А. В. Петровский, М. Г. Ярошевский. ОСНОВЫ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

- Оглавление -




Часть Четвертая
ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫЕ ПРИНЦИПЫ ПСИХОЛОГИИ



Глава 12

ПРИНЦИП ДЕТЕРМИНИЗМА

Детерминизм – один из главных объяснительных принципов научного познания, требующий истолковывать изучаемые феномены исходя из закономерного взаимодействия доступных эмпирическому контролю факторов.

Детерминизм выступает прежде всего в форме причинности (каузальности) как совокупности обстоятельств, которые предшествуют во времени данному событию и вызывают его.

Наряду с этой формой детерминизма регуляторами работы научной мысли являются и другие: системный детерминизм (зависимость отдельных компонентов системы от свойств целого), детерминизм типа обратной связи (следствие воздействует на вызвавшую его причину), детерминизм статистический (при сходных причинах возникают различные – в известных пределах – эффекты, подчиненные статистической закономерности), целевой детерминизм (предваряющая результат цель определяет процесс ее достижения).

Принцип детерминизма, будучи общенаучным, организует различное построение знания в конкретных науках. Это обусловлено своеобразием их предмета и исторической логикой его разработки. Применительно к психологии в развитии детерминизма, направляющего изучение и объяснение ее явлений, выделяются несколько эпох.

Предмеханический детерминизм

Прежде чем в Новое время в качестве образца безупречно причинного объяснения всех явлений мироздания выступила "царица наук" механика, веками шли поиски различных схем, объясняющих психическую жизнь (она обозначалась термином "душа"). Первой вехой на этом пути стало возникшее в древнегреческой философии учение – гилозоизм. Природа представлялась в виде единого материального целого, наделенного жизнью. Эта древняя картина привлекла и некоторых мыслителей XVIII-XIX веков (Дидро, Геккель). Они обратились к ней в противовес "бездушному", механистическому воззрению на Вселенную (речь идет о естественнонаучном, а не поэтическом видении природы, для которого она выступала, говоря словами Ф.И.Тютчева, имеющей "душу, свободу и язык").

Гилозоизм не разделял материю органическую и неорганическую, жизнь и психику. Из этой живой праматерии произрастают все явления без вмешательства каких-либо внешних творческих сил. Душа в отличие от древнего анимизма (от лат. anima – душа) мыслилась неотделимой от круговорота материальных стихий (воздуха, огня, потока атомов), подчиненной общим для всего космоса законам и причинам.

Вершиной античного детерминизма стало учение Аристотеля. В нем душа была понята как способ организации любых живых тел. Растения также имеют душу (являются одушевленными). Будучи формой тела, душа не может рассматриваться независимо от него. Поэтому отвергались все прежние предположения о том, что причинами деятельности души служат внешние для него факторы, будь то материальные или нематериальные. Аристотель считал бесперспективными попытки воссоздать работу живого тела по образцу работы механического устройства. Такая "бионическая" конструкция была "изобретена" знаменитым Дедалом, который якобы сделал подвижным изваяние Афродиты, влив в него ртуть. Такое механическое подобие поведения организма Аристотель считал столь же неприемлемым для объяснения действий реального живого тела, как и представление Демокрита об атомах души, толкающих в силу своей наибольшей подвижности другие атомы, из которых состоит организм.

Как непригодная оценивается и версия Платона об инертном теле, движимом независимой от него нематериальной душой. Позитивное решение проблемы детерминизма в психологии Аристотель усматривал в том, чтобы, исходя из нераздельности в живом организме материи и формы, признать эту целостность наделенной способностями, которые актуализируются при общении с соответствующими предметами. Активность и предметность отличают одушевленное тело от лишенных этих признаков других материальных тел.

Равным образом, чтобы объяснить способности ощущать и мыслить, следует обратиться к знанию о тех объектах, которые благодаря им ассимилируются организмом. Если растение испытывает воздействие материального вещества только потому, что оно его целесообразно распределяет, то тело, способное ощущать, при воздействии материального предмета принимает его образ.

Опора на новую биологию, которая в отличие от гилозоизма открыла своеобразие живого, отделив неорганическое от органического, позволила Аристотелю переосмыслить понятие о причинности.

Его важнейшим достижением стало открытие неотделимости души от живого тела как системы, имеющей целостную организацию.

В отличие от Демокритовой трактовки причинности (по типу механического воздействия потоков атомов на организм, воспринимающих эти потоки) Аристотель мыслил живое существо иным, чем другие природные тела, считая психическое по своей сущности биологическим (формой жизни). Из этого следовало и новое понимание его детерминации, предполагавшее зависимость психических явлений не только от внешних воздействий, но и от ориентации на цель. Это детерминистское воззрение может быть названо прабиологическим (по отношению к биологии Нового времени).

Поведение живых тел регулируется особой причиной. Аристотель назвал ее "конечной причиной". Под этим имелась в виду целесообразность действий души. Аристотель распространил этот объяснительный принцип на все сущее, утверждая, сто "природа ничего не делает напрасно". Такой взгляд получил имя телеологического (от греч. telos – цель и logos – слово) учения.

Теологию осудили за несовместимость с наукой, увидев в ней антитезу детерминизму. Подобная оценка соединяла детерминизм с версией, которая отождествляла его с принципом механической причинности. Между тем целесообразность живой природы, теоретически осмысленная Аристотелем, ее неотъемлемый признак. Его открытие, как показала впоследствии история науки, потребовало новых интерпретаций детерминизма, чтобы объяснить специфику как биологических, так и психических форм.

Просчет же его, использованный впоследствии противниками детерминизма, считавшими Аристотеля "отцом витализма", заключался в распространении "конечной причины" на все мироздание.

Впоследствии в силу социально-идеологических причин представления Аристотеля были переведены в религиозный контекст. Постулат о нераздельности души и тела был отвергнут. Душа истолковывалась как самостоятельная первосущность, и ей была придана роль регулятора жизнедеятельности. Это означало разрыв с детерминизмом и гегемонию телеологии в ином, чем у Аристотеля, и бесперспективном для науки смысле.

В период краха античного мира возникает ставшее опорой религиозного мировоззрения учение Августина, наделившее душу спонтанной активностью, противопоставленной всему телесному, земному, материальному. Все знание считалось заложенным в душе, которая живет, "движется в Боге". Оно не приобретается, а извлекается из души благодаря направленности воли на реализацию заложенных в душе потенций.

Основанием истинности этого знания служит внутренний опыт. Под этим имелось в виду, что душа обращается к себе, постигая с предельной достоверностью собственную деятельностью и ее незримые для внешнего наблюдения продукты (в виде образов, мыслей, ассоциаций).

