение, в данном случае отсутствуют. Это означает только, что действие получаемого ощущения не достигает рассудка, а останавливается на пути. Ощущение, не достигшее мозговых полушарий, отражается (рефлектируется) в спинном мозгу. Существуют так называемые рефлекторные действия. В нормальном состоянии впечатления, воспринятые поверхностью нашего тела, предупреждают наш мозг. Последний немедленно посылает приказ, в силу которого наши органы реагируют. Предположим, что я обжигаю себе кончик пальца. Болевое ощущение достигает моего мозга, который моментально приказывает мышцам сократиться – и моя рука отдергивается. Но может случиться, и это бывает часто, что наша рука отдергивается* гораздо раньше, чем мозг осознал опасное положение, в котором находился наш палец. В этом случае ощущение очень сильно повлияло на спинной мозг, и этот центр уже послал руке приказ отдернуться в то время, когда наш ум еще не был ни о чем предупрежден. Ощущение отразилось тогда в спинном мозге, как в зеркале, и получилось рефлективное действие. Вы видите, как это просто. Я мог бы увеличить число примеров до бесконечности: чиханье, истечение слюны, движение внутренностей – все это простые, рефлективные действия, управляемые спинным мозгом.

Вам нужны доказательства? Извольте. Возьмем лягушку и предварительно ее обезглавим. У нее больше нет мозга, а следовательно, она лишена ума и не может больше ни чувствовать, ни желать. Я капаю на ее лапку немного кислоты, и лягушка тотчас же начинает усиленно двигаться. Она прикладывает все усилия, чтобы избавиться от этой кислоты. При этом у нее действует только спинной мозг. С его помощью она совершает ряд рефлективных, комбинированных и ассоциированных действий.

Вы, вероятно, думаете, что я далеко уклонился от нашего предмета – сомнамбулизма. Однако напротив, мы очень к нему приблизились и скоро увидим, что сомнамбул есть существо, мозг которого уничтожен, как у этой лягушки, и сам он действует исключительно автоматически.

В сущности, сон физиологически характеризуется усыплением всех чувств и произвольных движений с сохранением рефлективных и автоматических действий. Мы, впрочем, вновь встретимся с последними в сновидениях и таким образом медленно, но верно подойдем к изучению сомнамбулизма.

В тот момент, когда наши чувства угасают, они посылают нашему мозгу последний сигнал, который создает последнюю воспринимаемую нами идею. По отношению к этой идее наша познавательная способность и наше воображение как бы совершенно свободны. Отсюда следует, что эта идея производит более сильное впечатление и что она может молниеносно создавать целый ряд других идей – образов, разворачивающихся широкой лентой, которые наш не вполне усыпленный ум принимает за реальные, так как уничтожена лишь способность к восприятию, а способность понимать еще существует. Этот ряд сцепленных идей и есть сновидение. Если ряд не нарушен, то сновидение получается связное, если же связь неполная, то перед нами возникают бессмысленные сновидения, о которых мы иногда вспоминаем, улыбаясь, на другой день.

Во всяком случае, ничто не протекает так быстро, как сновидение. Его продолжительность не превышает промежутка времени, необходимого для создания при помощи воображения ряда идей. Иногда сон, который, как нам кажется, длился целую ночь, на самом деле занимал наш мозг лишь в течение нескольких минут.

Как часто нас будили, например, помешав нам как следует заснуть и прерывая почти в самом начале наш сон, в который мы погрузились после сильной усталости? В течение немногих прошедших минут мы успели увидеть длинное сновидение, и если бы не часы, убеждающие нас в неоспоримой истине, то мы были бы уверены, что спали в течение нескольких часов.

Таким образом, для многих физиологов и для некоторых психологов сновидение есть только продолжение и сцепление идей первоначального восприятия (notion premiere), которое либо доставляется в мозг чувствами в момент их усыпления, либо привносится в него при помощи ощущения, возникающего при пробуждении, но пока чувства еще усыплены.

Доказательством этому служит тот факт, что у некоторых людей можно вызывать сновидения и направлять их. У некоторых малокровных молодых девушек шум от дыхания, возникающий в артериях, достигает слуха и воспринимается мозгом во время сна. Вследствие этого возникают всегда одинаковые сны. Городская молодая девушка будет видеть во сне концерт или бал, девушка с более развитыми религиозными представлениями услышит во сне пение ангелов и гимны святых, деревенской жительнице послышится завыванье ветра в лесу или грохот от дождя, барабанящего по крыше, журчанье ручейка или щебетанье птичек. Чувства доставляют первоначальную (исходную) идею, а воображение добавляет остальное. Наконец, возможно, как я уже говорил, направлять сновидения. У некоторых людей, подверженных кошмарам, внезапный зов или необычный толчок могут изменить направление сновидения, разбудить часть мозга и вызвать благодаря этому ответы и речи со стороны спящего, указывающие на изменение в направлении, принятом сновидением, и на его соответствие с тем, что было внушено экспериментатором.

Вот в чем состоит нормальное состояние. Расширьте его, и перед вами предстанет невроз, именуемый сомнамбулизмом.

На этот знаменитый невроз следует смотреть как на усыпление, которое распространяется только на способность восприятия, но не на познавательную способность как на сновидение, ход которого может быть изменен, благодаря внушениям присутствующих, как на автоматизм, вызванный бездействием части головного мозга и преобладанием спинного. Действия этого невроза кажутся поразительными, только когда не анализируешь их или же ограничиваешься их поверхностным наблюдением.

Следовательно, я не ошибался, утверждая, что изучение нормального сна необходимо для верного понимания болезней, находящихся в зависимости от него.

От чего зависит сон в физиологическом отношении? Если удалить черепной покров и обнажить поверхность мозга у усыпленной собаки, то мы заметим, что во время сна эта поверхность имеет беловатый оттенок, а при пробуждении она становится розоватой. Наблюдалось также, что розоватый оттенок появляется и тогда, когда собака совершает ряд автоматических движений, дающих повод предполагать, что она видела сон. Следовательно, сон, вероятно, обусловливается внезапной анемией мозга – и, действительно, можно усыпить человека или животное надавливанием на шейные артерии, т.е. не давая крови поступать в мозг. Но эти вопросы еще не совсем понятны, и я предпочитаю оставить их в стороне, чтобы в первую очередь заняться болезнями сна.

Первое из наблюдаемых видоизменений сна есть его излишек, называемый летаргией. Это слово может вызвать у читателей весьма разнообразные ассоциации. Одним придут на память страшные истории, рассказываемые без достаточных доказательств, где повествуется о случаях погребения мнимоумерших, страдавших этой болезнью. Другие вспомнят при этом волшебную сказку о спящей красавице, впавшей в летаргию в своем заколдованном замке и ожидающую появления принца. На поверку оказывается, что страшные истории неверны, и науке приходится брать сказку под свою защиту. Я вас, без сомнения, очень удивлю, сообщив, что спящая красавица действительно могла существовать, а что скажете вы, если заявлю, что она существует и находится в данное время в Париже?

Действительно, в одном из госпиталей, в Сальпетриере, находится сорокапятилетняя женщина, которая на моих глазах проспала более года. Сообщая эту историю, мне легко будет познакомить вас с главными чертами, характеризующими летаргию. Эта больная, помимо странного невроза, которому она подвержена, поступила в госпиталь вследствие паралича нижних конечностей. Она уже более 20 лет прикована к постели, приобрела необычайную полноту и плохо понимает, что происходит вокруг, однако при этом обладает хорошим здоровьем и вообще очень спокойна. За несколько дней до припадка она начинает волноваться, становится болтливой и часто подвергается таким интенсивным припадкам истерического хохота, что им заражаются все окружающие. Всем уже известно, что означает этот признак, и сиделки уведомляют врачей, что спящая погружается в свой продолжительный сон.

Смех утихает, глаза смыкаются, члены безжизненно падают, и такое состояние может длиться от восьми дней до года. На протяжении всего этого времени больную кормят при помощи зонда, и никакое внешнее раздражение не способно ее разбудить. Временами она испускает вздох, а затем все снова погружается в покой. При взгляде со стороны это состояние похоже на смерть. Больная остается в таком положении целые месяцы: бледная, неподвижная, без всяких признаков жизни. Вот типичная летаргия. Это – продолжительный сон, вероятно наполненный сновидениями. В один прекрасный день больная просыпается и очень удивляется, что в окне видит снег, между тем как заснула она весной, окруженная цветами.

Второе состояние, которое может появиться вследствие видоизменения сна, есть сомнамбулизм.

Изучение этого знаменитого невроза принято делить на две части. Признают два вида сомнамбулизма: 1) естественный сомнамбулизм, зарождающийся произвольно и не допускающий особенного воздействия со стороны и 2) искусственный, или вызванный, дающий повод к приемам, неточно названным магнетическими. Я считаю это различие основательным, и если результаты обоих неврозов очень сходны, то, тем не менее, сущность их должна быть различна. Вы сами это поймете при их ближайшем рассмотрении.

Некоторые врачи называют произвольный сомнамбулизм автоматизмом. Это название мне кажется намного более подходящим, чем первое: во-первых, оно не дает повода к путанице, ясно выражая саму сущность невроза, и во-вторых – есть несколько степеней этой болезни. Самая простая из них состоит в усыплении ума, причем не все чувства и органы усыплены. Мы уже видели, что во время естественного сна ум бодрствует в то время, когда мышечные группы уже уснули. Возможно также и обратное явление: ум может заснуть, тогда как органы сохраняют еще все признаки деятельности и бодрствования. Таким образом, в деревнях, в долгие зимние вечера, наблюдались случаи, когда глубоко уснувшие женщины продолжали вязать или прясть. Все их движения совершались нормально, но если к ним обращались с вопросом, то они не отвечали, так как спали. Я знаю одну двенадцатилетнюю девочку, с которой очень часто происходило следующее странное явление: во время прогулок, совершаемых ею летними вечерами с родными по очень ровной дороге – и всегда по одной и той же – она иногда, очень утомившись, умолкает и не отвечает на вопросы. Девушка в это время спит, а между тем продолжает идти и даже соразмеряет свои шаги с быстротой походки сопровождающих ее лиц. Достаточно, впрочем, легкого встряхивания, чтобы она тотчас же проснулась.

Мне нередко приходилось слышать от проводников в гористых местностях, что во время ночных восхождений необходимо чаще стегать лошадей, иначе они на ходу засыпают и легко могут сорваться с кручи. Один из распорядителей компании омнибусов на днях еще раз подтвердил мне это, сообщив, что часто во время вечерней езды запряженные лошади спят и, тем не менее, совершают свои рейсы.

Если, придерживаясь этимологии, называть сомнамбулизмом соединение сна и ходьбы, то явления, о которых мы сообщили, безусловно, следовало бы отнести к этой категории. На самом же деле это только отклонения от порядка, в котором засыпают наши отправления и способности или – самое большее – первая ступень автоматизма. Настоящий естественный сомнамбулизм представляет нечто совсем иное. Вместо того чтобы дать его определение, я предпочитаю сообщить несколько фактов, которые обрисуют вам его со всех сторон.

Когда я был ординатором в госпитале Сен-Антуан, мне удалось наблюдать вместе с докторами Мене, Мори и многими другими выдающимися учеными очень любопытный случай автоматизма, который когда-либо был замечен.

Случай был связан со старым зуавом, который получил во время Базельской битвы громадную рану в голову, рану, обнажившую его мозг. Несчастного парализовало на месте, и он впал в бессознательное состояние. Его подобрали солдаты вражеской армии, где ему был обеспечен хороший уход. Он постепенно пришел в себя, и его паралич даже впоследствии исчез, так что через два года он стал вести свой обычный образ жизни. Одаренный сомнительным талантом, зуав подвязался в качестве певца на подмостках кафешантанов. В это же время его поразил тот странный невроз, о котором я намерен рассказать. В определенные дни на него находила грусть, потом он вдруг вставал, одевался и начинал странствовать по улицам. Несчастный постоянно шел прямо, ничего не видя перед собой, и натыкался на разные препятствия, если не нащупывал их вовремя протянутыми вперед руками.

Больной находился тогда, говоря языком современных врачей, во вторичном состоянии (condition seconde), так как первичным его состоянием было нормальное. Ничто во внешнем виде этого сомнамбула не обратило бы на него общественного внимания, если бы не одна особенность, не лишенная значения. В эти промежутки несчастного преследовала страсть к воровству, и он ни перед чем не останавливался. Любая блестящая вещь, ценная или ничего не стоящая, становилась предметом его алчности: он просто брал интересовавшую его вещь с лавочных выставок и клал ее, не спеша и без смущения, в карман. Он даже не заботился о том, смотрит ли на него торговец и находится ли при этом полицейский агент или нет. Вы поймете, что подобные приемы в Париже нельзя долго практиковать безнаказанно, не обратив на себя внимания, и, действительно, зуав был почти немедленно арестован. Тюремный врач выдал ему свидетельство о невменяемости, и больной был отправлен к господину Мене, который демонстрировал его перед товарищами и учениками. В госпитале старик входил во вторичное состояние приблизительно раз в месяц. Припадок начинался как обычно, и больной отправлялся в путь. Он шел, отстраненный от всего, с вытянутыми вперед руками, с неподвижными и безжизненными глазами, обходил препятствия, поднимал блестящие предметы – часы, ложки, стаканы – и клал все это в карман своей больничной блузы. Когда их у него отнимали, он без малейшего сопротивления отдавал все забранное. Зуав ничего не говорил, ничего не видел и не слышал. Луч солнца, направленный ему прямо в глаза, не заставлял его ни отворачиваться, ни моргать, он не вздрагивал от оглушительного звука, раздававшегося прямо у его ушей. Даже его кожа отличалась полной нечувствительностью: ее можно было прокалывать железными прутьями, жечь – и он даже не отдергивал руки. Вот настоящий естественный сомнамбулизм. Ум спит, способность к восприятию и к рассудочной деятельности исчезла, чувства отчасти уничтожены, но органическая жизнь продолжается, и человек превращается в нечто, похожее на ту лягушку, у которой я вынул мозг, т.е. средоточие умственной деятельности. Но у сомнамбула, как верно заметил Шарль Рише, мозг только спит: его можно разбудить или полностью, или отчасти, вызвав в нем лишь одну какую-нибудь мысль, которая превратится в источник сновидения. Сон сомнамбула имеет некоторые особенности, потому что известное количество функциональных способностей, как, между прочим, способность к движению, не исчезает, а продолжает бодрствовать.

Больной заснул. Ему дают в руки трость, он щупает ее, переворачивает – и лицо его оживляется. Затем он прикладывает ее к плечу, так как принимает за ружье. В этом утомленном мозгу пробуждается одна идея, и она уже влечет за собой целый ряд других, ассоциированных с ней. Сновидение уже образовалось, память вступила в свои права – и мы становимся свидетелями любопытной сцены. Этот старый зуав начинает осторожно ступать, прислушивается, быстро отступает и прячется за кроватью. Он прикладывает трость к плечу, наводит ее, прицеливается, потом берет воображаемый патрон, вновь заряжает свое оружие и целится. Его глаза принимают дикое выражение, и он кричит: "Вот они! Их, по крайней мере, сотня! На помощь!" Затем он падает навзничь, хватаясь рукой за лоб, после чего лежит как мертвый, и сновидение оканчивается.

После этого при помощи внушения у него пытаются вызвать другое сновидение. Больному дают понять, что он певец, находящийся на сцене. С этой целью ему вручают сверток белой бумаги, который он серьезно рассматривает. В то же время перед его глазами проносят зажженную лампу, которая должна вызвать в нем представление о рампе. Эксперимент удается: больной пробует голос, но почему-то кажется сконфуженным и снимает свою больничную куртку. Тогда один из врачей дает ему свой сюртук. Он берет платье, но поражен чем-то красным. Это – розетка Почетного Легиона, приколотая к отвороту. Он быстро хватает ее и прячет в карман, затем надевает сюртук, раза два или три откашливается и начинает петь одну из патриотических мелодий. В следующий раз ему дают перо и бумагу, и он начинает автоматически писать. Зуав пишет своему прежнему генералу и просит его о какой-то милости. Когда письмо окончено, его быстро выдергивают из-под руки больного, так что перед ним остается только лист белой бумаги, лежавшей до этого под письмом. Он перечитывает тогда этот белый лист, ставит кое-где знаки препинания и храбро подписывается внизу листа.

Наконец больной просыпается и очень удивляется, что лежит в постели среди бела дня, окруженный незнакомыми людьми – он ничего не помнит. Здесь мы видим типичный случай сомнамбулизма: усыпление мозга, возникновение благодаря памяти или внешнему внушению одной идеи, влекущей за собой другие – вот характерные свойства этого состояния, которое доктор Мене удачно назвал автоматизмом воспоминаний и памяти.

Заканчивая свою заметку, Мене добавляет, что, может быть, наступит день, когда автоматизм займет место в судебной медицине. Идеи, которые пробуждаются у автомата, могут быть различны. У нашего зуава это была мысль о борьбе, а иногда и о краже, но встречаются автоматы, видящие самоубийства, убийства или пожары и совершающие преступления, которых не могут вспомнить после пробуждения. "Я не теряю надежды, – говорил несколько лет тому назад Мене, – что нам удастся убедить судей и добиться оправдания этих людей".

И что же, так и произошло. Недавно один из таких автоматов был арестован, заключен в тюрьму, отдан под суд и был осужден... Все это время он как будто не пробуждался. Когда же он пришел в себя, то уже лишился всех прав, был обесчещен и заключен в тюрьму. Он даже не знал, в каком преступлении обвинялся! Тогда арестованный вспомнил, что врачи часто говорили в его присутствии о тех странных состояниях, в которые он впадал. Он обратился к Мене и Моте, и этим двум ученым удалось привести заключенного в его вторичное сомнамбулическое состояние во время заседания апелляционного суда и, убедив таким образом судей в его невменяемости, добиться отмены приговора первой инстанции.

Я только что говорил об автомате-воре, теперь перейдем к автомату-убийце. Один монах испытывал ненависть к настоятелю монастыря. Однажды ночью, не просыпаясь, он встает, берет кинжал, находившийся у него в келье, и через всю обитель отправляется в покои настоятеля. Тот еще не ложился, а сидел за письменным столом, освещенным двумя лампами, и работал. Монах проходит мимо него, не замечая даже зажженных ламп, идет прямо к кровати, погружает кинжал несколько раз в подушку и затем спокойно возвращается в свою келью, все еще пребывая во сне. На другой день, на допросе перед капитулом монастыря, он ничего не мог вспомнить. Вот человек, который мог бы стать бессознательным убийцей и которого бы осудили без страха и сомнений.