Психологические задачи Августин развернул в систему аргументов, которая на многие века определила линию интроспекционизма в психологии (единство и самодеятельность души, независимой от тела, но использующей его в качестве орудия, учение об особом внутреннем опыте как непогрешимом средстве познания психики в отличие от внешнего опыта). В теологической психологии Августина индетерминизм как направление, противоположное детерминизму, получил завершенное выражение. Вся последующая история психологии насыщена острой борьбой этих непримиримых направлений. Индетерминизм сочетался с теологией, но в ином смысле, чем у Аристотеля, который, как отмечалось, мыслил целесообразность как свойство, объективно присущее целостному организму в нераздельности его психических и телесных проявлений.

У философов идеалистического направления целесообразность объяснялась как активность души в качестве противостоящего телу высшего начала. Опыт, обращенный к внешней природе, и его логический анализ, давшие первые ростки объективного, основанного на принципе детерминизма знания о структуре и механизмах психики, поглощались религиозной догматикой, формировавшей негативное отношение ко всему внешнему и телесному.

Наивысшая достоверность придавалась особому "внутреннему опыту", лишенному рациональных оснований. Дальнейшее развитие научно-психологического знания, регулируемого принципом детерминизма, стало возможным в новых социально-исторических условиях.

Особо следует выделить в качестве одного из вариантов предмеханического детерминизма попытки вернуться к естественнонаучному объяснению арабскими и западноевропейскими учеными в преддверии эпохи Возрождения.

В противовес принятым теологической схоластикой приемам рассмотрения души как особой сущности, для действий которой нет других оснований, кроме воли божьей, начинает возрождаться созвучный детерминизму подход к отдельным психическим проявлениям. Складывается особая форма детерминизма, условно ее можно назвать "оптическим" детерминизмом. Он возник в связи с исследованием зрительных ощущений и восприятий.

В предшествующие века зрение считалось функцией души. Но сначала арабоязычные, а затем западноевропейские натуралисты придали ему новый смысл благодаря тому, что поставили зрительное восприятие в зависимость от оптики. Она разрабатывалась в классических работах арабского ученого Ибн аль-Хайсама, а затем в XIII веке ею успешно занимались польский физик и оптик Витело, профессора Оксфордского университета Роберт Гроссетест и Роджер Бэкон.

Для объяснения того, как строится изображение в глазу (то есть психический феномен, возникающий в телесном органе), они использовали законы оптики, связав тем самым психологию с физикой. Сенсорный акт, считавшийся производным от бестелесного агента (души), выступил в виде эффекта, который возникает по объективным, имеющим математическое выражение законам распространения физического по своей природе светового луча. Движение этого луча в физической среде зависит от ее свойств, а не направляется душой, наделенной заданной целью. Зрение ставилось и зависимость от законов оптики, включаясь тем самым в новый причинный ряд, подчинялось физической необходимости, имеющей математическое выражение.

События же в физическом мире доступны наблюдению, измерению, эмпирическому изучению, как непосредственному, так и применяющему дополнительные средства (орудия эксперимента). Оптика и явилась той областью, где соединялись математика и опыт. Тем самым преобразовывалась структура мышления, открывая новые перспективы для детерминизма.

Итак, до XVII века в эволюции психической мысли можно выделить три формы предмеханического детерминизма: гилозоистский, прабиологический и оптический.

Механический детерминизм

Научная революция XVII века создала новую форму детерминизма, а именно механический детерминизм.

В эпоху перехода к мануфактурному производству с изобретением и использованием технических устройств схема их действия стала прообразом причинно-механической интерпретации всего сущего, включая организм и его функции.

Все психологическое наследие античности – учения об ощущениях, движениях, ассоциациях, аффектах – переосмысливается сквозь призму новых предметно-логических конструктов. Их ядром служило объяснение организма как своего рода машины, то есть определенным образом организованной и автоматически действующей системы. Сотворенная человеком машина, опосредствующая связи между ним и природой, выступила в виде модели объяснения и человека, и природы.

Фалес обращался к душе, чтобы понять свойства магнита, Гален работу сердца. После исследований английского физика Гильберта причастность души к магнетизму представлялась столь же нелепой, как к течению воды, а после работ другого англичанина врача и физиолога Гарвея ее причастность к кровообращению – столь же нелепой, как к работе помпы, перекачивающей жидкость. Течение воды – естественный феномен, помпа – конструкция, созданная человеком. "Привязка" к конструкции – неотъемлемая особенность механодетерминизма.

Этот принцип научного познания в свою очередь прошел ряд фаз в своем развитии, в том числе пять главных из них – от середины XVII до середины XIX столетия.

Первая фаза наиболее типично представлена психологическим учением Декарта. Он отделил душу от тела, преобразовав понятие о душе в понятие о сознании, но также отделил тело от души, объяснив его работу по типу механизма, автоматически производящего определенные эффекты: восприятие, движения, ассоциации и простейшие чувства. Восприятием (сенсорным феноменам) противопоставлялись врожденные идеи, телесным движениям (рефлексам) – волевые акты, ассоциациям – операции и продукты абстрактного мышления, простейшим эмоциям – интеллектуальные чувства. Эта дуалистическая картина человека расцепляла его надвое (соответственно в Декартовой философии человек – это средоточие двух субстанций: непротяженной – духовной и протяженной – телесной).

Применительно к протяженным телам, производящим элементарные психические продукты, утверждалась их безостаточная подчиненность принципу детерминизма. Применительно же к сознательно-волевым актам этот принцип отвергался. Здесь царил индетерминизм.

Если за освобождением тела от души и его моделированием по типу машины стояли преобразования в сфере материального производства, то за возведением сознания в независимую сущность – утверждение самоценности индивида, опорой бытия которого служит собственная критическая мысль. Поскольку же для последней никаких определяющих ее работу оснований не усматривалось, человек выступал как средоточие двух начал (субстанций), как существо, в объяснении психики и поведения которого детерминизм пересекается с индетерминизмом.

Попытку преодолеть это дуалистическое воззрение предпринял на философском уровне Спиноза в учении о единой субстанции. Применительно же к психологии человека он объяснял его сущность особым аффектом – влечением, считая, что радость увеличивает способность тела к действию, тогда как печаль ее уменьшает. Отрицая случайность, как и свободу воли, он дал повод считать его детерминистский подход родственным фатализму.

Следующие две фазы механодетерминизма представлены в XVIII веке учениями английских (например, Гартли) и французских (Ламетри, Дидро, Кабанис) материалистов. Их предшественники, утверждая детерминизм применительно к "низшим" психическим функциям, считали высшие функции (разум, волю) имеющими качественно иную сущность. Их формулу можно обозначить как "человек – полумашина". На смену ей приходит формула "человек – машина". Но хотя идея машинообразности сохранялась, представление о "машине" во все большей степени из модели становилось метафорой. Ни "вибраторная" машина Гартли, ни чувствующий и мыслящий "человек-машина" Ламетри не имели никаких аналогов в мире автоматов. Машина органического тела становится носительницей любых психических свойств, какими только может быть наделен человек.

Гартли мыслил в категориях Ньютоновой механики. Что же касается французских сторонников детерминизма, то у них он приобретает новые признаки, знаменуя третью фазу в разработке детерминизма.