Одна барыня, которую господин Мене наблюдал в течение долгого времени, представляла собой следующий весьма любопытный случай естественного сомнамбулизма.

У нее тоже пробуждалась мрачная мысль, которая определяла собой смысл сновидения. Она вставала ночью и пыталась выброситься из окна, причем даже не видела окружавших ее лиц и не обращала на них внимания. На следующий день она ничего не помнила.

Однажды ночью она погружает несколько медных монет в стакан воды, чтобы приготовить отраву, потом садится за стол и пишет письмо родным: "Я хочу умереть, мое здоровье никогда не поправится, а голова никогда не придет в нормальное состояние. Прощайте. Когда вы получите это письмо, то жить мне останется недолго. Завтра в этот час я уже приму приготовленный мной яд. Еще раз, прощайте!" Затем она прячет стакан в шкаф, решив, что яд еще недостаточно силен. В это время с ней происходит нервный припадок, и она просыпается. На следующий день дама ничего не помнит и настоятельно требует стакан, который у нее будто бы украли. Ей дают другой. В следующую ночь припадок возобновляется, больная встает во сне, идет прямо к шкафу, открывает его и берет стакан с ядом. Нет необходимости говорить, что его заменили стаканом чистой воды. Горничная предупредила об этом весь дом, и все собрались в комнате больной. Госпожа Икс даже не замечает, что ее окружают родные – она спит и видит сновидение. Больная падает на колени перед распятием и приближает стакан к губам. Но в эту минуту, охваченная внезапной решимостью, она его отталкивает, встает и пишет родным следующее письмо: "В ту минуту, когда я хотела принять смертоносный напиток, передо мной явился ангел и поступил так, как в жертвоприношении Исаака – он удержал меня за руку, сказав: "Подумай о том, что ты хочешь совершить, у тебя ведь есть муж и дети". При этих словах мое сердце дрогнуло, и я почувствовала, что во мне снова заговорила супружеская любовь и материнская привязанность, но сердце мое все еще сильно болит, а в голове ощущается слабость. Простите мне мое невольное покушение, одинаково преступное как в ваших, так и в моих собственных глазах". Она писала это во сне. Госпожа Икс совершила еще целый ряд аналогичных попыток, но, что весьма любопытно, во время периодов нормального состояния, отделявших друг от друга эти припадки сомнамбулизма, она не помнила ничего из того, что делала во сне. Когда она засыпала, то ее сновидение начиналось с того момента, на котором остановилось предыдущее, и было его продолжением.

Это дает мне повод познакомить читателя с особенным состоянием, которое возникает вследствие некоторой "привычки" к сомнамбулизму, называемым двойной жизнью. Первое хорошее описание этого невроза дал Азам, профессор медицинского факультета в Бордо.

Азам наблюдал больную, которую звали Фелида Икс. Это была портниха из Бордо, отличавшаяся вполне хорошим здоровьем, если не принимать во внимание нервных явлений, о которых я сейчас буду говорить. В некоторые дни во время работы на нее вдруг находит грусть и тупость, и ее голова склоняется на грудь. Она засыпает, и ничто не может пробудить ее от этого сна. Затем Фелида просыпается, она весела, игрива, подвижна, бегает, смеется и вообще находится в крайне экзальтированном состоянии.

Через несколько часов это подобие сновидения исчезает, и Фелида снова впадает в грусть. Она засыпает, затем пробуждается, и на этот раз окончательно, но не помнит ничего из того, что происходило с ней во вторичном состоянии. На следующий день портниха опять засыпает и вновь подвергается припадку. Тогда она очень ясно вспоминает все, что говорила и делала во время первого припадка, но совершенно не знает, что происходило с ней во время нормального состояния. Она не узнает людей, которых видела в то время. Фелида, следовательно, обладает двумя индивидуальностями, двумя жизнями. В одной она грустна и мрачна, в другой – весела. Находясь в первичном состоянии, она не имеет понятия о том, что происходило во вторичном, и, попадая в это последнее, начинает свое существование с той самой точки, на которой оставила его во время последнего припадка. В сущности, это состояние раздвоения личности есть результат привычки к естественному сомнамбулизму.

Наука, по-видимому, уже далеко шагнула в познании всех этих явлений. Но тут, однако, сам собой возникает вопрос: что же думали в древности, средних веках и в новое время, предшествовавшее нашему, что же думали они об этих странных явлениях и как их понимали? Древность оставила нам мало сведений касательно этого вопроса. Вот почему весьма неосторожно было бы заниматься ретроспективной наукой на таком далеком расстоянии.

В средние века и до последнего столетия сомнамбулов, вероятно, относили к обширной категории одержимых и колдунов. Их заключали с другими больными этого рода и обыкновенно сжигали живьем с большой торжественностью.

Но нашелся в те века мрака гениальный трагический писатель, проявивший исключительную наблюдательность в описании естественного сомнамбулизма. Под этим описанием охотно подписался бы и современный невролог. Этим писателем был Шекспир, который дал нам возможность присутствовать в "Макбете" при сцене автоматизма, мастерски им описанной и воспроизведенной. Она происходит в Дунсинане, в апартаментах замка. Леди Макбет, после совершенных ею преступлений, подвергается припадкам сомнамбулизма. Ее наперсница сочла необходимым уведомить об этом придворного врача, и они вдвоем бодрствуют в ожидании прихода королевы.

Доктор. Вот уж две ночи я провожу с вами без сна, а не подтверждается, что вы рассказывали. Когда ходила она в последний раз?

Придворная. С тех пор, как его величество уехал на войну, я видела, как она вставала, надевала на себя ночное платье, отпирала свой письменный стол, вынимала бумагу, складывала ее, писала что-то на ней, читала написанное, потом запечатывала и опять ложилась в постель. И все это в глубоком сне.

Доктор. Большое расстройство в природе: пользоваться благодеяниями сна и в то же время делать все как не во сне, а в полном бдении. Но в этой сонной возбужденности, кроме хождения и других ее действий, не слыхали ли вы, не говорила ли она чего?

Придворная. Как же, сэр, но такое, чех о я не хочу повторять.

Доктор. Мне-то можете сказать, и лучше будет, если решитесь на это.

Придворная. Ни вам и никому другому! У меня свидетелей нет и некому подтвердить мои слова. Смотрите: вон идет она. (Леди Макбет входит со свечей.) Так она всегда... и, клянусь жизнью, спит глубоко. Наблюдайте. Встаньте ближе.

Доктор. Где взяла она свечу?

Придворная. В спальне у себя. У нее в спальне постоянно огонь. Так сама велит.

Доктор. Видите: глаза у нее открыты.

Придворная. Но зрение закрыто.

Доктор. Что это делает она? Видите: трет свои руки.

Придворная. Как и всегда. Точно она моет их. Я видела, она так делала целых четверть часа.

Леди Макбет. А тут еще пятно.

Доктор. Чу, говорит. Я запишу ее слова, чтобы точнее все запомнить.

Леди Макбет. Прочь, проклятое пятно, прочь, я говорю. Раз, два; ну так, пора, пора за дело! – Ад мрачен! – Фи, мой Лорд. Фи! Воин – и трусит! Чего бояться? Что за важность, что кто-нибудь прознает? Кто может призвать к допросу нашу власть? – Кто бы подумал, что в старике было так много крови!

Доктор. Вы слышали?

Леди Макбет. У тана Файвского была жена – где теперь она? Неужели эти руки не будут чисты никогда? Ни слова более об этом, мой Лорд, ни слова: испугом этим портишь все.

Доктор. Уйдите вы, уйдите! Вы узнали то, чего не должны были знать.

Придворная. Она сказала то, чего не должна была говорить. Бог знает – что известно ей.

Леди Макбет. Все еще пахнет кровью! Все ароматы Аравии не надушат этой маленькой ручки. О! О? О?

Доктор. Как стонет! Тяжело у нее на сердце!

Придворная. Такого сердца не захотела бы я иметь за все ее величье.

Доктор. Хорошо, хорошо...

Придворная. Ах, дай-то Господи, чтобы все было хорошо, сэр!

Доктор. Нет, эта болезнь выше моего искусства! Впрочем, я знал таких, которые ходили во сне, но умерли святыми на постели.

Леди Макбет. Вымой руки, надень спальное платье, да не будь так бледен: я повторяю, Банко зарыт, не может выйти из могилы.

Доктор. В самом деле?

Леди Макбет. В постель, в постель, стучатся в ворота. Идем, идем, дай твою руку. Что сделано, то сделано. В постель, в постель. (Уходит.)

Доктор. И теперь в постель пойдет?

Придворная. Прямехонько.

Доктор. Недаром в робком шепоте кругом
Идут зловещие, дурные слухи
Дела против природы порождают
И смуту неестественную в духе –
Нужна здесь Божья помощь, а не наша! –
О Господи, мой Бог, прости нас всех! –
Смотрите вы за ней.
Все удалите,
Чем может повредить она себе,
И не спускайте глаз с нее. –
Прощайте. –
Она мне поразила ум и зренье.
Что думаю, я высказать того
Не смею.

Придворная. Доброй ночи, добрый доктор.

Разве в этом мастерском описании не указаны все детали, которые я только что сообщил, и разве Шекспир не превзошел в нем с научной точки зрения большинство из тех, кто пытался описать своеобразный невроз, занимающий нас в настоящее время?

Я уже сказал все, что собирался, о естественном сомнамбулизме, и теперь перехожу к самой трудной части моего предмета – к вызванному сомнамбулизму, или магнетизму, раз уж приходится пользоваться этим отвратительным названием.