Она имела переходный характер, соединяя механодетерминистскую ориентацию с идеей развития, навеянной биологией. Телесная машина становилась (взамен Декартовой – гомогенной) иерархически организованной системой, где в ступенчатом ряду выступают психические свойства возрастающей степени сложности, включая самые высшие.

Четвертая фаза механодетерминистской трактовки психики возникла благодаря крупным успехам в области нервно-мышечной физиологии. Здесь в первой половине прошлого века воцарилось "анатомическое начало". Это означало установку на выяснение зависимости жизненных явлений от строения организма, его морфологии.

В учениях о рефлексе, об органах чувств и о работе головного мозга сформировался один и тот же стиль объяснения: за исходное принималась анатомическая обособленность органов.

Эта форма детерминизма породила главные концепции рассматриваемого периода: о рефлекторной "дуге", о специфической энергии органов чувств и о локализации функций в коре головного мозга.

Организм расщеплялся на два уровня: уровень, зависящий от структуры и связи нервов, и уровень бессубстратного сознания.

К картине целостного организма естественнонаучную мысль возвратило открытие закона сохранения и превращения энергии, согласно которому в живом теле не происходит ничего, кроме физико-химических изменений, мыслившихся, однако, не в механических, а в энергетических терминах.

Каково, однако, место психических процессов в этой биоэнергетике?

На этот вопрос последовало два ответа. Поскольку закон сохранения энергии выполняется в органическом мире неукоснительно, сложилась версия, что течение мыслей и других психических процессов подчиняется законам, по которым совершаются физико-химические реакции в нервных клетках. Так появилась пятая фаза детерминизма в трактовке психики – вульгарно-материалистическая.

Тем временем не только успехи научного изучения реакций организма, но и потребности практики (педагогической и медицинской) побуждали искать в ситуации, созданной открытием закона сохранения энергии, иную альтернативу. Ее выразила концепция психофизического параллелизма.

Слабость механодетерминизма побудила научную мысль обратиться к биологии, где в середине прошлого столетия происходили революционные преобразования.

Биологический детерминизм

Понятие об организме существенно изменилось в середине XIX века под влиянием двух великих учений – Ч.Дарвина и К.Бернара.

Жизни присуща целесообразность, неистребимая устремленность отдельных целостных организмов к самосохранению и выживанию, вопреки разрушающим воздействиям среды. Дарвин и Бернар объяснили эту телеологичность (целесообразность) естественными причинами. Первый – отбором и сохранением форм, случайно оказавшихся приспособленными к условиям существования. Второй – особым устройством органических тел, позволяющим заблаговременно включать механизмы, способные удержать основные биологические процессы на стабильном уровне (впоследствии американский физиолог У.Кеннон, соединив бернаровские идеи с дарвиновскими, дал этому явлению специальное имя – гомеостазис). Детерминация будущим, то есть событиями, которые, еще не наступив, определяют происходящее с организмом в данный момент, – такова особенность биологического детерминизма в отличие от механического, не знающего других причин, кроме предшествующих и актуально действующих. При этом, как показал Дарвин, детерминация будущим применительно к поведению индивида обусловлена историей вида.

С этим была связана радикальная инновация в понимании детерминизма, который отныне означал не "жесткую" однозначную зависимость следствия от причины, а вероятностную детерминацию.

Это открывало простор для широкого применения статистических методов. Их внедрение в психологию изменило ее облик. Здесь великим пионером выступил английский психолог и антрополог Фрэнсис Гальтон.

Еще в молодости Гальтон изучил работы одного из создателей современной статистики – бельгийца Адольфа Кетле. В книге "Социальная физика" (1935), произведшей глубокое впечатление на умы современников и вызвавшей острые споры, Кетле, опираясь на теорию вероятностей, показал, что ее формулы позволяют обнаружить подчиненность поведения людей некоторым закономерностям. Анализируя статический материал, он получил постоянные величины, дающие количественную характеристику таких человеческих актов, как вступление в брак, самоубийство и др. Эти акты считались произвольными. Теперь же выяснилась известная регулярность их совершения. Противники концепции свободной воли восприняли "социальную физику" Кетле как свидетельство правоты своих взглядов. Сам Кетле исходил в интерпретации полученных результатов из идеи "среднего человека". Он предполагал существование извечной человеческой природы как своего рода идеала, от которого люди отклоняются соответственно нормальной кривой вероятностей. Именно поэтому средняя величина есть наиболее частая.

Если среднее число является постоянным, то за ним должна стоять реальность, сопоставимая с физической, благодаря чему становится возможным предсказывать явления на основе статистических законов. Для познания же этих законов безнадежно изучать каждого индивида в отдельности. Объектом изучения поведения должны быть большие массы людей, а методом – вариационная статистика. Кетле установил, как распределяются различные отклонения от средней величины: чем отклонение больше, тем оно встречается реже, причем этому можно дать точное математическое выражение.

В 1869 году вышла книга Гальтона "Наследственный гений". В ней давался статистический анализ биографических фактов и излагался ряд остроумных соображений в пользу приложимости закона Кетле к распределению способностей. Подобно тому, как люди среднего роста составляют самую распространенную группу, а высокие встречаются тем реже, чем больше они отклоняются от нормы, точно так же, полагал Гальтон, люди отклоняются от средней величины и в отношении умственных способностей. Но чем детерминированы эти отклонения? Кетле объяснял их "игрой случая". Гальтон же утверждал, что они строго определяются фактором наследственности.

Мы встречаемся здесь с еще одним направлением мысли, возникшим в психологии под влиянием эволюционной теории. Принцип приспособления к среде был одним из аспектов этой теории, но в ней имелся и другой аспект – принцип естественного отбора, в свою очередь предполагающий действие механизма наследственности. Приспособление вида достигается за счет генетических детерминированных вариаций индивидуальных форм, образующих вид.

Под влиянием этого общебиологического подхода Гальтон выдвигает положение о том, что индивидуальные различия психологического порядка, подобно различиям телесным, могут быть объяснены только в категориях учения о наследственности. Выдвигалась новая важная проблема – проблема генетических предпосылок развития психических способностей. Наносился еще один удар по концепциям, противопоставлявшим телесные качества человека душевным.

Приемы вариационной статистики, разработанные Гальтоном, вооружили психологию важным методическим средством. Среди этих приемов наиболее перспективным оказался метод исчисления коэффициента корреляции между переменными. Этот метод, усовершенствованный английским математиком К.Пирсоном и другими последователями Гальтона, внес в психологическую науку ценные математические методики, в частности – факторный анализ. Это дало мощный импульс детерминистскому объяснению индивидуальных различий между людьми, перспективность которого для будущего психологии, социальной практики преувеличить невозможно. С этим связано также широчайшее распространение метода тестов. Был проложен еще один детерминистский "мост" из биологии в психологию.

Крупные сдвиги в строе биологического мышления изменяли трактовку психических функций. Новая "картина организма" требовала изучить эти функции под новым углом зрения. Вопрос о преобразовании психологии в специальную науку, отличную от философии и физиологии, возник, когда физиологами были открыты с опорой на эксперимент и количественные методы закономерные зависимости между психическими феноменами и вызывающими их внешними раздражителями. Здесь зародилось два главных направления: психофизика и психометрия. Оба направления опирались на свидетельства сознания испытуемых. Сознание, каким оно мыслилось со времени Декарта, и стало считаться истинным предметом психологии. Его отношение к организму в условиях, когда он мыслился как физико-химическая машина, которой правит закон сохранения энергии, неотвратимо представлялось по типу параллелизма. Признать сознание способным взаимодействовать с телом значило бы нарушить этот закон природы.

С параллелизма и ассоцианизма – этих детищ механодетерминизма – психология и начинала свой путь в качестве суверенной науки.

Психический детерминизм

Отстоять свое собственное место среди других наук психология смогла лишь при условии открытия и изучения причинных связей и форм детерминации явлений, этим наукам неведомым и в их понятиях непостижимым. Поскольку предметом психологии инициаторы ее обособления в самостоятельную, независимую от философии и физиологии (частью которых она прежде считалась) дисциплину признали сознание как совокупность процессов во внутреннем мире субъекта, то на первых порах причинное основание для этих процессов усматривалось в пределах сознания, где они будто бы и начинаются, и кончаются. Поэтому Вундт, провозгласивший психологию самостоятельной наукой, выдвинул формулу о "замкнутом причинном ряде", или, иначе говоря, о том, что одни явления сознания вызываются другими.

Между тем этот вариант детерминистской интерпретации явлений (он, напомним, был порожден идеей параллелизма, которая не могла не утвердиться перед лицом успехов естественных наук, где восторжествовал закон сохранения энергии) все явственнее обнаруживал свою несостоятельность в силу несовместимости с успешно развивающейся под звездой нового детерминизма эволюционной биологией.

Учение об естественном отборе, как могучей силе, безжалостно истребляющей все, что не способствует выживанию организма, требовало отказаться от трактовки психики как "праздного" (по отношению к биологическим задачам) продукта нервного вещества.

На смену вундтовской концепции, названной структурализмом, приходит вскормленный новыми биологическими идеями функционализм. Он сохранил прежнюю версию о сознании, но предпринял попытку придать ему роль деятельного агента в отношениях между интересами организма и возможностью их реализации.

Действие, исходящее от субъекта, рассматривалось как инструмент решения проблемы, а не механический ответ на стимул. Но конечной причиной самого телесного действия оставалось все то же, не имеющее оснований ни в чем внешнем, целеустремленное сознание субъекта, на которое возлагалась роль посредника между организмом и средой.

Функционализм, подобно структурализму, принимал в качестве предмета исследования данные в самонаблюдении феномены, то есть чрезвычайно поздний продукт исторического развития.

Объективная телеология живого, объясненная с позиций детерминизма понятиями об естественном отборе Дарвина и о гомеостазе Бернара, подменялась изначально присущей сознанию субъективной телеологией. Неудовлетворенность функционализмом вела к его распаду.

Истинно психические детерминанты подобны тем, с которыми имеют дело другие науки. Они действуют объективно, то есть независимо от сознания, служа уникальными регуляторами взаимоотношений между организмом и средой – природной и социальной.

Основные категории психологического познания изменяли спои "параметры" в зависимости от смены форм детерминизма, которые складывались исторически, концентрируя достижения научной мысли.

На рубеже XX века было открыто, что реалии, запечатленные в психологических категориях, не только могут быть объяснены действием природных или социальных факторов, но и сами исполнены активного детерминационного влияния на жизнедеятельность организма, а у человека – на его социальные связи.

Содержание категорий психологического мышления обрело смысл особых детерминант. Система этих категорий выступила в методологическом плане как форма детерминизма, отличная от всех других его форм. Это был психический детерминизм. С его утверждением никто не мог оспаривать достоинство психологии как самостоятельной науки.

Первые крупные успехи на пути перехода от биологического детерминизма к психологическому были сопряжены с разработками категорий образа, действия, мотива. Наиболее типично это запечатлело творчество Гельмгольца, Дарвина и Сеченова.

Гельмгольц как физиолог, объясняя ощущения, стоял еще на почве механодетерминизма. Ощущение трактовалось как прямое порождение нервного волокна, которому присуща "специфическая энергия". Однако перейдя от ощущений к сенсорным образам внешних объектов, он внес в понятие о восприятии признаки, соотносившие его с неосознаваемыми действиями организма (глаза), которые строятся по типу логической операции ("бессознательные умозаключения"). Само же ощущение, считал он, соотносится не только с нервным субстратом, но и внешним объектом, находясь с ним в знаковом отношении. (Появилась схема построения образа.)

Дарвин, непосредственно занимаясь проблемами психологии, объяснил генезис инстинктивного поведения, а также адаптивную роль внешнего выражения эмоций. Тем самым категория мотива, которая прежде выступала либо в виде желания или хотения субъекта, либо как заложенная в его психическом механизме интуитивная сила, получала естественнонаучное объяснение.

Сеченов ввел понятие о сигнальной роли чувствований (образов), регулирующих работу мышц. Будучи наделены чувственными "датчиками", мышцы уж сами несут информацию как об эффекте произведенного действия, так и об его пространственно-временных координатах. Тем самым принцип обратной связи объяснял роль чувственного образа и реального телесного действия в жизненных встречах организма со средой. Таким образом, психический детерминизм утверждался как особый вид саморегуляции поведения организма, а не регуляции его актами или функциями сознания, внешними по отношению к нему и имеющими основания только в самом этом сознании.

На обломках функционализма возникают школы, стремившиеся покончить с сознанием как верховным, устремленным к цели агентом. Главные среди них – психоанализ, гештальтизм и бихевиоризм. Все они вышли из функциональной психологии (учителем Фрейда был автор психологии акта Брентано, Вертгеймера – функционалист Кюльпе, Уотсона – функционалист Энджем).

Психоанализ поставил сознание в зависимость от трансформаций психической энергии. Гештальтизм заменил понятие о сознании как особом причинном агенте понятием о преобразованиях "феноменального поля". Бихевиоризм вычеркнул понятие о сознании из психологического лексикона. В поисках причинного объяснения психических феноменов эти школы (к ним можно присоединить школу Пиаже, учителем которого был функционалист Клапаред) явно или неявно обращаются либо к физическим представлениям об энергии и поле, либо к биологическому принципу гомеостазиса.

В бернаровской концепции принцип гомеостазиса относился только к регуляции процессов во внутренней среде организма. Будучи перенесен на взаимоотношения между организмом и внешней средой, он привел к постулату о том, что смысл этих взаимоотношений определяется задачей достижения равновесия (а не на активное преодоление организмом сопротивления среды и ее преобразование).