С помощью приемов, с которыми я вас познакомлю, можно вызывать невроз, очень похожий на естественный сомнамбулизм, но, тем не менее, отличающийся от него некоторыми чертами. Прежде всего, получаемые результаты зависят от субъекта и от способов воздействия на него. Вследствие этого получаются различные состояния, включающие в себя

1. гипнотическое состояние,
   
2. сон,
   
3. каталепсию,
   
4. автоматизм.

В конце прошлого столетия выступал австрийский врач, появлению которого предшествовала громкая репутация. Он нашел способ оказывать на человеческий организм чудесные воздействия при помощи чисто практических приемов. Это было в то время, когда первые открытия в области электричества, сделанные аббатом Ноле, взволновали весь мир, когда общество страстно занималось изучением загадочного действия электричества на магнитную стрелу, обладающего, по-видимому, достаточной силой, чтобы проявлять свою энергию на всем земном шаре. Месмер объявил, что он владеет особой жидкостью, которая представляет собой разновидность земного магнетизма и действует на жизненные силы, при этом, если ее использовать определенным образом, она может служить лекарством от многих болезней и даже обновлять организм.

Месмер предлагал продать свой секрет правительству, оценив его в несколько миллионов франков. Однако французские министры имели осторожность отклонить это предложение и предоставили авантюристу полагаться на его собственные силы. Явления, которые вызывал Месмер, ничем не напоминают современный гипнотизм. Посреди комнаты, погруженной в полумрак, находился большой чан, как правило, прикрытый крышкой с пронизывающими ее металлическими прутьями. Приверженцы Месмера обычно располагались вокруг. Вскоре раздавались звуки клавикордов, и благоухания распространяли одурманивающий аромат. Месмер проходил по комнате с пророческим видом, касаясь лба каждого из присутствующих и прибегая к театральным жестам. Тогда присутствующие впадали в своего рода столбняк или коматозное состояние: они словно погружались в очарованный экстаз, практически полностью утрачивая всякую чувствительность и способность двигаться, и выходили из этого состояния только тогда, когда их выводили на воздух и в светлое помещение. Во всем этом не было собственно магнетизма. Объектами эксперимента обычно служили женщины, "одержимые парами", как выражались тогда, или подверженные истерии, как говорят теперь.

Месмеру даже не принадлежала заслуга этого изобретения, так как гипнотизм – этот неполный сомнамбулизм, или экстатический сон, – был и еще находится в чести во многих религиозных сектах.

Индийские факиры часто достигают такого состояния, не погружаясь ни в какую поэтическую или священную мысль, но просто созерцая пространство или какую-нибудь ярко освещенную точку, некоторые же просто погружаются в созерцание кончика носа.

На почве ислама, при всей сравнительной ничтожности в нем мистического элемента, тоже возникли специальные приемы гипнотизации. Продолжительный и однообразный шум играет в них более значительную роль, чем созерцание. Последователи Гуссейна Мученика вызывают экстаз при помощи тамбуринов, по которым беспрестанно ударяют в быстром и однообразном темпе. Посвященные сопровождают эту музыку мелодией, соответствующей по ритму звуку барабана. Эта церемония часто происходит ночью, и вскоре сектанты впадают в своего рода очарование, причем нечувствительность их тканей доходит до такой степени, что они позволяют воспроизводить на себе различные фазы мученичества учителя, не испуская при этом ни единого крика и даже, по-видимому, не испытывая никаких ощущений.

Но все-таки в секте Айссауа, многие представители которой находятся в Алжире, эти явления проявляются с наибольшей интенсивностью. Люди, имевшие редкое счастье присутствовать на одной из их церемоний, были поражены степенью анестезии, достигаемой этими фанатиками.

Дело происходит ночью, на какой-нибудь уединенной поляне, тамбурины издают свой однообразный звук. Сектанты сидят вокруг большого костра и постепенно впадают в экстаз. Некоторые из них приходят в судорожное состояние и издают продолжительные крики. Анестезия становится полной, и можно наблюдать, как одни из них лижут до красна накаленную железную полосу, в то время как другие жуют варварийские фиги, длинные шипы которых прокалывают им щеки и выходят наружу.

Многие из них проглатывают живых пауков и скорпионов, что может вызвать весьма серьезные последствия.

Все эти бессознательные гипнотизеры прибегают к одним и тем же приемам: зрительному фиксированию одной точки, почти всегда сопровождаемому внутренним косоглазием, или фиксированию слуха при помощи однообразных звуков.

Мы увидим, что абсолютно одни и те же приемы используются нашими предшественниками и нами самими, чтобы вызвать вполне определенные явления.

Собственно говоря, первым оперативным руководством по гипнотизму мы обязаны Брэду. В 1841 году этот манчестерский хирург, будучи свидетелем так называемых магнетических опытов, признал, что наблюдавшиеся им несомненные явления следует приписать не таинственной жидкости, а продолжительной неподвижности взгляда и концентрации внимания. Именно с него начинается научный магнетизм. Брэд знал о ряде очень любопытных опытов, произведенных во Франции господами Дюпотэ и Пюисегюром. Эти два врача, увлеченные идеями Месмера, усомнились в полезности чана и задали себе вопрос, не может ли насыщающая всех нас магнетическая жидкость переходить от одного человека к другому? С этих пор они, имея дело с нервными субъектами, пытались применять для достижения некоторых результатов ряд прикосновений, ныне называемых пассами. При помощи этого средства усыпление происходило гораздо быстрее, чем с месмеровским аппаратом: таким образом возник передаточный магнетизм, который существует и поныне, значительно расширенный и обогащенный всякого рода причудами.

И действительно, по несчастному стечению обстоятельств, первые наблюдения попали в руки настоящих больных. По-видимому, есть лица, питающие страстную любовь к сверхъестественному, ум которых, наталкиваясь на необъясненные факты, всегда склонен приписывать им самые необычайные причины. Первые приверженцы магнетизма утверждали, что имеют дело с новой силой, заставляющей душу одного человека влиять на душу другого при помощи известного рода индукции. Была найдена как будто новая жидкость, переходившая от одного субъекта к другому через пространство. Тогда появились целые сотни книг, наполненные невообразимыми нелепостями.

Привожу несколько выписок из них. Для начала я позаимствую у Вассер-Ломбара способ лечения рака при помощи магнетизма:

"Магнетизер, после подготовительной магнетизации, производит притягательные пассы к седалищу боли – с намерением извлечь поддерживающие ее нечистые жидкости. Затем он предпринимает отталкивательные пассы от седалища недуга – с намерением пересечь дурную жидкость и изгнать ее, после чего он заканчивает посредствующими пассами без движений, направленных к седалищу недуга, с намерением ослабить интенсивность недуга и усилить ослабевший жизненный ток".

Впрочем, этот автор не отличается заносчивостью – он лечит также и животных.

"Магнетизирование больных животных происходит совершенно так же, как и магнетизирование людей. Магнетизер становится перед животным в позе, наиболее для него удобной, в зависимости от формы и величины животного. Он начинает воздействие током на больное животное при помощи отталкивательных пассов, производимых на приличном расстоянии от головы, продолжая их по спине и бокам до конечностей тела с целью отделить нечистые жидкости.

Затем магнетизер проделывает несколько посредствующих пассов от головы, следуя по спине до конечностей тела и продолжая от верхней части ноги до ступни, с намерением поддержать равновесие в организме животного".

Кроме того, магнетизм еще применим к лесоводству:

"Магнетизирование больных растений отличается в своем общем применении от магнетизирования человека и животных, в том смысле, что оно производится от основания растения к его вершине. Магнетизер становится напротив растения, которое следует замагнетизировать, на приличном расстоянии. Он направляет на растение ток при помощи отталкивательных пассов, направленных от основания к вершине или по стволу и ветвям, с целью изгнать нечистые жидкости, распространенные в окружающей его атмосфере. Затем он освобождает сердцевину растения притягательными пассами, производимыми в обратном порядке, от основания растения к вершине, и продолжает магнетическое действие при помощи посредствующих пассов, производимых по-прежнему от основания к вершине, немного останавливаясь на поврежденных ветвях, с намерением укрепить жизненный нерв растения и заставить его сок циркулировать от корней до самых высоких ветвей.

Можно при помощи тех же приемов магнетизировать садовые и огородные растения, а также целые поля зерновых хлебов, чтобы укрепить их или заставить лучше расти, но только для подобного магнетизирования следует использовать универсальный жизненный ток.

Можно еще насыщать этой жидкостью растения какого-нибудь сада, леса, поля или луга, чтобы сделать из них гигиеническое место прогулок для больных".

И представьте себе, есть целые книги, набитые таким вздором! Надо, впрочем, признать, что среди магнетизеров были и такие, которые, продолжая придерживаться своих вздорных и ненаучных мыслей, оказали гипнотизму некоторые услуги и способствовали прогрессу в этой области. Одним из них был Тэт (Teate), с методом которого я сейчас познакомлю читателя, чтобы показать, чем был магнетизм до Брэда и до психологических изысканий школы Сальпетриер.

Обыкновенный метод по Делезу

Сначала удалите от больного всех лиц, которые могут вас стеснить, оставьте при себе только необходимых свидетелей (если можно – одного) и попросите их не обращать никакого внимания ни на используемые вами приемы, ни на сопровождающие их результаты, а только присоединиться к вам мысленно, желая принести пользу больному. Устройтесь таким образом, чтобы вам не было ни слишком жарко, ни слишком холодно, чтобы ничто не стесняло свободу ваших движений и не могло прервать начатого вами сеанса. Затем посадите больного как можно удобнее и сядьте напротив него на довольно высоком сиденье так, чтобы вы могли касаться его колен кончиками пальцев. Повторяйте эти пассы от 5 до 6 раз, разводя руки и удаляя их немного от тела больного. Затем поднимите свои руки над его головой, подержите их в таком положении некоторое время и, наконец, опустите, проводя ими мимо лица на расстоянии одного или двух дюймов до грудной ложечки. Здесь следует остановиться около 2 минут, приложив к этому месту большие пальцы, а остальные повыше ребер. После этого надо медленно опускать руки вдоль тела больного до колен или – еще лучше – до конца ног. Повторяйте эти приемы в течение большей части сеанса и, время от времени приближаясь к больному, кладите ваши руки ему за плечи, чтобы тихонько опустить их вдоль спины, причем старайтесь, чтобы ваши ноги находились рядом с его ногами. Потребуйте от него доверия и попросите не отвлекаться никакими наблюдениями, ничего не опасаться, предаться надеждам, не беспокоиться и не падать духом, если действие магнетизма вызовет у него временную боль.

Сосредоточившись, зажмите его большие пальцы между двумя вашими таким образом, чтобы внутренней стороной ваши пальцы касались его, и, устремив на пациента пристальный взгляд, пребывайте в таком положении от 2 до 5 минут или до тех пор, пока не почувствуете, что между соединенными пальцами установилась одинаковая температура. Когда это произойдет, отнимите руки, разжимая их и поворачивая таким образом, чтобы их внутренняя поверхность оказалась снаружи, и в таком положении поднимите их до уровня головы. Затем положите руки на оба его плеча и оставьте их там приблизительно одну минуту, после чего ведите их вдоль спинного хребта и бедер вплоть до колен и ног.

Изложенной системой следует руководствоваться только при начале магнетизирования. Впрочем, я считаю нужным заметить, что нет необходимости в непосредственном прикосновении к голове и надбрюшной части. Это прикосновение, напротив, отвлекает внимание и нисколько не усиливает действенность самого приема. Мне показалось также, что пассы, производимые вдоль становой хребтовой кости, не оказывают заметного действия, и я уже давно перестал к ним прибегать. Наконец, в виде общего правила скажу, что всякое непосредственное прикосновение, по моему мнению, излишне, и в интересах приличия я рекомендую всем магнетизерам от него воздерживаться.

Обычно я становлюсь перед человеком, которого собираюсь магнетизировать, на некотором расстоянии. После нескольких минут сосредоточенности, которая всегда должна предшествовать опыту, я поднимаю правую руку до уровня лба и медленно направляю пассы сверху вниз, вдоль лица, груди и живота. Каждый раз при движении рук я тщательно придаю своим пальцам такое положение, чтобы во время их поднятия к магнетизируемому была обращена тыльная сторона, а во время пассов – внутренняя.

Магнетизирование через голову

Это один из самых быстрых и энергичных приемов, из тех, что мне известны. Он состоит в следующем: вы садитесь напротив человека, которого собираетесь магнетизировать, и проводите несколько пассов сверху вниз по направлению рук, впереди лица и вдоль оси тела. Затем вы простираете свои руки на несколько дюймов от лба и теменной области и остаетесь в таком положении в течение нескольких минут. На протяжении всего времени, пока длится сеанс, магнетизер должен как можно меньше менять положение рук, ограничиваясь медленным перенесением их вправо и влево, затем к затылку и возвращаясь ко лбу, где они остаются в течение неопределенного времени, т.е. до полного усыпления субъекта. Тогда вы начинаете производить пассы вдоль колен и ног, чтобы привлечь жидкость вниз, как выражаются магнетизеры.

Дело в том, что с помощью жидкости очень удобно наглядно объяснять наблюдаемые явления, и в том случае, о котором здесь говорили, я бы очень хотел быть уверенным, что это невесомое вещество существует. Тогда у меня было бы право сказать, что, рекомендуя делать пассы по нижним конечностям, я советую магнетическое отвлечение.

Магнетизация при помощи взгляда

Этот прием доступен не каждому. Человек, использующий его, должен иметь живой, проницательный взгляд, способный к долгому фиксированию. Даже при соблюдении всех требуемых условий он очень редко удается над субъектами, магнетизируемыми в первый раз, хотя мне недавно и удалось усыпить на первом же сеансе одной силой взгляда тридцатилетнего человека, несомненно, более сильного, чем я. Для этого используются следующие приемы: вы садитесь напротив субъекта и просите его смотреть на вас как можно пристальнее, а сами непрерывно фиксируете его глаза своими глазами.

Сначала он сделает несколько глубоких вздохов, затем его веки начнут мигать и скоро сомкнутся. В этом случае, как и в описанном до этого приеме, надо заканчивать сеанс несколькими отводными пассами на нижние конечности. Однако если вы встретили со стороны субъекта противодействие, то вам трудно будет оградить его от приступов мигрени, которые часто сопровождают магнетизацию при помощи взгляда. Даже вам самим не всегда удастся ее избежать. Впрочем, опыт доказывает, что чем ближе магнетизер находится к магнетизируемому, тем могущественнее действие взгляда, но это не значит, что нельзя магнетизировать на большом расстоянии.

Система Фария

Аббат Фария, знаменитый магнетизер, который публично демонстрировал своих сомнамбул и умер с репутацией шарлатана, для усиления чудесного элемента в своих опытах и для придания большого блеска своим представлениям придумал систему, не имевшую подражателей и оказавшуюся успешной только в его руках. Он удобно сажал в кресло человека, который желал подвергнуться его влиянию, советовал ему закрыть глаза и через несколько минут сосредоточенности говорил ему сильным и повелительным голосом: "Спите!"

Это простое слово, раздававшееся среди внушительной и торжественной тишины из уст человека, пользовавшегося славой производить чуть ли не чудеса, обычно производило на пациента настолько сильное впечатление, что вызывало в нем легкое сотрясение всего тела, обильную испарину, а иногда и сомнамбулизм. В случае неудачи с первой попытки магнетизер подвергал пациента второму, затем третьему, а иногда и четвертому испытанию, после чего он объявлял его неспособным погружаться в сон ясновидца (sommeil lucide).

Эта система не сильно отличается от предыдущей, просто кабалистический аппарат, которым аббат Фария устрашал недалеких и доверчивых людей, уничтожая в них всякое нравственное противодействие, подготавливал их к более быстрому восприятию влияния сильной воли.

Брэду пришлось разбираться во всем этом вздоре. Он задался вопросом, не представляют ли все эти пассы простые гипнотические приемы и нельзя ли достигнуть тех же результатов при помощи созерцания одной точки, находящейся в состоянии покоя или в движении. Опыт увенчался успехом: ему удалось погрузить одного субъекта в гипнотический сон, заставив его созерцать металлический шар. Таким образом, теория о магнетической жидкости (токе) была разрушена.

С помощью этого чисто физического способа можно было достигнуть полной нечувствительности субъекта, так что Брэд мог оперировать загипнотизированных им больных. Его опыты были повторены во Франции Вернейлем, Брока и Лассегом и дали полностью тождественные результаты. Это был великий прогресс: хирургические операции можно было производить без боли. К сожалению, гипнотизм действует не на всех, и опыты часто оказывались неудачными, а затем появились хлороформ, эфир и закись азота (веселящий газ). Изыскания Брэда были преданы забвению до той минуты, пока их не возобновил отважный французский ученый – профессор Шарко и не довел до той научной высоты, на которую мы с вами скоро поднимемся.

Но предварительно я познакомлю вас с рядом гипнотических опытов.

Животные тоже могут быть загипнотизированы – и именно при помощи приема Брэда.

Чтобы доказать вам это, упомяну о старинном опыте отца Кирхера. Возьмем петуха и будем держать его таким образом, чтобы его клюв упирался в черную доску. Затем от клюва проведем мелом черту, на которой оба его глаза немедленно сойдутся. Тогда я убираю руки, и петух остается неподвижным. Вы можете его щипать и жечь – он не шелохнется. Если заменить черту мела электрическим светом, то результат еще более усилится.

Животное можно подвергнуть своего рода воспитанию – после частых гипнотизации оно усыпляется гораздо быстрее. У меня был бентамский петух, которого я использовал для опытов. Подобно всем представителям этой породы, он отличался большой подвижностью и непокорностью, а между тем достаточно было поместить кончик пальца на его клюв, чтобы погрузить его в состояние полнейшего оцепенения.

С другой стороны, резкая неожиданность может произвести аналогичный результат. Мы встретимся с этим явлением у человека.

Я неожиданно хватаю цыпленка и кладу его спиной на стол: он остается неподвижным, так как впадает в гипноз. Прейер называет это состояние катаплексией, но слово не изменяет самого факта.

Тот же самый прием очень хорошо удается с воробьем. Если поместить голову птички под крыло, то продолжительность гипнотического состояния может быть очень велика. Нетрудно подвергнуть гипнозу и морскую свинку. Для этого берут предпочтительно самку и неожиданно кладут ее на спину. Она бесконечно долго остается в таком положении, не двигаясь и ничего не чувствуя, несмотря на то, что я ее очень сильно щиплю.