И в бихевиористских моделях (сравните "закон эффекта" у Торндайка, принцип "редукции потребности" у Халла, "подкрепление" у Скиннера), и во фрейдистских представлениях о стремлении психической энергии к разряду, и в теориях поля, соответственно которым психикой движут неравновесные "системы напряжений", и в учении Пиаже о том, что уравновешивание организма со средой (достигаемое посредством ассимиляции и аккомодации) определяет развитие интеллекта, – во всех этих концепциях запечатлен отразивший влияние физики и биологии психический детерминизм. Но если в естествознании понятия об энергии поля, гомеостазе и др. отображают адекватную им реальность, то в контексте психологических исканий они приобрели характер метафор. Ведь, когда говорилось об энергии мотива, напряжении поля или стремлении системы к равновесию, не предполагалось объяснение психического в категориях физики или физиологии.

Психический детерминизм в силу своеобразия факторов, специфичных для человеческого уровня жизнедеятельности, укреплялся включением в структуру категорий (как обобщенных образов психодетерминант) признаков, почерпнутых в сфере социокультурных процессов. Поэтому развитие психического детерминизма шло по пути разработки таких объяснительных схем, которые формировались в своеобразном "диалоге" между "голосами" естественных и социальных наук.

Макросоциальный детерминизм

Наряду с теориями, стержнем которых служило причинное объяснение психики как творения природы, сложилось направление, ориентированное на изучение ее ускоренности в социальной жизни людей. Эти теории исходили из того, что своеобразие жизни радикально изменило общий строй психической организации людей, утвердив над ними власть совершенно особых детерминант, отличных и от физических раздражителей, и от нервных импульсов. В роли детерминант выступили столь же объективные, как эти раздражители, но порождаемые не природой, а самими взаимодействующими между собой людьми, формы их социального бытия, их культуры.

Философские идеи о социальной сущности человека, его связях с исторически развивающейся жизнью народа получили в XIX веке конкретно-научное воплощение в различных областях знания. Потребность филологии, этнографии, истории и других общественных дисциплин в том, чтобы определить факторы, от которых зависит формирование продуктов культуры, побудила обратиться к области психического. Это внесло новый момент в исследования психической деятельности и открыло перспективу для соотношения этих исследований с исторически развивающимся миром культуры. Начало этого направления связано с попытками немецких ученых приложить схему И.Ф.Гербарта к умственному развитию не отдельного индивида, а целого народа.134

Реальный состав знания свидетельствовал о том, что культура каждого народа своеобразна. Это своеобразие было объяснено первичными психическими связями "духа народа", выражающегося в языке, мифах, обычаях, религии, народной поэзии. Возникает план создания специальной науки, объединяющей историко-филологическое исследование с психическими. Она получила наименование "психология народов". Первоначальный замысел был изложен в редакционной статье первого номера "Журнала сравнительного исследования языка" (1852); а через несколько лет гербартианцы Штейнталь и Лазарус начали издавать специальный журнал "Психология народов и языкознание" (первый том вышел в 1860 году, издание продолжалось до 1890 года).

В научный оборот пошли факты, которые не интересовали физиологическую психологию. Однако опора на гербартианскую концепцию "статики и динамики представлений", уходящую корнями в индивидуалистическую трактовку души, не могла объяснить, каким образом факторы культуры формируют психический склад народа.

Радикально иную позицию занял русский мыслитель А.А.Потебня. В своей книге "Мысль и язык" он, следуя принципу историзма, анализировал эволюцию умственных структур, которыми оперирует отдельный индивид, впитывающий эти структуры благодаря усвоению языка. Творцом языка является народ как "один мыслитель, один философ", распределяющий по разрядам плоды накопленного в ходе истории общенационального опыта. Мыслящие на этом языке индивиды воспринимают действительность сквозь призму запечатленных в нем внутренних форм.

Потебня тем самым стал инициатором построения культурно-исторической психологии, черпающей информацию об интеллектуальном строе личности в объективных данных о прогрессе национального языка как органа, образующего мысль.

Вопрос о "духе народа", о национальном своеобразии его психологического склада рассматривался исходя из запечатленных в языке свидетельств исторической работы этого народа.

В России интерес к психологии народа был связан с особенностями социоэкономического развития страны, где особую остроту приобрела задача ее освобождения от крепостного рабства. В середине прошлого века широко развернулось изучение "народности русской", по словам Н.И.Надеждина, "до сих пор ни о чем подобном не было и помышления". О своей новаторской программе этнопсихологии Н.И.Надеждин писал: "Под именем "этнографии психической" я заключаю обозрение и исследование всех тех особенностей, коими в народах, более или менее, знаменуются проявления "духовной" стороны природы человеческой; то есть: умственные способности, сила воли и характера, чувство своего человеческого достоинства и происходящее отсюда стремление к беспрерывному самосовершенствованию; одним словом – все, что возвышает "человека" над животностью... Тут, следовательно, найдут себе законное место: народная в собственном смысле "психология", или разбор и оценка удельного достоинства народного ума и народной нравственности, как оно проявляется в составляющих народ личностях... Словом – разумные убеждения и глупые мечты, установившиеся привычки и беглые прихоти, заботы и наслаждения, труд и забавы, дело и безделье, коими человек доказывает, что он живет не только как ему можется, но как сам хочет и как умеет". Нужно, чтобы была описана "жизнь и образованность общения, поколику развита народом из самого себя, религия, как народ ее себе придумал или присвоил".135

В Англии философ Г.Спенсер, придерживаясь учения французского социолога О.Конта о том, что общество является коллективным организмом, представил этот организм развивающимся не по законам разума, как полагал О.Конт, а по универсальному закону эволюции. Позитивизм Конта и Спенсера оказал влияние на широко развернувшееся изучение этнопсихологических особенностей так называемых нецивилизованных, или "первобытных", народов. В сочинениях самого Спенсера ("Принципы социологии") содержался подробный обзор религиозных представлений, обрядов, нравов, обычаев, семейных отношений и различных общественных учреждений этих народов. Что касается интерпретации фактов, то эволюционно-биологический подход к культуре оказался бесперспективным в плане как социально-историческом, так и психологическом.

Иным путем пошел французский социолог Э.Дюркгейм. В работах "Правила социологического метода" (1894), "Индивидуальные и коллективные представления" (1898) и других Дюркгейм исходил из того, что идеологические ("нравственные") факты – это своего рода "вещи", которые ведут самостоятельную жизнь, независимую от индивидуального ума. Они существуют в общественном сознании в виде "коллективных представлений", принудительно навязываемых индивидуальному уму.

Мысли Конта о первичности социальных феноменов, их несводимости к игре представлений внутри сознания отдельного человека развивались у Дюркгейма в программу социологических исследований, свободных от психологизма, заполонившего общественные науки филологию, этнографию, историю культуры. Ценная сторона программы Дюркгейма состояла в очищении от психологизма, в установке на позитивное изучение идеологических явлений и продуктов в различных общественно-исторических условиях. Под влиянием программы Дюркгейма развернулась работа в новом направлении, принесшая важные конкретно-научные плоды.

Однако эта программа страдала методологическими изъянами, что, естественно, не могло не сказаться и на частных исследованиях. Дюркгеймовские коллективные представления выступали в виде своего рода самостоятельного бытия, тогда как в действительности любые идеологические продукты тесно связаны с материальной жизнью общества. Что касается трактовки отношений социального факта к психологическому, то и здесь позиция Дюркгейма наряду с сильной стороной (отклонение попыток искать корни общественных явлений в индивидуальном сознании) имела и слабую. Это отметил французский исследователь Г.Тард, писавший, что под предлогом очищения социологии лишают ее всего ее психологического, живого содержания.

Дюркгейм, отвечая Тарду, указывал, что он вовсе не возражает против роли психологических механизмов (например, подражания), он считает, что они слишком общи и потому не могут дать ключ к содержательному объяснению коллективных представлений. Тем не менее, противопоставление индивидуальной жизни личности ее социальной детерминации, безусловно, оставалось коренным недостатком дюркгеймовской концепции.

Вместе с тем антипсихологизм Дюркгейма имел положительное значение для психологии. Он способствовал внедрению идеи первичности социального по отношению к индивидуальному, притом утверждаемой не умозрительно, а на почве тщательного описания конкретно-исторических явлений.

На всем историческом пробеге детерминизм полярен телеологии (целесообразность). Каждый его успех ознаменован ее отступлением. Телеологию живого детерминистски объяснило учение Дарвина. Телеологию психического образа и действия – учение Гельмгольца, а затем Сеченова. Что же касается телеологии сознания, то здесь она прочно удерживалась в силу самоочевидной способности человека поступать сообразно предваряющей его телесные и умственные акты цели.

Эта способность была объяснена с позиций детерминизма в философии марксизма. Трудовая деятельность, будучи изначально социальной и орудийной, сформировала особую систему общения реализующих ее индивидов. Притом иную систему, чем заданную биологической адаптацией, сообразно которой сложился прежний психический детерминизм. Труд предполагает внутренний план действий, их проектируемый результат в виде знаемой цели и средств ее достижения. Построенный субъектом, этот план становится причиной объективных событий. Идеальное творит материальное.

Задача заключалась в том, чтобы, не принимая сознание с его реальными ипостасями (способностью к целеполаганию, рефлексией, рациональным анализом ситуации, выбором оптимальной реакции на нее, предваряющей телесное действие, и т.п.) за непосредственно данное, которое, все объясняя, само в причинном объяснении не нуждается, вывести эти ипостаси из объективных, внешних по отношению к индивидуальному сознанию детерминант. Иначе говоря, утверждался целевой детерминизм.

С переходом от механической к биологической трактовке взаимодействия живых существ с природой на передний план выступило активное начало их поведения. Однако активность свелась к адаптации, к изменению действий организма в целях выживания в наличной среде, но не создания мира культуры. Этот мир социален, ибо возникает в системе общественных отношений, и сущность человека не что иное, как совокупность этих отношений.

Трудовое действие и познавательная активность представляют, согласно марксизму, единое целое. Обмен информацией между живыми существами – одно из важнейших проявлений активности их поведения.

Лишь анализ труда открывает качественное своеобразие человеческого общения, роль речи как особого орудия, опосредующего создание и использование орудий труда и становление на этой основе принципиально новых психологических структур.

В своей исходной форме общение представлено в непосредственном взаимодействии индивидов. В ходе исторического развития оно принимает все более сложные и опосредованные формы. И за пределами прямого контакта с другими индивидами человек действует как существо изначально социальное, то есть с необходимостью вовлеченное в систему общения.

Разъясняя характер марксистского понимания взаимоотношений человека и природы, Энгельс указывал: "Как естествознание, так и философия до сих пор совершенно пренебрегали исследованием влияния деятельности человека на его мышление. Они знают, с одной стороны, только природу, а с другой – только мысль. Но существеннейшей и ближайшей основой человеческого мышления является как раз изменение природы человеком, а не одна природа как таковая, и разум человека развивался соответственно тому, как человек научался изменять природу".136 В ходе воздействия человека на вещество природы происходит двойной детерминационный эффект: изменяя природу, человек изменяется сам. Таким образом, перед нами, говоря современным языком, "обратная связь" – результаты действия изменяют состояние производящей его системы.

Эффект человеческого труда не ограничивается упражнением органов, более совершенной координацией движений и т.д. Он выражается в таком изменении внешней природы, которое приводит к появлению "предметного бытия промышленности", продуктов человеческой культуры. Создавая их, человек формирует присущие ему психические качества. Порождая творения, приобретающие объективную ценность, он тем самым порождает и самого себя. Это один процесс, а не два. Не "внешнее через внутреннее", а одновременное порождение и "внешнего" (в котором воплощены сущностные силы человека), и "внутреннего" (как сущностных сил, немыслимых без объективации в независимых от индивидуального сознания предметах) таково диалектико-материалистическое понимание детерминации психики.

В российской психологии советского периода возникло направление, ключевую категорию которого обозначил термин "деятельность". Пионером ее разработки выступил М.Я.Басов, трактовавший человека как "деятеля в среде" и понимавший под деятельностью "предмет особого значения, такую область, которая имеет задачи, никакой другой областью знания неразрешимые". Он предложил "морфологию" деятельности, выделив компоненты ее структуры и проанализировав характер ее регуляции как зрелого. Эту теоретическую схему он применил к объяснению огромного эмпирического материала, почерпнутого им преимущественно в практике работ по развитию поведения ребенка.

М.Я. Басов пригласил в руководимый им научный центр философа С.Л.Рубинштейна, труды которого сыграли решающую роль в том, что в советской психологии утвердился в качестве доминирующего принцип "единства сознания и деятельности". Отталкиваясь от представлений Басова по поводу "морфологии" (строения) деятельности, А.Н.Леонтьев разработал новаторский "деятельностный подход", предложив концепцию предметной деятельности, между внешним и внутренним (представленным в сознании) строением которой утверждаются детерминационные отношения. Тем самым заданные общественным характером труда факторы выступали в роли детерминант психической организации личности и ее развития (как в филогенезе, так и в онтогенезе). В ином ключе марксистское объяснение детерминации психики было воспринято и развито Л.С.Выготским. Макросоциальные факторы выступили у него не в форме трудовой деятельности по освоению объектов природы, а в образе общения, опосредствованного знаками, значениями и другими ценностями культуры. Поскольку общение является изначально межличностным, то, отграничив социальное (в виде понятий о производственных отношениях, классовой борьбе и других постулатов аксиоматики марксизма) от духовно-культурных основ человеческого бытия Выготский в своем конкретно-научном изучение психики сомкнул макросоциальный уровень ее детерминации с микросоциальным (см. ниже).