Вот другая свинка, на которую я одеваю блестящие стальные сережки. Несчастный зверек вращает глазами, чтобы увидеть их, и затем засыпает так крепко, что его невозможно разбудить. Я стреляю из револьвера над самым его ухом; усы его опалены, но он не двигается.

Все эти животные загипнотизированы. Их состояние характеризуется утратой восприимчивости органов чувств и потерей чувствительности, но они не спят и не видят снов – они не сомнамбулы.

Вы можете вызвать те же явления почти у любого человека, поддающегося гипнотизму, но, произведя опыт над истеричной, вы получите совсем другое состояние. Те же приемы приведут вас в данном случае к искусственному сомнамбулизму. Разницей в объекте опыта обусловливается и разница в последствиях. Именно здесь начинаются открытия Шарко и изыскания, произведенные в Сальпетриере, принимать участие в которых пришлось и автору этой книги.*

* Мне необходимо напомнить, что такое истеричная и в чем заключаются ее главные особенности, так как мы увидим, что ее сомнамбулическое состояние есть всего лишь видоизменение, а иногда простое воспроизведение присущих ей истерических явлении.

На первый взгляд истеричная ничем не отличается от любой другой женщины, разве что некоторой странностью в лице и одежде. Эти больные имеют обыкновение одеваться в кричащие и негармоничные цвета.

Прежде всего, у них наблюдается анестезия. Истеричные действительно иногда отличаются нечувствительностью одной половины тела или обеих. Их можно колоть длинными иглами, и они ничего не чувствуют. Благодаря этому обстоятельству, с ними иногда случаются странные ошибки: половина их тела кажется мертвой, и они не знают, где находятся их руки и ноги, если не видят их. Иногда они позволяют жечь себя, даже не замечая этого. Однажды одна из больных Сальпетриера заметила утром дыру на только что одном чулке. Она заштопала его и ходила так целый день. Вечером она никак не могла его снять. Истеричная просит, чтобы ей помогли, и вдруг оказывается, что он крепко пришит к коже. Французский врач Бюрк доказал, что прикладывание металлических пластинок на нечувствительные точки возвращает им чувствительность (это называется металлотерапией). Однако комиссия, рассматривавшая это явление, констатировала, что в то время как чувствительность восстанавливалась в одной руке, она пропадала на том же месте в другой, так что субъект вследствие этого ничего не выигрывал.

Анестезия распространяется и на другие чувства: истеричные плохо слышат и, главным образом, не различают цветов, иногда одним глазом, а иногда и обоими. Они страдают ахроматопсией: им все кажется серым, они живут, если можно так выразиться, в атмосфере цвета сепии, что, вероятно, не очень-то приятно. Следовательно, их чувства погружены в состояние непрерывною усыпления, из которого их на время могут вывести некоторые возбудительные средства, металлы, электричество и магнит.

Нередко их мышцы бывают парализованы; ничто так не распространено, как истерические параличи. В других случаях их члены бывают сильно сведены и остаются в таком положении несколько лет, но иногда болезнь внезапно проходит от сильною душевного волнения.

К тому же эти контрактуры легко можно вызывать: схватите неожиданно за руку истеричную, и этого зачастую будет достаточно, чтобы ее рука осталась сведенной в том положении, которое ей придали.

Наконец, у истеричных существуют периоды припадков, во время которых они воспроизводят почти все, чего мы достигаем при помощи месмеризма.

С приближением припадка истеричная прежде всего ощущает некоторую стесненность, известный страх, как будто у нее от желудка к горлу поднимается шар. На самом же деле это только мышечные сокращения пищевода. Затем больная падает навзничь, ее глаза закатываются, а на губах появляется слюна или пена. В то же время ее руки вытягиваются, причем кисти рук выворачиваются наружу. Все тело напрягается как бы в тетаническом припадке. В этот момент больная издает резкий крик, изгибается в виде дуги, так что ее единственными точками опоры служат голова и пятки, а тело образует над постелью как бы арку-мост. Так называемый тетанический период заканчивается, и вслед за ним наступает ряд беспорядочных больших движений – это клонический период. Он продолжается от двух до трех минут. После этого начинается период контрактур. Иногда сведение охватывает все тело, иногда же только его часть. Так, например, контрактура рук нередко придает больной вид распятой, и эта распятость может продолжаться в течение нескольких дней, при полной нечувствительности, после чего начинается период покоя. По-видимому, на этом все заканчивается, и больная засыпает. Но тогда начинается последний период, интересующий нас больше всего, – период экстазов, названный Шарко "страстными аттитюдами" (attitudes passionelles). Истеричная, совершенно отчужденная от окружающею мира, не воспринимая ни звука, ни света, включается в сновидение. Его особенность заключается в том, что оно все время повторяется и в нем воспроизводится какое-нибудь одно событие или ряд происшествий из жизни больной.

В период "страстных аттитюдов" своею припадка истеричная в действительности является самопроизвольной и автоматической сомнамбулой. Теперь вы поймете, почему она легко может быть погружена в искусственный сомнамбулизм. Больная видит сначала какой-нибудь страшный предмет, и ее выражение (attitude) тоже становится страшным. Но черты ее лица успокаиваются, ее посещает другое, более приятное видение – настоящий религиозный экстаз. В одном Париже можно найти до ста больных такою рода.

Практические указания для вызывания сомнамбулизма весьма несложны. Можно заставить пациента смотреть на блестящее тело. Для этого обычно садятся напротив человека, которого хотят привести в состояние сомнамбулизма. Через минуту или две его глаза начинают блуждать, затем они наливаются кровью, становятся влажными и, наконец, через некоторый промежуток времени, от одной минуты до четверти часа, в зависимости от стойкости субъекта, глаза его смыкаются, а голова свешивается. Усыпление произведено. Это первое состояние, в которое вы погружаете пациента, есть настоящий сон с полной потерей сознания, следовательно, это больше, чем гипноз.

Если субъект отличается некоторой подвижностью, то следует сжимать его большие пальцы. Что же касается пассов, т.е. движений рук экспериментатора перед глазами субъекта, то я заметил, что они всегда замедляют появление сна. Шарль Рише утверждает обратное, а именно, что он извлекал из них много пользы.

Вы видите, как это просто. Надо только иметь терпение, когда производишь опыты, вот и все. Разумеется, никакой жидкости нет. Магнетизер не играет деятельной роли, все происходит в самом субъекте, мозг которого, благодаря гипнотическим приемам, словно уничтожен и поставлен в такие условия, что в нем посредством внушения можно будет вызвать любое сновидение. Нам удавалось таким образом получать автомата, похожего на указанных мною в естественном сомнамбулизме, но с той только разницей, что естественный сомнамбул часто подчиняется только внушениям своей памяти, между тем как искусственный сомнамбул, владея органами чувств, подчиняется нам.

Можно усыплять еще другим способом: просто прикладывая большие пальцы к опущенным векам субъекта, придерживая его виски руками и слегка надавливая на закрытые глаза. Этот прием оказывается успешным в применении ко многим людям.

Наконец, когда имеешь дело с предрасположенным нервным субъектом, можно ограничиться авторитетным возгласом: "Засните". Трагический жест является при этом тоже не лишним. Ведь таким же точно образом действовал и аббат Фария, знаменитый шарлатан, удивлявший мир лет двадцать тому назад. Первыми двумя приемами пользуются в Сальпетриере, к ним также прибегает и профессор из Бреславля Гайденгайн.

Все сказанное нами относится к первым попыткам, которые производятся над субъектом. Но после того как больной был гипнотизирован врачом несколько раз, достигнуть этого состояния будет гораздо быстрее.

Сделав такое длинное отступление, я стремился освежить в памяти читателя ту почву, на которой нам придется действовать, ту среду, в которой гипнотические приемы вызывают истерические явления, во всем сходные с возникающими самопроизвольно. Эти явления суть искусственный сомнамбулизм, каталепсия и автоматизм и прочее. Здесь-то и начинается роль воображения и открывается благоприятное поле для шарлатанских проделок. Одна уже мысль о том, что усыпление должно произойти почти мгновенно, способствует погружению больного в сон. Если к тому же внушить ему, что магнетизер обладает тайной силой, сверхъестественным могуществом, то легко представить, до чего можно дойти в такого рода опытах.

Одна больная из Сальпетриера, Ж., убежденная в том, что я имел над нею особую власть, впадала в гипноз, где бы она меня ни встретила. Эта больная засыпала среди лекций и на лестницах.

Однажды ее в шутку стали уверять, что она внезапно будет усыплена волей экспериментатора во время одной публичной церемонии, которая должна была произойти через несколько часов, и больная предпочла не идти туда – так сильна была ее уверенность в неизбежности этого факта.

В таких случаях роль воображения громадна, потому что все происходит в самом субъекте. Несколько примеров наглядно продемонстрируют это читателю. Мне случалось убеждать больных в том, что им не выйти из больничной палаты, в которой они находились, так как я замагнетизировал дверные ручки. Они долго не решались прикоснуться к ним, но как только это делали, то тотчас засыпали. Нужно ли еще добавлять, что я ничего и не думал магнетизировать? Этот опыт имеет значение, так как объясняет нам те случаи, когда субъекты засыпают, выпив стакан магнетизированной воды, а другие – усевшись под магнетизированным деревом.

Опыты магнетизирования на расстоянии относятся к тому же порядку и вызваны тождественными причинами.

Сколько раз нам приходилось читать в сочинениях магнетизеров, что им удавалось усыпить субъекта на расстоянии, в то время как они сами находились в собственной квартире! И в этом случае все зависит от объекта опыта.