Макросоциальный детерминизм утверждался в острой полемике с концепцией "двух психологий", выдвинутой в конце прошлого века немецким философом В.Дильтеем.

Эта концепция сосредоточилась на проблеме зависимости высших проявлений человеческой психики от ценностей духовной культуры.

Детерминация ценностями культуры, как сказано, не идентична другим "измерениям" микросоциальной детерминации. Конечно, и культура является общественно-историческим феноменом. Однако ее духовные формы (ценности) направляют ход психической жизни личности по особому типу. Это и дало повод Дильтею противопоставить психологию, следующую принципу каузального (причинного) объяснения, другой психологии, которую он назвал описательной.

Описание противопоставлялось объяснению, построению гипотез о механизмах внутренней жизни; расчленение – конструированию схем из ограниченного числа однозначно определяемых элементов.

Взамен психических "атомов" новое направление предлагало изучать нераздельные, внутренние связанные структуры, на место механического движения поставить целесообразное развитие. Так Дильтей подчеркивал специфику душевных проявлений. Как целостность, так и целесообразность вовсе не были нововведением, появившимся впервые благодаря описательной психологии. С обоими признаками мы сталкивались неоднократно в различных системах, стремившихся уловить своеобразие психических процессов сравнительно с физическими. Новой в концепции Дильтея явилась попытка вывести эти признаки не из органической, а из исторической жизни, из той чисто человеческой формы жизнедеятельности, которую отличает воплощение переживаний в творениях культуры.

В центр человеческой истории ставилось переживание. Оно выступало не в виде элемента сознания в его традиционно-индивидуалистической трактовке (сознание как вместилище непосредственно данных субъекту феноменов), а в виде внутренней связи, неотделимой от ее воплощения в духовном, надындивидуальном продукте. Тем самым индивидуальное сознание соотносилось с миром социально-исторических ценностей. Уникальный характер объекта исследований обусловливает, по Дильтею, уникальность его метода. Им служит не объяснение явлений в принятом натуралистами смысле, а их понимание, постижение. "Природу мы объясняем, душевную жизнь постигаем". Психология поэтому должна стать "понимающей" наукой.

Критикуя "объяснительную психологию", Дильтей объявил понятие о причинной связи вообще неприменимым к области психического (и исторического): здесь в принципе невозможно предсказать, что последует за достигнутым состоянием. Путь, на который он встал, неизбежно повел в сторону от магистральной линии психологического прогресса, в тупик феноменологии и иррационализма. Союз психологии с науками о природе разрывался, а ее союз с науками об обществе не мог быть утвержден, поскольку и эти науки нуждались в причинном, а не в телеологическом объяснении явлений.

Просчет Дильтея, как свидетельствует исторический опыт, был обусловлен тем, что для него детерминистское объяснение не имело другого смысла, кроме выработанного механикой.

Между тем уже успехи биологии, благодаря дарвиновским, бернаровским и гальтоновским идеям и революционным естественнонаучным достижениям, открыли особую форму дерминации, обнажив факторы, придающие нефиктивную целесообразность явлениям жизни, качественно отличным по типу детерминации от причинности в неорганическом мире. Марксистская мысль сделала следующий важный виток. Обратившись к такому могучему фактору взаимодействия человека с миром, каковым является труд, эта мысль обнажила корни целесообразности, изначально присущей существам, которых социальное бытие одарило сознанием.

Переход к еще одной форме детерминационной зависимости определило родство человека со сферой культуры. Оно преобразовало индивида в личность. Ее поведение отныне стало не только целесообразным, но и ценностнообразным. В мироздании родился еще один тип детерминации самых высших способов жизнетворчества человека, созданных его культурной родословной.

Изучение макросоциальной детерминации человеческой психики закрепилось в категориальном аппарате. Оно радикально преобразовало его прежние блоки и ввело новые. Если на первых порах успехи в развитии принципа психического детерминизма определило изучение укорененности психики в процессах биосферы, то устремленность научной мысли к высшему, человеческому уровню психической жизни вывела на путь познания ее вовлеченности в создание ноосферы.

Микросоциальный детерминизм

К этому межличностному уровню детерминационных отношений обращались многие психологические школы. З.Фрейд искал источник психических травм в общении ребенка с родителями. Лидер последнего варианта бихевиоризма Б.Скиннер объяснял вербальное поведение подкреплением речевых реакций со стороны собеседника. К.Левин ставил "локомоции" отдельного лица в зависимости от "социального поля".

Групповое действие и сотрудничество вошли в психологию в качестве новых детерминант. Это привело к новым поворотам в развитии идеологии психического детерминизма. За исходное принимается социальный опыт, общение, объективное взаимодействие индивидов, эффектом которого становится его субъективная проекция. Такой взгляд стал отправным для новой формы психического детерминизма как механизма преобразования социальных отношений и действий во внутрипсихические.

Первый проект такого механизма наметил И.М.Сеченов. Главную преграду на пути объяснения психики с позиций детерминизма он усматривал в противопоставлении непроизвольных действий произвольным, за источник которых принимался в качестве первопричины волевой импульс. Сеченов рассчитывал преодолеть эту преграду, используя генетический метод.

Силы, движущие ребенком, даны в независимой от его сознания системе отношений.

К этим силам относятся "чужие голоса" – управляющие его действиями команды других лиц. Постепенно эквивалентом "приказывающей матери или няньки" становится образ "Я", обладающий собственным голосом. За индивидуальной волей и индивидуальным сознанием скрыта интериоризированная субъектом полифония чужих голосов и команд, то есть система микросоциальных отношений.

В сходном плане объясняли генезис сознания и воли Жане, Пиаже, Выготский. В поисках детерминант этих высших психических проявлений они обращались к групповому действию и общению.

По аналогии с орудиями труда, направленными на внешние объекты, Выготский вводит понятие о знаках как психологических орудиях. Они опосредуют внимание, память, мышление и другие функции, которые появляются сперва в общении между людьми, а затем становятся внутрипсихическими. С различных сторон в категориальный аппарат психологии внедрялась применительно к детерминистскому объяснению человеческого сознания категория отношений, как бы подтверждая положение Маркса о том, что "мое сознание есть мое отношение к среде", прежде всего к социальной. Наметившийся у Выготского постулат о том, что это отношение опосредовано знаками, придало разработке психического детерминизма новое измерение. Если до него в объяснительных схемах доминировало диадическое отношение: социальное – индивидуально, то при обращении к знаковым системам, в которых воплощены системы смыслов и значений, оперирование ими (сперва во внешнем, затем во внутреннем диалоге) включало сознание в еще один (вслед за общением) объективный, независимый от сознания круг явлений, а именно в мир культуры.

Существуя на собственных основаниях и исторически изменяясь по собственным законам, он с колыбели определяет психический строй человеческой жизни. Специфика ориентации на культурные ценности, перед которой были бессильны прежние формы психического детерминизма, дала основание утверждать, будто эти ориентации в принципе не подвластны причинному объяснению и адекватно постижимы лишь телеологической мыслью с ее метолами интуитивного прозрения.