Мы часто проводили следующий эксперимент. Больной П. говорили: "В соседней комнате находится господин Н., он вас магнетизирует". Она проявляла тогда некоторое беспокойство и вдруг засыпала. Однажды ей сказали то же самое, и она также быстро заснула, но мы не только не находились в соседней комнате, но да же были за пределами Франции и совсем о ней не думали.

В другой раз мы сказали одной больной, что усыпим ее из своей квартиры в три часа дня, и спустя десять минут забыли об этой шутке. На следующий день нам сообщили, что больная действительно заснула в три часа.

Громадное количество вздора, наполняющего книги магнетизеров, может быть объяснено очень сильным действием на подавленное воображение больных и сном, появляющимся независимо от каких-либо внешних манипуляций.

Наконец, каков бы ни был способ магнетизирования, результат оказывается всегда один и тот же. И субъект остается неподвижен.

Тогда можно наблюдать несколько своеобразных явлений, из которых важнейшее есть перевозбудимость мышц. В нормальном состоянии наши мышцы возбудимы, сильные удары могут заставить их сократиться, но это может быть также достигнуто действием рефлексов.

В искусственном сомнамбулизме, когда действие спинного мозга не регулируется головным мозгом, мышцы сокращаются рефлекторно при самом слабом воздействии. Проведите как можно легче пальцами по предплечью спящей истеричной, и немедленно произойдет одна из тех замечательных контрактур, которая в "первичном состоянии" (condition premiere) может произойти сама собой. Можно производить контрактуры всех форм простым возбуждением некоторых изолированных мышц. Шарлатаны достигают этого при помощи пассов, слегка прикасаясь к мышечным группам. Вызывая контрактуру спинных мышц, они придают субъекту положения, которые несовместимы с равновесием.

Вот рисунки, на которых изображены две сомнамбулы: одна из них согнута под прямым углом и находится в неустойчивом положении, другая опирается затылком и пятками на спинки двух стульев в виде дуги. Привожу эти две позы, очень часто используемые делателями чудес, исключительно с целью объяснить читателю способ, каким я их получил.

Во время магнетическою сна очень легко вызвать обыкновенную истерическую контрактуру. На это указывает тот факт, что, если разбудить больную в то время, когда у нее тело поражено контрактурой, она сохранит ее на неограниченный срок, а чтобы рассеять контрактуру, необходимо вновь усыпить ее, а это производится за счет возбуждения противодействующих мышц.

Изучение мышечной перевозбудимости привело Шарко и его учеников к очень любопытному исследованию, которое во многом способствовало успокоению лиц, опасавшихся обмана и кричавших о симуляции, хотя они сами и не присутствовали ни на одном сеансе.

В этой аудитории присутствует около 2000 человек. Кроме находящихся здесь нескольких врачей, никому, вероятно, не известно, как описаны Дюшэном действия лицевых мышц, и распределение нервов в человеческой руке. Неужели вы полагаете, что неграмотная девушка, приехавшая в Париж из глубины Бретани, знакома со всеми подробностями физиологии? Я так не думаю. Нам сразу стало бы видно, притворяется она или нет. Раздражим ее локтевой нерв. Наверно, тогда она совершит какое-нибудь беспорядочное движение? Вовсе нет, она сгибает только мизинец, безымянный и большой пальцы, потому что локтевой нерв распределяется только в мышцах этих трех пальцев. Я знаю студентов-медиков, которым эти факты неизвестны. Раздражим теперь грудинно-сосцевидную мышцу, которая видна на нашей шее при поворачивании головы. В этом случае истеричная всегда поворачивает голову к стороне, противоположной раздражению.

Повторим на лицевых мышцах, возбуждая их только карандашом, то, что Дюшэн сделал при помощи электричества, и тогда мы обнаружим все отмеченные им последствия, которые оказываются до того сложными, что даже мы, профессиональные физиологи, не можем удержать их в памяти. Если этой девушке удается симулировать, то она должна обладать необыкновенной ученостью. В заключение добавлю, что в состоянии усыпления можно заставить человека встать, при этом он всюду будет следовать за вами, издавая стоны, если кто-нибудь вздумает этому помешать.

Второе состояние, в которое могут быть погружены истеричные при помощи гипнотических приемов, – это каталепсия. Это странное состояние, о котором я хочу вам рассказать, встречается у них при нормальных условиях, а используемые нами приемы благоприятствуют его развитию; впрочем, иногда оно появляется без всякого вмешательства экспериментатора. Перевести субъекта из состояния усыпления в каталептическое состояние очень легко. Для этого достаточно неожиданно открыть ему глаза. Он остается как будто прикованным к месту, взгляд его приобретает неподвижность, и вызванное положение, каково бы оно ни было, сохраняется до бесконечности. Субъекту можно придавать самые неудобные положения; он удерживает их до тех пор, пока их не изменят извне. В этом состоянии самые причудливые и, по-видимому, наиболее противоречащие нормальному равновесию положения могут сохраняться субъектом очень долго. Их очень легко сфотографировать, так как каталептики не совершают ни малейшего движения. Утверждают, что древние скульпторы пользовались ими в качестве моделей. Если этот факт и не до конца еще проверен, то он все же не лишен правдоподобности.

Я уже указывал, каким образом можно легко вызвать каталепсию, но есть и другие средства. Вспомните, с помощью каких средств можно навеять нормальный сон. Это, как я уже упоминал выше, действие дрожащего света или продолжительного и однообразною звука. Эти же самые физические средства вызывают каталепсию и у истеричных.

Предположим, например, что вы заставляете истеричную слушать очень продолжительные колебания сильного камертона. Ничто не действует столь раздражительным образом, как этот монотонный звук. Субъект быстро впадает в каталепсию, и, странное дело, он остается в таком состоянии только до тех пор, пока вибрирует камертон, но, как только тот перестает издавать звуки, больная падает и погружается в сон.

Действие, производимое звуком, достигается и посредством сильного света. Мы ставим перед электрической лампой нескольких человек, и они немедленно впадают в каталепсию. Если свет погаснет, то субъект падает навзничь, как и после приостановки вибраций камертона, и тогда уже начинается не каталептический сон.

То, что достигается при помощи продолжительного звука или интенсивного и постоянною света, может быть также вызвано внезапным шумом или мгновенной вспышкой света.

Однажды мне пришлось присутствовать в Сальпетриере при любопытной сцене.

Во время одной публичной церемонии во дворе заведения стали играть военную музыку. Одна из больных, находившаяся под главным наблюдением Шарко, слушала ее с восторгом, как вдруг в оркестре очень резко заиграли медные инструменты – по всей толпе пробежал трепет, а истеричная впала в каталепсию, и ее пришлось перенести в палату. Спустя некоторое время одна из ее товарок пошла во время отпуска на концерт Шателе. Вероятно, в этот день там играли музыку будущего. В определенный момент она вдруг погрузилась в каталепсию, стала неподвижной и бесчувственной, так что ее пришлось унести. Все описанные явления нетрудно воспроизвести путем опыта. Для этого достаточно внезапно поразить ухо каким-нибудь шумом, например, звуком китайского гонга. Всем известно, насколько он неприятен. Больную тут же охватывает ужас, и она остается прикованной к месту.

Мне удавалось воспроизводить действия в такой интересной форме, что я считаю необходимым изложить их здесь с некоторыми подробностями. Шесть истеричных женщин привели и поставили перед фотографическим аппаратом. Я им сказал, что буду делать групповой портрет, когда внезапно в соседней комнате раздался сильный шум. Все женщины одновременно испытали ужас и погрузились в каталептическое со стояние, сохранив при этом те самые позы, которые были вызваны неожиданным шоком. Я сразу же открыл фотографический аппарат, и нам удалось получить клише, снимок с которого я здесь воспроизвожу.

Спустя некоторое время после этого происшествия двум больным удалось совершить побег из больницы. Добравшись до бульвара, беглянки пустились во всю прыть. Они были уже далеко, как вдруг столкнулись лицом к лицу с одним из больничных врачей, спокойно приближавшимся к Сальпетриеру. Это так их поразило, что они моментально остановились посреди улицы, как вкопанные, и пришли в каталептическое состояние. Вследствие этого образовалась толпа, и полицейским агентам, разумеется, нетрудно было поймать беглянок, которых тотчас же привели обратно в лечебницу.

Таким образом, шум и неожиданность вызывают каталепсию. Появление внезапного света или воспламенение, например щепотки пороха, сопровождаются аналогичными результатами.

Мать одной больной рассказывала мне, что она однажды видела, как ее дочь, остановившись перед зеркалом, неподвижно замерла с широко раскрытыми глазами в бесчувственном и бессознательном состоянии. Другая больная иногда засыпала во время шитья, глядя на наперсток.

Я должен, однако, предупредить читателя, что опыты подобного рода имеют свои неудобства. Каталепсия, произведенная внезапным ударом, может окончиться истерикой. Однажды мы даже наблюдали, как это закончилось своею рода бешенством, продолжавшимся не менее пяти дней.

В сущности, каталепсию вызывает сильное и внезапное или слабое и продолжительное действие, раздражающее один из органов чувств. Субъект, находящийся в каталептическом состоянии, изолирован от окружающей среды. Он ничего не видит, не чувствует, не говорит и в этом отношении очень отличается от усыпленного субъекта. Наконец, при каталепсии не наблюдается перевозбудимость мышц. Но странно, что именно в этом состоянии легче всего вызвать автоматизм посредством внушения. Об этом предмете сейчас очень много говорят, это слово у всех на устах и даже не так давно вошло в обиход языка наших судов. Но если слово и таинственно, то самое явление весьма просто.