Такова была точка зрения В.Дильтея и его последователей. В полемике с ними Выготский обратился к центральному понятию этого направления – понятию о переживании с тем, чтобы придать ему признаки, открывающие перспективу его анализа с позиций детерминизма. Концепция переживания приобрела у Выготского "гибридный" характер. Подобно тому, как в значении слова нераздельны мышление (оно представляет психический мир) и речь (социальный, реализуемый в знаковых системах процесс), в переживании нераздельны особенности личности и социальная среда, преломленная сквозь эти особенности. При этом сама среда мыслилась как остросюжетная драма, означающая столкновение, противодействие, конфликт характеров.

Не безличностные внешние обстоятельства, а имеющая свой "сценарий" динамическая система взаимоориентаций и поступков действующих лиц – такова социальная "среда", в которой формируется личность как один из героев этой драмы. Здесь в драматизме общения прорисовывается иной уровень психического детерминизма, чем при "обмене" знаками, передаче информации и т.п.

Итак, психический детерминизм представлен в нескольких формах. Образ, действие и мотив служат детерминантами поведения всех живых существ, радикально меняя свой строй с переходом к человеку. Его социальное бытие порождает новый тип организации психической жизни, у которой появляется внутренний план, обозначаемый термином "сознание".

Зарождение и развитие сознания изменило общий характер детерминации жизнедеятельности человека в отличие от других живых существ. Это сопрягалось со способностью к рефлексии, к самоотчету субъекта о непосредственно испытываемых им психических состояниях. При выделении психологии в самостоятельную науку за исходный пункт была принята именно эта способность, придававшая первым пробам построения новой дисциплины уверенность в том, что от всех остальных наук ее отличает интроспекция. С прогрессом познания были открыты новые способы детерминистского объяснения психики. Наряду с ее репрезентацией в индивидуальном сознании обнаружились движущие им могучие несознаваемые силы.

Можно отметить два направления действия этих сил. Соответственно, следует отграничить: бессознательный вектор психической активности, тяготеющий к биосферным факторам (и своеобразно преломляющийся в когнитивно-мотивационных "полях" индивидуального сознания), и ее надсознательный уровень, когда индивидуальное сознание движимо и преобразуемо устремленностью к еще не укоренившимся в его ткани (и потому "непрозрачным" для рефлексии субъекта) ноосферным ценностям и смыслам.

Выделяя принцип детерминизма в качестве осевого для категориального аппарата, следует иметь в виду, что его обособление от других осей предпринято в аналитических целях. В реальной работе научной мысли детерминизм неотделим от принципов системности и развития.



<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>
Просмотров: 7820
Категория: Библиотека » Общая психология


Другие новости по теме:

  • Пятигорский А. М. "ЗНАНИЕ" КАК "ЗНАК ЛИЧНОСТИ" В ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЕ ДРЕВНЕЙ ИНДИИ | Примечания См. С.Лем. Формула Лимфатераперевод с польского С.Ковалевского.
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | Книга Вторая О МИРЕ КАК ВОЛЕ Первое размышление:
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §28 Мы рассмотрели великое многообразие и различие явлений,в
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §26 Нижней ступенью объективации воли являются всеобщие силыприроды,
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | Примечания Предисловие к первому изданию Метафизика греч. 150
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §69 Мы достаточно охарактеризовали, в границах нашегоисследования, отрицание
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §68 После этого отступления, доказывающего тождество чистойлюбви и
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §63 Мы признали, что временное правосудие,пребывающее в государстве,
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §22 Эта вещь в себе удержим кантовский термин
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §62 Мы показали, что первое и простое утверждение
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §58 Всякое удовлетворение, или то, что обычно называютсчастьем,
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §56 Эта свобода, это всемогущество, обнаружением иотпечатком которых
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §55 Воля как таковая свободна: это следует уже
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | Книга Четвертая О МИРЕ КАК ВОЛЕ Второе размышление:
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §11 В этом отношении действительной противоположностьюзнания является чувство,
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §8 Как из непосредственного солнечного света взаимствованное отражение
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §52 Мы рассмотрели все искусства в той общности,
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §50 Итак, если целью всякого искусства служит передачапостигнутой
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §44 То, чем для низших ступеней объектности воли
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §39 Ко всем этим размышлениям, выдвигающим субъективныймомент эстетического
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | Книга Третья О МИРЕ КАК ПРЕДСТАВЛЕНИИ Второе размышление:
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §15 И вот, если при нашем убеждении, что
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §66 Мораль без обоснования, т.е. простое морализирование, неможет
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | §6 Пока же, в этой первой книге, мы
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | Книга Первая О МИРЕ КАК ПРЕДСТАВЛЕНИИ Первое размышление:
  • А. Шопенгауэр. МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | Ob nicht Natur zulezt sich dochergr252ndeИ не раскроется
  • С. С. Аверинцев. МИР КАК ШКОЛА | Примечания Certamen Hesiodi et Homeri. Anstotelis Poetica 2,
  • Джон Пауэлл. КАК УСТОЯТЬ В ЛЮБВИ | Глава 1 ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, ПОТРЕБHОСТИ, ЗАМЕЩЕHИЯ И ЗАВИСИМОСТИ
  • Джон Пауэлл. КАК УСТОЯТЬ В ЛЮБВИ | Глава 2 ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ПОТРЕБHОСТИ И ПЕРЕЖИВАНИЕ ЛЮБВИ Эта
  • Джон Пауэлл. КАК УСТОЯТЬ В ЛЮБВИ | Глава 3 ЛЮБОВЬ И ОБЩЕHИЕ Это произошло, когда



  • ---
    Разместите, пожалуйста, ссылку на эту страницу на своём веб-сайте:

    Код для вставки на сайт или в блог:       
    Код для вставки в форум (BBCode):       
    Прямая ссылка на эту публикацию:       





    Данный материал НЕ НАРУШАЕТ авторские права никаких физических или юридических лиц.
    Если это не так - свяжитесь с администрацией сайта.
    Материал будет немедленно удален.
    Электронная версия этой публикации предоставляется только в ознакомительных целях.
    Для дальнейшего её использования Вам необходимо будет
    приобрести бумажный (электронный, аудио) вариант у правообладателей.

    На сайте «Глубинная психология: учения и методики» представлены статьи, направления, методики по психологии, психоанализу, психотерапии, психодиагностике, судьбоанализу, психологическому консультированию; игры и упражнения для тренингов; биографии великих людей; притчи и сказки; пословицы и поговорки; а также словари и энциклопедии по психологии, медицине, философии, социологии, религии, педагогике. Все книги (аудиокниги), находящиеся на нашем сайте, Вы можете скачать бесплатно без всяких платных смс и даже без регистрации. Все словарные статьи и труды великих авторов можно читать онлайн.







    Locations of visitors to this page



          <НА ГЛАВНУЮ>      Обратная связь