Следует различать два рода внушения: физиологическое и мысленно. Признаюсь, что я верю только в первое, и воздерживаюсь от высказывания решительного мнения о втором. Чтобы уверовать в него, я жду, когда опыты над этим явлением примут более устойчивый характер и более определенную и научную форму.

Под физиологическим внушением я подразумеваю внушение, с помощью которого от данного субъекта можно добиться исполнения определенного ряда физиологических актов, в которых психическое участие ничтожно или ограниченно.

Это будет первой ступенью автоматизма. Если человеку, находящемуся в каталептическом состоянии, придать позу, соответствующую страсти, любви, мольбе или ожиданию, то его лицо, вследствие ассоциированных рефлексов, немедленно примет выражение, требуемое для дополнения общего эффекта. Весьма любопытно воспроизводить на бессознательном субъекте ряд явлений, которые полностью находятся в нашей власти.

Воспроизводя, например, мимику поцелуя, вы вызываете на лице субъекта выражение улыбки и блаженства. Если, наоборот, взять больного за сжатый кулак и толкнуть вперед с угрожающим видом, то черты его лица немедленно нахмурятся и в выражении лица отразится злоба и жажда мести.

Разве это удивительно? То, что происходит с каталептическим автоматом, случается с каждым из нас чуть ли не ежеминутно. Разве мы не приводили выражение нашего лица в гармонию с движениями рук? Разве мыслимо, чтобы на устах оратора, изрекающего угрозы, блуждала улыбка? Каталептик, которому внушают идею мольбы при помощи же ста, напоминающего ее, немедленно комбинирует все свои мышцы таким образом, чтобы воспроизвести полное "выражение" мольбы. Особенностью каталептика является то, что, имея усыпленный мозг (ингибированный, как говорят физиологи), он не способен изменить свое положение и остается бесконечно долго в том состоянии, в которое был помещен.

Вот изображение молодой девушки, приведенной в состояние каталепсии с помощью одного из вышеуказанных средств. Ее рукам искусственно придали положение, изображающее страх и ужас. Вы видите, что несчастная больная немедленно принимает полное "выражение", соответствующее этому чувству, и остается в нем неопределенное время.

Приемы физиологическою внушения крайне разнообразны. Мы действовали на зрение гипнотизированной, но можем также подействовать на ее слух. При помощи этою приема шарлатаны достигают самых блестящих результатов. Все недавно могли видеть в Париже одного из этих людей с очень красивой особой, которую он публично демонстрировал. Это была истеричная, долго находившаяся на лечении в нескольких парижских больницах, но по отношению к ней лечение оказалось безуспешным.

Один из самых эффектных эпизодов этого прискорбного зрелища со стоял в том, чтобы заставить бедную девушку слушать звуки фортепиано или другою сходного инструмента, причем в зависимости от грустного или веселого темпа она или впадала в экстаз, или принималась танцевать. Одна часть ее мозга, еще бодрствовавшая, получала музыкальные впечатления, и все ее тело принимало вследствие ассоциированных рефлексов "выражение", соответственное первому ощущению.

Нам удалось сфотографировать каталептичную, находившуюся под влиянием такою внушения, и я привожу факсимиле оттиска, полученного на стекле.

Вторая ступень автоматизма отличается большей сложностью и напоминает ту его фазу, которую можно наблюдать при внушении естественному сомнамбулу идеи, влекущей за собою целый ряд других. Таким образом вызываются настоящие галлюцинации.

Для достижения этого надо встать перед каталептиком и постараться обратить на себя его внимание, что, однако, очень трудно, так как почти все его чувства усыплены, но наши старания увенчались успехом. Все остальное совершается как бы само собою. Изобразим, например, как будто мы гонимся за птицей. Это движение немедленно внушает субъекту идею, влекущую за собой ряд других, и тогда каталепсия прекращается, сменяясь автоматизмом. Субъект встает и начинает быстро бегать. Ум больного пробуждается и вступает в область сновидений, причем иногда весьма любопытно бывает следить за их ходом. Некоторые наши движения заставят его поверить в змею, другие – в религиозное видение, и это видение произойдет с такой реальностью для сомнамбула, что ничего другого он больше не будет видеть. Преследуя свою иллюзию, он, может быть, кинется на стеклянную дверь, окно или лестницу.

Перед больной, погруженной в каталепсию, мы производим ряд действий, изображая, что раздавливаем какое-нибудь ядовитое и отвратительное животное. Она немедленно отступает с отвращением и кричит – ей кажется, что ужасное животное преследует ее, и так как комната, предназначенная для фотосъемки, весьма мала, то она стукается обо все стены. Под конец, не надеясь спастись через дверь, больная пытается избежать опасности, цепляясь за занавески.

В тех случаях, когда внушенное действие совершается легко, субъект будет повторять его неопределенное число раз. Я кладу кусок мыла в руку одного из этих автоматов; он бесконечно долго будет вертеть его в руках, делая вид, что хочет умыться. Однажды этот опыт длился два часа.

Наряду с чисто физиологическим внушением нам придется коснуться и прославленного внушения мыслей. Я буду краток относительно этого пункта, так как до сих пор не наблюдал фактов, вполне для меня убедительных. Не следует, однако, отвергать его без рассмотрения, так как выдающиеся представители науки посвятили себя изучению этого вопроса и, может быть, в один прекрасный день смогут его обосновать, чего еще не произошло в настоящее время.

Мысленнoe (психическое) внушение обращается уже не к физиологическому автомату, а позволяет действовать на загипнотизированного посредством выраженных или невыраженных идей. Экспериментаторы, занимающиеся этими вопросами, так сильно убеждены в их реальности, что никогда бы не решились дать те страшные приказания, которые я сейчас упомянул. Убежденные в том, что их приказания немедленно будут исполнены, они вообще приказывают только безразличные вещи. Их обвиняют в отсутствии экспериментальной критики и в недостаточности мер, принимаемых ими против симуляции. Без сомнения, притворщик (а они существуют), которому громко приказывают подняться по лестнице, не имеет никакого основания не подчиняться этому требованию. Если ему подносят стакан воды и говорят, что это чудесное вино, то ему совсем не трудно восхвалять вкус этого вина. Одним словом, условия, при которых производится до сих пор большая часть опытов, не позволяют в точности отделить истинное от ложного, действительность от обмана.

Для большей полноты мне необходимо сказать вам еще несколько слов о внушении мыслей на расстоянии и без словесного выражения воли. Экспериментатор находится в Лионе и силой одной лишь мысли приказывает объекту опыта, живущему в Париже, совершить любое действие, которое только может придти ему в голову, и субъект совершает его в ту самую минуту, которую его повелитель втайне назначил для его совершения. Гипнотизер щиплет собственную руку, и это заставляет вскрикнуть от боли даму, проживающую в другой части города. Я не могу утверждать, что эти факты ложны – они засвидетельствованы людьми неоспоримо честными; что же касается меня лично, то мне не приходилось видеть их, и сознаюсь, что отношусь к ним с некоторой долей скептицизма. К тому же я уже высказывался по этому поводу.

Я сообщил читателю способ, каким можно усыпить больного. Теперь мне остается указать на приемы, при помощи которых его можно пробудить. Если вы хотите вернуть каталептика к состоянию обыкновенного сна, то вам следует только закрыть ему глаза, опустив веки. Эту манипуляцию надо производить весьма осторожно. Может случиться, что все мышцы субъекта сразу же расслабятся вследствие наступившего мрака и вашего внушения заснуть и он грохнется на пол. Мне иногда приходилось быть свидетелем таких явлений.

Чтобы возвратить субъекта к обычному состоянию, магнетизеры производят освобождающие пассы, врачи же просто дуют на лицо или спрыскивают его несколькими каплями воды. Сильное возбуждение, вызванное такими действиями, как правило, сопровождается пробуждением. Скажу еще, что заставлять сон длиться сверх меры – более чем опрометчиво. Насколько мне известно, два субъекта подверглись очень серьезной опасности и чуть не умерли по причине того, что их сон продолжался более 24 часов. При этих условиях дыхание почти останавливается, сердце еле бьется и экспериментируемого может постигнуть асфиксия (задушение).

Я заканчиваю, сообщив вам все, что знал и видел относительно пресловутого животного магнетизма. Я только не сказал ни слова о чтении мыслей с завязанными глазами или при помощи "второго зрения", об отгадывании и лечении болезней при помощи магнетизма. Эти предметы не имеют ничего общего с наукой, вот почему я не счел уместным касаться их в аудитории Сорбонны.

Нет ничего удивительного, что столь причудливые физиологические явления, как только что упомянутые мной, могли соблазнить шарлатанов и ввести в заблуждение глупцов.

Позвольте мне в заключение выразить желание, руководившее мною в изложении этой главы. Я хотел убедить читателя в том, что изумительные явления магнетизма и сомнамбулизма суть только патологические преувеличения или болезни сна и что они, будучи вполне определенными, могут быть воспроизведены, когда и как угодно, на специальных больных, без всякой жидкости и не призывая на помощь высших и сверхъестественных сил. Если бы я достиг этого результата, то уничтожил бы одно из самых нелепых суеверий, к сожалению, еще достаточно распространенных в пестрой массе полуобразованных людей.